Русское искусство

VI. Упрощенный тип храма

Несколько иной характер носит церковь Благовещения, построенная в 1179 году на озере Мячине, в двух верстах к западу от Юрьева монастыря^[40]. Она четырехстолпная, с обычными всем предыдущим церквам тремя восточными полукружиями и с такими же гладкими стенами, сложенными из камня и кирпича, но пропорции ее уже совсем иные. В то время как все первые церкви тянутся в вышину, Благовещенская скорее расползается по земле, производит впечатление точно сдавленной сверху вниз. Эта приземистость, ставшая позже типичной для Новгорода и особенно Пскова, получилась не случайно, а явилась в силу необходимости, вызванной суровостью климата и отсутствием печей или хотя бы оконных стекол. Другая ее особенность заключается в самом плане, в котором выражены некоторые черты, также усвоенные позднейшим зодчеством. Если стать прямо против южной стороны церкви, то можно видеть, что в разбивке ее фасада нет полной симметрии. Вся стена разделена четырьмя сильно выступающими лопатками на три неравные части, из которых самая значительная – средняя, несколько меньше ее – западная и почти втрое уже – восточная. Эта несимметричность разбивки получилась вследствие того, что алтарь не вынесен, как у св. Софии или в Юрьевском соборе, целиком в восточные полукружия, очень слабо выступающие здесь из главного куба церкви, а занимает и некоторую часть самого куба. Зимние стужи и дороговизна обширных сооружений, видимо, рано уже заставили северян искать такой тип малой церкви, который давал бы возможность на небольшом пространстве разместить все храмовые части, завещанные им Византией. Введя алтарь вместе с жертвенником и даконником вовнутрь главного храма, они получили бы совсем кривобокий фасад, с одной средней и западной нишей, как мы это видим в Псковском Спасо-Мирожском монастыре. И во избежание такой неприятной асимметрии им ничего другого не оставалось, как отметить узким третьим делением на наружной стене ту алтарную часть, которая вросла в самый храм. Вместе с небольшим выступом полукружий эта часть приблизительно равна западному делению стены, и в общем весь фасад дает впечатление почти симметричного. Окна, бывшие некогда, несомненно, гораздо меньших размеров, позже значительно расширены, но наличники двух из них должны быть отнесены еще к концу XVII века, когда церковь подверглась некоторым переделкам^[41]. Трудно сказать, когда появилась нынешняя восьмискатная крыша, а также кирпичные узоры, опоясывающие верхнюю часть купольного барабана, видные только с северной стороны и забитые железными листами с юга. Все это, несомненно, существовало до переделок XVII века, и если бы путем тщательного исследования кладки всех частей храма удалось доказать, что характер кровли и украшения барабана современны самой постройке, то в Благовещении на Мячине можно было бы видеть прототип всех будущих новгородских церквей. Прежде были в этой церкви хоры, ход на которые находился в западной стене, отличающейся от других своей особенной толщиной, доходящей почти до сажени.

Очень близка по типу к Благовещению на Мячине церковь Петра и Павла «на Синичей горе». Она также внушительна массивностью своих стен, особенно со стороны алтарных полукружий, гладь которых перебита только уродливыми, недавно пробитыми широкими окнами. Церковь заложена в 1185 году и закончена в 1192 году. Как и в Мячинской, восточное деление ее северного и южного фасадов значительно уже других^[42].

