Читать книгу: «Генерал. Война все спишет», страница 3

Глава 6

– Как кость нам бросил – подавитесь!

Наместник пылал яростью, и Фок его хорошо понимал – Куропаткин по отношению к главнокомандующему повел себя фактически хамовато, в полном соответствии со старинным правилом, когда один начальник, а другой дурак, потому что явился к тебе просителем.

И что самое обидное, так это то, что резервы имелись, и достаточно серьезные – после передачи войск генерала Зарубаева у командующего Маньчжурской армией оставался под рукой 2-й Сибирский армейский корпус, а к нему еще 8-я ВС стрелковая дивизия и 2-я бригада 31-й пехотной дивизии. Уже сейчас стало проявляться то, что позже станет визитной карточкой полководческих «дарований» Алексея Николаевича – стремление зарезервировать как можно больше частей в тылу и на вспомогательных направлениях, стремясь надежнее закрепить за собой территорию, вместо того чтобы сконцентрировать силы против неприятеля. Но бывший военный министр руководствовался нехитрой заповедью российского чиновничества: «Как бы чего не случилось плохого».

– С паршивой собаки хоть шерсти клок, а так все же три полнокровные дивизии, пусть сырые и еще не обстрелянные. Хоть из запасных набраны, но людской контингент превосходный – сибиряки!

Фока приход серьезного подкрепления обрадовал – сила для будущего сражения фактически удваивалась, если подсчитывать только войска 1-го и 3-го Сибирских корпусов, причем в последнем не учитывать 7-ю дивизию, что сейчас находилась в Квантуне.

– Дивизии будут переданы в трехдневный срок, причем Вторая была в эшелонах, которые прибыли на станцию от Мукдена. Должна выйти сегодня вечером из Ляояна. Тут пути несколько часов, – зачем-то уточнил наместник. – Куропаткин тебя утвердил моим помощником, если можно так сказать. Учти, под твоим командованием сейчас три генерал-лейтенанта, что по старшинству производства в чин стоят выше тебя. Им станет обидно, хотя по возрасту Зарубаев нам с тобою ровесник, а Штакельберг со Стесселем моложе будут. Ты с последним уже говорил?

– Да, после полудня – Анатолий Михайлович уже в войска отправился. Ваше назначение он одобрил – для него нож острый, чтобы два других комкора над ним власть получили!

Фок усмехнулся, припоминая подробности недавней встречи. Стессель рванул из Порт-Артура призовым рысаком, перекинув всю ответственность на коменданта крепости Смирнова. Тем более из его штабного поезда в любой момент можно было связаться по телеграфу с любым полком, так что отъезд большими неприятностями не грозил.

– Но серьезно я с ним чуть позже поговорю и найду что ему предложить. Он ведь мог в Порт-Артуре оставаться, все же начальник Квантунской области, но решил командование над Третьим корпусом из своих рук не выпускать, поискать лавров на поле сражения. Мешать он мне не будет, наоборот, сам заинтересован в прорыве генерала Кондратенко к Дагушаню. Только ему резервы нужны, мало ли где японцы высаживаться на берег станут. Мы же не знаем, что они удумали!

– Транспорты на траверзе Квантуна, причем с юга. Думаю, пунктом высадки является Инкоу. Ночью они станут проходить вдоль северного побережья Квантуна, вот тут-то мы на них и нападем!

Наместник потер руки, было видно, что Евгений Иванович возбужден до чрезвычайности. У Фока отлегло от сердца: хорошо, что теперь стало понятно, где японцы собрались высаживать десант. Инкоу – единственный порт на северном побережье Печилийского залива, другого просто нет. И бухт нет на всем северном побережье, куда бы инфантерию смогли высадить. Вернее, пара транспортов может высадить на катерах, баркасах и прочих плавсредствах первую волну десанта, но на этом все прекратится – без артиллерии, достаточного боезапаса японцы будут просто сброшены обратно в море. Наличие прибрежной железной дороги нивелировало до определенной степени временное владение вражеским флотом Желтого моря.

