Русалка

Русалка вдруг резко и гортанно вскрикнула, сгибаясь пополам и обхватывая длинными, восковой бледности пальцами свое лицо.

– Что с тобой? – перепугалась я, в ужасе представляя, как волоку это упитанное хвостатое тело в больницу и до хрипоты ругаюсь в приемном покое из-за несуществующего русалочьего медицинского полиса. Но эта неуемная рыбина снова заходилась гомерическим хохотом, только и всего.

– Как? – просипела она, стирая набежавшие слезы – поезд…

– Господи, да выражение есть такое: «Жирный-жирный, как поезд пассажирный». Неужели никогда не слышала?

– Не-а – помотала головой смешливая Сирена (я бы даже сказала – Сиренище), размазывая по лбу пот и пытаясь отдышаться.

Некоторое время мы сидели молча. Я рассматривала внушительную тушку и не знала, как жить дальше. Должно же оставаться у людей хоть что-то, не опошленное вынужденной деформацией в угоду индустрии развлечений, что-то неосязаемое, незыблемое, трансцендентное, незамутненное. Картины, поэмы, стихи – много чем муза обязана этому загадочному неуловимому фантому славянских сказок. Что ж так слепы все? Прушковский, Лермонтов, Пушкин…И…я. А что если каждый, о ком в детстве мы с почтительным понижением голоса и придыханием рассказывали друг другу, окажется существом таким же тривиальным и обыденным? Домовой – не помощник и суровый хранитель дома, а ворчливый старикан, ноющий о своем артрите, баба-яга – крикливая базарная торговка, змей–Горыныч – любитель ругаться с управляющей компанией, требуя пересчета коммунальных услуг и доказывая, что хоть головы у него три, но в квартире–то он прописан как один жилец. Добрыня Никитич побежит по подъездам агитировать за Зюганова, Никита Кожемяка откроет фитнес-клуб…

Тоскливо и безнадежно рассматривала я примолкнувшую Русалку, ненавидя ее безумно, но, надеясь, из последних сил стараясь рассмотреть за всеми этими сантиметрами уютного сала мифическую стать. Прекрасную той особенной, совершенной, языческой жестокой красотой, за которой хоть на смерть, хоть в воду. Вот застыла она, глядя на море, значит, бежит по русалочьим венам повелительный зов морских недр, значит, есть волшебство…

Раздался размеренный храп и полурыба упала на бок, неловко подвернув под себя руку.

– Задрыхла! – радостно объявила она, пытаясь привести в вертикальное положение свое тело, кряхтя, невнятно и беззлобно ругаясь. Поскребла лениво спину, припорошенную песчинками, и потянулась к бутылке. От первого жадного глотка поперхнулась, захрипела, прижимая руку ко рту.