Думая вслух. Семь вечеров

Буддисты верят, что каждый из нас прожил бесконечное число жизней. Бесконечное в прямом смысле слова: у него нет предела, это число без начала и конца, что-то вроде трансфинитных чисел в современной математике у Кантора. И каждый сейчас – ведь любой миг это центр – находится в самом центре подобного бесконечного времени. И вот мы с вами разговариваем, и вы думаете о том, что я сейчас сказал, принимаете или отвергаете.

Перевоплощение дает душе возможность переселяться из тела в тело – в людей или в растения. Есть поэма Эмпедокла из Агригента, где рассказывается, как он узнаёт щит, с которым воевал под Троей. Есть поэма «The Progress of the Soul» («Путь души») Джона Донна, писавшего чуть позже Шекспира. Она начинается словами: «Воспою путь бесконечной души», и эта душа переходит из тела в тело. Донн задумал книгу, которая, вслед за Писанием, превзошла бы все книги на свете. Честолюбивый замысел не удался, но подарил миру несколько удачных строк. Сначала душа вселяется в яблоню, в ее плоды, точнее – в Адамово яблоко, поросль греха. Так она попадает в утробу Евы, вселяется в Каина и с каждой новой строфой переходит в новое тело (одно из них принадлежит Елизавете Английской). Поэма так и осталась незаконченной, поскольку Донн верил в бессмертие души, переходящей из тела в тело. В одном из предисловий он вспоминает прославленных предшественников, отсылая к учениям Пифагора и Платона о переселении душ. Он говорит о двух источниках: Пифагоре и идее переселения душ, к которой как последнему доводу приходит Сократ.

Замечу, что Сократ, беседуя с друзьями в тот вечер, прощается без малейшего пафоса. Он отправляет домой жену и детей, грозится отправить и всплакнувшего было друга и вообще хотел бы спокойно поговорить, просто еще немного поговорить, немного подумать. Близость смерти не пугает его. Его задача, его дело – в другом: рассуждать, и рассуждать по возможности ясно.

Почему же он все-таки выпивает цикуту? Никакой разумной причины для этого нет.

Он заводит речь о диковинных вещах. Что Орфею предназначено обратиться в соловья, пастырю народов Агамемнону – в орла, а Улиссу, как ни странно, в самого ничтожного и неприметного из людей. Сократ говорит, его прерывает смерть. Голубая смерть уже поднимается по ногам. Цикута выпита. Он просит одного из друзей принести за него в жертву Асклепию петуха. Он хочет сказать, что бог медицины Асклепий излечил его от самого тяжкого недуга – от жизни. «Я задолжал Асклепию петуха, ведь он излечил меня от жизни, я умираю». Иными словами, он перечеркивает все, что говорил раньше, и понимает, что сейчас умрет.

Есть еще один классический текст, опровергающий личное бессмертие, это «De rerum naturae»^[6] Лукреция. Самый сильный из доводов автора таков: некто жалуется на предстоящую смерть. Сокрушается, что лишен будущего. Как писал Виктор Гюго: «Я один ухожу посреди праздника, а сияющий и счастливый мир ничего не замечает». Так вот, в своей известной поэме «De rerum naturae», или «De rerum dedala naturae» («О скрытой природе вещей»), не менее честолюбивой по замыслу, чем донновская, Лукреций прибегает к следующему доводу: «Ты жалуешься на отнятое будущее, но подумай о бесконечном прошлом. Когда ты явился на свет, – внушает Лукреций читателю, – пора сражений Трои и Карфагена за власть над миром давно прошла. И если это тебя не заботит, то чем так заботит еще не наставшее? Если ты потерял бесконечное прошлое, то почему страшишься потерять бесконечное будущее?» Так пишет Лукреций. Жаль, что мой латинский слишком слаб, чтобы вспомнить эти прекрасные стихи, которые я перечитал на днях с помощью словаря.