Приблизительно к тому же времени надо приурочить постройку церкви св. Георгия в Старой Ладоге. Летопись не оставила нам точного года постройки, но, судя по ее плану и способу кладки, она, несомненно, возведена новгородскими мастерами, а по времени сооружения должна быть ближе всего к Благовещению на Мячине. Ее алтарные полукружия еще меньше выступают из основного куба церкви, нежели в первой, и восточное из делений северного и южного фасадов еще уже, чем там. Это особенно ясно видно на плане, на котором стены, окончательно слившиеся с полукружиями, представляют почти полный квадрат. Два восточных столба очутились далеко позади иконостаса, в самом алтаре, а главный храм стал совсем тесен. Теснота его скрашивалась фресками, которыми богато расписаны стены и которые местами еще хорошо сохранились^[43]. Как и Благовещенская на Мячине, Георгиевская церковь имеет украшения, встречающиеся потом в различных вариантах почти во всех памятниках Новгорода и Пскова. Это фриз из треугольных впадинок с протянутым под ним пояском из кирпичиков, выпущенных наружу ребрами. Такой фриз без нижнего пояска тянется вверху барабана Благовещения на Мячине, здесь же он бежит по стене, под самой кровлей, и идет кругом всего храма. Глава, венчающая купол, поставлена только после недавней реставрации и заменила прежнее шатровое покрытие барабана^[44].

Еще одна новая особенность встречается в церкви Фомы Апостола, построенной в 1196 году на берегу того же озера Мячина, но ближе к городу, приблизительно в одной версте к югу от кремля^[45]. Опыт показал, что для жертвенника и диаконника, помещавшихся всегда в боковых полукружиях, не нужно ни высоты, ни ширины, которые необходимы для среднего, вмещающего самый алтарь, и оба крайних были понижены, а главное, алтарное, расширено. Этот прием открыл возможность новых, в высшей степени живописных композиций, особенно красивых там, где еще не испорчены древние окна. Таковы именно окна церкви Фомы Апостола, каким-то чудом уцелевшие все до одного на алтарных выступах, – пример чуть ли не единственный во всей Новгородско-Псковской области. Благодаря этому церковь производит с восточной стороны то неотразимое обаяние, которое присуще только нетронутым памятникам седой старины. Подойдя близко к этим красиво играющим на солнце трем выступам, не замечаешь, что барабан обшит железными листами с намалеванными на них окнами и что новейшая четырехскатная железная кровля не гармонирует с древним видом алтаря. Главка купола, хотя и относится к позднейшему времени, все же очень изящна своими красиво тянущимися кверху контурами и приятна отсутствием той сплющенности, какая появилась позже в Москве.

Те черты самобытно-русского зодчества, которые выступили уже в храмах Благовещения на Мячине и Фомы Апостола, получают свое дальнейшее развитие в целом ряде других, построенных вскоре вслед за первыми. К ним прежде всего относится храм Спаса-Преображения на горе Нередице, или, как он зовется в народе, Спас-Нередица. Построенный великим князем Ярославом Владимировичем, внуком Мстислава, в 1198 году в трех верстах к югу от города, на правом берегу Волховца, он наследовал от своих предшественников все их новые особенности^[46]. Его северный и южный фасады разбиты на такие же три неравные части и так же слабо выступают алтарные полукружия, но боковые из них на этот раз опущены так низко, что едва достигают половины среднего. Хоры устроены здесь так же, как в Петропавловской церкви, в Благовещении на Мячине и у Фомы Апостола, – не на сводах, а на простых дубовых настилах, и купол опирается на четыре квадратных столба. Все стены внутри храма покрыты сплошным ковром фресок, хорошо сохранившихся и оставляющих глубокое впечатление значительностью композиций и торжественной суровостью красок. Фрески эти должны быть отнесены к числу лучших созданий стенной живописи XII века не только в России, но и в целой Европе и придают в высшей степени драгоценный вид этому, так долго находившемуся в забвении, созданию примитивной веры. Дивная по рисунку главка, хотя и относится к более позднему времени, так же как и крест на ней, чудесно связана с общей композицией и кажется органически сросшейся с древним храмом.

