Магия абстракций

– Пока не за что. Попробую помочь, чем смогу.

Размазываю пальцами бегущие слёзы. Костя подрывается с места. Достаёт из шкафа салфетки.

– Спасибо… Собственно, я уже говорила – хочу, чтобы ты поехал со мной в Петербург. На Канонерку. Конкретного плана у меня нет, но думаю, нужно вернуться туда, где всё началось. На поляну. Ещё там есть некие развалины. Мне кажется, они тоже играют здесь роль. В общем, пока что план – отправиться на Канонерку. Потом решим, как быть дальше.

– Чёрт, ну дела. В Петербург, значит… Время-то свободное есть, но с деньгами проблема.

– У меня недавно была зарплата, билеты на поезд возьму. А на Канонерке, думаю, пробудем совсем недолго. Эти мрази быстро появятся.

Костя с минуту сидит, облокотившись на стол, закрыв лицо ладонями.

– Хорошо. Когда ты хочешь ехать?

– Чем скорее, тем лучше. Все вещи у меня с собой.

– Даже так… Что ж, можно тогда прямо сегодня. Посмотри билеты. У тебя тут интернет ловит или пароль от вайфая сказать?

– Да, ловит. Сейчас посмотрю.

На Сапсан денег нет, поэтому ищу обычный плацкарт. Вот этот едет всего восемь часов. В десять утра. А сейчас сколько? Половина шестого. Вот если бы раньше… Но поезда в семь и девять едут на целых два и три часа дольше. Так время не сэкономить, а ещё ведь надо добраться до вокзала…

– Костя, я беру билеты на плацкарт на десять утра. С Ленинградского вокзала. Нормально?

– Бери.

Останавливаю взгляд на лице Кости – пытаюсь разглядеть, не злится ли, что вот так залезла в его жизнь? Он смотрит на меня в ответ.

– Вика, думаю, тебе лучше поспать немного. Ложись на кровать в комнате. Я пока вещи соберу.

Соглашаюсь. Я правда измотана.

Узкая кровать скрепит, задница проседает и ударяется о что-то твёрдое. Нищий писатель, как стереотипно – не может купить новый матрас. На этой мысли я вырубаюсь.

Просыпаюсь от того, что Костя деликатно потряхивает меня за плечо.

– Вика, скоро надо выходить, вставай. Будешь ещё в поезде спать.

Выползаем на улицу – там уже неимоверно жарко. В Москве жара наиболее отвратительна – хоть в обморок падай. Я сюда точно больше не вернусь. Готова для этого даже погибнуть на Канонерке. От этой мысли становится радостно. Конница Рохана, на смерть!

На верхней боковушке плацкарта, словно в уютном гробике, я снова вырубаюсь. Сквозь крепкий сон иногда пробиваются высказывания соседей о вонючих пиндосах и великом предназначении России. Вместо того, чтобы испытывать раздражение, ныряю обратно в глубину бессознательного. А там приключения из «прошлой» жизни: как я училась вокалу и влюблялась, дружила и курила во дворах между хрущёвками. Глупые бессвязные обрывки, но так легко от них на душе.

С этим светлым чувством просыпаюсь. Поезд замирает на месте. В вагоне звуки торопливых сборов: топот, шуршание одежды, жужжание молний. Высовываю голову в проход. Снизу макушка Кости, на коленях он держит плотно набитый рюкзак. Я вяло сползаю вниз. Там и мой рюкзак, который даже не открывала за время пути, а отдала на хранение Косте.

В Питере прохладно. Это здорово. Перед отправлением из Москвы я решилась позвонить отцу. Странно, однако он спокойно меня выслушал. Вроде даже обрадовался, что возвращаюсь на родину. Так я узнала, что квартира на Канонерке давно пустует, а родители теперь живут у Парка победы в новом доме бизнес-класса. Ключ от нашей старой квартиры незаметно болтался у меня в рюкзаке все эти годы.

Выйдя с Московского вокзала, мы с Костей сразу заворачиваем в метро. Доезжаем до Балтийской. Затем маршрутка везёт нас вдоль Обводного канала, потом через тёмный узкий тоннель под водой. Вот и печальная школа, а за ней – гигантский серый ЗСД, нависающий над родным островом.

Белые ночи прошли, небо быстро чернеет, поэтому когда добираемся до дома, на улице уже стоит кромешная тьма. На входную дверь квартиры нужно прилично надавить, чтобы ключ повернулся. Воздух внутри спёртый. Включаю свет. Лампочка в коридоре вспыхивает искрой и сразу гаснет. Прохожу в кухню. Костя, запинаясь о гарнитур, следует за мной. На кухне свет успешно зажигается. Отправляюсь по комнатам и повторяю ту же процедуру. Мебель осталась там, где я помню. Ничего не поменялось, только всё в пыли. Возвращаюсь на кухню. Костя стоит у окна, потерянный. От него поступает логичный вопрос:

– Тут есть балкон? Хочу покурить.