Шопенгауэр (а он для меня авторитет высочайший) заявил, что за идеей перевоплощения кроется другая, увлекшая поздней Шоу и Бергсона, – расхожая идея воли к жизни. Есть нечто, стремящееся к жизни, прокладывая путь сквозь материю и даже наперекор материи. Шопенгауэр называет эту силу, вносящую в мир тягу к возрождению, волей (Wille).

Шоу позднее назовет это жизненной силой (the life force), а Бергсон, в конце концов, жизненным порывом (l’élan vital), который являет себя во всем, творит мир и движет каждым из нас. В рудах он как бы умер, в растениях уснул, в животных дремлет, но только в нас приходит к самоосознанию. Это и объясняет фразу Святого Фомы: «Intellectus naturaliter desiderat esse semper», «Разум по природе хочет быть вечным». Но в какой форме? Конечно же, не в личной, не в понимании Унамуно, который хотел бы остаться Унамуно, а во всеобщей.

Наше «я» в нас не самое важное. Что значит чувствовать себя самим собой? Чем отличаюсь я, чувствующий себя Борхесом, от других, чувствующих себя тем-то и тем-то? Да абсолютно ничем. На самом деле это наше общее «я», и оно в той или иной форме присутствует в каждом. Поэтому и можно говорить о потребности в бессмертии, но не в личном, а в этом, другом, смысле. Скажем, всякий, кто возлюбил врага своего, соучаствует в бессмертии Христа. В этот миг он Христос. Повторяя строку Данте или Шекспира, мы каждый раз, так или иначе, перевоплощаемся в миг, когда Шекспир и Данте эту строку создавали. Наше бессмертие – в памяти других, в трудах, которые мы им оставляем. Так не все ли равно, чье имя носят эти труды?

Последние двадцать лет я отдал англосаксонской поэзии, многие стихи я знаю на память. Единственное, чего я не знаю, так это имен их авторов. Ну и что? Разве в этом дело, если я, читая стихи IX века, вдруг чувствую что-то, волновавшее человека того столетия? Он живет во мне в этот миг, хотя я – не он. В каждом из нас – все жившие до нас на свете. Все, а не только наши родные.

А родные тем более. Я знаю, со слов матери, что цитирую английские стихи голосом отца. (Он умер в тридцать восьмом, в том же году покончил с собой Лугонес.) Когда я повторяю стихи Шиллера^{16}, во мне живет мой отец. И другие люди, которых я слышал, – они живут в моем голосе, ставшем эхом их голосов, как сами они, скорее всего, были эхом своих предков. Что тут можно знать наверняка? Короче говоря, мы вправе верить в бессмертие.

Все мы, так или иначе, сотоварищи по этому миру. Каждый хочет, чтобы мир был лучше, и, если он вправду становится лучше, наши надежды крепнут. Если родина чем-то прославится (почему бы и нет?), в этой славе будет частица нашего бессмертия, и не важно, вспомнят наши имена или нет. Это пустяк. Важно другое – бессмертие. Оно – в делах, в памяти, оставленной другим.

Остаться может совсем немного, фраза, не больше. Скажем, такая: «Ну и парень, повстречаешь – не разойдешься». Кто ее выдумал, не знаю, но, произнося, всякий раз чувствую себя автором. И разве важно, что того куманька давно нет на свете, если он в эту минуту живет во мне и в каждом, кто повторяет его фразу?

То же самое – с музыкой или с языком. Язык – это общий труд, а потому бессмертен. Я говорю по-испански. Сколько умерших испанцев живут во мне? Что я думаю и как сужу, не важно, имена ушедших тоже не так важны, если все мы день за днем помогаем осуществиться будущему, бессмертию, нашему общему бессмертию. Это бессмертие вовсе не обязано быть твоей собственностью, оно обойдется без случайных фамилий и имен, обойдется без наших воспоминаний. Зачем считать, что возьмешь в другую жизнь свою память и я, скажем, так и останусь в собственном детстве, в Палермо, Адроге или Монтевидео? Зачем всегда цепляться за прошлое? По-моему, это литературщина. Я могу все забыть и остаться собой, и все это будет жить во мне, даже безымянное. Может быть, самое главное как раз то, что вспоминаешь неточно, как раз то, что вспоминается безотчетно.

