Кантата террора

– Почему прогнозы в последнее время настолько мрачные? – спросила телеведущая.

– Земля избавляется от лишних людей, – улыбнулся снисходительно астролог.

Я со злостью нажал кнопку и отключил зомбоящик. Отбросил пульт на диванную подушку.

Земля избавляется от людей. Вот же сволочь!…

Уже четыре месяца минуло с той кровопролитной питерской акции, когда мы зачистили анархистскую террористическую группу «Планета и воля», виновную в гибели полусотни мирных граждан. Все это время меня не тревожили. Мой опыт воепиет о том, что такое затишье до добра не доводит. Оно в миг обрывается, и тогда все идет вразнос.

А, может, обо мне просто забыли? Я больше не нужен? Изменились методы и приоритеты?

Вряд ли… Интересно, что со мной сделают, когда я стану не нужен? Не думаю, что Куратор спишет меня, как списали бывшие командиры. В нем есть стержень, который не позволяет предавать своих. Поэтому я и согласился с ним работать. Скорее всего, обо мне просто забудут.

Я взял смартфон, на самом деле являющийся сложным и жутко секретным средством связи.

– Ну, чего ж ты все молчишь? – произнес я.

И будто откликнувшись, смартфон вздрогнул, на экран высыпали цифры.

Накликал. Как по волшебству.

Я расшифровал информацию. Ну что ж, вспомнили обо мне. Нужен я еще, старый перечник!

Посмотрел на часы. До встречи с Куратором оставалось полтора часа.

Интуиция не подвела.

Когда все трещит по швам, вспоминают о Земляке и его команде.

***

У Куратора были странные привычки и чудачества. Ответственные встречи он предпочитал назначать не в кабаках и не на конспиративных квартирах. Его, ценителя изящных искусств, тянуло в музеи, выставочные залы.

Вот и сейчас он выбрал Пушкинский музей. Что радовало – на улице жара, а в залах прохлада.

Я неторопливо поднялся по парадной мраморной лестнице, меня обогнала японская делегация – шустрые, быстрые, обвешанные фотоаппаратами.

Теперь в итальянский зал. До встречи оставалось минут пять.

В давние советские времена во многих московских музеях имелись специальные помещения, где сотрудники ОГПУ-НКВД-КГБ из года в год, из десятилетия в десятилетие встречались с источниками информации, как правило, с иностранцами. С той поры много воды утекло. Нет уже этих помещений. А традиции встреч остались.

Зал заполонила делегация американцев, и по мановению руки экскурсовода они послушно и добросовестно, на все заплаченные деньги, пялились на застывшую на веки на постаменте суровую чугунную статую кондотьера Гаттамелата – знаменитого предводителя венецианских наемников. И на фигуру Давида, похожего чем-то на гопника, раздетого для проведения тщательного личного обыска.

Сзади почти неслышно появился Куратор – крепко сколоченный, мужчина лет пятидесяти пяти, похожий на матерого седого бобра, в легких джинсах и рубашке навыпуск. В руке он сжимал потертую барсетку.

– Любуешься? – спросил он.

– Не по себе мне рядом с истуканами.

– С истуканами, – усмехнулся Куратор. – Не сотвори себе кумира… А знаешь, странно получается. Иван Цветаев создавал этот музей как собрание слепков и копий для юношества с целью обучения истории мирового искусства. Тут раньше были только копии. И здесь я всегда пытаюсь понять, что же все же важнее – форма объекта, то самое уникальное искривление пространства, создающее гармонию сфер, и тогда копия имеет полное право на существование наравне с оригиналом. Или важна сама вещь – камень, металл, которых касался автор своей гениальной рукой.

– Важнее, конечно, форма.

– Ты быстр в суждениях.

– Сужу по себе. Я сам копия. Того самого капитана ГРУ Сергея Гончаренко. Реплика. Феникс, восставший из пепла. И вы автор этой метаморфозы.

– За что тебя люблю – так это за нестандартность поверхностных суждений…

Мы преодолели несколько исторических периодов и оказались в греческих залах. Устроились на мягкой скамейке на балкончике, откуда открывался вид на античные скульптуры и копию части колоннады афинского акрополя.