В 1904 году храм был реставрирован, причем его четырехскатная кровля заменена покрытием по закомарам, по древним следам заложены те окна, которые были пробиты или расширены позже, и возобновлены старинные узкие. Новое покрытие освободило барабан его купола, совсем было ушедший в высокую крышу, и обнаружило всю необычайную соразмерность его масс и стройность пропорции отдельных частей. Однако что-то неуловимое и вместе с тем особенно нам дорогое и близкое после реставрации исчезло, и наоборот, неожиданно выступили черты, как будто чуждые Новгороду. Исчезло бесследно то очарование, которое Спасу-Нередице придавала примитивность его приемов, вся его наивная самодельщина, взамен которой появилось холодное и мудрое мастерство, слишком еще византийское, и только нетронутая глава говорит еще сердцу о Новгороде. Реставрация эта, которой предшествовали обмеры и исследования, своей точностью и строгой научностью далеко опередившие все предыдущие, еще один раз показала, как, в сущности, мало у нас данных для реставраций безусловно неоспоримых^[47].

Все больше упрощая тип храма, новгородцы не остановились на понижении боковых абсид до половинной высоты средней, а пришли к логическому выводу о ненужности их вообще. Для жертвенника и диаконника было совершенно достаточно места в тех углах, которые образовывались по обеим сторонам главного алтаря, позади восточных столбов, и не было никакой нужды увеличивать их полукружными выступами. Это новая мысль получила впервые свое выражение в плане церкви Николая Чудотворца на Липне. В ней – одно только алтарное полукружие, и с этого времени редкая церковь в Новгороде имеет их больше. Построенная Новгородским архиепископом Климентом в 1292 году^[48], верстах в восьми к юго-востоку от города, она стоит на островке, образуемом при впадении реки Мсты и ее истока Гнильницы в озеро Ильмень. Островок этот угрюм и одинок, особенно в вешнюю полую воду, когда церковка кажется точно выросшей прямо из беспредельного моря. Все четыре верхних угла ее стен надложены позже, что особенно ясно видно на ее северной стене. Первоначально она несомненно была покрыта на восемь скатов, подобно Благовещению на Мячине. Об этом с полной очевидностью говорят и верхние окна, обрезанные одновременно с верхушками прежних остроконечных фронтонов, и еще яснее на то же указывают украшения всех четырех ее фасадов. «Никола на Липне», как называют храм летописцы и как до сих пор зовет его народ, – первая церковь, в которой новгородский зодчий отказался от общепринятого трехчастного деления стены. Вместо обычных четырех лопаток он удержал одни только угловые, и некоторое воспоминание о трехдольности осталось лишь в композиции сложного узора, которым он заполнил верхнюю часть своей пустынной стены. Узор начинается вверху лопаток с их внутренней линии и выложен из кирпичиков по системе, очень распространенной среди византийских строителей. К нему прибегали и в Киеве, как пользовались им и в Новгороде, причем чаще всего его применяли под арочными поясами или валиками, игравшими роль украшения. На Николо-Липненской церкви узор этот начинается в виде двух дуг, идущих вначале навстречу одна другой, но вскоре круто поднимающихся кверху и встречающихся высоко, в самой верхушке фронтона, небольшим заострением. Такое трехлопастное очертание очень привилось в последующем зодчестве Новгорода, и его многочисленные варианты являлись излюбленным мотивом стенных украшений. Чрезвычайно характерно оно на стенах церкви Успения Богородицы на Волотовом Поле^[49], где ясно видны надложенные углы. Под таким узором, дающим благодаря выпущенным наружу ребрам кирпичей очень живописную игру светотени, тянется другой, такой же трехлопастный, но поднимающийся вверх непрерывными зубцами^[50]. Нижний зубчатый узор виден ясно на всех четырех стенах, но верхний, с выступающими треугольными зубцами, почти исчез, и обломок хорошо сохранился лишь на западной стене. Эти узоры, надо думать, придавали некогда церкви чрезвычайно нарядный вид, которому способствовали и украшения барабана, особенно валики над его окнами. Но главное очарование памятника лежит в прелестной по рисунку главке, в которой мы имеем, быть может, самый ранний образец переходного типа. В ней нет уже византийского плоского купола, но нет и будущей луковицы, а есть та благородная форма шлема, которая получилась вследствие необходимости заострить, ввиду частых дождей и обильных снегов, слишком неудобную шапку греческого покрытия.

