Выпусти меня

– Если бы я знала. – вздохнула Тася. – Мама говорит, пока надо побыть тут. Мне самой не особо всё это нравится. Дом прикольный, но это если тут не жить. А изнутри уже и не очень прикольно. Да ещё никакой цивилизации.

– Таська, без тебя скучно.

– Отпросись у своих, приезжай летом.

– Может быть и приеду. – задумчиво сказала Лена. – Как, ты говоришь, называется ваша деревня?

Изображение на экране пошло помехами.

– Алё! Лена. Лен, ты меня видишь? – Тася постучала по аппарату.

Картинка с Леной мигнула, и исчезла. Тася попыталась перезвонить. Ничего. Она глянула на шкалу сотовой связи и увидела надпись «нет сети». Прекрасно! А куда же делась сеть? Только что была.

По коже девочки поползли мурашки. Снова появилось это странное и страшное ощущение, что в доме есть кто-то ещё, кроме неё. Куда подевалась мама? Почему её так долго нет? Скоро уже начнёт темнеть, а она тут одна. Тася пошла к двери. Она выйдет на улицу, может быть там есть сеть. Выйдет, поймает сеть, и позвонит маме. Она не хотела больше оставаться в этом доме в одиночестве.

– Вы меня напугали. Напугали! До смерти напугали…

– Ну… скорее, до полусмерти. Вы вполне себе живая.

– Вы такой огромный. И так подкрались. – Галя держалась за сердце.

– Девушка, я к себе в дом зашёл. И уж никак не ожидал тут увидеть незнакомую барышню. Такую пугливую тем более.

– Тут же другие люди живут. Я днём их видела. Дед и… жена его.

Сказать «бабка» Гале показалось невежливым, хоть и логичным.

– Это мои родители. А я к ним в гости наезжаю. Силы-то уже не те у стариков. Приходится помогать. Будь оно всё неладно! – с досадой резюмировал детина. – Меня Илья зовут.

– Галя. – она подняла на него глаза.

Точно Илья. Муромец. Здоровее она никого не видела за всю свою жизнь. Богатырь, одним словом.

– А чего вы, Илья, ругаетесь? По поводу ваших визитов к родителям?

Он присел на табуретку напротив неё, через стол.

– Потому, что я их зову в город переехать. Не хотят в Москву, так хоть вон в Талдом. Разве плохо на старости лет жить с комфортом? Не ходить в туалет на улицу. Не носить воду из колодца. Не топить печь. Так нет, они упёрлись, и ни с места.

– Позвольте… но ведь это всё можно сделать и тут. Благоустройте им дом, и будет вашим старикам полегче.

Илья усмехнулся, потом сделал важное лицо, и вымолвил с выражением:

– Помрём, хоть дом сноси. А пока мы живы – не надо нам твоих перестроек.

– Не похоже. Фиговый вы пародист, Илья. – грустно сказала Галя. – Ну, вроде сердце перестало стучать, как у зайца.

Она встала.

– Вы случайно не знаете, у кого тут молока купить домашнего?

Илья, ничуть не обидевшийся за «фигового пародиста», тоже поднялся, и спросил:

– А вы не здешняя? Я просто никогда вас тут не видел.

– Я тут родилась. А выросла совсем в другом месте. Теперь вот пришлось вернуться.

– Надолго?

Галю начал раздражать этот допрос. Ну не знает, где купить молока, ну и чего прицепился?

– До свидания, Илья. – строго сказала она, и повернулась к выходу.

– Подождите. Провожу вас за молоком. Дома-то пронумерованы как попало, сам чёрт не разберёт. Хорошее молоко у Татьяны.

Они побрели по деревне прогулочным шагом.

– Я рассчитывала застать ваших родителей. Они куда-то ушли?

– Наверное. Я не слежу за ними. К соседям куда-нибудь ушли, чаи гонять. Так где вы родились? В каком доме?

– В большом, двухэтажном. Который по той улице, что слева, в самом конце. – она подумала, достаточно ли толково объяснила. – Он даже не совсем на улице, а как будто чуть за пределами деревни, в сторону леса. Особняком стоит, рядом с озером.

– Да идите вы! – радостно воскликнул Илья, и остановился.

