Финансы поют романсы

А дальше, Нюрочка, события в «Партнёре» развивались так. Когда пошли массовые невозвраты денег, оказалось, что зло исходит от трёх компаний. Имеются в виду компании по управлению активами. Так вот, на запросы банка эти компании не отвечают до определённого срока. Юридический отдел банка пишет претензии на юридический адрес фирмы. Ответа нет. На все повторные запросы от фирм-должников также нет ни ответа, ни привета. Банк пишет письмо регистратору акций с уведомлением, что акции были заложены, кредит не возвращён и согласно условиям договора акции переходят в собственность банка. Регистратор, признавая правоту банка и выполняя условия договора, у себя в компьютере меняет имя владельца. Таким образом, все формальности соблюдены, условия договора выполнены, все довольны, все смеются, и регистраторы поздравляют нового владельца, то есть банк, с тем, что он стал полноправным владельцем этих акций.

Я фыркнула:

– Всё понятно. Когда банк захотел продать эти акции, чтобы вернуть свои денежки, оказалось, что акции эти – сплошной неликвид. Говоря по-простому – фуфло. Так?

Феликс азартно потёр ладони:

– Нет, сестрёнка, там всё было ещё интереснее! Регистраторы, проведя все положенные операции по переименованию акций, спрашивают банк: вы будете собирать собрание акционеров? Банк в ответ удивляется: а мы что, имеем право? Какой у нас процент акций? И только тогда выясняется, что – сто процентов. Ну, или почти сто. То есть банк стал не просто держателем какого-то количества акций предприятия, а фактически владельцем всего предприятия. Почувствовав неладное, наши банкиры спешно берут выписку из реестра: кто владелец предприятия, где оно территориально расположено, где зарегистрировано… И тогда стали выясняться удивительные вещи. Например, большой кредит был выдан под акции горно-обогатительного комбината. Ну, этот кредит банк дал с радостью, потому что наш ГОК – предприятие уважаемое, стабильно работающее, приносящее своим владельцам миллионные прибыли. Но фокус заключался в том, что акции, которые остались в руках банка, к нашему ГОКу не имели никакого отношения. Это был другой горно-обогатительный комбинат, зарегистрированный в другой области. Умирающее предприятие, старое, бесперспективное. Его акции вообще ничего не стоят, и после невозврата денег наш многострадальный банк «Партнёр» становится держателем не ценных бумаг, а кучи мусора.

– Бедненький… – искренне пожалела я многострадальный банк «Партнёр». – Но это же, как я поняла, не единственная их потеря?

– Далеко не единственная, – сокрушённо вздохнул Феликс. – Точно такая же афера была проделана с акциями завода ферросплавов. Ну, «завод ферросплавов» – это же всегда звучит гордо! Вон, в соседних государствах за такие заводы бьются металлисты-монополисты с мировым именем, заводы эти перепродаются за миллиарды долларов! Но в нашем случае этот «завод ферросплавов» оказался тоже пустышкой. Ну, не совсем пустышкой, а мелким предприятием, работающим в сарае.

Я только головой покачала: надо же, чего только в мире не бывает…

Феликс продолжил:

– Ну, и третье предприятие, чьи акции перепали Гришкиному банку, это некий завод «Энергомаш», выпускающий экскаваторы и технику для прокладки тоннелей.

Я возмутилась:

– Но такой завод действительно существует! И он действительно выпускает экскаваторы и прочую тяжёлую технику!

– Правильно. И существует, и выпускает. Это тот, который находится здесь, у нас. А банку подсунули акции другого завода «Энергомаш», который только собирался начать производить продукцию тяжёлого машиностроения. Собирался, да так и не собрался. Гришаня подозревает, что зарегистрировали эту «пустышку» с одной только целью: выпустить ничего не стоящие акции и взять под них огромный кредит. И что ты думаешь? Эта смелая афера века удалась на все сто процентов!