В заключение скажу, что верю в бессмертие, но не индивида, а мира. Мы бессмертны, были и будем бессмертными. Исчезает тело, но остается память. Исчезает память, но остаются дела, труды, поступки – вся эта чудесная частица мирового целого, о котором мы так и не узнаем, и хорошо, что не узнаем.

5 июня 1978 года

Эммануил Сведенборг^{17}

Вольтер сказал^{18}, что замечательнейшей личностью в истории был Карл XII^{19}. Я бы сказал, что замечательнейшей личностью – если допустить такую превосходную степень – был загадочнейший из подданных Карла XII Эммануил Сведенборг. Мне хотелось бы сказать о нем несколько слов и затем перейти к тому, что представляет для нас наибольший интерес, – к его учению.

Эммануил Сведенборг родился в Стокгольме в 1688 году, умер в Лондоне в 1772-м. Долгая жизнь, особенно если мы вспомним, сколь коротка она была в те времена. Сведенборг едва не достиг ста лет. Жизнь его делится на три периода. Каждый из них длится двадцать восемь лет. Поначалу перед нами человек, посвятивший себя учебе. Его отец был протестантским епископом, и потому Сведенборг воспитывался в лютеранской вере, основа которой, как известно, спасение по благодати^{20}. В него Сведенборг не верил.

В его системе, в новой религии, которую он проповедовал, говорится о спасении делами, и эти дела, следует заметить, отнюдь не мессы и обряды – это дела истинные. Дела, в которые вовлекается все существо человека: и дух его, и, что любопытно, разум.

Итак, Сведенборг поначалу становится священником, а потом увлекается науками. В первую очередь его занимает практическая сторона. В будущем выяснится, что он предвосхитил множество более поздних идей: например, небулярную гипотезу^{21} Канта и Лапласа. Кроме того, подобно Леонардо да Винчи, Сведенборг разработал аппараты для передвижения по воздуху. Он знал, что они неприменимы, но он сумел увидеть прообраз того, что мы сейчас называем самолетами. Он также разработал аппараты для перемещения под водой, которые предсказывал Фрэнсис Бэкон. Затем Сведенборг увлекся – исключительный случай – минералогией. Он был асессором Горного управления в Стокгольме. Еще его интересовала анатомия. Подобно Декарту, Сведенборг хотел отыскать то место в теле, где дух сообщается с телом.

Эмерсон сетует: к сожалению, он оставил нам лишь пятьдесят томов. Пятьдесят томов, из которых не менее двадцати пяти посвящены естественным наукам, математике и астрономии. Сведенборг отказался занять кафедру астрономии в Уппсальском университете^{22}, ибо отказывался от всего теоретического. Он был человеком практики. Служил военным инженером у Карла XII и был высоко оценен монархом. Они много общались, герой и будущий провидец. Сведенборг изобрел машину для перемещения кораблей по суше для одной из тех почти мифических войн Карла XII, которые столь красочно живописал Вольтер. Эти машины перевозили военные корабли на расстояние до двадцати миль.

Затем Сведенборг переехал в Лондон, где изучал ремесла плотника, краснодеревщика, типографа, мастера по изготовлению инструментов. Он также рисовал карты для глобусов. Иными словами, он был в высшей степени практическим человеком. Нельзя не вспомнить слов Эмерсона^{23}: «Ни один человек не прожил более реальной жизни, чем Сведенборг». Важно помнить об этом, обо всей его научной и практической деятельности. Кроме того, он был и политиком – занимал должность сенатора. К пятидесяти пяти годам он уже успел опубликовать двадцать пять томов с работами по минералогии, анатомии и геометрии.