Мимо прошелестела стайка школьников младших классов – как ветер прошел, поднимая вверх, будто шелуху, детские голоса.

– Моя группа расконсервируется? – без всяких дипломатических экивоков взял я быка за рога.

– В точку, – кивнул Куратор.

– Объект – «Альянс действия»?

– В корень зришь.

– Вы в тупике… Хоть что-нибудь нарыли?

– Ничего. Сегодня в их активе – два десятка погибших.

– Не так и богато. Бывало хуже.

– Важна тенденция, Сережа. Интенсивность растет.

– Отработали версии хоть качественно?

– Отрабатываем контингент, притом жестко. Смотрим аналогичные преступления. Проводим аналитику по объектам посягательств. Активизируем агентуру. И все без толку.

– Если бы все террористы вычислялись по алгоритму, мы бы их всех давно вывели.

– Понимаешь, все наши бандиты подлежат классификации. Ваххабиты, ультралевые. Действуют в строго отведенных рамках. Мы знаем, от кого что ждать. «Альянс» не вписываются ни в какие схемы.

– Лозунги у них громкие, – отметил я. – И беспощадные. Они надеются с такой идеологией завоевать сторонников?

– Думаешь, им нужны сторонники?

– А что им нужно? Неразбериха и бардак?

– Что им нужно и кто они такие расскажешь мне ты. Когда выполнишь задание.

– Вы обо мне слишком высокого мнения.

– Капитан, ты фантастически удачлив. На эту удачливость я надеюсь больше, чем на все научные методы ведения дознания.

– Удача – дама изменчивая.

– Так охмури ее! – он протянул мне флешку и назвал код доступа. – Сергей, сколько мы работаем вместе?

– Четыре года.

– Какие мы с тобой дела делали.

– Лихие. Матерых волков давили.

– Так вот, я чувствую, это все щенки были. И сейчас игра начинается по-настоящему крупная.

***

Я нырком ушел от бокового удара, принял на перчатку еще один удар, подставил ногу, пресекая сокрушительный пинок ногой в живот.

И выстрелил кулаком в солнечное сплетение.

Роланд застыл на миг и согнулся, не в силах восстановить дыхание. Осел тяжело на маты.

Со стороны казалось, что такую тушу, за сто тридцать кило весом, с мощным загривком и бугрящимися мышцами, никаким ударом пробить невозможно, особенно рукой в перчатке, да в солнечное сплетение.

Но можно все. Человек – вообще существо хрупкое. Любого можно свалить даже несильным ударом, если знать, куда и когда бить. Для этого нужно просто выждать удобный момент.

А в выжидании удобного момента мне равных нет.

– Чистая победа, – поднял руку Жук – двухметровый, грузный, широкоплечий, лысый, как колено сорока четырехлетний верзила в камуфляжных брюках и майке. Два глубоких шрама, рассекавшие лицо, придавали ему зловещий вид.

Роланд с трудом встал и доплелся до скамейки. Поднял на меня укоризненный взор.

– Ну, ты и бить горазд, Чак, – переведя дыхание, выдавил он, назвав меня по прилипшей в последние годы кличке – производной от мастера единоборств Чака Норисса.

«Мог бы и убить», – подумалось мне. Убивать даже легче. Все рефлексы, которые мне привили, были заточены на то, чтобы за кратчайшее время уничтожить противника. В спортивных схватках приходится их сдерживать.

Но этим людям не нужно знать о специфических навыках, которым меня обучали очень крепкие специалисты – настоящие мастера, из тех, кто не участвует в спортивных боях, зато имеет обширный опыт участия в боях настоящих. В смертельных боях, в которых уже то, что остался жив, говорит о многом.

Жук хлопнул в ладони:

– На сегодня тренировка закончена, братья. По домам.

Пара десятков качков издали в едином порыве громкий боевой клич:

– Россия, ура! Ура! Ура!

Вычурная вывеска на дверях спортзала гласила, что здесь расположен спортивный клуб «Эра Водолея». Помимо развития боевых навыков в его задачах числились изучение русской истории, патриотическое воспитание.