Переброска стрелковых полков могла быть осуществлена в течение нескольких часов от получения известия о появлении вражеского десанта; бронепоезда и железнодорожные батареи подошли бы гораздо быстрее, взяв на платформы пограничников. Да и наращивание сил русские могли осуществить в течение суток, опередив противника, и при этом имели бы подавляющее превосходство в артиллерии. Ведь именно мелководье мешало подходить к берегу броненосцам и броненосным крейсерам, а действия канонерских лодок были существенно ограничены выставленными минными заграждениями. Да и попадание в небронированные корабли шестидюймовых снарядов могли иметь для них весьма печальные последствия, вплоть до самых фатальных.

К тому же следовало учитывать не только частые в здешних водах штормы, что прервут любую высадку, но даже изрядное волнение, которое серьезно затрудняет проведение десантной операции и сводит к минимуму артиллерийскую поддержку с кораблей.

– Инкоу для японцев важнее Дагушаня – там железная дорога. К тому же могут взять наши войска в клещи, если удастся высадить на берег две-три дивизии. И время у них есть – Куропаткин согласился передать дивизии, но вот трехдневный срок меня изрядно смущает. А если говорить честно, то откровенно пугает, ведь соврать – недорого взять!

Возникла неловкая пауза. Алексеев побагровел лицом, сцепил пальцы рук. Возникшее подозрение в неискренности командующего Маньчжурской армии следовало немедленно подкрепить, чтобы не было голословного обвинения в адрес генерала Куропаткина.

– Я думаю, Алексей Николаевич вводит нас в заблуждение. – Фок решил выложить свои сомнения, причем откровенно. – Корпус Зарубаева растянут эшелонами по железной дороге: Вторая дивизия на перегоне Ляоян – Мукден, а Третья еще чуть ли не у Харбина. Если отправить их напрямую, то в течение одного-двух дней прибудет Вторая со штабом, а трех-пяти дней – Третья дивизия. Причем их нужно поторопить, и железнодорожники должны докладывать о проходящих эшелонах каждые три часа.

– Немедленно свяжись с начальником железнодорожного отдела генералом Нидермиллером, он передаст приказы и будет контролировать переброску войск. Учти, в твоем распоряжении весь мой полевой штаб, и в мое отсутствие отданные тобой приказы являются для всех генералов и офицеров моими собственными – все нужные распоряжения я сделал еще вчера. Если кто проявит нераспорядительность или строптивость, во что я не верю, отрешай от должности незамедлительно. По всем вопросам у тебя теперь есть дежурный генерал фон Клодт. Начальник штаба генерал-лейтенант Жилинский о тебе отзывается исключительно положительно, а он у меня строптив, и его мнению стоит доверять.

– Я не раз говорил с Яковом Григорьевичем. Думаю, мы сработаемся, – отозвался Фок, прекрасно понимая всю изнанку тех событий, которые не зря именуются закулисными.

Жилинский находился сейчас в крайне непонятном положении. Он являлся начальником полевого штаба главнокомандующего, но его фактически отодвинул от дел сам Куропаткин, у которого был свой штаб во главе с генералом Сахаровым. А это не могло не взбесить деятельного честолюбца. Так что предоставленный судьбой шанс возглавить штаб реальной армейской группировки, активно действующей против неприятеля на Дагушаньском направлении, Жилинский решил использовать по полной программе, ухватившись за него, как говорится, руками и ногами, вцепившись зубами. «Социалистическое соревнование», если применить термин еще не наступившей эпохи, пошло яростное, и если удастся разбить армию Оку, то позиции Куропаткина значительно ослабнут – это все прекрасно понимали, так что штаб заработал как хорошо отлаженный механизм, давно скучавший по настоящей работе.

– Евгений Иванович, для организации нормальной работы мне нужны несколько офицеров, что прекрасно проявили себя в ином времени. Вы понимаете, что я хотел сказать, – осторожно произнес Фок, кивнув на дверь салона – все же не лишняя предосторожность от подслушивающих и вынюхивающих особей, которых всегда хватало.

– Кто из них?

– Профессор академии Генерального штаба генерал-майор Алексеев, твой однофамилец.

– Знаю такого, Михаил Васильевич сейчас в Ляояне, можно выцарапать, пока без назначения. На какую должность ты хочешь его назначить?

– Начальником штаба к Стесселю, он вполне справится и заменит его, если что произойдет. А еще мне нужен Гурко, его в должности начальника штаба Первого Сибирского корпуса сменил Иванов, и полковник сейчас только его помощник. А дело для него имеется, живое и важное.