Отказаться сразу от боковых полукружий было, однако, нелегко, и В. В. Суслов справедливо полагает, что должен был существовать и здесь известный переходный тип, признаки которого он склонен видеть в алтарном устройстве церкви Параскевы Пятницы^[51]. ІІостроенная на Ярославлевом дворище еще во второй половине XII века, она неоднократно горела и перестраивалась, пока наконец после одного такого пожара не разрушилась. В 1340 году она была построена вновь, и возможно, что новгородцы возвели ее на прежних фундаментах, оставшихся от перестройки, а может быть, и новой постройки 1207 года^[52]. В последнем случае план ее можно считать более ранним, нежели план Николо-Липненской церкви. Как и последняя, она имеет лишь одну абсиду, однако к основному кубу церкви пристроено не только это полукружие, но и два боковых небольших помещения для жертвенника и диаконника, которые выступают прямоугольниками и имеют с главным алтарем одинаковую высоту, образуя с ним как бы одно тело, значительно пониженное против храма.

К числу переходных типов может быть отнесена и церковь Благовещения на Городище, построенная в 1342 году на самом возвышенном месте новгородских окрестностей, верстах в двух к югу от города, на правом берегу Волхова^[53]. Имея уже одно алтарное полукружие, хотя и гораздо более высокое, нежели в предыдущих церквах, – она еще удержала трехдольное деление. Ее рухнувший купол был заменен в XVIII веке деревянным, и вместо сводов церковь получила тогда бревенчатый потолок. Но несмотря на эти замены, она все еще производит сильное впечатление, особенно вблизи, со стороны белого массива ее алтаря, сохранившего древние окна, а также с южной стороны, где испорчено только одно окно. Последнее пробито над заложенным порталом, арка которого еще ясно видна и который вместе с мощными двууступчатыми лопатками должен был некогда давать нужное на этой глади красочное пятно. Внутри церкви под штукатуркой сохранились следы древней росписи. Храм этот – один из наиболее интересных в окрестностях Новгорода и остается только пожалеть, что до сих пор он слишком мало привлекал на себя внимание исследователей.

Последней церковью такого упрощенного типа является маленькая церковь Спаса Преображения на Ковалеве, построенная в 1345 году на берегу Волховца, в четырех верстах от города^[54]. Трудно представить себе храм более простого вида, нежели этот. Даже три пристройки, облепившие его с севера, юга и запада, не нарушили его эпической простоты, а западная, вмещающая паперть и появившаяся, по-видимому, очень скоро после самого сооружения храма, дала зодчему возможность перебить ее гладь глубокой нишей, в которой он устроил звонницу. Церковь имеет одно низкое полукружие и стены ее лишены тройного деления, взамен которого трижды повторен в очень крупном масштабе арочный пояс, украшающий барабан купола. Последний до недавнего времени был покрыт шатровидной кровлей, увенчанной тонкой шейкой с крошечной главкой очень позднего происхождения. Потому ли, что глаз наш привык к этим главкам, которые особенно любили ставить в конце XVII и в XVIII веке, и мы свыклись с их давностью, но общий вид чудесной церковки много потерял от замены прежнего покрытия простым конусом, придавшим барабану какой-то кавказский характер и сразу лишившим весь памятник его былого теплого и уютного вида. Внутри стены украшены фресками, относящимися, судя по надписи, к 1380 году^[55]. Окна барабана, снаружи заложенные кладкой толщиной в один кирпич, сохранили изнутри свои откосы, в простенках между которыми написаны фигуры пророков.