А потом произошло главное событие его жизни – Откровение. Оно снизошло на него в Лондоне, и ему предшествовали сны, записанные в дневнике.

Записи не опубликованы, но мы знаем, что это были эротические сны.

Затем было посещение, которое некоторые сочли припадком безумия. Однако это опровергается ясностью работ Сведенборга – читая их, мы не чувствуем, что имеем дело с сумасшедшим.

Он всегда излагает свое учение с большой простотой. В Лондоне один незнакомец, следовавший за ним по улице, вошел к Сведенборгу в дом и сказал, что он Иисус, что церковь приходит в упадок – как было с еврейской церковью, когда Христос явился первый раз, – и что он, Сведенборг, должен ее обновить, создав третью, Иерусалимскую, церковь.

Все это кажется абсурдным и невероятным, но мы располагаем трудами Сведенборга. Их очень много, и они написаны в очень спокойном стиле. Он чужд рассуждений. Как говорил Эмерсон: «Аргументы никого не убеждают»^{24}. Сведенборг знает, о чем говорит, и он абсолютно спокоен.

Итак, Иисус сказал, что на него возложена миссия по обновлению Церкви и что ему будет позволено посетить иной мир – мир духов с его бесчисленными небесами и преисподними. Иисус сказал, что Сведенборг должен изучить Священное Писание. Прежде чем что-либо написать, Сведенборг два года постигал иврит, ибо хотел читать священные тексты в оригинале. Когда он вновь принялся за их изучение, он подумал, что нашел основу своего учения. Это напоминает каббалистов, которые тоже ищут ответы в священных текстах.

Если мы обратим внимание прежде всего на его представления о потустороннем мире и о личном бессмертии, в которое он верил, то увидим, что все его положения основаны на свободе воли. В «Божественной комедии» Данте – этом прекрасном образце литературы – свобода воли кончается в момент смерти. Мертвых судят и отправляют в ад или рай. У Сведенборга ничего подобного не происходит. Он говорит, что мертвый человек не осознает, что он умер, ибо вокруг ничего не меняется. Он сидит дома, к нему приходят друзья, он ходит по улицам своего города и не догадывается, что умер; лишь постепенно начинает что-то замечать. И это поначалу его радует, а потом тревожит: жизнь на том свете ярче, чем здесь.

Наши представления о мире ином всегда туманны, но Сведенборг говорит нам, что верно как раз обратное: ощущения в потустороннем мире куда более яркие. Например, там больше цветов. А если учесть, что в Сведенборговом раю ангелы, какими бы они ни были, всегда обращены лицом к Господу, мы можем представить нечто вроде четвертого измерения. Во всяком случае, Сведенборг повторяет нам вновь и вновь, что жизнь в мире ином гораздо ярче. Там больше цветов и больше форм. Все более конкретно и более осязаемо, чем на земле. «Настолько, – утверждает он, – что наш мир по сравнению с тем, который я видел в своих бесчисленных странствиях по раю и аду, подобен тени. Словно мы живем в тени».

Здесь мне вспоминается фраза Святого Августина. В трактате «О граде Божием» он пишет, что чувственное наслаждение, без сомнений, ощутимее в раю, чем на земле, ибо нельзя предполагать, что падение может что-либо улучшить. И Сведенборг утверждает то же самое. Он рассуждает о плотских радостях на небесах и в аду и говорит, что они гораздо ярче здешних.

Что происходит, когда человек умирает? Сначала он не понимает, что умер. Он все так же занимается обычными делами, его навещают друзья, они разговаривают. И затем, мало-помалу, человек с тревогой замечает, что все стало более живым и красочным. Он думает: «Прежде я жил в тени, а ныне живу в свете». И на мгновение это может его ободрить.