Здесь собирались молодые, сильные ребята. Не курят и не пьют. Готовятся к борьбе. Вот только в какую борьбу их втянут? И какие времена нас ждут?

Через пятнадцать минут зал опустел, в нем не осталось никого, кроме меня и Жука.

– Хороший материал набрал, – отметил я.

– Это не материал, – укоризненно произнес Жук. – Это будущие соратники… Пошли по улице пройдемся, что здесь сидеть?

Не исключено, что спортзал начинен микрофонами. Ни ФСБ, ни подразделения по борьбе с экстремизмом не пройдут мимо такого рассадника русского национализма и великодержавного шовинизма.

Жук не скрывал, что стоит на крепких националистических позициях, мечтает о возрождения России с доминированием русского народа и пропагандирует самые жесткие способы решения вопросов нелегальной миграции. Пару раз его пытались привлечь за разжигание национальной розни, но он срывался с этой статьи Уголовного кодекса.

Во многом я не соглашался с Жуком, во многом его взгляды мне казались крайними, но уважал его за то, что он один из тех, кто свято верит в русский дух, в будущее России. У него есть непоколебимые принципы. А это дорогого стоит.

А еще Жук – мой старый друг, который сильно поддержал меня в период безвременья.

Ну а кроме того он был моим агентом. Точнее, союзником. Нас не роднили деньги и компромат. Просто однажды я сумел его убедить в своей правоте. Так же, как в свое время меня убедил в своей правоте Куратор.

Дневная жара отпустила, был прозрачный, изумительный вечер. В скверик высыпали мамаши с колясками. С ногами на скамейках водрузились чахоточные, болезненно веселые, с банками пива подростки. На траве сидели на корточках пятеро молчаливых смуглых среднеазиатов. Рядом с лавкой спал, обняв кулек с тухлым тряпьем, член гильдии бомжей Демократической России.

– Грязь, – произнес Жук. – Когда мы будем ее убирать?

– Это накипь, Жук, – поморщился я. – Если будем живы, сотрем ее рано или поздно. Только нужно, чтобы ребята, которых ты натаскиваешь, не сгорели в пламени междоусобицы. Это наше будущее.

– Пламя… Если вспыхнет, будем тушить его своими телами,

– Все к тому идет. Ты слышал об «Альянс действия»? – спросил я. – Что думаешь?

– Властные разборки. Или Кавказ что-то затеял – зверькам чем хуже, тем лучше.

Жук имел обыкновение во всех бедах обвинять инородцев.

– Жук, «Альянс» – враг. Мы должны его обнулить.

– Не вопрос… Как искать будем?

– Количество терактов подразумевает втягивание в процесс многих людей. Должен «Альянс» откуда-то черпать отморозков. Ты вращаешься в среде лиц, склонных к активным действиям.

– Вращаюсь, – Жук задумался: – Знаешь, пару месяцев назад один из моих парней говорил, что к нему заход делали. Мол, пора делом заняться. А не груши молотить в подвалах.

– Кто обращался?

– Не знаю. Просто Сема обмолвился. Со смехом.

– Вышибалы много кому нужны. Нацикам. Бандитам. Охранникам.

– У Семы в армии профессия хитрая была.

– Какая?

– Взрывник.

***

Скачут, повинуясь пульту в моей руке, программы на экране. Рушатся на голову обывателя клиповые новости. Двадцать секунд – кусок информации проглочен. Следующая. Мозаичная информация. Мозаичная жизнь. Растущая тревога.

Есть новости ударные и фоновые. Ударные нагнетают энтузиазм, страх и истерию. Энтузиазм сегодня не нужен никому. Истерия – ходовой товар.

Главная ударная новость, как таран взламывающая общество – по всем СМИ демонстрируют кадры разгона очередного митинга.

Сейчас уже стало окончательно ясно, что поддаться нажиму Запада с либералами и пойти на внеочередные парламентские выборы было со стороны власти роковой ошибкой.