Я нервно сглотнула комок в горле:

– Ничего себе… Даже в голове не укладывается… И что в итоге?

– А в итоге то, что нам поведал в свадебный вечер Григорий-свет-Владимирович: банк потерял девять миллионов долларов! И теперь он приходит ко мне и говорит: слушай, друг мой Феликс, не в службу, а в дружбу: помоги эти денежки найти и вернуть! Каково, а?

Я пожала плечами:

– А зачем же ты соглашался?

– А зачем мы вообще существуем? – ответил мне брат вопросом на вопрос. – Кто же ещё им, горемыкам, поможет?

– Так они же не горемыки! – вспомнила я. – Точнее сказать, горемыки вовсе не они, а какая-то там страховая фирма!

– Ну да, – согласился Феликс. – Мы не рабы, рабы не мы… Нас просят украденные деньги найти. А как они их промеж себя делить будут, нас с тобой не касается. Усекла?

– Усекла. Где искать будем?

– Ха!.. Тот самый «детский вопрос», которого всегда так боятся знатоки из «Что? Где? Когда?». Простенький вроде бы вопросик, а попробуй-ка, ответь… Я пока что думаю. И ты подумай. Вдруг умнее меня окажешься!

– Ну, это вряд ли… Стёпу Загорского надо звать.

– Свежая мысль. Едет уже Стёпа. С минуты на минуту здесь должен быть.

Степан Ильич Загорский – наш финансовый аналитик, гений бухгалтерского дела. От него одного в сто раз больше пользы, чем от десятка обычных детективов и «топтунов», способных только на то, чтобы часами «пасти» объект и время от времени делать фотографии: кто с кем встретился, где встретился, что передал… Стёпа – это наш персональный Шерлок Холмс в денежных вопросах. Погонь и перестрелок Загорский очень не любит, а вот финансовые махинации – это его конёк. Нам с Федей очень повезло, что у нас есть Степан Ильич.

Думаю, только в расчёте на Стёпкину гениальность Федя и взялся за это дело.

Степана Ильича я дожидаться не стала. Феликс расскажет ему то же, что и мне. А слушать второй раз подряд одно и то же мне не хотелось.

Дело шло к обеду. Выйдя в приёмную, я спросила Глафиру:

– Какие у тебя планы на ближайший час?

– А что? – вскинулась она.

Всё надеется, что её тоже когда-нибудь «возьмут в дело», поручат какое-нибудь расследование.

Пришлось её разочаровать:

– Да я вот обедать собралась. Может, составишь мне компанию?

Она скисла:

– Ах, обедать… Нет, не могу. Мы сегодня с девчонками договорились в обед прогуляться. И как раз подошла моя очередь на новый детектив. Вот заодно у Лариски и заберу!

И Глафира, и её подружки обожают детективы. Глашка потому и пришла на работу к нам в агентство. Правда, работа её сильно разочаровала, поскольку в профессии секретарши нет ничего героического. Но читать детективы она не разлюбила.

А в их компании заведено так: покупается один детектив, и потом все по очереди его читают. Лариска, значит, уже прочитала, и теперь наступила очередь Глаши.

– Что ж, Глафира, желаю приятной прогулки и увлекательного чтения! А я обедать пойду.

Я вышла на улицу, но далеко не пошла. Села на лавочку в тени деревьев. Было слишком жарко, и мне не очень хотелось выходить из тени на раскалённый асфальт.

Достав мобильный, я набрала Кирилла:

– Барышев, я есть хочу.

– Сейчас, мой птенчик, в клювике принесу! Тебе чего хочется?

– Не хочу в клювике, хочу за столиком! И желательно – на вольном воздухе.

– Так в жару лучше бы в подвальчике, да с кондиционером…

– … да с воспалением лёгких, с «болезнью легионеров»… – подхватила я. – Нет уж, лучше на свежем воздухе.

– Тогда говори, где именно, – обречённо согласился Барышев.