Затем к нему подходят незнакомцы и заводят беседу. Это ангелы и демоны. Сведенборг говорит, что ангелы не были созданы Богом и демоны не были созданы Богом. Ангелы – это люди, вознесшиеся до ангельских высот, а демоны – это люди, павшие столь низко, что стали демонами. И таким образом, небеса и преисподняя населены людьми, ставшими ангелами, и людьми, ставшими демонами.

Итак, к мертвым подходят ангелы. Господь никого не приговаривает к аду. Он хочет, чтобы все люди были спасены.

Но в то же время Господь даровал человеку свободу воли – ужасную привилегию приговорить себя к аду или удостоить себя рая. Иными словами, по Сведенборгу, свобода воли, в которой ортодоксальное христианство отказывает человеку после его смерти, присуща нам и на том свете. Между двумя мирами, таким образом, лежит промежуточная область – область духов. Там находятся души умерших, и они беседуют с ангелами и демонами.

Наконец наступает момент, который может прийти через неделю, месяц или много лет, когда человек решает: быть ему демоном или ангелом. В первом случае его ждет преисподняя, край долин и расщелин. Расщелины могут вести вниз, соединяя уровни ада, и могут вести наверх, связуя преисподнюю с небесами. Человек выбирает, беседует и следит за теми, кто ему больше нравится. Если у него демонический темперамент, то он предпочтет общество демонов. Если у него ангельский темперамент, он изберет общество ангелов. Более красноречивое изложение тех же самых идей вы можете отыскать в третьем акте «Человека и сверхчеловека» Бернарда Шоу.

Любопытно, что Шоу нигде не упоминает Сведенборга. Как мне кажется, он пришел к этим идеям самостоятельно. В системе Джона Тэннера упоминается доктрина Сведенборга, но не имя ее создателя. Полагаю, Шоу нельзя упрекнуть в бесчестности. Думаю, он был вполне искренен и пришел к тем же умозаключениям через Уильяма Блейка, изучавшего доктрину о спасении, которую проповедовал Сведенборг.

Итак, человек разговаривает с ангелами, человек разговаривает с демонами, и одни привлекают его больше, чем другие; все зависит от его темперамента. Обрекающих себя на пребывание в аду – ибо Господь никого не приговаривает – привлекают демоны. Что же в таком случае есть ад? Ад, по Сведенборгу, неоднозначен. Для нас он выглядит не так, как для ангелов. Заболоченные пространства, города, как будто разрушенные пожарами; однако там нечестивцы чувствуют себя счастливыми на свой манер – они исполнены ненависти. В их государстве нет монарха, они постоянно плетут интриги друг против друга. Это мир грязной политики и заговоров. Так выглядит ад.

Также в мире ином есть рай, симметрично противоположенный аду. По Сведенборгу – и это наиболее сложная часть его учения, – для существования мира необходимо равновесие между адскими и небесными силами. Этим равновесием правит Бог. Он позволяет адским духам обретаться в аду, ибо только там они могут быть счастливы.

И Сведенборг рассказывает нам историю одного демонического духа, который воспаряет к небу, вдыхает благоухание небес, слышит небесные разговоры – и все представляется ему ужасным. Благоухание кажется зловонием, свет – тьмой. И он возвращается в ад, ибо только в аду он счастлив. Небеса – это мир ангелов. Сведенборг добавляет, что ад имеет форму демона, а рай – форму ангела. Рай состоит из отдельных сообществ ангелов, и там находится Бог, который представлен солнцем.

Таким образом, солнце соответствует Господу, а худшие области ада располагаются на севере и на западе. На юге и востоке ад менее суров. Никто не приговаривается к той или иной области преисподней. Каждый выбирает по себе общество, выбирает по себе товарищей, и всякий ищет их в соответствии с теми желаниями, которые владели им при жизни.