– Отправь распоряжение Штакельбергу через Жилинского, через несколько часов этот бурский авантюрист будет у тебя. Но для чего он нужен? Ведь шпионажем только и занимался.

– Нам он необходим. Это самая подходящая кандидатура для отдела военной разведки и контрразведки. она у нас сейчас на пещерном уровне, а генерал-квартирмейстер не та кандидатура. Привлекать жандармов не всегда целесообразно, у них свое управление. Еще нужно ставить войсковую разведку, привлечь китайцев к этому делу…

– Мне уже докладывали, что в твоем окружении видели китайских подданных, причем весьма подозрительных.

– Многие дела можно совершать руками туземцев, на это не обратят особого внимания. Я подобрал необходимые кадры, некоторые уже сотрудничают с нашими офицерами Генерального штаба, причем в ином времени тоже содействовали.

– Хм, а ты обстоятельно подходишь к делу, мне это нравится. И насчет жандармов ты прав – нам нужна своя тайная служба, действующая на совсем иных основаниях. Так что давай список, я посмотрю.

Фок протянул Алексееву листок бумаги, на котором были расписаны два десятка строчек – по две на кандидатуру. Наместник принялся читать, поднял на него удивленные глаза.

– Имена есть незнакомые. А где у нас капитан Самойло? И кто это такой? Хм, подполковник Лавр Корнилов, столоначальник в Главном штабе, недавно вернулся из Индии.

– Разведкой занимаются, как и твои кадры, Евгений Иванович, а подполковник заострен именно на Восток, – усмехнулся Фок, уже зная, какой на самом деле имеется штат у наместника. Вот только не упорядочен еще и не столь эффективен, каким мог бы быть. Хотя те же дипломаты вполне ему лояльны и деятельны, а это немаловажно.

Но ведь время есть, и изменить можно многое…

Глава 7

– Минные катера с «Всадником» и «Гайдамаком» уже направлены по бухтам, миноносцы Второго отряда их прикрывают. «Джигит» и «Разбойник» – на внешнем рейде брандвахтой. «Забияка» и «Гиляк» пойдут под моим флагом в бухту Луизы, прикроют наши миноносцы в случае повреждений.

Контр-адмирал Лощинский сейчас едва сдерживал волнение, докладывая Алексееву, прибывшему под вечер в Порт-Артур. Все же успел добраться из Ляояна, сделав короткую остановку на станции Ташичао, встретившись там с Фоком. Утром Евгений Иванович собирался выходить в море, благо «Баян» с «Палладой» отогнали японские дозорные крейсера, что при виде русских кораблей немедленно бросились в паническое бегство. Еще бы им не испугаться, когда и с севера показались дымы – то подходила «Диана», вышедшая из Дальнего. На этой «богине», не принимавшей активного участия в недавнем сражении, закончили экстренные ремонтные работы, и крейсер вышел в море. Его сопровождали пять миноносцев 1-го отряда – больше половины из числа способных выйти в море.

Конечно, в другое время адмирал не стал бы так рисковать, но сейчас у него не осталось выбора – стало ясно, что японцы собрались проводить десантную операцию и захватить Инкоу, падение которого грозило немалыми неприятностями. Такого варианта развития событий нельзя было допустить ни в коем случае, и Алексеев осознанно пошел на риск, прекрасно понимая, что произойди что-нибудь похожее на случай с «Петропавловском», проблем не оберешься, и ситуацию будет не исправить.

Он собрался бросить на кон войны единственный козырь, применения которого адмирал Того сейчас вряд ли ожидал. Кураж от победы над японским отрядом 7 мая оказался настолько велик, что ремонтные работы на торпедированных в первую ночь войны броненосцах были немного ускорены. Два дня тому назад с «Цесаревича» и «Ретвизана» сняли кессоны, хотя в иной реальности это произошло 23–24-го числа, как он узнал от Фока. К тому же еще 15 мая на последнем корабле установили 12-дюймовые пушки главного калибра. Через два дня провели пробные стрельбы, результат которых оказался вполне удовлетворительным.