Поскольку мне не хотелось по такому пеклу далеко идти, а уж тем более – ехать (автомобильные пробки – и так удовольствие небольшое, а уж в середине лета…), я назначила свидание недалеко от нашего офиса. Здесь есть небольшое кафе «Звёздочка», которое мне лично глубоко симпатично. Ума не приложу, почему именно «Звёздочка»? Надо будет спросить у Кирилла. Он умный, он вполне может это знать.

А тут и Стёпа Загорский подъехал. Аккуратно припарковал машину, вышел, квакнул сигнализацией. Потом увидел меня, махнул рукой. Я вяло махнула в ответ.

– Чего не заходишь? – крикнул Стёпа.

Я отмахнулась.

Стёпа, заинтересовавшись, подошёл ко мне:

– А что так? Федька тебя с работы выгнал, что ли?

– Почему это сразу «выгнал»? – возмутилась я. – Может, я сама подала прошение об отставке…

– Ты это серьёзно? – выпучил глаза Стёпа.

У него от удивления даже очки на лоб полезли. Ах, Стёпа, Стёпа, святая простота…

Я обмахнулась ладошкой наподобие веера:

– Нет, что ты… Это я так неудачно пошутила. От жары, должно быть… А ты иди, иди внутрь! Там хорошо, прохладно… Да и Феликс тебя давно дожидается! Работёнка интересная подвалила. Я уже прослушала вводную лекцию, теперь твоя очередь. Да не забудь по дороге Глашке комплимент сделать! Она сегодня хороша необыкновенно!

– Ты думаешь, она специально для меня нарядилась? – заинтересовался любвеобильный Степан.

– Вряд ли. Но не пропадать же красоте втуне! Восхитись прямо с порога, скажи, что сегодня она просто ослепительна. От тебя же не убудет, а девушке приятно…

Пожав плечами, Стёпа пошёл в агентство, а я поплелась в сторону кафе.

Когда я подошла к «Звёздочке», Кирилл как раз парковал машину.

Взойдя на помост-веранду, мы выбрали столик, сделали заказ.

Когда официантка с нашим заказом отбыла в сторону кухни, я спросила:

– Кирюша, как ты думаешь, почему это кафе так странно называется? Может, его владелец бредит космосом? А вот у меня слово «звёздочка» вызывает стойкие ассоциации с моим октябрятским детством. Я во втором классе была командиром «звёздочки». Барышев, а ты был командиром «звёздочки»?

– Увы и ах… Такого высокого доверия мне не оказали, – горестно вздохнул он и развёл руками.

– Позор тебе на веки вечные! А хозяин этого кафе, думаю, был!

– Не обязательно. Ты что же, не видела на входе надпись: «Работаем круглосуточно»? Я думаю, в этом всё дело. Кафе это, как звёздочка, светит всю ночь. Каждый может заглянуть на этот огонёк.

– Надо же, Барышев, какой ты умный! – восхитилась я. – Рада, что не ошиблась в тебе…

Надпись я, конечно, видела, но как-то не связала с названием. Вот вам и наглядное различие между мальчиками и девочками: девочки мыслят ассоциативно, а мальчики рассуждают логически. Мне в моей работе пригодилось бы и то, и другое.

Не буду об этом обломе рассказывать Феликсу. Засмеёт и подзатыльников надаёт…

Официантка принесла первое блюдо. Окрошка была такая холодная, что зубы ломило. Я решила дать ей возможность нагреться хотя бы на пару градусов.

Кирилл тоже не спешил приступать к еде. Лениво помешивал ложкой в тарелке. Потом, устремив взор к горизонту, сказал тусклым голосом:

– Аня, у меня назревают большие неприятности…

Я только молча подняла брови и выжидающе уставилась на него.

Но он ничего больше говорить не пожелал. Стал не спеша прихлёбывать свою окрошку, как будто и не он только что произнёс эти слова.