Те, кто достигает рая, имеют о нем неверное представление. Они думают, что на небесах беспрестанно молятся; им разрешают молиться, но через несколько недель ими овладевает усталость – и они понимают, что рай не таков. Затем они поют хвалу Богу и славят Его, но Бог не любит восхвалений. И люди устают Его славить. Тогда они думают, что будут счастливы, разговаривая со своими близкими, но вскоре осознают, что и близкие люди, и великие герои могут столь же наскучить на том свете, как и на этом. Людям все надоедает, и лишь тогда они постигают, чтó есть рай на самом деле. Здесь я вспоминаю строку из Теннисона, в которой говорится, что душе не нужно тронов золотых – ей нужен беспрерывной жизни дар.

Иными словами, рай Сведенборга – это рай любви и особенно труда; это альтруистический рай. Каждый ангел работает для других; все работают друг для друга. Небеса – это не праздность. И вовсе не воздаяние. Если у человека ангельский характер, то он обретет здесь свой рай и почувствует себя на своем месте. Но существует еще одна особенность, чрезвычайно важная для Сведенборгова рая: это прежде всего обитель разума.

Сведенборг рассказывает печальную историю человека, всю жизнь мечтающего заслужить небеса; он отказался от всех чувственных наслаждений, удалился в пустыню. Он отгородился от всего и молился, молился о небе. Иными словами, он обеднял себя. И что же произошло, когда он умер? Когда он умер, то попал в рай, а на небесах не знали, что с ним делать. Он пытался заговорить с ангелами, но не мог их понять. Пытался овладеть искусствами. Силился все услышать. Он пытался всему научиться и не мог, поскольку сам себя обеднил. Он был всего лишь праведником, чей разум был скуден. Но затем ему даровали возможность сотворить для себя образ пустыни. В ней он молился, как молился на земле, но при этом оставаясь на небесах; и он понял, что покаяние сделало его недостойным рая, ведь он обеднил свою жизнь, отказавшись от радостей и удовольствий жизни, что тоже есть зло.

В этом и заключается новаторство Сведенборга, поскольку всегда считалось, что спасение носит этический характер. Подразумевается, что если человек праведен, то он спасен. Царство Небесное принадлежит нищим духом и так далее. Об этом говорит Иисус. Но Сведенборг идет дальше. Он считает, что этого недостаточно, что человек должен спасать себя еще и посредством разума. Небеса Сведенборг представляет прежде всего как череду богословских диалогов между ангелами. И если человек не может понять этих бесед, то он недостоин рая. И такой человек должен жить в одиночестве. Затем появится Уильям Блейк^{25} и добавит еще одну возможность спасения. Он объявит, что мы можем – и должны – спасти себя через искусство. По Блейку, Иисус был еще и художником, ибо в проповеди использовал не слова, но притчи. А притча – это, разумеется, эстетическое высказывание. Другими словами, мы можем обрести спасение через разум, через этику и через занятия искусством.

И здесь мы вспоминаем некоторые фразы, в которых Блейк резюмировал длинные периоды Сведенборга; он, к примеру, говорит: «Глупец не войдет на небо, каким бы святым он ни был». Или: «Надлежит отбросить святость и уповать на разум».

Итак, у нас есть три мира. Сначала человек попадает в область духов, а затем, через некоторое время, он выбирает либо ад, либо рай. Адом на самом деле правит Бог, ибо ему необходимо равновесие. Сатана – не более чем название одной из областей ада. Демон – это всего-навсего изменчивая сущность, поскольку мир ада – это мир заговоров, мир ненавидящих друг друга людей, которые объединяются, чтобы нападать на себе подобных.

Затем Сведенборг беседует со многими людьми в аду и в раю – это позволено ему ради основания новой церкви. Но что делает Сведенборг дальше?

Он не проповедует, но анонимно выпускает книги, написанные на сухой и четкой латыни. И распространяет эти труды. Так проходят последние тридцать лет жизни Сведенборга. Он живет в Лондоне. Ведет очень простую жизнь. Питается молоком, хлебом, овощами. Порой к нему приезжает какой-нибудь друг из Швеции, и тогда он берет несколько выходных.