Галя ничего не поняла, но на всякий случай сказала:

– Да сами вы идите! Что такое-то?

– Вы Галя Адамова? Мы с вами в детстве вместе гуляли. Вы не помните, что ли?

Она помотала головой. Галя себя-то не помнила, не то, что тех, с кем играла в детстве.

– Галя Адамова. Девочка из дома ужасов.

– Что? – она не поверила своим ушам.

– Галя, да вы правда ничего не знаете?

– Да что такого я не знаю, Господи Боже ты мой?! Я просто не была тут с тех пор, как родители погибли в аварии. А тут вернулась… и все ведут себя как-то странно. И вы в том числе. Что вы имеете в виду?

Галя остановилась, повернулась к нему, и остановила Илью, упершись ладонью ему в грудь. Не грудь, скала! Но мужчина остановился. Всмотрелся в её лицо, и снял Галину руку со своей рубашки.

– Если вы ничего не знаете, то и я рассказывать ничего не буду. Это просто глупые слухи, вот и всё.

– Нет уж! Первые, кого я встретила, были ваши родители. И они вели себя так, словно у меня рожа в саже вымазана. Только что не перекрестились. А, нет, погодите! Ваш отец перекрестился. Как будто я – привидение! И мне всё это кажется странным, но если вы что-то знаете – скажите мне. Потому, что дом… дом тоже странный. Там никто не жил столько лет, а ничего не тронуто. В общем, мне странно, почти уже страшно. Мне надо делать омлет, а я молока не обнаружила. Хотя точно его покупала. И теперь вы с этим вашим «дом ужасов». Что это значит, чёрт побери?!

– Галя, вы успокойтесь. А то вон соседи уже выглядывают. – он показал глазами на тётку, выглядывавшую из-за забора. – Это Татьяна, и у неё продаётся молоко. Покупайте, и я вас провожу.

– И расскажете про дом ужасов?

– Да это просто детские страшилки! Нас пугали в детстве. Ну, и до сих пор детей пугают вашим домом.

Он не сказал ей главного. Что детей пугают не просто так. Что один раз, лет пятнадцать назад, двое смельчаков решили ночью пойти в дом Адамовых и поснимать призраков на телефон. Тогда только появились первые телефоны с камерами. Два пацана лет пятнадцати задумали такую весёлую авантюру. Приключение. Один вернулся домой, трясущийся и седой, и больше никогда не смог говорить. Родители его продали дом и убрались подальше от этих мест. Если верить слухам, пацан с тех пор дважды в год по несколько месяцев проводит в психушке. Заговорить он так и не смог. На все просьбы хотя бы написать, что случилось, он трясся и мычал.

Его друга нашли на участке злополучного дома со сломанной шеей. Всё это было сравнительно недавно, если учесть, что в доме никто не живёт уже несколько десятков лет. Но дом и правда хорошо сохранился. Илья иногда ходил мимо него за грибами. Раньше ходил. А после случая с отчаянными подростками стал ходить в другую сторону. И, если верить Гале, за прошедшие с того времени пятнадцать лет, с домом тоже ничего не случилось. Он вспомнил сейчас тот случай, будто всё было вчера. Даже имена парней вспомнил. Сергей и Георгий. Вот Сергей как раз выжил. Хотя неизвестно, что лучше. А Жору нашли со сломанной шеей. И не получили ответов от выжившего мальчика.

Галя, судя по всему, не знала ничего о своём доме. Также, как и о том, от чего и как погибли её родители. Илья не хотел верить, что с домом что-то не чисто. Да, с пацанами случилась странная история. Страшная. Трагичная. Но что там могло быть такого, чтобы все так боялись этого дома? И что могло случиться с Жоркой? Как он умудрился сломать шею? Да очень просто! Не смог открыть дверь, и полез в окно на втором этаже – на первом все окна были накрепко заколочены досками. Сорвался и сломал шею – ничего таинственного. Гораздо интереснее, что так повлияло на Сергея, что он спятил и лишился дара речи! Вот это правда было интересно. И, наверное, таинственно.

Вернулась Галя с трёхлитровой банкой молока.

– Давайте донесу.

– Да я бы и сама могла. – она посмотрела на небо. – Скоро темнеть начнёт. Ладно, проводите меня. Вы обещали рассказать.