Романтическим символом протестного движения стали синие бантики на блузках и рубашках от Версачи. И теперь «синебанточники» бузили без устали.

Толпы офисных хомяков стремились к чему-то неясному и неуловимому, ну чтобы все как на Западе, либерально – чтоб разделение властей, свобода и, главное, чтобы деньги сыпались с неба, чему коварно мешают бюрократы.

Широкие массы националистов мечтали вытеснить национальные меньшинства.

Сексуальные меньшинства мечтали вытеснить сексуальное большинство и сделать гей-парады еженедельными и общеобязательными.

Фашисты мечтали о свастике на Кремле.

Коммунисты – о звездах на телебашне.

У всех была болезненная несбыточная мечта. И дорога к ней шла через смуту.

Три месяца назад был отменен фискальный закон о некоммерческих организациях, и в страну полноводной рекой хлынуло финансирование протестной волны от зарубежных фондов, обществ и клубов, которыми как фиговыми листочками прикрывались разведки самых разных стран.

И результат был на все деньги. На телеэкране кровь на асфальте, запруженная демонстрантами Болотная площадь, ставшая аналогом римского Колизея – там все время проходили гладиаторские бои в формате «ОМОН против либеральной оппозиции».

Вот демонстрантов тащат в омоновские автобусы. Борцы за свободу упираются и пинаются, не уставая цитировать конституцию – что-то про свободу собраний.

Известная светская журналистка, похожая на опойную продавщицу пивного ларька, визжит в голос, как в палате для буйных: «Спасите, люди! Бейте ментов!» Ее заталкивают в автобус вместе с толпой геев – самой надежной опорой либеральной революции.

– Представители адвокатского сообщества протестуют против чрезмерного применения силы в отношении демонстрантов, – вещала ведущая с торжественным видом. – В действиях спецподразделений полиции, по мнению адвокатов, усматриваются признаки превышения власти. Также Объединенный союз правозащитных европейских организаций осудил факты…

Щелчок. «Рен-ТВ». Зарубежные новости.

Мировая экономика напоминала самолет в руках пьяного пилота. Цены на нефть бились как в лихорадке, то взмывая до небес, то ныряя в глубины океана. Мировые валюты то ли намеревались, сделав мертвую петлю, выздороветь, то ли, войдя в штопор, рухнуть и отдать концы.

В Африке продолжалась бойня. Вырезались христианские деревни. Аль Кайда оккупировала потихоньку арабские страны, перед этим отдемократизированные «Томагавками» мирового сообщества.

Щелчок. Канал «Культура».

– По оценкам ученых-экологов биосфера Земли вступила в эпоху необратимых изменений. Под угрозой существование человечества, которое не переживет текущего столетия…

Не переживем? Тогда чего дергаться? Не лучше ли пожить красиво?

Хрен с ними со всеми. Надо работать. О гибели биосферы будем думать в свободное время.

Но с работой не клеилось. Пять дней назад Куратор выдал мне флешку с заключениями экспертиз, протоколами, фотографиями мест происшествий. А также с бесконечными списками подозрительных лиц и результатами их отработки. И ничего полезного!

Нужна зацепка. Логика и улики – это хорошо. Но ничто не заменит полноценного агентурного сообщения.

Я прошелся по своим источникам оперативной информации. Посетил места, где загадочная фигура по кличке Чак (ваш покорный слуга) имела вес. Где знали, что Чак крут, за ним много чего героического и противозаконного, но об этом говорить нельзя, поскольку длинные языки режут. Авторитет я зарабатывал долго. Мы с Куратором провернули не одну комбинацию, чтобы убедить общественность – Чак чистый отморозок, готов на все, и при этом хитрый змей, всегда уползет и затаится. Для этого пришлось отсидеть три месяца в следственном изоляторе в Лефортово.

Пять дней я дышал дымом марихуаны и морщился от запаха пота в спортзалах. Побывал в качалках, где нацики наращивали мышцы, в студенческой общаге, где тусовались радетели за счастливое будущее человечества, в музыкальных кафешках.