Когда Сведенборг отправился в Англию, он хотел встретиться с Ньютоном^{26}, поскольку его очень интересовали последние открытия в астрономии и закон всемирного тяготения. Но они так и не познакомились. Сведенборг серьезно увлекался английской поэзией. В своих работах он упоминает Шекспира, Мильтона и других. Он восхищается их воображением; как видим, у него было развито эстетическое чувство. Известно, что когда он путешествовал – а он ездил по Швеции, Англии, Германии, Австрии, Италии, – то посещал фабрики, бедные кварталы. Ему очень нравилась музыка. Сведенборг был настоящим джентльменом своего времени. Он разбогател. Слуги жили на первом этаже его лондонского дома (недавно снесен) и видели, как он говорил с ангелами и спорил с демонами. В беседе он никогда не навязывал своих идей. Конечно, он не позволял смеяться над своими видениями, но и не стремился их навязывать; он предпочитал переводить разговор на иные темы.

Между Сведенборгом и другими мистиками есть существенное различие. В писаниях святого Иоанна Креста^{27} мы находим очень живые описания экстаза. Он говорит об экстазе, используя метафоры совокупления и опьянения. Например, человек встречает Бога, и Бог предстает ему в истинном обличье. Целая система метафор. У Сведенборга же ничего подобного нет. Это труды путешественника, побывавшего на неведомых землях и дающего их взвешенное детальное описание.

Вот почему эти книги не являются собственно развлекательными. Они удивляют и развлекают, но лишь отчасти. Я прочел все четыре тома Сведенборга, которые были переведены на английский язык и опубликованы в серии «Everyman’s Library». Мне говорили, что существует и испанский перевод избранных произведений, опубликованный в «Editora Nacional». Я видел стенограммы лекций о нем – и прежде всего, удивительного выступления Эмерсона. Он прочел цикл лекций о выдающихся людях: «Наполеон, или Светский человек», «Монтень, или Скептик», «Шекспир, или Поэт», «Гёте, или Литератор», «Сведенборг, или Мистик». Его памятная лекция была первой работой о Сведенборге, которую я прочел. Однако Эмерсон не во всем с ним согласен. Что-то вызывало у него неприятие: быть может, основательность Сведенборга или его догматичность. Он раз за разом утверждает одно и то же. Повторяет одну мысль. Не ищет аналогий. Сведенборг – это путешественник, который объехал немыслимые страны, бесчисленные небеса и преисподние, и теперь их описывает.

Обратимся к другой теме Сведенборга – к учению о соответствиях. Я убежден, что он задумался об этих соответствиях, чтобы отыскать в Библии собственные мысли. Он говорит, что каждое слово в Библии имеет как минимум два значения. Данте считал, что всякое место в Библии имеет четыре значения.

Все должно быть прочитано и истолковано. К примеру, если речь идет о свете, то для Сведенборга это метафора, очевидный символ истины. Конь означает разум, поскольку он переносит нас из одного места в другое. Сведенборг разработал целую систему соответствий. В этом он очень похож на каббалистов.

В итоге он пришел к мысли, что все в этом мире основано на соответствиях. Творение есть тайнопись, криптография, которую мы должны расшифровать. Все вещи на самом деле – слова, за исключением тех, чей смысл мы не можем постичь и потому воспринимаем буквально.

Не могу не вспомнить страшную фразу Карлейля^{28}, который не без пользы для себя читал Сведенборга: «Всемирная история – это письмена, которые мы должны постоянно читать и писать». И в самом деле, мы непрерывно являемся как свидетелями истории, так и ее действующими лицами. Мы сами – буквы и символы, которыми пишется Божественный текст. У меня дома есть словарь соответствий. В нем можно отыскать любое слово из Библии и посмотреть, какой духовный смысл придавал ему Сведенборг.