– Галя, рассказывать совершенно нечего. Просто ходят слухи, что в вашем доме нечисто.

– Что? Как? – не поняла она.

– Что там скрывается зло.

– Ого-о! Зло.

Галя замолчала и задумалась. Вот он сказал: зло. А что конкретно имеется в виду под злом? Также тоже нельзя. Нужно конкретизировать.

– А более детальные слухи есть? Какое там зло?

– Да нету никаких деталей! Никто же никогда не видел этого самого зла. Придумали сказку и пугают детей.

– Мы пришли. Зайдёте? С дочкой познакомлю.

– У вас есть дочка? – удивился Илья.

– Почему у меня не должно её быть? Есть. Большая уже.

Дверь в дом была открыта. Тася лежала на полу около порога без сознания.

– Боже мой! – кинулась к ней Галя. – Боже, Таська, что с тобой? Очнись! Очнись! Тасенька!

Илья аккуратно поставил банку с молоком на стол. Подошёл к девочке.

– Перестань вопить! Дай-ка я посмотрю.

Он деловито прощупал пульс, оттянул веки, посмотрел глаза.

– Что… что ты делаешь?

– Ти-ха! – гаркнул он. – Я врач. Нашатырь есть?

– Нет. Нету нашатыря.

– Тогда неси холодную воду.

Илья поднял девочке ноги, и держал руками. Галя принесла воду.

– Протирай ей лицо водой. Можешь брызгать. Дверь на улицу не закрывай. А лучше ещё и окно открыть.

– Окна заколочены. Я ещё не отдирала доски. Тася!

Галя делала всё, как он сказал. Глазные яблоки Таси под веками задвигались.

– Может, скорую вызовем? – жалобно спросила Галя.

– Она уже приходит в себя. А нашатырь должен быть! – строго сказал Илья.

Тася застонала и открыла глаза.

– Ого-о! Какой вы огромный.

Илья аккуратно положил её ноги на пол и сказал:

– Чего это такая взрослая девица, а на полу валяешься? Чай не пять лет.

Тася прыснула.

– Таська, что с тобой? Ты ударилась?

– Я-а? – Тася попыталась приподняться, Илья помог. – Я пошла к двери, потому, что… а почему? Я не помню. Наверное, тебя долго не было, я пошла смотреть, где ты там. Точно!

– Ну, ну! Пошла к двери! А дальше-то что?

– А дальше… дальше я не помню. Открыла щеколду. И всё. провал.

– А раньше ты, девица-красавица, в обмороки падала? – спросил Илья.

– Не помню. Кажется, нет.

– Точно не падала. – кивнула Галя. – Не хочешь переместиться на диван? Или тебе на полу удобно?

Тася поднялась и пошла к дивану. И тут вспомнила. Как разговаривала с Ленкой, и та увидела какую-то тень у неё за спиной. А потом связь так странно прервалась, и сеть пропала. Тася, оставшись без связи, испугалась, и пошла искать мать. Но рассказывать она об этом не торопилась. Вынула из кармана сотовый, включила экран. Сеть была на месте. Полная шкала. Хорошая, устойчивая сеть.

Галя приготовила омлет, сделала бутерброды, сварила кофе, и позвала всех к столу.

– Хорошо! – сказал Илья, наевшись. – Сто лет не ел домашнего омлета. Мать не делает. Глазуньей меня пичкает. Зато из своих яиц.

– Точно! Яиц-то тоже можно было тут купить. А мы из города пёрли.

– Неопытные ещё. Научитесь. – хмыкнул Илья.

– Мама, что это?! – спросила Тася, глядя куда-то в угол круглыми от страха глазами.

– Что такое? Не пугай меня! – она проследила за взглядом дочери и замерла.

У стены, преспокойненько и мирно, стояла целая упаковка пакетированного молока. Все двенадцать пакетов. Нетронутых. Нераспечатанных.

– Его тут точно не было! – хором сказали они.

– Давайте, я вам доски от окон отдеру. – предложил Илья. – Сходим вместе, воздухом подышим.