И. Грабарь

VII. Расцвет новгородского зодчества

То самобытное творчество, которое в Благовещении на Мячине, Фоме Апостоле, Спасе-Нередицком и Николе на Липне только намечалось, получило свое окончательное развитие в целом ряде церквей, появившихся в Новгороде во второй половине XIV века. Среди них наиболее сохранившейся в своем первоначальном виде является церковь Феодора Стратилата на Торговой стороне, построенная в 1360 году^[56]. План ее квадратный, но четыре столба, на которых лежит свод, здесь уже не стоят по-византийски свободно, внутри церкви, а поставлены вплотную к стенам, как бы срослись с общей гладью этих стен и арок. Внизу они обработаны в виде круглых, очень низких столбов, – прием, получивший особенное развитие в Пскове. Трудно установить с точностью, когда именно появилось то перекрытие церквей на четыре фронтона, которое в церкви Феодора Стратилата вылилось в такую совершенную форму, так же как нелегко определить и причины его появления. Надо думать, что формы, выработанные деревянным зодчеством, оказали и в Пскове, как позже в Москве, свое решающее влияние на развитие каменного строительства; понижение боковых частей фронтона отразилось понижением сводов в углах церкви и вызвало на фасаде линии так называемых трехлопастных арок, как декоративный мотив обработки наружных стен. Алтарное полукружие, повторяя линии фронтона, приобретает коническое покрытие, причем стены его в своей обработке наиболее сохраняют византийский прототип. Барабан купола, производящий по тонкости рисовки деталей почти скульптурное впечатление, завершается необычайно стройной, живой по линиям и сочной по массе главой. К корпусу храма на западе примыкает трапезная, по деталям более позднего типа, нежели храм, и завершается в северо-западном углу обычной Новгородской колокольней.

Того же характера и церковь Петра и Павла на Софийской стороне, построенная в 1406 году^[57]. Она только обезображена с южной стороны пристройкой придела, а с запада – деревянным тамбуром. Над последним осталась, к счастью, открытой группа стенных украшений, состоящих из впадинок и выпуклых крестиков. Еще на ней можно видеть тесовую кровлю, которая так убедительно объясняет форму фронтона. Одним из излюбленных мотивов стенных украшений из кирпича являются дорожки из треугольных впадинок, характерно чередующихся в разных масштабах. Чаще всего они окаймляют барабан, образуя прелестный поясок под главкой, но иногда, как в церкви Петра и Павла, эти дорожки повторяются и во фронтоне. Гармоничное покрытие алтарнаго выступа Петропавловской церкви по граням хорошо вяжется с общим характером постройки.

Собор Спаса Преображения на Торговой стороне, построенный в 1374 году^[58], представляет собой наиболее законченно-выработанный образец фронтонных церквей. Некоторая сухость его искупается богатством и разнообразием мотивов стенных украшений. Особенно часто для этой цели применяются кресты разнообразных рисунков, а также и ниши как бы заложенных окон, – один из последних отголосков Византии. Нынешняя глава, так же как и колокольня – позднейшего происхождения. В 1378 году Все стены изнутри были расписаны славившимся в те времена мастером Феофаном «Греченином»^[59]. Роспись эта была впоследствии забелена.

А. Щусев

В. Покровский

VIII. Позднейшие новгородские церкви

Тот тип стройной церкви, образчиком которого является церковь Феодора Стратилата, не был единственным в конце XIV и в XV веке. Были зодчие, которых инстинктивно тянуло к примитивным формам древних храмов и которым изящество новых казалось, вероятно, слишком легковесным, и недостаточно серьезным. Их манила мощь прежних стен с их торжественной гладью и архаическим лаконизмом, и они пытались вновь воскресить забытые формы и заброшенные приемы. Когда смотришь на внушительные стены Петра и Павла на Славне, то прямо не верится, что церковь построена уже после Феодора Стратилата, в 1367 году^[60]. Впечатление массивности придают ей не только два живописных контрфорса позднейшего происхождения, но и первоначальные стены храма, на которых совсем «по старине» подслеповато глядят узкие, словно щурящиеся, окна. Когда-то церковь имела своды, впоследствии рухнувшие и замененные бревенчатым потолком. Очень возможно, что архаизм ее шел дальше примитивного впечатления, производимого стенами, и зодчий вернулся в ней от восьмискатной системы к древним кружалам. В ней нет и столбов, которые могли оказаться ненужными после того, как обрушился верх.