Ладно. Если человек хочет что-то сказать, то вряд ли ему что-то может помешать. А если он говорить не хочет, то тут уж ничего не поделаешь. Я, во всяком случае, клещами из него информацию тащить не собираюсь!

Поэтому я тоже не спеша стала есть свою порцию. Окрошка за это время слегка нагрелась и уже не так ломила зубы.

Первое блюдо мы доели в полном молчании. Со стороны, думаю, мы выглядели обычными людьми, которые просто мирно обедают. Но на самом деле Барышева что-то мучило, а меня сжигало любопытство: что же могло случиться?

Чтобы не поддаться искушению начать приставать к нему с вопросами, я стала в уме перебирать варианты. Что может серьёзно расстроить Барышева? У него неприятности с налоговой? На него «наехали» бандиты? Или он сам, того не зная, перешёл кому-то дорогу?

Официантка забрала опустевшие тарелки и тут же принесла горячее. Кирилл заказал цыплёнка-гриль, а я – шашлык.

Кухня не подвела. Шашлычок был, что называется, с пылу – с жару, исходил прозрачными слезами пузырящегося сока. Запах от него исходил умопомрачительный!

Я потёрла руки в предвкушении праздника желудка, и тут Кирилл сказал:

– Помнишь, на свадьбе какая-то девица на меня вешалась?

Вот это да… Это называется – привет из прошлого… Я-то о ней уже забыть успела! Рано расслабилась…

– И что эта девица? Достаёт тебя? Не надо было давать ей номер телефона…

Я старалась говорить как можно более непринуждённо, но у меня плохо получалось.

– Аня, тут не в самой девице дело. Она, конечно, положила на меня глаз, но это бы ещё полбеды…

Мне стало интересно:

– А вторая половина беды в чём заключается?

– Вторая половина беды заключается в её папаше.

– А кто у нас папаша?

– Очень уважаемый в преступном мире авторитет.

Я присвистнула:

– Скажите пожалуйста… Да ладно, не дрейфь, прорвёмся! Сейчас же не девяностые годы, чтобы бандитов всерьёз бояться!..

Он тяжко вздохнул:

– А он не только бандит. Он ещё и депутат областного совета. То есть мой коллега и даже руководитель той комиссии, в которой я числюсь. А значит – мой непосредственный начальник в совете. Да и бизнес мой от него во многом зависит…

– Подожди, Кирюша, ещё же ничего не случилось… Мало ли на кого барышня положит глаз… А может, любящий папаша считает, что ей рановато думать о серьёзных отношениях? Или просто ты ему не нравишься?

В глазах Кирилла я прочитала ответ. Мне стало ясно, что он папаше-авторитету не просто нравится, а очень нравится. И что авторитет давно уже мечтает пристроить доченьку замуж. А уж если доченька сама «запала» на положительного во всех отношениях и очень перспективного Барышева, то у самого Барышева вырваться из лап той семейки шансов – ноль.

Аппетит у меня пропал. Запах жареного мяса, который только что вызывал повышенное слюноотделение, стал вызывать тошноту. От одной мысли, что какая-то «тётя Лошадь» может отобрать у меня любимую игрушку, мне в самом деле становилось плохо.

Нет, ну мы так не договаривались! У нас с Кириллом сложились определённые отношения, и зачем нам третий-лишний?

Совершенно ни к чему…

Я терзала ножом на тарелке кусочек мяса и всё не решалась поднести его ко рту. Есть я точно не могла.

Кирилл лениво ковырял вилкой своего цыплёнка. У него тоже пропал аппетит.

Пообедали, называется…

– Что же нам делать, Кирюша?

– Я и сам хотел бы это знать! Говорил же тебе: Аня, давай поженимся! И в наших отношениях была бы определённость, и ситуации этой двусмысленной сейчас бы не было…

– А что, теперь жениться уже поздно?