Меня уважали, угощали пивом. Со мной трепались о необходимости построения царства справедливости на земле и пользе тотального террора. Пришлось разбить пару морд, когда со мной не желали общаться или общались недостаточно почтительно.

– «Альянс действия» – вот сила. А мы… – горестно сетовал один из несостоявшихся террористов, полностью деморализованный после короткой беседы в управлении по борьбе с экстремизмом.

– Себя силой не считаешь? – спросил я.

– Куда там. Ботаны мы. Только траву курим, – бросил кухонный революционер, давя в пальцах косячок. – Да терки дурацкие трем.

«Альянс действия» все эти ребята упоминали с уважением, но говорили как об инопланетянах – вроде они и должны быть, но никто не знает, как выглядят.

Идея насилия и террора бродила в среде этих мальчиков и девочек, вскипая и пузырясь, как перебродившая брага. Она же будоражила более серьезных ребят, реально готовившихся к вооруженной борьбе. Бандиты, с которыми я пересекся, тоже были в ожидании большого куша, который ухватят, когда все пойдет вразнос.

– По мне чем хуже, тем лучше, – заявил мой знакомый – отъевшийся хряк из Подмосковной группировки. – Если мочилово пойдет, мы свое возьмем.

– Кто вы? – полюбопытствовал я. – Ваши паханы?

– Паханы? Нет, их этот порядок устраивает. Они в него вросли. А нам нужны перемены. Мне надоело шестерить. И если большой кипиш пойдет, я с братанами свое возьму. Так что подумай о разговоре. Я тебя буду иметь в виду.

– Подумаю.

После одной такой теплой беседы я засек за собой наружное наблюдение. Аккуратно оторвался. Интересно, кому я понадобился? Скорее всего, попал в поле зрения фээсбешников, отрабатывающих экстремистскую молодежную среду. Обо мне, кроме клички, они ничего не знали, а слухи о серьезном, в возрасте под тридцатник, человеке бежали впереди меня. Вот и решили уложить меня в адрес и начать разрабатывать. Интерес был сиюминутный, иначе я бы так просто не сорвался, и пришлось бы просить Куратора оградить меня от его коллег.

Жук после нашего разговора на звонки не отвечал. В спортзале его не было. Я уже начал беспокоиться, учитывая его способность ввязываться в разные дела. Он человек слова. И если сказал, что сделает – значит, так и будет.

Жму на кнопку. Щелчок. Это уже молодежный канал.

– И из жизни звезд. Участница шоу «Секс и любовь в застеколье», бывшая порнозвезда выходит замуж за владельца сети ресторанов в Москве. Совета, любви и хорошего секса!

Зазвонил телефон.

– Чак, можешь подобрать меня в Можайском районе? – послышался усталый голос Жука.

– Когда?

– Чем быстрее, тем лучше.

– Ты туда пешком добрался?

– Не время для вопросов.

– Давай координаты.

– Записывай.

Я напялил потертые джинсы и просторную рубашку, засунул за пояс «Глок» – когда ввязываешься в дела Жука, лучше иметь при себе ствол.

Во дворе стоял скромный темно-синий «Форд-фокус», в идеальном состоянии. Надежная машина для людей моего рода деятельности – это лишняя возможность выжить.

До места я добирался почти три часа. Съехал с шоссе, покрутился по грунтовым дорогам меж сосновых лесов, огороженных колючей проволокой имений. Вот и точка рандеву на проселочной дороге к разрушенной свиноферме.

На изъеденным временем колесе от трактора «Беларусь» сидел Жук. Рядом стоял невысокий, квадратный тип, руки как грабли, борода лопатой, угрюмый взгляд – чистый гном. Оба в джинсах, клетчатых рубашках, с рюкзаками.

Я распахнул дверцу:

– Карета подана, господа.

Жук плюхнулся на переднее сиденье, а гном устроился сзади, долго шурша и выбирая удобную позу.

– За грибами ходили? –я тронул машину с места.

– За ягодами, – буркнул гном.

– Много набрали? – я кивнул на рюкзак.

– Все наши.

– Повежливее, Сема, – с веселыми нотками в голосе произнес Жук. – Ты хоть знаешь, кто это?