Такое же архаическое впечатление производит и церковь Рождества Христова «в конце» или «на поле», слывшая также под названием «Рождества у скудельниц» и построенная в 1381 году^[61]. Она покрыта на восемь скатов и имеет обычное трехдольное деление. Ее лопатки незначительно выступают из стены и заканчиваются в средней и западной части трехлопастными дугами, а в очень узкой восточной – двухлопастной полудугой. Никаких других украшений ее стены не имеют, и только верх барабана опоясан арками, под которыми помещены еще глубоко вдавленные нишки. Этот арочный пояс – один из наиболее простых, но и самых эффектных во всем Новгороде.

Необыкновенно красива была, вероятно, церковь Покрова Богородицы в Зверине монастыре на Софийской стороне, пока целы еще были восемь скатов ее покрытия. Теперь ее кровля четырехскатная, но все же она сохраняет в своих стенах, простых и гладких, и особенно в куполе, все глубокое очарование архаических форм. Ее глава – одна из наиболее прекрасных по изумительному росту своих контуров. Церковь построена первоначально в 1335 году, но, как видно, вновь перестроена в 1399 году^[62].

В том же монастыре, несколько дальше за ней, стоит другая небольшая церковь во имя Симеона Богоприимца. Построенная уже значительно позже первой, в 1468 году^[63], она крыта на восемь скатов и в общем выдержана в формах Феодора Стратилата, но трактована гораздо проще и как бы провинциальнее. Ее глава получила уже тот сплющенный вид, ту «пучину», которая была выработана в деревянных церквах и от них перешла в Москве на каменные. Еще больше испорчена глава на одной из самых очаровательных церквей того же характера, церкви Двунадесяти Апостолов «въ пропастѣхъ» или «у скудельни». В 1904 году она сгорела и ее прежняя, тоже, впрочем, поздняя глава теперь заменена совершенно безобразной, странно дисгармонирующей со стройным силуэтом церковки. Она построена в 1455 году^[64] и представляет тот упрощенный тип, который в это время был в Новгороде в большом ходу. Вполне сохранившейся церковью такого типа является церковь Иоанна Богослова на Витке «въ Радоговицахъ», построенная в 1383 году^[65] и имеющая барабан, окаймленный арочным пояском и увенчанный прелестного рисунка главкой. Этот же упрощенный тип представляет и крошечная часовня, стоящая на правом берегу Волхова, верстах в трех к юго-востоку от города и приписанная к Сковородскому монастырю. В этом же роде и церковь Николая Чудотворца, стоящая к югу от Зверина монастыря и приписанная к нему. Построение ее относится к 1386 году, а придел Петра и Павла, прилепившийся к ней с севера и имеющий забавную вытянутую главку на тоненькой шейке, появился только в 1672 году. Как церковь, так и придел имеют по одному алтарному полукружию и вместе дают очень живописное впечатление, вызывающее воспоминание скорее о какой-то милой игрушке, нежели церкви^[66].

Но самое архаическое впечатление производит церковь Ильи Пророка на Славне. Хотя она и построена уже в 1455 году, но своим суровым видом кажется родной сестрой Петра и Павла на Синичей горе, или Николо-Дворищского собора. Объяснение этому можно видеть, быть может, и в том, что она поставлена, по словам летописца, на старой основе^[67]. Эта церковь отличается необыкновенно широким и пропорционально очень массивным барабаном, покрытым круглой, тяжелой главой. Но особенное своеобразие придают ей два крайних восточных выступа, хотя и позднейших, но составляющих вместе с тремя алтарными полукружиями какой-то непрерывный ряд стен, изгибающихся живописными изломами. Стены эти не имеют ни одного орнамента, и эта суровая простота подчеркивает красоту такого же простого, четвероконечного железного креста ее главы, с наружными крестиками на концах.