Так что завтра с утра он выведет два броненосца в море, и если 1-й отряд Того прикрывает конвой, то есть неплохие шансы добраться до Дальнего, где их на подходе встретит «Пересвет» под флагом Матусевича, с тремя большими миноносцами в сопровождении.

О бое с японской эскадрой не могло быть и речи – команды должны чуть ли не заново привыкать к морю, налаживать взаимодействие. Ведь экипажи три с половиной месяца стояли в ремонте, какие тут походы. А вот Того от такой демонстрации явно станет не по себе – три русских новых броненосца, скорость которых не уступает японским визави, поневоле заставят неприятеля прикрывать транспорты главными силами, тут одними броненосными крейсерами в охранении не обойдешься.

Зато через десять дней, максимум две недели, можно и рискнуть сразиться с врагом. К этому времени войдет в строй «Победа», кессон с нее уберут на днях, и «Полтава», немного пострадавшая в недавнем бою, причем по вине контр-адмирала Матусевича – тому надо было просто направить на север и юг по миноносцу, и в таком случае подход японской эскадры не оказался бы для русских моряков неприятной неожиданностью. Наивный просчет, за который он устроил жестокую, но справедливую выволочку, которую Николай Александрович надолго запомнит…

– Николай Оттович, – Алексеев посмотрел на сидящего справа от Лощинского Эссена, – я вызвал вас в Порт-Артур чтобы сообщить: немедленно лишаю вас должности командира броненосца. Снимаю не только потому, что «Севастополю» месяц стоять в ремонте, а лишь руководствуясь тем, что вы настоятельно нужны на крейсерах. Рейценштейн уже вышел в море – под брейд-вымпелом «Баян» и обе наши «богини». Задача его отряд – связать боем, по возможности, вражеские крейсера и обеспечить атаку наших минных катеров от бухт Луизы и Десяти кораблей.

Алексеев сделал паузу, любуясь вначале побледневшим, а теперь побагровевшим лицом Эссена. И,как ни в чем не бывало тем же голосом продолжил говорить дальше:

– Я решил назначить вас командиром Второго крейсерского отряда. А потому спрашиваю: вы готовы выйти в море немедленно? Под вашим командованием будут «Аскольд» и «Новик». И сопровождать в атаку вы станете пять больших миноносцев Елисеева, что пришли из Дальнего и сейчас загружаются углем. Задача также состоит в прикрытии этой ночью отряда капитана второго ранга Бубнова – у него семь боеготовых «соколов». Прошу вас дать мне свой ответ.

– Я готов, ваше высокопревосходительство, в сию же секунду выйти в море. – Эссен поднялся со стула, но, повинуясь жесту Алексеева, уселся обратно. За эту минуту наместник увидел, насколько эмоциональным может быть Эссен – целая гамма чувств появилась на лице храброго остзейского немца. Тот и не думал их скрывать. Вначале недоумение, немой крик души: «За что меня так наказывают?!» Потом невероятная, почти смертельная обида, когда Николай Оттович услышал, что «Севастополю» месяц стоять в ремонте. И резонно посчитал, что наместник решил, что вина за повреждения в бою лежит именно на нем. Затем неприкрытая радость, что его возвращают обратно на крейсера, причем командиром отряда, а ведь это повышение в должности, и значительное. Эссен принял самый тихоходный броненосец эскадры по приказу Макарова и получил чин капитана 1-го ранга, ибо «Новик» относился к кораблям 2-го ранга. И теперь он возвращается обратно на крейсера и может поднять на одном из них брейд-вымпел, согласно статье «Морского устава». А тут уже полагался салют из 9 или 11 выстрелов. И до погон контр-адмирала с должности командира крейсерского отряда, то есть с упраздненного чина капитан-командора, добраться многократно легче, чем будучи командиром одного из устаревших броненосцев.

– Над каким из крейсеров вы поднимете свой брейд-вымпел?

– «Новик»!

Без секундного промедления Эссен дал ответ на вопрос адмирала. Кто бы сомневался – Николай Оттович прекрасно знает команду и возможности своего крейсера, с которым сроднился за службу. Да и возможности «Аскольда» ему хорошо известны – много раз эти два быстроходных крейсера, построенныена германских верфях, вместе выходили в море, гоняя японские миноносцы и вступая в схватки с вражескими кораблями.