– Не то что поздно, не то что рано… Бесполезно просто. Ты для семейной жизни ещё не созрела, я вижу. А Верочка созрела давным-давно, и тут как раз я подвернулся…

Понятно. «Тётю Лошадь», значит, Верочкой зовут…

– А по отчеству как?

– Леонидовна. А тебе это зачем?

– Так просто интересуюсь. Значит, Верочка Леонидовна Лошадь…

– Кто лошадь? – не понял Барышев.

– Да зазноба твоя! Ты что, не помнишь, как она выглядит?

Он не ответил, только ещё больше закручинился.

Мне было очень жалко себя, а вот Барышева не было жалко ни капельки. А нечего было всем подряд глазки строить! Вот и влип в историю…

– Да никому я глазки не строил! – возмутился Кирилл и в сердцах так швырнул на стол вилку, что она зазвенела, запрыгала по столешнице и свалилась на пол, а люди за соседними столиками уставились на нас с любопытством.

Про глазки я, значит, вслух сказала…

Веранду, где мы сидели, по периметру обрамляли вьющиеся и плетущиеся растения, подвешенные в красочных кашпо. Их заросли, эти кукольные джунгли, укрывали обедающих от любопытных взглядов прохожих, но от людей, которые, как и мы, обедали здесь, на веранде, защиты не было.

Я не очень люблю находиться в центре внимания, поэтому, опустив глаза, прошептала:

– Пойдём-ка отсюда, а? Неудобно…

Посетители явно жаждали продолжения скандала. Вилки у нас уже летали. Теперь, конечно, подошла очередь бить тарелки. Разве ж можно пропустить такое?

Барышев, глядя в стол, чтобы не встречаться ни с кем глазами, расплатился с подлетевшей на звук упавшей вилки официанткой, и мы скользящей походкой – бочком, бочком – вышли на свободу.

Здесь нам предстояло решить, что же делать дальше: продолжить увлекательную беседу или разойтись по своим делам.

Мне бы, конечно, надо было вернуться в агентство, узнать, до чего договорились Стёпа с Феликсом, и получить свою порцию заданий. Но отпустить Кирилла в лапы папаши-авторитета, где его уже, может быть, дожидается моя соперница? Да ни за что!

Я промокнула тыльной стороной ладони лоб, потом носовым платочком демонстративно убрала с шеи несуществующие капельки пота и сказала:

– Жарко-то как… А не искупаться ли нам, Кирюша?

Он изумлённо вытаращил глаза:

– В середине дня?!

– А когда же ещё? Самое что ни на есть пляжное время! Я по ночам купаться не очень-то люблю…

Он немножко поразмыслил:

– А с другой стороны… Почему нет?

Мы загрузились в его машину и поехали ко мне домой.

Дачный посёлок, где я живу, имеет одно важное преимущество перед сотней других подобных посёлков: у нас есть настоящий пруд с настоящим пляжем! В условиях такого аномально жаркого лета, какое случилось в этом году, переоценить существование такого прудика невозможно. Сколько панегириков ему не спой, всё будет мало.

Кирилл во двор заезжать не стал, припарковал машину у ворот. Здесь невысокая, но достаточно развесистая вишенка давала неплохую тень.

В доме было тихо и прохладно. Благодать!

– Кир, а Кир, может, не пойдём никуда? В доме жару пересидим?

– Нет уж! Привезла меня купаться – будь добра, веди на пруд!

Он нашёл в моём шкафу свои плавки, быстренько переоделся и посмотрел на меня вопросительно.

Что же делать, пришлось и мне переодеться в купальник.

Потом я задумалась: что взять с собой на пляж? Ну, старое покрывало времён бабушкиной молодости, чтобы на нём лежать, – это понятно. Мяч и бадминтон нам сегодня вряд ли пригодятся. А вот маленький приёмничек очень скрасит наше пребывание у воды. Так, ещё – головные уборы и бутылка минералки. Всё, кажется…

Вспомнив, что мы так толком и не пообедали, я сунула в пляжную сумку пачку галетного печенья. Вообще-то я больше люблю печенье с кремовой прослойкой, но такого под рукой не оказалось. Ладно, обойдёмся галетным. В жару ни сладкого, ни жирного обычно не хочется.