Они пошли отдирать доски от окон. У Ильи в голове крутилась история пятнадцатилетней давности, у Таси – история с пропавшей сетью и потерей сознания на ровном месте. А Галя не могла перестать думать про молоко. Её же не было там, этой дурацкой упаковки! Её нигде не было! Они обыскали всё. Дом, машину, территорию от дома до машины. Стоящую у стены упаковку она бы точно увидела. До неё дошло, что Тася и Илья о чём-то разговаривают – он отрывал доски и подавал Тасе. А она принимала и складывала на землю. Поразительно то, что Илья не пользовался никаким инструментом. Просто брался за доску своими огромными руками, и отрывал. Сначала с одной стороны, потом с другой.

– … ну пожалуйста! Ну, дядя Илья. Что вам, жалко?

– Не могу, дорогая. Но я оставлю вам свой телефон. Звоните в любое время.

– Что? О чём вы говорите? – вмешалась Галя.

– Я прошу дядю Илью переночевать у нас.

– Что-о? Ты в своём уме? – и тут же осеклась.

Тася обижаться не стала. Последнее время мать была потерянной, всё забывала. Переживала смерть своего любовника, чего тут удивляться. Она и не удивлялась. И не обижалась.

– Он вон какой большой! Мне с ним ничего не страшно. – кисло сказала Тася.

– Обойдёмся. Скажи спасибо, что нам окошки освободили. Завтра помоем их, и в доме будет не так мрачно.

Галя потрогала оконную раму. Она должна была рассыпаться за столько лет. А она как новая. Только пыльная. Просто пыльная, и всё. В доме зло. Какое зло? Которое бережёт дом от разрушения?

Илья ушёл. Тася совсем загрустила.

– Как мы будем спать?

– Пока не обустроились, давай диван разложим, и поспим на нём вдвоём.

Ей показалось, или дочка немного выдохнула? Они разложили диван. Галя рукой выбила пыль из обивки, постелила плед, а сверху уже бельё.

– Ты таблетки выпила свои?

– Ой. Забыла.

– Да как так?! – возопила Галя.

– Мне не до таблеток было. Я в обмороке валялась. – съязвила Тася, доставая лекарства из рюкзака. – Включи хоть фильм какой-нибудь, пока засыпаем.

– Хорошо. Какой?

– Добрый. – подумав, попросила Тася.

Это что-то новенькое. Её любительница ужасов захотела доброе кино? Галя предложила советскую комедию, и Тася согласилась. Её вырубило на двадцатой минуте фильма, но Галя решила досмотреть. Всё равно Таська ничего не понимает в настоящем добром кино. Сейчас такого уже не делают. У них в стране так точно. Галя легла на бок, и смотрела, не отрываясь, на экран. Там шутили, убегали, догоняли, ловили, ссорились, любили, ненавидели. И всё по-доброму. По-настоящему.

Фильм закончился, но ноутбук выключать почему-то не хотелось. Как только звуки финальной музыки затихли, к Гале снова вернулись мысли. О странностях этого места. И о молоке. Где вот оно было весь вечер? Хотя, хорошо, что молоко не сразу нашлось. Нашлось бы – и не познакомились бы с Ильёй. Адекватный мужик, не крестится при знакомстве. Врач к тому же. И вообще, симпатичный малый. Да и Татьяна, у которой Галя брала молоко, не шарахалась от неё. Правда, Галя не объясняла ей, кто она. Та и не спрашивала. Слава Богу.

Интересно, этот симпатичный огромный мужик сказал, что домашнего омлета давно не ел – мать не готовит. Неужели, такие мужчины бывают неженатыми? Или просто жена не готовит, так ведь тоже бывает. Хотя… тут он явно без жены – стал бы иначе Илья водить Галю за молоком, да провожать. Ужинать с ними, доски им отрывать от окон. Почему же не постарел дом? В чём его загадка? Хоровод мыслей кружил Галю, кружил, и почти уже унёс в царство крепкого сладкого сна, когда вдруг тишина в доме стала какой-то тревожно-острой. Была обычной тишиной, а стала гробовой. И в ней отчётливо послышался скрип пола на втором этаже, прямо у них над головами. Тот самый скрип, который нельзя ни с чем перепутать. Когда этот шум является отзвуком чьих-то шагов.

– Сынок, ты что, правда гулял по деревне с Адамовой дочкой? – мать, чтобы подчеркнуть своё недовольство, даже руки в бока упёрла.