– Но ваш крейсер существенно уступает «Аскольду» по водоизмещению и многократно – по артиллерийской мощи, все же шесть стодвадцатимиллиметровых пушек или дюжина стопятидесятидвухмиллиметровых – есть разница? И в скорости «Новик» превосходит незначительно, а в бронировании сильно уступает. Поднимайте брейд-вымпел на «Аскольде», – мягко посоветовал Алексеев, прекрасно понимая, какой будет ему дан ответ.

– Только «Новик», ваше высокопревосходительство. Это мой старый корабль, к которому я привязан сердечно. – Эссен даже мотнул головой от негодования, что может поступить иначе. – «Аскольд» – прекрасный крейсер, но в ночную атаку идти лучше на «Новике», он намного маневренней и может близко подойти к берегу – осадка меньше. А потому лучше атаковать транспорты со стороны берега, «Аскольд» же отвлечет на себя внимание вражеских крейсеров.

– Хорошо, я рад, что наши мысли сошлись, – мягко произнес Евгений Иванович, протянув Эссену запечатанный пакет. – Тут вся диспозиция, Николай Оттович, ее требуется исполнить. Но она не ущемляет вашей инициативы в бою. Смело принимайте иные решения, если увидите, что результат будет достижимым и принесет гораздо больше пользы. Необходимо повредить как можно больше транспортов и полностью сорвать высадку вражеского десанта. Однако не беспокойтесь, если часть вражеских судов дойдет до Инкоу. Там наша армия готова их встретить, в порту есть береговые железнодорожные батареи с нашими моряками и минные катера.

Алексеев остановился, посмотрел на Лощинского и Эссена – на лице первого он не увидел страха, а в храбрости второго можно было не сомневаться, наоборот, нужно постоянно сдерживать его порывы.

– Все командиры миноносцев предупреждены: если будут замечены вражеские броненосные крейсера, то следует атаковать их при любой возможности, пуская торпеды не по одной, а залпом из двух сдвоенных аппаратов. Нужно потопить хотя бы один из них и уравновесить силы. И еще одно: при серьезных повреждениях отходить в залив Цзиньчжоу, под прикрытие наших береговых батарей. А теперь, господа, я должен сказать вам следующее…

Глава 8

– Рад тебя видеть, Николай Платонович, наконец добрался до наших палестин. И, как моряк, попал с корабля, то есть из вагона, прямо на бал – с полудня японцы начнут высаживать в Инкоу десант. Не думаю, что наш флот их остановит, хотя определенные потери им все же нанесет. Так что, Николя, ты вовремя прибыл, тебя очень не хватало!

– А ты все в заботах и хлопотах, Александр Викторович. И тебе не хворать до конца кампании! А там как Бог даст нам обоим, Фокушка. Смотрю, ты догнал в чинах меня, да еще Георгия на шею заслужил!

Последняя фраза прозвучала в устах с неприкрытой завистью, генерал-лейтенант Зарубаев даже вздохнул, но объятия его были крепкие. Генералов в Российской империи не так и много, пути их постоянно пересекались, и все друг друга хорошо знали, причем лично, а не заочно, некоторые еще с кадетских или юнкерских времен. Тут как раз имел место быть второй случай – вместе учились во 2-м Константиновском артиллерийском училище, причем Фок – «птенцом», а Зарубаев уже портупей-юнкером, но оба были погодками, что немаловажно и всегда учитывалось.

Дальше жизненные пути разошлись: Николай Платонович закончил академию Генерального штаба и стал служить в окружных управлениях, уже в 1875 году вышел в полковники, с турками не воевал, спустя 15 лет стал генерал-майором и начальником штаба армейского корпуса. В 1899 году Зарубаев уже генерал-лейтенант, позже стал помощником командующего Сибирского военного округа и с началом войны принял под командование формируемый из резервистов 4-й Сибирский армейский корпус.

Фока ожидал более тернистый путь: пять лет службы в жандармах, так что к Русско-турецкой войне едва выслужил капитанский чин. За храбрость получил золотое оружие и Георгия 4-й степени, в том же 1890 году получил чин полковника и 3-й Закаспийский стрелковый батальон под командование – какая уж тут бригада, «академикам» путь к вершинам чист, а тут все собственным горбом вываживать, с одного полка на другой переходить, медленно поднимаясь по карьерным ступенькам. Так что первый генеральский чин получил только в 1900 го ду, ну и бригаду под командование.