Совершенно другим характером отличаются церкви, появляющиеся в Новгороде в XVI столетии. Таковы церкви Жен Мироносиц и Великомученика Прокопия, стоящие на Ярославском дворище одна подле другой. Первая построена в 1445 году, но как говорит летописец, «на старой основе». Однако в 1510 году она пришла уже в ветхость и была возобновлена^[68]. Мы знаем, что такие возобновления, особенно совершаемые богатыми гостями, означали, в сущности, почти новую постройку, и можем с уверенностью предположить, что основные ее формы относятся именно к этому времени. Стоящая к востоку от нее церковь Прокопия Мученика построена в 1529 году и имеет некоторые особенности, до того не встречавшиеся в Новгороде^[69]. Обе они имеют уже не по одному, а по три алтарных полукружия, достигающих у церкви Жен Мироносиц почти до самой кровли. Крыты они на четыре ската, но такое покрытие появилось у них, несомненно, позже, что особенно очевидно у Прокопия Мученика, сохранившего со всех четырех сторон ту трехдольную обработку стен, которая вызывалась формой фронтонной кровли. Самое тройное деление здесь уже иного характера, нежели в прежних церквах, и средняя ниша лишена трехлопастной дуги, вместо которой получила только одно заострение. Боковые полудуги также без лопастей, причем вся западная нишка доходит не до самого низа церкви, а прерывается на одной трети от земли, благодаря чему вся обработка получает более декоративный характер. Такой же чистой декорацией является и особая ниша западной части стены, заканчивающаяся наверху тремя остроконечными арочками, – мотив, занесенный из Москвы. Этими арочками заменены у нее на барабане и арки его пояса, бывшие до того в Новгороде всегда дугообразными. Глава ее сохранила, по-видимому, изящную форму, полученную при сооружении церкви. На барабане церкви Жен Мироносиц арочный поясок спущен очень низко и впадинка под ним неглубока. Лопаток на ее фасаде также нет, если не считать одного выступа с запада и двух с востока на южной стене, обрывающихся внезапно на одной трети ее вышины от земли. Четыре внутренних столба у нее закруглены в своей нижней части, а у Прокопия Мученика они совсем круглые сверху донизу, как у Симеона Богоприимца в Зверине монастыре. Все эти три церкви имеют подвал или подцерковье, так же как соседняя с двумя первыми церковь Параскевы Пятницы, Рождества на поле или обе Петропавловские, – на Неревском конце и на Славне.

Мотив остроконечных арочек, встречающийся впервые у Прокопия Мученика, получил свою законченную обработку в трапезной церкви Сретения Господня в Антониевом монастыре. Как и две предыдущие, она перестроена приблизительно в одно время с ними, в 1533 году, но как и там, эта перестройка была, вероятно, новой постройкой^[70]. Ее барабанный поясок имеет такой же зубчатый характер, как и у Прокопия Мученика, а все стены украшены двумя уступчатыми полукруглыми нишками с заострениями наверху. Кровля была здесь несомненно восьмискатной, о чем еще свидетельствует среднее из трех делений каждой стороны. Оно значительно выше обоих боковых, и первоначально, надо думать, дуга его завершалась таким же острием, как и все нишки и впадинки церкви. Новая четырехскатная крыша срезала эти заострения и образовала полукружия, в которых тогда же были написаны существующие до сих пор и позже поновленные фрески. Чтобы красиво заполнить всю стену под фронтоном, над боковыми нишами трехдольного деления и ближе к средней помещены две короткие нишки, выражающие вместе с продолговатыми боковыми стремление кверху.