– Да, пойдём, я с тобой. Заодно надо открыть все окна – дышать тяжело.

Балкон не застеклён, поэтому свежий ветер сразу ударяет в лицо. Поодаль мелькает и шумит ЗСД. Мы закуриваем сигареты. Костя впечатлён:

– Чёрт возьми, вот это место. В голове не укладывается. Дома прямо под этой штукой…

– Да. Утром, при свете, оценишь полный масштаб пиздеца. Покажу тебе дом, где раньше жила. Потом над ним построили эту «штуку» и мы переехали сюда.

– У меня очень много вопросов, Вика, но в поезде я не спал, а ещё несколько суток до этого. Сейчас что-то накрыло, упаду прямо тут, на балконе. Покажи, куда можно лечь.

Веду его в бывшую комнату родителей. Костя плюхается на их огромную кровать, не заботясь о том, что она покрыта слоями пыли. Выключаю ему свет. Иду в ванную ополоснуться. Почему родители не сдают эту квартиру? Дом хороший, в отдалении от ЗСД. С каких пор их не заботит доход? Очень интересно, но выяснять желания нет.

Под душем мне приходит мысль написать старым друзьям. Может, запостить в инстаграм, что я вернулась и хочу встретиться? Это дало бы мне сил. Точно, завтра так и сделаю.

Когда выхожу из ванной, Костя уже громко храпит. Пора и мне ложиться. В своей комнате нахожу старое постельное бельё. Когда-то оно было постирано, но запах чистоты выветрился. Затем достаю шерстяное одеяло и зарываюсь в него на кровати. Окна в квартире остались настежь.

В комнату хреначит солнце – свет его белый и тёплый. Пахнет сигаретами. Поднимаюсь с постели, прохожу в другую комнату, на балкон. Костя протягивает сигарету. Он уже успел всё осмотреть:

– Да, теперь вижу. Это ужасно – такая гигантская хуёвина. Шум страшный, даже здесь гудит. Ты говорила, покажешь, где раньше был твой дом.

– Видишь, вон тот, с забитыми окнами. Когда я уезжала, в нём ещё жили люди.

– Здесь круто. Мрачно, но круто. Пожалуй, именно поэтому. Вика, я жду, когда ты скажешь, что нам делать дальше.

Я была не готова к такому вопросу в лоб. Нужно отвечать.

– Вчера перед сном я думала написать старым друзьям. Мы не общались с моего отъезда. Точнее, они писали, а я не отвечала. Хотелось бы встретиться.

– Для чего?

– Хороший вопрос… Не знаю. Вчера перед сном тоска захлестнула. Очень захотелось увидеть их смеющиеся лица и представить, что ничего не было. Наверное, это бессмысленно. Мы приехали сюда с конкретной целью и задерживать тебя я не хочу. Всё будет так, как договаривались.

– А как мы договаривались? Пойми, я нервничаю, потому что не знаю, в чём требуется моя помощь. Мы приехали, выспались, теперь нужно поесть и начать решать твою проблему.

Его тон меня очень взбесил.

– Не дави на меня так! Я тут не паспорт потеряла, вообще-то! Только же сама сказала – задерживать тебя не буду. Сейчас пойдём на юг, где всё началось. Возьмём чего-нибудь сожрать по дороге.

Захлопываю все окна в квартире. Скидываю парик. Умываю лицо, лысину и шею холодной водой. В миллионный раз пробегаю кончиками пальцев по шрамам на затылке. Сейчас я вновь пойду по узким извилистым тропам. Как страшно… Но вы, суки, поплатитесь – тени, солнце и хуй знает что ещё. Усиленно тру лысину полотенцем. Напоследок пристально смотрю в зеркало. Без отвращения, без стыда. Надеваю розовый парик. В своей жизни я ни на секунду не сомневалась в том, что красива. Последние два с половиной года, наполненные ненавистью к себе, – лишь симптомы страха, способ уберечься от смертельного ужаса, возникшего при первой встрече с грязно-оранжевым солнцем. А кто бы не испугался? Решение бежать – самое разумное, которое можно было принять. Прятаться, носить парики, страдать – всё это логично в подобной ситуации. И даже несмотря на это мне удавалось заводить друзей, работать и хоть иногда улыбаться. Более того, я поехала устранять корень зла, отравляющего мою жизнь. И попросила помощи. Не испугалась быть осмеянной, отвергнутой. Вот я здесь. Вместе с человеком, который понял меня, пожертвовал своим временем и комфортной жизнью. Что ж, основной путь в этой истории пройден. Теперь осталось поставить точку.