– Водила, кто же еще.

– Это Чак.

– Тот самый, что ли? – озадаченно произнес гном.

Похоже, в узких кругах обо мне складывают саги.

– Тот самый. А это Сема, взрывник, – продолжил Жук. – Помнишь?

– Тот самый? – усмехнулся я.

– Тот самый.

***

Совещание проходило в высотном здании ФСБ на Волгоградском проспекте. Просторный, с дорогим евроремонтом и современной мебелью в стиле хайтэк, кабинет был надежно защищен от прослушки. Меры предосторожности нелишние – то, что обсуждали здесь, могло взорвать всю внутриполитическую обстановку. И похоронить собравшихся здесь людей, притом в прямом смысле слова.

Во главе стола возвышался вальяжный седовласый генерал-лейтенант Роман Панасенко, по виду – эталонный чиновник, с мудрыми усталыми глазами, печалящийся за страну и народ. Полковник Александр Ломакин, он же Куратор, жадно глотал холодную газированную воду. Напротив него положил пудовые кулаки на стол лысый громила с исполосованным шрамами широким лицом и слегка узкими восточными глазами – это Батыр, он же генерал-майор Виктор Юрасин, в прошлом легендарный руководитель «Альфы». Листал блокнот полковник Панкрат Гаврилов – худощавый, в очках, по виду канцелярская крыса, на деле прекрасный аналитик и хитрый, как змей, опер.

– Хочу поздравить вас, коллеги, – генерал Панасенко обвел глазами своих заместителей. – Мы дружно проспали появление мощной террористической организации. Наши хваленые агентурные сети, наша супертехника, позволяющая заглядывать в любую замочную скважину и слышать любой шепот. Где они? Товарищ Гаврилов, что скажете?

– Соглашусь. Против нас действует разветвленная террористическая сеть, в которую вовлечены большое количество людей и серьезные средства. Ее формирование прошло мимо нас. Гадать, кто они и что представляют без конкретной информации бесполезно.

– Ну почему же. Вон, аналитики ударно поработали, – Панасенко хлопнул по пачке бумаг. – Расписали, бумагомараки, все, от царя Гороха до наших дней. Истоки террора. Тактика действий терроргрупп. Сто двадцать страниц. Это диссертация, литература, публицистика. Но только не аналитический документ, который позволит ухватить врага за хвост.

– Подпись генерала Пустовалова, – хмыкнул Гаврилов.

– Генерал Пустовалов идиот, – произнес Панасенко. – Из призыва дураков.

Присутствующие отдали не один десяток лет службе в органах госбезопасности. И помнили много. Как в начале девяностых годов последний Председатель КГБ СССР, видный либерал, сдал государственные секреты американцам, выкинул на улицу большинство адекватных сотрудников и написал об этом книгу «Избавление от КГБ».

Тогда престиж службы и зарплата упали до нуля. Образовался кадровый вакуум. На должности оперативников стали массово принимать прапорщиков, проверявших на воротах документы, тыловиков, тюремных контролеров. Думали, они долго не удержатся, а потом наберут умных. Но некоторые виды паразитов очень легко заводятся, а потом их не выведешь из-за феноменальной приспособляемости. Теперь эти бездари и интриганы стали генералами.

Когда авторитет спецслужб начал восстанавливаться, выяснилось, что ситуация катастрофическая. Система потеряла эффективность. И как ее восстановить – не знает никто.

Сегодня ФСБ на первый взгляд – это обычная конторка, типа полиции, только еще лезущая в политику и присматривающая за структурами, куда другие органы не пускают.

Вместе с тем уровень угроз перед страной настолько высок, что наличие дееспособных спецслужб – это вопрос выживания государства. И нашлись в свое время умные люди, чьими стараниями ФСБ сегодня похожа на капусту. Снаружи – вялые завядшие листья. Ближе к центру – крепкая кочерыжка. В каждом подразделении оставались стоящие опера – пусть и не на руководящих должностях, но с некоторой свободой действий. Были боевые отделы, зачищающие террористов и громящие иностранную агентуру. А еще было создано несколько хитрых подразделений, сам факт существования которых являлся гостайной высочайшего уровня – это последняя линия обороны.