Конечно, более всего он верил в спасение через дела. Не только через дела духовные, но и через дела интеллектуальные. В спасение через разум. Небеса для него – это в первую очередь долгие богословские размышления. Ангелы, прежде всего, беседуют. Но рай полон и любви. Там заключаются браки. Все чувственное, что есть в этом мире, есть и в раю. Сведенборг ни от чего не отказывается и ничего не обедняет.

Сегодня в мире существует сведенборгианская церковь^{29}. Кажется, где-то в Соединенных Штатах^{30} у них есть хрустальный собор. Эта церковь насчитывает несколько тысяч прихожан в США, Англии (особенно в Манчестере), Швеции и Германии. Я знаю, что отец Уильяма и Генри Джеймсов был сведенборгианцем. Я отыскал его единомышленников в Соединенных Штатах, где есть общество, продолжающее издавать его книги и переводить их на английский.

Любопытно, что труды Сведенборга, хоть и были переведены на многие языки (в том числе на хинди и японский), не оказали большого влияния. Обновления, к которому он стремился, не произошло. Сведенборг задумывал основать новую церковь, которая стала бы для христианства тем, чем ранее протестантизм стал для католичества.

В полной мере он не доверял ни тому ни другому. И все же Сведенборг не оказал того огромного влияния, которого должен был. Думаю, это связано с общей для всех скандинавов судьбой – все происходит с ними словно во сне или внутри стеклянного шара. К примеру, викинги открывают Америку за несколько столетий до Колумба, но это ничего не меняет. Искусство романа появляется в Исландии вместе с сагой, но не получает распространения. У скандинавов есть фигуры всемирного масштаба – как, например, Карл XII, – но мы вспоминаем других завоевателей, военные свершения которых, быть может, намного скромнее. Учение Сведенборга должно было обновить церковь во всех областях света, но оно разделило общую скандинавскую судьбу, которая подобна сновидению.

Мне известно, что в Национальной библиотеке есть экземпляр книги «Об аде и его чудесах»^{31}, но в некоторых теософских книжных магазинах Сведенборга зачастую не найти. А ведь он гораздо более сложный мистик, чем другие; остальные лишь сказали нам, что испытали экстаз и попробовали его описать литературно. Сведенборг – первый исследователь потустороннего мира, к которому мы должны относиться серьезно.

В случае с Данте – а он тоже предлагает нам описание Ада, Чистилища и Рая – мы понимаем, что перед нами литературный вымысел. Мы не можем поверить, что все им рассказанное произошло на самом деле. Кроме того, Данте оказывается заложником формы: он не мог пережить что-либо в стихах.

В случае со Сведенборгом мы располагаем многими трудами: такими книгами, как «Христианская религия и Божественное Провидение», и, прежде всего, та книга о рае и аде, которую я всем вам рекомендую. Она была переведена на латынь, английский, немецкий, французский и, кажется, даже на испанский. Здесь учение Сведенборга изложено с большой ясностью. Нелепо утверждать, что такую книгу написал сумасшедший. Сумасшедший не мог бы составить труд с подобной четкостью. Более того, переменилась сама жизнь Сведенборга: он оставил все свои научные поиски, считая их Божественным приуготовлением для иных трудов.

Он посвятил всего себя посещению небес и преисподней, беседам с ангелами и Иисусом, а затем все это методично изложил в прозе – прозе на редкость ясной, без метафор и преувеличений. В его книгах много запоминающихся историй, подобных той, что я пересказал, – о человеке, желавшем заслужить рай, но обретшем только пустыню, ибо он обеднил свою жизнь. Сведенборг предлагает всем нам спастись путем обогащения наших жизней. Спастись через праведность, добродетель и через разум.

А затем придет Блейк, который добавит, что человек, ищущий спасения, должен быть еще и художником. Таким образом, спасение тройственно: мы должны спасаться через праведность, добродетель и отвлеченный разум, а затем через искусство.

9 июня 1978 года