Иллюзия прогресса: опыт историософии

Не дать случиться аду

Dixi et animam levavi

Время подвести итоги.

Задача наша состояла в том, чтобы показать знаменательные возможности, которые возникают для решения историософских проблем в результате соотнесения их с реалиями современного мира, идеями философии сознания и представлениями о человеке христианства.

Сказанное в книге, позволяет, как мне представляется, утвердиться в следующем предположении: массив многообразных достижений человечества сам по себе не свидетельствует о непреложном всестороннем поступательном движении – общественном прогрессе. Жизнь есть способность изменяться, и многое, очень многое в разных сферах меняется, подчас драматично быстро и радикально. Да, в отношении успехов науки и технологий, а также в социальном освобождении человека действительно можно говорить как о разворачивающемся поступательном движении. Но что касается этических основ жизни в сообществе людей, личностного и нравственного роста индивида и очеловечения мира, существенного уменьшения в нём зла, то поступательности в целом не замечается. Человек по-прежнему открыт злу и способен всецело отдаваться ему. Мир сегодня в целом пропитан злом не меньше, если не больше, чем любая предшествующая эпоха. Неясно, может ли человек вообще избыть зло. Достигнув определённого уровня культурности и цивилизованности, человечество едва ли не попятилось назад. Едва ли такое однобокое движение можно принять за всесторонний прогресс, ведущий к миру, в котором зло станет незаметным. Вл. Соловьёв полагал, что человечество находится на пути от человекозверя к Богочеловеку. Наше время показывает – по меньшей мере – то, что несостоявшееся Богочеловечество застряло на этом пути.

В чём причины того, какими путями пошло человечество в XX-м столетии и вышло в XXI-е? В либеральных идеологиях, без сожаления распростившихся с «отсталым» христианством и фактически проложивших пути к безрелигиозному, во многом утратившему истинно человеческие ценности массовому обществу? В оголтелом национализме, без которого едва ли разразилась бы Первая мировая война, донельзя снизившая достоинство и цену человеческой жизни? В появлении тоталитарных государств, когда вырвались на историческую сцену нацисты, потрясшие мир Холокостом? Когда коммунисты устроили свой невиданный эксперимент и в течение семидесяти лет терзали многострадальную Россию? Когда обе эти дьявольские силы развязали Вторую мировую, сгубившую десятки миллионов жизней? В инертности консерватизма, игнорирующего остроту социальных противоречий и надвигающегося (или уже наступившего) экологического кризиса? В неспособности сегодняшних развитых стран адекватно осмыслить насущную необходимость выстраивания новых отношений с остальным миром, что и позволяет поднимать вопрос о столкновении цивилизаций?

Всё это действительно можно считать непосредственными причинами сегодняшнего неутешительного состояния дел. Но за ними скрывается общая, глубинная причина – нравственная незрелость человека, его слабое личностное развитие, выразившееся в безрелигиозности (в широком смысле слова). Если понимать под цивилизованностью изживание варварства, о незрелости следует говорить именно в этом смысле. В наше время, как и в предшествовавшие эпохи, большинство людей по-прежнему не преодолевает в значительной мере «склонность ко злу» в своей природе, говоря словами Канта.

Индивид, как уже говорилось, в равной мере способен на выбор либо света – Сознания, Бытия, нравственности, либо тьмы – бес-сознательности. Для верного выбора нужна воля, т. е. сила. Но для появления доброй воли есть много препятствий. Прежде всего, осуществлять самостоятельное усилие разума трудно, намного легче пользоваться уже готовыми – чужими – представлениями. Именно так делают те, кто не в состоянии мыслить самостоятельно – осознают они это или нет. У человека, который не утруждает себя нравственно-интеллектуальным трудом, действуют почти бессознательные установки, которые обычно не поспевают за изменениями мира и, наслаиваясь друг на друга, постоянно искажают картину мира. С ними трудно расставаться, работает инерция.

В результате то, что человек видит, не даёт ему увидеть то, что есть в реальности. Для получения незамутненной картины мира ему приходится пробиваться через многочисленные наслоения псевдосознания. Получается это далеко не всегда. Людям в целом присуща леность ума и сердца, инерция бес-сознательной жизни. В подавляющем большинстве мы, грешные, предпочитаем не утруждаться, отдаваясь случайному сцеплению событий, и таким образом потворствуем широкому разливу зла в мире.