И пора бы уходить на пенсию, но тут подвернулся случай, который всегда позволял старым служакам подняться в чина, доставало бы храбрости, толковости и здравого смысла, – и имя ему война. Так что теперь Фок скакнул выше, пока старый приятель корпус формировал. Но теперь положение еще больше изменилось: первая победа над японцами одержана, чин и Георгий 3-й степени получены. Должность помощника наместника ЕИВ и главнокомандующего сухопутными и морскими силами на Дальнем Востоке намного значимей, чем та, на которой находился Зарубаев, и старшинство в чине тут никак не поможет.

Но общались они всегда по-дружески, несмотря на разницу положения, – традиции училища к этому напрямую обязывали, и нарушать их было категорически нельзя вплоть до самой смерти. А к ситуации оба отнеслись философски: сегодня ты выше по должности, завтра – я, ничего страшного, наоборот, помогать своим завсегда нужно.

– Завтра нам тут весело будет: на транспортах идет либо Четвертая армия Нодзу, либо Третья армия Ноги, сам понимаешь, точно знать мы не можем. Но, судя по числу коптящих небо лоханей, там две дивизии, максимум еще одна бригада, не больше тридцати батальонов. У меня в Инкоу Вторая бригада Тридцать пятой дивизии, на станции Вафангоу – Двадцать шестой сибирский стрелковый полк. Одиннадцать батальонов, и это все. Когда будет точно понятно, где японцы ухватятся за берег, смогу перебросить с Квантуна еще один полк Седьмой дивизии, большего у меня нет в резерве. Так что твое появление здесь позволяет надеяться на лучший расклад сил.

– Со мною два батальона Пятого Иркутского пехотного полка, к утру подвезут еще два. К вечеру прибудет Енисейский полк, будет вся Первая бригада Второй пехотной дивизии с приданной артиллерией.

– Хм, я думал, что будет хуже. С утра введем бой двенадцать батальонов, потом я добавлю своих шесть, а ты – четыре, и к вечеру у нас уже двадцать два батальона, это намного лучше. Продержимся эти несколько часов, ничего сложного, а вот через сутки будем им объяснять, чем редька от хрена отличается и с чем эти овощи поедать рекомендуется!

– Ты, как всегда, все ехидствуешь и язвишь, Александр Викторович, – усмехнулся Зарубаев. Его длинные усы в память покойного деда ныне здравствующего императора дрогнули. Но командующий 4-м корпусом был серьезен и внимательно посмотрел на стол, где была расстелена карта с нанесенной на нее разноцветными карандашами обстановкой.

– Николай Платонович, смотри, какая кутерьма у нас здесь началась. – Фок правильно понял взгляд генерала и взял карандаш. – Японская Вторая армия чуть ли не месяц назад высадилась у Дагушаня, а так как генерал Штакельберг выполнял приказ командующего Маньчжурской армии избегать решительных действий против неприятеля, чтобы не понести потерь, то они заняли обширный плацдарм.

– Однако…

Сказанное Зарубаевым слово было настолько знакомо, что Фок непроизвольно фыркнул. Но продолжил говорить:

– Две с лишним недели накапливали войска, потом двинулись в наступление: две дивизии – на Далинский перевал, одна – к верховьям Бычихе, еще дивизия между ними держит фронт. Растянулись на сотню верст – пространства, как видишь, огромные. В Азии совсем иные размеры, просторно тут, сколько войск ни собери, все равно не хватит.

– Это я на службе в Омске понял, когда округ размером от Уральских гор и до Байкала. Если бы не железная дорога, то любые операции при таком пространстве и задумывать трудновато.

– Оно так и есть. – Фок снова фыркнул, но заговорил дальше уже серьезно. – Вот мы и решили четыре дня тому назад нанести по ним сильный контрудар. Наступление идет двое суток, и пока мы добились следующих результатов. Вот посмотри…

Карандаш заскользил по карте, утыкаясь острием то в одну точку, то в другую, то очерчивая линии в воздухе, не касаясь бумаги. А Фок одновременно пояснял склонившемуся над столом генералу:

– У Штакельберга восемнадцать батальонов, он держит оборону на пятидесятиверстном фронте. Пока держится, но начинает тут, тут и там пятиться. Оно и понятно – против него три японские дивизии, пехоты только по баталь онам вдвое больше, да еще конницы девять эскадронов.