Почему в деревне всегда все всё знают? Сразу же. Не успеешь выйти из дома, а о твоих передвижениях уже всем известно. Вплоть до того, под какой куст ты нужду справил.

– У Адама не было дочек, мама. У них с Евой было три сына. А Галю я проводил до дома. – Илья подумал. – Молоко помог донести.

– Смотри, отец, он шутит! Шутник нашёлся. Сколько уж было говорено, что неча там делать, в том проклятом доме. А он там сидит, чаи распивает.

– Откуда ты? – распахнул глаза Илья. – Мам, да что ж такое-то, а!

– А что мама? Что мама? Люди всё видят. Всё-о! Не нужна она тебе!

– Да не нужен мне никто! А будете приставать ко мне – я уеду завтра.

– Вот и правильно, сынок! Вот и уезжай. А мы уж тут сами как-нибудь.

– Занавес! – подвел черту под разговором обалдевший от подобной заботы Илья, и ушёл к себе в комнату.

Лёжа на кровати в полной темноте, он думал о Гале. Почему она ничего не помнит? Кто так старательно стёр её воспоминания о детстве? А вообще-то, кто бы это не сделал – правильно всё. Трагедия Галиной семьи была жуткой, нетипичной для их тихих, спокойных мест. Не надо ей всего этого помнить. А Илья вот Галю помнил хорошо. И родителей её помнил. Они гуляли по деревне большой ватагой, от мала до велика. Галя была самой маленькой в компании, все её баловали, таскали по очереди на закорках, плели с ней венки. Провожали домой, и тётя Маша угощала их пирогами с молоком. А дом тогда выглядел ничуть не страшнее остальных домов. Что изменилось? И, главное, когда? Галя, которую он не видел больше тридцати лет, выросла в красивую женщину. Красивую, но, очевидно, не особо счастливую. С чего бы счастливой женщине приезжать в глушь с ребёнком и без мужа? Тут ведь даже работать негде толком… интересно, как они там сейчас, Галя с Тасей? Илья достал мобильный, посмотрел на время. Поздно. Спят уже, наверное. Он решил не выключать звук. Если девчонкам что-то понадобится, помощь, например, они дозвонятся. И что? Дозвонятся, и ты побежишь на помощь ночью в страшный дом? А куда деваться… он же не жалкий трус. Он мужчина, как ни крути.

Утром Илья не обнаружил никаких позывных в телефоне от соседок, а также не застал родителей дома. В огород вышли, что ли? Нет. Ушли куда-то с утра пораньше. На столе оставили хлеб, картошку, сало и квас. Отличный набор! Почему его мать никогда не готовит омлет? Интересно, всё-таки… Илья умылся, закинул в рот варёную картофелину, отломил горбушку от хлеба и пошёл к Гале. Шёл и понимал, что ему жутковато. Вот так придёт он к дому, а Галя с дочкой лежат у крыльца со свёрнутыми шеями. Эта картинка так чётко рисовалась в его голове. Илья отгонял её, а она снова возникала. Да что ж такое! Скорее бы уже дойти, что ли.

Тася сидела на крыльце. Рядом бутылка питьевого йогурта, сама носом в телефоне, всё как полагается – интересно, современные детишки вообще выпускают телефон из рук? Тася подняла голову на шорох прошлогодней травы под ногами Ильи, улыбнулась, положила телефон на крыльцо, подскочила и побежала навстречу Илье.

– Ура! – и обняла его.

Мужчина даже растерялся. Похлопал её по спине.

– Ну-ну. Всё в порядке?

– Да-а. – выдохнула Тася. – Завтракаю вот. Тебе вынести что-нибудь? Есть йогурты, сырки, печенье.

– Что, мама завтрак не готовит? – усмехнулся Илья, присаживаясь рядом с девочкой.

– Она дрыхнет.

Илья удивился.

– До сих пор?

– Ага. Пробормотала что-то типа «Всю ночь не спала, отстань», и отвернулась к стене.

– Понятно. Ну, тащи своё печенье с йогуртами. Я к вам торопился, и поесть не успел. Вообще, думал омлетом подкрепиться, но раз мама спит…

– Ты только не уходи! – насторожилась Тася. – Мама встанет и сделает омлет. Или я сделаю. Я умею!