Вот, собственно, и все сборы.

Закрыв дом, мы пошли на пляж.

На пляже было удивительно малолюдно. А впрочем, что же здесь удивительного? Когда солнце в зените, загорать могут только полные обалдуи. Ну, ещё мы с Барышевым. Но у нас уважительная причина: нам в другое время некогда.

Покрывало своё мы расстелили у самой воды, в тени плакучей ивы. Ива, правда, тень давала очень кружевную, то есть условную. Но даже такая тень лучше, чем вообще никакой. Бросив вещи, мы сразу же пошли купаться.

Я бы не сказала, что купание нас очень уж освежило. Вода в прудике прогрелась до температуры лечебной ванны. Розовая мечта стареньких бабушек и их малолетних внучат!

Проплыв стометровку туда-назад, Кирилл, отфыркиваясь, сказал обиженно:

– Я же думал, здесь прохладно…

Я развела руками:

– Извини, милый, так получилось… Можем вернуться в дом, там есть холодный душ…

Но мысль о душе Кириллу почему-то не приглянулась. Выйдя на берег, он со всего маху бросился плашмя на покрывало. Я упала на него сверху и затихла.

Он потерпел это пару секунд, потом понял, что сползать с него я не собираюсь, и спросил:

– Ты что, так и будешь на мне лежать?

– Угу…

– Чего вдруг?

– Чего, чего… Во-первых, ты мягче, чем земля. Во-вторых, я же от солнца тебя закрываю, чтобы жарко не было!

Он не нашёл, что на это возразить.

Но минут через пять мне самой это разонравилось. Кирилл, конечно, был мягкий, но очень горячий. А в такую жару, мне кажется, наши с ним температуры тел не выравнивались, приходя к среднему арифметическому, а просто суммировались. Да плюс раскалённый воздух вокруг и нещадное солнце сверху… В общем, суммарная температура, я думаю, перевалила за сто градусов. Чтобы не закипеть и не свариться, я благоразумно сползла с его спины и тихонечко улеглась рядом на покрывало.

– Слава богу, догадалась… – буркнул он, не открывая глаз.

– Не поняла… Барышев, а чего это ты мне целый день хамишь? Думаешь, если бандитский авторитет присмотрел тебя себе в зятья, так можно теперь Аньку Ермолаеву со счетов сбрасывать?!

Ну, тут я слегка отошла от истины. Хамил он мне вовсе не целый день, и, правду сказать, не так уж и хамил, но всё равно это было удивительно! Было, конечно, в нашей жизни время, когда он себе позволял нечто подобное, – это когда я работала телохранителем Игната Игнатова, притворяясь его домработницей. Но когда расследование покушений на Игната было закончено и маски сняты, Барышев, пережив шок, больше никогда не позволял себе говорить со мной пренебрежительно. И вдруг – рецидив… С чего бы это?

Сейчас Барышев своё поведение объяснять не стал, предпочёл отмолчаться. Ну и ладно! Навязываться не буду.

Я включила приёмничек, покрутила колёсико настройки. Сквозь шум и треск в эфире радостно прорвалось «Русское радио», сообщив, что «чем шире наши морды, тем теснее наши ряды». Что ж, с этим спорить трудно…

Под музыкальные вопли так называемых «звёзд» я погрузилась в думы о том деле, за которое сегодня взялся Феликс.