Оку рвется через Далинский перевал главными силами, имея за спиной резервы, идущие от Дагушаня, – примерно шесть-восемь баталь онов инфантерии. Это центр японцев; справа у них, и слева у нас фланги практически пустынны, одни лишь конные разъезды. У противника там отдельная кавалерийская бригада – два полка, – восемь эскадронов кавалерии, которые подкрепляют пара батальонов пехоты и дивизион горной артиллерии, у нас бригада сибирских казаков, уже порядком растасканная, в ней осталось девять сотен. К ней несколько пеших и конных охотничьих команд, пара сотен пограничников и забайкальская казачья батарея под общим командованием генерал-лейтенанта Симонова, начальника Сибирской казачьей дивизии.

Последние слова Фок произнес с нескрываемой ехидной интонацией – термин «начальник» уместен в бюрократии, но никак не в армии и тем более не на флоте. «Начальник бригады броненосцев» звучит весьма неуместно, это не англичане, у них везде командующие, где только можно. А в русской армии совсем иначе – дивизией управлял генерал-лейтенант, и в этом случае он начальствовал. А если на нее ставили генерал-майора, то он считался временным командующим, пока не получал следующий чин и не становился полновластным начальником. Вот такие шли бюрократические игры с названиями!

– На нашем правом фланге до сегодняшнего вечера была одна дивизия японцев – по бригаде тут и там. Посередке вытянулись кишкой разъезды кавалерийского полка – три эскадрона. Против левой бригады противника три полка Первой стрелковой дивизии Гернгросса – японцы там упираются пока, но начнут обход, куда им сейчас деваться, ибо мы разнесли их крайнюю бригаду в ошметки, на нее наступает весь Третий корпус.

По фронту девять батальонов Надеина – жаль его, ранен – откинули один полк японцев, а вот другому катастрофически не повезло – попал под удар нашей обходящей колонны генерал-майора Кондратенко. Там я собрал полтора десятка батальонов и дюжину эскадронов и сотен при солидной артиллерийской поддержке и три десятка пулеметов, не считая картечниц Шметилло – завтра тебе покажу это немудреное изобретение.

– Так, понятно. – Зарубаев быстро читал карту и вывод сделал абсолютно правильный. – Ты опрокинул их левый фланг, и твоя обходящая колонна идет на Дагушань. У тебя в ней мало сил – пятнадцать батальонов ни о чем, японцам достаточно снять две бригады пехоты с центра, и твой прорыв будет остановлен. Придвинут резерв и откинут Кондратенко – конницы у тебя совсем нет, приморские драгуны и сибирские казаки ни о чем, их мало до прискорбия. Нужно было ждать сосредоточения моего корпуса…

– Так твои дивизии Куропаткин только сейчас передал, все сосредотачивает войска, а японцы уже к железной дороге подходят, отрезать Порт-Артур могут. Десант надо бить сразу, не мешкать – паровоз давят, пока он еще чайником пар пускает, потом ногу отшибешь!

Зарубаев засмеялся немудреной шутке, здесь пока еще не известной, но тут же сделался серьезным.

– Инкоу удержит моя Вторая дивизия, но есть и Третья. Подкреплять ею будешь обходную колонну Кондратенко?

– Зачем? Там японцы резерв перебросят, и станут наши три десятка батальонов перед преградой, для их силенок не пробивной. Мы другой фланг обхватим, смотри. Твой корпус стягиваем сюда, Первой дивизией заменяем Вторую (она просто опоздает на несколько дней и пойдет маршем сразу за головной дивизией). С другой стороны ты к морю выйдешь, и сибирских казаков тебе в помощь. Ибо если не сделать сей маневр, то японцы по побережью к реке Ялу могут в порядке отойти, и там у них две армии будут объединены. А оно нам надо? Мы их к Дагушаню должны оттеснить и там всех придавить одним разом. Зря я, что ли, четыре десятка девятифунтовых полевых пушек с шестидюймовыми мортирами взял?