Несколько иначе, хотя в общем в том же характере, обработаны стены Благовещения на Витковой улице, в Славенском конце^[71].Обработка эта относится, по всей вероятности, к 1541 году, когда церковь сгорела и была перестроена^[72]. Ее алтарный выступ охвачен вверху зубчатым поясом, а по стенам, тоже в верхней части церкви, разбросаны пятиугольные двууступчатые впадинки, повторенные и на галерее, соединяющей Благовещение со стоящей рядом церковью Михаила Архангела, разобранной до основания и вновь сложенной в начале XIX века. Церковные своды рухнули и заменены деревянным потолком, а каменный купол – также деревянным барабаном. Около того же времени была построена и колокольня церкви Никиты Мученика у Федорова ручья (1557 года)^[73], имеющая также характерную для этой эпохи обработку стен арками, заостренными наверху, и такими же нишками. Совсем особое место среди Новгородских церквей занимает церковь Бориса и Глеба на Торговой стороне в Плотницком конце. Ее первоначальное построение, как и многих позднейших Новгородских церквей, относится к сравнительно ранней эпохе, именно к 1377 году, но уже в 1521 году ее за ветхостью пришлось разобрать до основания, и в 1536 году строится новая^[74]. Такая необычайная быстрота обветшания была, судя по летописям, довольно нередким явлением и объясняется тем, что множество церквей строилось спешно по обету или «отъ мора», иногда в один месяц и даже в неделю, а деревянные рубились в один день, причем получали название «обыденныхъ». Но даже и в этих случаях слишком исключительная быстрота обветшания не всегда кажется правдоподобной и наводит на мысль о том, что в летописи просто пропущены года первоначального сооружения той или другой церкви, стены которых на самом деле могли быть и значительно древнее.

Вместо обычного в Новгороде трехчастного деления фасада Борисоглебская церковь как бы возвращается в своих формах назад, к прежней арочной системе. Каждая стена ее также разбита пятью лопатками на три части, но они завершаются уже не трехлопастными дугами или полудугами, а мотивом древних арок, только последние выведены вверху не «по кружалам», а в виде фронтонов над каждым из трех делений фасада. Таким образом кровля церкви производит впечатление нескольких кровель типа Феодора Стратилата, соединенных в одну общую композицию. H. В. Покровский склонен видеть в Борисоглебской церкви очень типичный и чуть ли не излюбленный образчик покрытия в Новгороде. Он считает форму фронтонной кровли, выросшей из щипца избы и деревянного храма, не только очень практичной в стране, изобилующей дождями и снегами, но и настолько традиционной и старозаветной, что новгородские плотники должны были чувствовать к ней инстинктивное влечение и внушить расположение к ней каменщиков^[75]. Все это не подлежит никакому сомнению и вполне объясняет живучесть и распространенность фронтонных церквей в Новгороде, таких как церкви Феодора Стратилата и Спаса Преображения на Торговой стороне, но представляется весьма мало убедительным, если от живучести однофронтонного типа делать вывод о распространенности в Новгороде трехфронтонных фасадов. Несомненно, что начиная с XV века, в Новгороде заметно стремление покрывать деревом на скаты каждую дугу церковных фасадов, но этот прием не привел к созданию законченного типа, и, как мы увидим дальше, целые ряды фронтончиков гораздо обычнее в Пскове, нежели в Новгороде, где церковь Бориса и Глеба приходится рассматривать скорее как исключение, нежели известный тип. Такими же неубедительными являются и все ссылки на обычаи строить церкви «по старине», и вывод отсюда, что первоначальная Борисоглебская церковь имела «такую же разделку стен со щипцами», тем более что «она построена, по замечанию летописца, на старом основании и, вероятно, по старому образцу». Мы уже видели, насколько на этот раз новгородцы, заменившие прежнюю главу московским пятиглавием, были безупречны в очень добродетельном, но не всегда плодотворном тяготении строит «по старинѣ»^[76].