С одной стороны, если преступление это – чисто финансовое, так Стёпа с Феликсом и без меня там обойдутся. С другой стороны – никто не мешает мне тоже поломать голову над этой головоломкой. С третьей же стороны – раз уж Феликс даже Настеньку сюда «припахал», так мне-то, штатному работнику, точно не удастся отсидеться в окопе…

Как бы Настенька по неумению не спугнула эту, как там её… Что-то из семейства кошачьих… Леопольда, что ли? Нет, Лионелла! Начнёт выспрашивать, а та ушки навострит, быстренько всё сообразит как надо, концы в воду спрячет…

А вдруг Лионелла там вовсе ни при чём? И вообще не особенно в курсе дела? И не сможет дать нам никакой полезной информации? Тогда, выходит, зря Настеньку Феликс забросил в тыл врага?

Хотя почему, собственно, зря? Ну, не узнает она для нас ничего полезного, и что здесь страшного? До сих пор мы же как-то без неё обходились, и ничего, справлялись… Зато сама Настенька с подружкой пообщается, детство вспомнит!

– Да, ты права, – сказал Барышев.

Я испуганно дёрнулась: что, я снова говорила вслух?..

– В чём права, Кирюша?

– Во всём виноват Гусев.

– Какой ещё Гусев? – испугалась я ещё больше.

Ни о каком Гусеве говорить я не могла, потому что не знаю никого с такой фамилией!

– Гусев – это отец Верочки. Гусев Леонид Иванович, – пояснил Кирилл.

Боже, как трогательно… Эту деваху, «тётю Лошадь», он упорно называет Верочкой. Я, человек с высшим образованием, прошедшая стажировку в Англии и получившая сертификат международного образца, совладелица солидного агентства, дочка и внучка кандидатов и докторов наук, отзываюсь на имя Нюрка, а она, бандитская дочка без единой извилины в голове и с крокодильской внешностью – Верочка?!.

Погоди, Барышев, попляшешь ты у меня…

– И чем же этот Гусев так перед тобой провинился?

– Это он сам, я думаю, предназначил меня в мужья своей любимой доченьке.

– … а потом заслал её на Липкину свадьбу и приказал весь вечер висеть на тебе брошкой, да? Не выдумывай, Кирилл, и не сваливай проблему с больной головы на здоровую. Я видела, как она тебя весь день обхаживала, облизывала, чуть не съела вместе с фраком и «бабочкой»! Такие дела барышни творят не по указке родителей, а по велению души. Уж можешь мне поверить… Да и ты сам не очень-то уклонялся от её ухаживаний и заигрываний! Тебе это тоже кто-то велел?

– Да я просто не понял ничего! – стал он оправдываться. – Столько новых людей вокруг, калейдоскоп лиц, ты меня подчёркнуто игнорируешь, танцуешь со всеми подряд… А если меня тоже кто-то приглашает, так разве это преступление? Да я и вовсе понятия не имел, кто эта девушка…

– А кстати, как она на свадьбе оказалась? Не Липкина подружка, не родственница… Может, она из тех тусовщиц, которые не пропускают ни одного мероприятия, которые умеют без пригласительных билетов проходить куда угодно?

– Да было у неё приглашение, – вздохнул Кирилл. – Игнатов пригласил Гусева с семейством. Ну, а от всей семьи явилась одна только Верочка.

– Верочка Леонидовна Лошадь.

Если я ещё раз услышу это милое слово «Верочка», я этого Барышева искусаю, честное слово!

Чтобы прекратить этот разговор, я сделала музыку погромче, перевернулась на спину и положила на лицо панамку. В конце концов, мы же сюда загорать пришли, а не разговаривать про лошадь по имени Верочка!

Минут через десять Кирилл, устав от чересчур громких песен, стал звать меня купаться. Но я сказала, что с предателями не купаюсь.

– Чего это? – удивился он.

Не снимая панамку с лица, я пожала плечами:

– Не знаю… Привычка такая! И инстинкт самосохранения. Вдруг бандит Гусев, чтобы расчистить дорогу своему горячо любимому чаду, поручил тебе ненароком утопить меня…

– Дура ты, Анька! – в сердцах сказал Кирилл. – Вот объясни мне, как может умная девушка быть такой дурой, а? Не понимаю…