Таким образом, если оценивать путь человечества во времени, имея в виду очеловечение, одухотворение мира, то, что мы принимаем за всесторонний прогресс, в целом оказывается иллюзией. Прошлое и настоящее ясно показывают, что тут вместо всеобщности имеется локальность и неравномерность, наряду с поступательностью – прерывистость и обратимость.

Но если появляются сомнения в идее всеохватывающего прогресса, то приходится задуматься и о том, стоит ли искать некий внеположенный человеку смысл истории. Скорее, смыслы могут создаваться самим человеком^[179]: именно это и происходит вследствие трансцендирования. В результате случаются «вспышки» Сознания-Бытия, которые преодолевают природный хаос и вносят в мир человеческие смыслы. Так происходит прорыв в сверхприродную реальность, структурированную нравственными ценностями, самой природой не предусмотренными. Подобные прорывы только и «делают» историю в философском смысле. Только они, могут, как говорил Вл. Соловьёв, не дать случиться аду на земле, что и представляет собой главную задачу человека на этой планете^[180].

И зависит это прежде всего от воли зрелого человека. Люди – если они хотят состояться именно в качестве людей – призваны преодолевать стихийность и бессмысленность естественного хода вещей. Человечеству – прежде всего в лице своих наиболее продвинутых представителей – надлежит постоянно преображать стихийно-хаотический мир в человеческий, одухотворять его. А для этого, как точно сформулировал Вяч. Иванов, «на первый план должны выступить проблемы нравственного поведения по отношению к Другому (человеку, этнической или религиозной группе, социальному классу…) решение может быть найдено на пути преодоления эгоцентризма отдельных людей и целых социальных групп и стран, наделенных военной и экономической властью»^[181]. Изменяя самих себя, а поэтому и мир согласно моральному закону, мы выполним наш человеческий долг. Следовательно, повторим, прежде всего нужна воля, именно добрая воля человека к добру, выражающаяся в стремлении к совершению актов Сознания, ко всемерному распространению наивысших достижений культуры и цивилизации.

Доныне «вспышки» Бытия перемежались более органичным для человечества существованием – инерционным, бессмысленным, с преобладанием суррогата духовной природы человека – псевдосознания. Нам не дано знать, случатся ли такие «вспышки» в будущем. Не обнаружится ли, что псевдосознание и зло мира неизбывны? Что они являются непреодолимой помехой для того, чтобы мир преобразился и людской род состоялся именно как человечество? Что человек не «берёт груз» свободы? Что жизненный путь его бессмыслен? И что поэтому нельзя исключить возможности ни саморазрушения, прекращения истории рода Homo, как и предсказывает христианство, ни дурной бесконечности? Ответить на заданный выше вопрос нам не под силу. Мы могли лишь убедиться в том, что жизненный путь людского рода не детерминирован, а вероятностен. И поэтому менее всего можно говорить о нём как о «прогрессе» – всеохватном восходящем поступательном движении.

Гибель же мира или цивилизации людей совсем не исключена и стала бы, возможно, расплатой за сам таинственный дар сознания, за саму двуприродную уникальность человека. Во всей своей полноте высветилась бы драма свободы, суть которой в том, что, располагая возможностями двинуться по пути, ведущему к преображению мира, род людской упускает их, потому что оказывается слишком слаб. И если вспомнить всё то варварство, которое Homo Sapiens за относительно недолгое свое пребывание на планете произвел с природой, с животным миром и с себе подобными, такой исход оказался бы вполне справедливым^[182].

Но, может быть, онтологически несостоятельно само дуалистическое мироздание с его сосуществованием природы и сверхприродного?

Допустить такую возможность значило бы признать истинность христианской идеи о том, что наш мир обречён на гибель, согласиться с тем, что он представляет собой всего лишь временное прибежище существа, в своей неизбывной двойственности ненужного мирозданию. Это может быть опровержением антропного принципа и означать, что несостоявшемуся человечеству действительно суждено исчезнуть с лица земли.

Тем не менее воссоздание тринитарной идеи как центра христианства позволило бы этому сотериологическому учению расширить своё содержание вплоть до выхода за рамки собственно религии и получить основание претендовать – ни много, ни мало – на статус универсального и единственно возможного для человечества способа восприятия мира и действия в нём. Так было бы обеспечена возможность ограничения зла ещё в этом мире. Иначе человек и в самом деле лишается своего raison d’être.