Официально подразделение, которым руководил генерал-лейтенант Панасенко, именовалось «Управлением по реагированию на новые вызовы и угрозы». За этой ширмой скрывалась «НК» – нелегальная контрразведка.

На последней коллегии ФСБ вновь звучали грозные призывы неукоснительно соблюдать права человека и законность. На самом деле спецслужбы созданы для того, чтобы нарушать законы. Шпионаж – это уголовное преступление. То есть вся Служба внешней разведки создана для нарушения уголовного законодательства зарубежных стран. А внутри страны чем лучше? Нормальная спецслужба ведет настоящую войну, где противника перекупают, уничтожают, разоряют. А какие законы мирного времени пригодны на войне?

Формально задачей «НК» является «предотвращение террористических актов на стадии приготовления». Руководство чаще трактовало это как физическую ликвидацию источника угроз.

– Александр Аверьянович, мы сегодня не слышали вашего мнения, – произнес генерал Панасенко.

Куратор побарабанил пальцами по столу:

– Террористическая активность «Альянса» будет возрастать. Они не успокоятся. Они будут бить по самым больным местам. Это не фанатики, а комбинаторы.

– Их цель?

– Узнаем. Когда возьмем их.

– Стоит задействовать по полной программе группы контртеррора? – Панасенко без особой охоты принимал такие решения, зная, насколько острое это оружие.

– Уже задействовал, – бросил Куратор.

– Без согласования? – приподнял бровь генерал.

– Я принял решение в рамках полномочий. В соответствии с пунктом пятым Протокола. И сейчас считаю нужным доложить об этом.

Система «НК» была основана на том, что каждый из собравшихся при формальном подчинении руководству обладал полной свободой применения подчиненных сил. Если считалось, что руководитель сектора превысил допустимые рамки, это рассматривалось позже на совещании Управления, а потом у Директора ФСБ – единственного, на ком замыкалась эта система.

– Результаты есть? – спросил Панасенко.

– Пока нет, – покачал головой Куратор. – Мы делаем все.

– Если так пойдет, то и Кремль взорвут, – подал голос генерал Юрасин.

– Это будет прискорбно. Но не смертельно, – усмехнулся Куратор.

– Все, совещание закрыто, – хлопнул по столу ладонью Панасенко.

Действительно, пора работать. Здесь не любили чесать языками.

***

Жук работал при нашей автобазе в конторке, созданной для попила бюджетных денег – то ли менеджером, то ли завхозом. На офисного хомяка он походил меньше всего. Огромный, накачанный, суровый.

Я считал его чем-то вроде бандита, крышующего автобазу. Такую публику я предпочитаю обходить за километр. Но как-то мы оказались с ним на общей пьянке – он не считал зазорным общаться с рабочим классом. Мы разговорились, и я понял, что тут совершенно иной случай. Передо мной был фанатик. Человек, исступленно преданный идее возрождения России.

Тогда ему уже стукнул сороковник. Он вел секцию рукопашки, куда привлекал молодежь, руководил патриотическим клубом «Эра водолея». И был один из лидеров полулегальной организации «Русский реванш».

На той памятной пьянке он пригласил меня в секцию:

– Ты парень молодой, сметливый. Приходи. Присмотришься, может понравится.

И я пришел в спортзал. Узнав, что я имею некоторое представление о рукопашке, Жук предложил «отстукивание» – пристрелочный бой с его питомцами. На рукопашку меня натаскивали с детства. Так что при моем сухощавом сложении уделал я здоровенных качков и даже не вспотел.

С Жуком мы обменялись несколькими ударами. И я понял, что смогу уделать и его. Он это тоже понял. Прервал бой. Хлопнул меня по плечу:

– Мастер.

Я стал захаживать в спортзал.

Тренировки сочетались с «бдениями» – Жук очень увлекательно рассказывал об истории России. О беспощадных войнах, где закалялся русский дух. О том, что у нам пора решать – хотим ли мы оставаться народом-победителем или стать жертвенной коровой на геополитическом разделочном столе.