Мы выходим из квартиры с практически пустыми рюкзаками. Поворачиваю ключ в замке до упора. Как же хочется есть…

Доедаю на ходу треугольный сендвич с индейкой и чем-то влажным. Солнце слегка поджаривает, но не причиняет дискомфорта. Быстро оставляем за собой жилые дома, парковки, склады.

Спустя полчаса ступаем на территорию, обильно заросшую красными кустами. Тропы сужаются. Сердце стучит в ушах. Вдруг, словно мощной взрывной волной, нас отбрасывает назад. Распластанная на земле, еле-еле собираю тело в кучу и поднимаюсь. На глаза как будто надели красные очки, которые невозможно снять. Трясу головой, но это помогает только на секунду – затем мир вновь становится красным.

Костя тоже встаёт и по тому, как он осматривается вокруг, я понимаю – видит он то же самое.

– Вика, что это за хуйня?!

– Нечто новенькое. Продолжение всратого хоррора, как ты тогда выразился. Думаю, это означает, что мы на правильном пути. Просто идём дальше.

Успеваем сделать всего несколько шагов, как раздаётся грохот, похожий на звук падающего здания. Кусты вспыхивают странным пламенем, которое словно наложено поверх них. Оно встаёт стеной в паре метров от нас. В шоке мы шарахаемся назад и снова падаем.

Я скрючиваюсь на земле и зажимаю голову локтями, переплетая пальцы на затылке. Глаза крепко зажмурены, но даже так, сквозь веки, продолжаю наблюдать световое шоу из бегающих красных пятен. По ощущениям это длится час, затем меня больно ударяют в позвоночник и кричат:

– Вика, поднимайся, тут везде снег! Трава завяла, деревья голые, вода замёрзла! Ты лежишь на снегу, вставай!

Очень болезненно разжимать пальцы на затылке и опускать локти – как будто суставы заклинило. На улице была жара, поэтому, когда выходила из дома, надела только футболку и джинсы, а ещё лёгкие кроссовки в сеточку. Теперь же всё тело колит холод и я просто в ужасе смотрю на происходящее.

– Вика, что делать?

Костя произносит это дрожащим, хлюпающим голосом – он ревёт. Мне становится невыносимо жаль его. Я затащила сюда Костю, а теперь он может погибнуть в любой момент. По моей вине. И здесь нечего будет обсуждать на терапии. Моя вина – прямая. Захотелось схватить его за руку и скорее бежать обратно, но не в квартиру, а с острова, из Петербурга – обратно в Москву, ведь там было безопасно, сейчас я это понимаю. Костя заканчивал сборник рассказов, наводил порядок в квартире. Боже мой, как хочется всё вернуть обратно! Что я натворила!

Так, устремив взор внутрь, я пронзаю себя упрёками, оседая и оседая под гнётом сожаления и вины. Тем временем Костя уже давно не ревёт, а стоит напротив, будто изучая меня.

– Вика, я давно хотел тебе сказать. Ты прекрасна. Я всегда хвалил твой ум, но не внешность. Твои черты, да и вся целиком, ты – чудесна. Я не допущу, чтобы ты здесь погибла. Теперь мне всё понятно. Тени, солнце…Мистика – это так таинственно, маняще. Неизвестное притягивает. Но глядя на вот это вот всё… Есть места, куда лучше не ходить, и силы, которым лучше не существовать. Блять, удалю я все свои философские рассказы – буду писать про бандитов. Абстракции опасны тем, что их нельзя потрогать. Зато на твоём острове мы видим, как они довольно успешно трогают нас. Холод, жара, пламя, тени, солнце – это же самые банальные абстракции. Не злись, я сейчас не философствую. Просто удивляюсь, насколько опасным может быть то, что утекает сквозь пальцы и, казалось бы, не существует. Но это заблуждение. Играться с такими вещами нельзя. Теперь идём, давай руку.

Я бы снова списала рассуждения Кости на его временами раздражающую писательскую натуру, но что-то во мне откликнулось. Абстракции, с которыми мы играемся… А природа – ни одна ли из них? Если вспомнить, всё началось с крошечного огонька, который я стала преследовать, пробираясь сквозь заросли южной части острова. Как сказал Костя: «Есть места, куда лучше не ходить, и силы, которым лучше не существовать». А ещё: «Насколько опасным может быть то, что утекает сквозь пальцы…». Пока искала источник огонька, я рассуждала про мистический страх, который не провоцирует бежать, а наоборот – манит познать себя. Кажется, тогда я вспоминала каких-то христианских святых. Верно, они получали скрытое удовольствие от того, что отдавали себя на растерзание во имя невидимой силы, которую называли господом. То, что они вкладывали в это слово – и есть абстракция, утекающая сквозь пальцы. Святые, жертвуя собой, верили, что в момент гибели могут ухватить единственно верный смысл, который оправдывал не только их существование, но и каждой частицы во вселенной.