Она принесла целую охапку молочки и магазинной выпечки, и они устроили настоящий пир. При утреннем свете солнца дом был просто домом. Да, подозрительно уцелевшим в своей заброшенности, но если не знать – так вообще никаких проблем. Они сидели на крыльце и болтали. Илья не имел намерений разговорить Тасю, само как-то получилось. И она рассказала обо всём. О своей болезни, маминой работе, её умершем начальнике Владиславе, об их отношениях, и о последствиях его смерти для Гали. Илья поразился, насколько всё хуже, чем он даже предполагал. Нет, а что он хотел? От хорошей жизни не приезжают в далёкую глухую деревню.

– Это правда не лечится?

Тася вытащила его из невесёлых размышлений. Но Илья не сразу понял, о чём она говорит.

– Что?

– Моё заболевание… психика. – он не отвечал. – Мама сказала, что ты врач.

– Я хирург, Тась. В психиатрии не секу. Прости.

Ну не говорить же ей, что всё верно сказал доктор-психиатр. Медицина не научилась за столько лет исцелять душевнобольных. Всё, что можно сделать, это выписать таблетки и наблюдать. Пока смерть не разлучит, так сказать. Эта связь заболевания и пациента крепче любого союза. Вот и подумалось Илье именно так: пока смерть не разлучит. Глупость, конечно. Чёрный юмор. Надо бы как-то поддержать девчонку. Проще простого сказать: моя хата с краю. Я могу тебе аппендицит вырезать, а психиатрия – не моё. Но поддерживать Илья был не мастер. Это же не доски отдирать голыми руками от оконных рам…

– Чего поделываете? – на крыльцо, зевая и кутаясь в плед, вышла Галя.

– Мам, ты чего? Тут тепло.

– Да? А в доме не очень.

– Мы тут вот… завтракаем. – показал Илья на остатки трапезы.

– Мама, Илья хочет омлет. Я могу сама сделать. Мы просто тебя будить не хотели.

– А знаешь, что? Сделай! Я бы тоже не отказалась от омлета.

Галя села на крыльцо, прислонилась к перилам. Тася убежала в дом, готовить омлет. Илья внимательно посмотрел на лицо женщины. Она была какой-то бледной и осунувшейся. Всего только ночь назад, поздним вечером, Илья уходил отсюда и видел перед собой красивую цветущую женщину. И что же случилось?

– Почему ты не выспалась?

– На новом месте всегда плохо сплю. – уклончиво ответила Галя.

– Все люди на свежем воздухе спят, как убитые. – сказал Илья. – А ты, значит, особенная у нас?

Галя пожала плечами. Ей было холодно и хотелось спать. Напала какая-то тоска, зудящая внутри о том, что она совершила ошибку. Что не надо было уезжать из Москвы. Ведь какие-то деньги у неё оставались от лучших времён. На несколько месяцев аренды вполне хватило бы. Можно было снять комнату вместо квартиры – это дешевле вдвое. И сидеть в той комнате, спокойно пережидать бурю. И даже можно было бы правда подрабатывать официанткой. Да хоть курьером! Кем угодно работать и ждать, пока об её исполинском косяке перед Риммой Михайловной, имеющей вес в их сфере, все забудут.

Галя не успела уснуть ночью, потому что услышала шаги. Ей стало страшно. Она замерла, чувствуя холодок, разливающийся в груди. Шаги были лёгкими, спокойными. Звук перемещался. Через весь коридор второго этажа, и к лестнице. Гале стало просто невероятно жутко. Она хотела спрятаться под одеяло, но решила, что это уж слишком. Галя лежала, застыв от ужаса, и ждала, что будет дальше. А шаги проскрипели по ступенькам вниз и смолкли. Тишина снова стала абсолютной. Галя включила фонарик на телефоне, повернулась к лестнице и посветила туда. Второй рукой она зажимала себе рот. Чтобы не закричать от того, что может увидеть около лестницы. Но там ничего и никого не было. Пустая лестница. В комнате никого, кроме них с Тасей. Галя осторожно поводила фонариком по всему помещению – никого. Ничего. Она прилегла на подушку и глубоко подышала. Закрыла глаза. Свет фонаря раздражал и сквозь закрытые веки. Нет, так не уснуть. Да и батарейка сядет. Галя выключила фонарик и перевернулась на бок. Она вслушивалась в тишину. Ничего. Галя начала считать вдохи-выдохи, чтобы не думать о плохом, расслабиться и уснуть. Хотя хотелось ей молиться, но беда была в том, что молиться она не умела. Сон начал подползать издалека, касаясь кончиков волос. Ещё немного, и она провалится в счастливое небытие часов на шесть… скрип. Скрип. Шаги шли по ступеням вверх. Галя чуть не завыла, вцепившись зубами в одеяло. Не было бы с ней Таськи, она бы давно выбежала из дома прочь. В трусах и футболке, как была. Но не может же она убежать, бросив тут своего ребёнка? Шаги достигли второго этажа, пересекли коридор и стихли. Галя ждала второго раунда. Когда пол в коридоре снова проскрипит от окна к лестнице, а потом ступени проскрипят вниз. И через какое-то время обратно. Не дождалась, как ни странно. Но уснуть до утра ей не удалось. Галя уснула, когда утро уже вовсю разгуливало по деревне и заглядывало в окна, нарядившись в солнечный сарафан. Сейчас она чувствовала себя из рук вон плохо. Как после долгой и продолжительной болезни. Может, вкусный завтрак и крепкий кофе немного помогут?

– Мама, Илья, готово всё идите за стол.

– Какая у тебя помощница растёт. – отметил Илья.

Он встал и протянул ей руку. Илье показалось, что Гале нужна помощь. Что сама она не встанет с крыльца.

Тася неплохо справилась с омлетом. Они с Ильёй говорили, шутили, смеялись. Нужно было спросить, не забыла ли дочь выпить таблетки, но даже жалко было такой прекрасный дружеский завтрак портить напоминанием о транквилизаторах. Отламывая вилкой кусочки омлета и запивая его остывающим кофе, Галя с удовольствием наблюдала за своим ребёнком, живым и общительным, совсем как раньше, до психушки. Наблюдала за мужчиной, которого она до вчерашнего дня вообще не знала. Но с которым рядом было спокойно. Ночь ужасов, прожитая Галей сегодня, казалась просто страшным сном. Может не зря Таська вчера просила Илью остаться у них на ночь. Надо было поддержать эту идею. Но ведь он не согласился бы, скорее всего. Хотя, утром Илья первым делом пришёл к ним. И спасибо ему за это.

Надо выбираться из этой деревни. Идея была плохой. Чего ей вообще в голову пришло сюда тащиться, и ребёнка тащить? Но Галя знать не знала о том, что их дом имеет дурную славу. Его нужно продать! Точно. Дом купят, и у Гали будут ещё деньги на то, чтобы пережить сложные времена. Так она и поступит. Сегодня же вывесит объявление на ЦИАН, Авито, и прочие ресурсы. Правда, придётся сидеть тут, пока дом не купят. Галя сделает всё, чтобы это не затянулось надолго. Она напишет привлекательное объявление – уж это-то она умеет. Земля в Подмосковье стоит денег, а у них тут соток тридцать точно, не меньше. Правда, нужно обновить все документы. Тётя Злата что-то оформляла на неё, на Галю, ещё в девяностые, когда была принята земельная реформа. Но для продажи документы надо довести до ума. Тётка! Она не перезвонила, и не появилась в сети – уведомления не было. Странно как-то. Галя вытащила телефон и набрала номер Златы. Не абонент. А вот дома у Златы сняли трубку. Женщина. Но это была не Злата…

– …говорите, алё! Вас не слышно.

– Злата? – всё-таки спросила Галя.

За столом стало тихо. Илья и Тася примолкли и смотрели на неё.

– Нет. А кто спрашивает?

– Это Галя. Племянница её.

В трубке стало тихо, а потом возник мужской голос.

– Галка, привет. Мать умерла.

– Что? – она не поверила своим ушам. – Когда?

– Да с полгода уже как.

– Но почему ты мне не позвонил? – возопила Галя.

– А зачем? В завещании тебя нет. – хохотнул Артём.

– Тёма, ты мудак! – злобно выговорила Галя, и отключилась.

Ей было больно. Да, она не бывала у тётки годами. Как-то всё не до того было. Своя жизнь. Ребёнок, любовь, работа. Но как же можно вот так не сообщить Гале, что умерла женщина, которая растила её? Ну Тёма, ну и сволочь. Вот результат того, как Злата выделяла его, баловала, ничего делать не заставляла, лучший кусок ему подсовывала. А Гале кнут и тяжёлый труд. Понятно, почему Артём не сообщил ничего ей. Он Галю и за сестру-то не считал. Принеси-подай-пошла вон. Галя бы заплакала, но не было сил. И кофе не помог.

– Мам, ты чего ругаешься? – спросила притихшая Таська.

– Ничего, солнце. Бабка Злата твоя умерла. А мне и не сообщил никто даже.

– От чего? – вытаращила глаза Таська.

– Ох… я даже и не спросила. – ещё больше расстроилась Галя.

– Мама, ты что-то совсем расклеилась. – они с Ильёй переглянулись. – Ляг, отдохни. Я тут сама всё уберу.

– Спасибо. Простите меня.

Галя легла на диван. С пледом она не расставалась с тех пор, как встала. Почему ей так холодно? Подошёл Илья, присел в кресло рядом с диваном.

– Галь, ты как себя чувствуешь вообще? Не хочешь мне рассказать, что тут было?

Она посмотрела на него максимально удивлённо.

– Ой, да брось! Ты вечером была цветущей женщиной, полной сил. А с утра похожа на пациента Бухенвальда.

Галя начала смеяться. Это было плохо, цинично, бессовестно, но ей вдруг стало невероятно смешно. Даже горе отступило. И страх.

– Чего ты ржёшь? – нахмурился Илья.

– Ты точно врач! В Бухенвальде были узники, заключенные. Точно не пациенты.

– Я бы поспорил. – серьёзно ответил он. – Там ставились чудовищные медицинские опыты над людьми. Так что, завязывай ржать, и рассказывай. Почему ты не спала? Быстро, пока Таська там с посудой возится, гремит.

– Ладно. Но если я расскажу – ты сбежишь. Сразу же.

– Не надо за меня решать. Говори.

– Тут были шаги. – поведала Галя страшным шепотом. – В доме. Наверху. А потом по лестнице вниз. И обратно. Я светила фонариком. На лестницу. Но никого не увидела. Мне было невозможно страшно, но я решилась. Никого. Ну, а потом оно ушло обратно, и всё. Я ждала, что будет снова. Не дождалась. Но и не уснула уже.

Она потерла лицо руками.

– Я поседела, наверное. Даже не посмотрела. Поседела, да? – она наклонила голову.

Илья посмотрел. Галя не поседела. Он не сомневался, что эта женщина – крепкий орешек. И её слабость – это временно.

– Не поседела.

– Не зря тебя вчера Таська ночевать оставляла. Теперь я это понимаю. Только… ты бы ведь не остался, да?

Илья покачал головой. Хотел сказать Гале, что им с Таськой тоже нечего делать в этом подмосковном Амитивилле. Не успел. Вбежала Тася. В руках у неё была старая деревянная рамка, в которых обычно вешали фото на стену.

– Смотрите, что я нашла. Кто это, мам?

Она сунула Гале рамку. Галя смотрела на фотографию одну секунду.

– Ну, ты чего? Это же бабушка с дедом твои. И я. Я тебе их показывала. У меня такая же фотка есть.

– Не такая! – Тася взяла рамку с фото обратно. – Это мама твоя, это папа, это ты – по платью узнаю. А это кто?

Палец дочери завис над изображением. Галя всмотрелась. Она не сразу заметила – на фото был четвёртый человек. Ребёнок. Ещё одна девочка. Как две капли воды похожая на Галю. Только платье другое – воротник другой и узор тоже. У Гали острые уголки воротника и ромбы на ткани. А у второй девочки – круглый воротничок и на платье крупный горох. Но в остальном… это была абсолютная копия маленькой Гали!

– Боже, кто это? – она подскочила на диване.

– Я не знаю. У тебя спрашиваю. – ответила Тася.

– Я знаю. – встрял Илья, мельком взглянув на фотокарточку в рамке. – Это Валя.

Они обе смотрели на него глазами пришельцев.

– Валя. – повторил он. – Твоя сестра-близняшка.