Постепенно мы сближались. Однажды я узнал, что деятельность Жука тренировками и проповедями не исчерпывается. Тогда в тренерской комнате, в углу мерцал экран телевизора. Показывали репортаж о задержании добрых молодцев, совершивших налет на грязную общагу на окраине Москвы, где обитали чернокожие наркоторговцы. Смаковались кадры, где «русских скинхедов» загружали в полицейские автомобили.

Жук чертыхнулся:

– Мои ребята. Надо вызволять. Адвокатов искать.

– Хоть не ты их туда послал?

– Я похож на дурака? Они откололись пару месяцев назад. Хотели всего и сразу. Но помогать надо. Мы своих не бросаем.

Постепенно мне открывалось, что Жук является идеологическим вдохновителем нескольких боевых групп. К нему многие приходили за советом. К его словам прислушивались ребята, больше не слушающие никого и не признающие никаких авторитетов.

– Вы хотите убивать таджикских дворников? – резко отчитывал он их. – За цвет кожи? Мы не можем ровнять всех под одну гребенку. И бить таких же бедолаг, как и наши работяги. Они же сами жертвы, у нас общие враги.

– Зверьки должны знать место, – хмурился необъемных размеров короткостриженный битюг.

– Это не наш путь. Мы должны быть выше, умнее, организованнее. И силу использовать лишь тогда, когда нельзя иначе. Но тогда бить так, чтобы любая мразь трепетала, только завидев русский кулак.

Позже я узнал, что Жук являлся организатором нескольких громких силовых акций. Та нашумевшая история, когда следователь хотел выпустить горцев, насмерть расстрелявших двоих русских ребят из травматики. Родители джигитов были большими шишками. Тогда я увидел, как может стремительно разворачиваться машина «русских дружин». За считанные часы было организовано многотысячное пикетирование прокуратуры и МВД. Переполнены информацией СМИ и Интернет. Поднят такой шум, что власти реально испугались, в результате виновных осудили.

Однажды Жук собрал дружину и рванул в Ивановскую область, где местные мужики схлестнулись с чеченской мафией. Порядок там навел быстро, жестко и без шума.

Жук не пытался втягивать меня в свои дела. Хотя понимал, что я не просто приятный собеседник и хороший спортсмен. Что у меня за душой есть что-то стоящее.

Но однажды он попросил меня. На двоюродную сестру его сотрудника наехали диковатые кавказцы. Одно время она крутила с дитем гор, и тот теперь считал ее своей собственностью. Обещал взять за волосы и уволочь в свой аул. Увозил пару раз от дома на машине, угрожая: «Пикнешь, сверну шею, я человек важный, мне ничего не будет».

– Непорядок это, – сказал Жук. – Своих надо выручать. Разомнемся?

– А что, – бесшабашно махнул я рукой. – Можно.

Двое важных бабуинов ждали у подъезда свою жертву. Кстати, к кавказцам я отношусь толерантно – и в детстве, когда жил в Чечне, и на войне видел их разных. Среди них были мои друзья, с которыми я пошел бы в любую разведку. Но количество дикарей, сорвавшихся с гор в центральную Россию, в последнее время зашкаливает.

Мы с Жуком покуривали в сторонке, глядя, как во двор заходит тоненькая испуганная девчушка. И бабуин подваливает к ней со словами:

– Ты чего, праститутка, не поняла?

Схватил ее за локоть и поволок в сторону красного «Ауди».

И тут мы. Вырубили их с трех ударов. Забрали пистолет ТТ. Одного бабуина кинули в багажник нашего «джипа», другого – в салон.

В лесочке за МКАД состоялся душевный разговор. Я припомнил науку интенсивных допросов в боевых условиях. И превратил гордых джигитов в расплывшихся слизняков. Если первыми их словами были: «Убьем тебя, твоих родственников и эту билядь», то в конце звучало униженное: «Не убивай, брат».

Жук сфоткал обоих на мобильник с фаллоимитатором в интересном месте. Да еще друг с другом. И сжал увесистый кулак: