Океан. Черные крылья печали

Глава 3

Они лежали на кровати, тревожимые лишь слабым светом ночника. На улице было темно и безлюдно. Городок словно вымер, спал, укрывшись плотным, украшенным миллионами сияющих звезд саваном ночи. Шуршание ветерка среди деревьев и в клумбах среди роз и магнолий было сродни блужданию привидений – таким же тихим и унылым. Рычание автомобильного двигателя, нет-нет да тревожившего ночь, казалось чем-то неестественным, даже чужим, абсурдным, среди глухой и глубокой тишины ночи, царящей за окном.

Леопольдо лежал на боку, подложив руку под голову. Взгляд усталым странником блуждал по лицу и телу Ангелики: тонкие полуарки черных бровей, прямой небольшой нос, лепестки тонких губ – алых и чуть влажных, средней длины волосы, словно стыдливо прикрывшие обнаженные узкие плечи. Взгляд Леопольдо спустился ниже и замер на груди Ангелики. Маленькие пятна сосков на мгновение привлекли его внимание, задержали на себе взгляд, отпустили. Взгляд устремился дальше, к плоскому животу девушки, плоскому не от природы, а от частых походов в фитнес-клуб. Леопольдо нравилась фигура Ангелики. Кто-то назвал бы фигуру девушки чуть худощавой, кто-то спортивной. Для Леопольдо же она была идеальной. Он восхищался ею и в то же время не понимал причины необходимости для Ангелики посещать фитнес-клуб и следить за питанием. Здоровый образ жизни для Леопольдо, как и для многих его соотечественников, был чем-то ненормальным, не способствующим дольче вите, наоборот, усложняющим жизнь, а поэтому ненужным. А вот Ангелика была не такой. Она верила в здоровый образ жизни, была вегетарианкой и два раза в неделю посещала фитнес-клуб. Леопольдо этого не понимал, но принял, смирился, уважая желания и устремления девушки. Для него было хорошо уже то, что Ангелика не навязывала ему свой непонятный для него здоровый образ жизни.

Леопольдо вернулся взглядом к лицу Ангелики. Глаза девушки были закрыты, она казалась спящей. Грудь поднималась и опускалась в бессмысленной попытке нагнать дыхание – тихое, неспешное, умиротворенное. Казалось бы, не спешит никуда, а поспеть за ним все равно невозможно.

Леопольдо улыбнулся, склонился над девушкой и обдул ее лицо воздухом, будто проверяя, спит Ангелика или только притворяется. По его предположениям, притворяется. Вряд ли бы она успела заснуть за те три минуты, пробежавших с того времени, как она вышла из ванной комнаты.

Предположения Леопольдо оказались верны: Ангелика улыбнулась, но глаза не открыла. Тогда Леопольдо наклонил голову, обхватил губами один из сосков девушки, лизнул языком, будто пробовал на вкус нектар, и видимо ему было мало этого нектара, так как он коснулся зубами соска и укусил, не больно, но ощутимо.

Глаза Ангелики распахнулись, словно ставни поутру. Вопрос застыл в глазах, на лице отобразилось возмущение, скорее игривое, чем настоящее. Девушка посмотрела на Леопольдо, подняла руку и шлепнула его по губам. Шлепок получился детским, но вряд ли девушка хотела сделать Леопольдо больно. Леопольдо это знал и все же решил продолжить игру: теперь на его лице поселилось удивление и возмущение. Недолго думая, словно в отместку, Леопольдо ринулся к девушке, навалился на нее телом и впился губами в ее губы.

Ангелика пискнула, должно быть от возмущения и даже ударила Леопольдо ладонью по ягодицам, но затем, будто капитулируя, обняла его и ответила на поцелуй своим, не менее горячим. Сердца столкнулись, словно машины, вспыхнули, как сверхновая, и в груди обоих полыхнуло огнем страсти.

На секунду их губы разъединились, чтобы дать возможность легким наполниться воздухом, а затем снова соединились. Рука Леопольдо зарылась девушке в волосы, сжала их, потянула за собой, отпустила, словно испугавшись страстного порыва, но наказания не последовало, будто обрадовалась, метнулась вниз и накрыла грудь. Ладонь ощущала нежность кожи на груди девушки, чувствовала каким твердым стал сосок, словно жизненным соком налился. В то время как губы Леопольдо снимали божественный нектар с губ Ангелики, его ладонь наслаждалась бархатом кожи ее груди: гладила ее, сдавливала, игралась с соском, с одним, затем переместилась ко второму, словно дитяте, забытому, но к счастью не брошенному.

Страсть охватила обоих. Леопольдо оставил в покое губы девушки, спустился ниже и начал покрывать поцелуями ее шею, но и этого ему видать оказалось мало, а может, просто губы зажили собственной жизнью: невидимая дорожка из горячих следов, остававшихся после поцелуев губ Леопольдо, протянулась от шеи Ангелики к ее груди. Воздух вздрогнул, когда из груди девушки вырвался стон, тишина растаяла, как лед на солнце. Дыхание девушки, казалось, могло обжечь, настолько горячим оно было, как лава из вулкана рвалось оно из ее приоткрытого ротика навстречу испуганному неожиданным вторжением окружающему миру.

Дорожка из поцелуев потянулась дальше, ладони Леопольдо накрыли груди Ангелики, сжали их, ослабили хватку, снова сжали, будто играли или… нет, все никак не могли насладиться нежностью девичьей кожи. Но вот они как будто вспомнили, что кожа есть у девушки не только на груди, оставили груди, спустились к бокам, поднялись к животику, устремились вдогонку за губами, упрямыми и непослушными, целующими в эти минуты бедра девушки.

Если бы Леопольдо не был столь увлечен, поднял голову и посмотрел на лицо Ангелики, то заметил бы, как ее губы поджались, словно в предвкушении, увидел бы, как подрагивают ее глаза под закрытыми веками, как танцуют ресницы, как то и дело расширяются ноздри, наполняются воздухом, словно паруса ветром. Но Леопольдо ничего этого не видел. Его губы нашли новую "жертву" – тонкую полоску волосков, проступающих под полупрозрачными трусиками. Но целовать ткань не одно и то же, что целовать нежную, сладкую, молодую женскую кожу. Нет! Совсем не одно и то же. Это все равно, что целовать небесную лазурь после того, как поцеловал землю во время дождя.

Влекомый ощущениями неестественности, Леопольдо положил руки Ангелике на трусики, замешкался на мгновение, затем рывком стянул их с девичьего тела и бросил на цветистый ковер на полу. Руки вернулись к телу Ангелики, волнующему и влекущему, скользнули по бедрам, талии, животу. Губы накрыли заветную полоску у девушки на лобке. Нос втянул воздух, насыщенный запахами юного тела. Язык пробежался по волоскам, коснулся половых губ и прижался к заветной горошине. Леопольдо ощутил, как под его языком задрожало тело Ангелики, комната наполнилась стонами и придыханиями, остатки тишины выскользнули в приоткрытое окно и затерялись в ночи.

Тело девушки, покрытое ровным, словно нарисованным солнечным загаром и капельками пота, маленькими драгоценными камешками сверкавшими в полутьме комнаты, выгнулось дугой, живот девушки приподнялся, руки вцепились в простыню, голова уперлась в подушку, всхлип ласточкой пронесся по комнате, взмыл под потолок, метнулся к окну и выскочил на улицу. За ним вдогонку отправился второй, третий, а за третьим и четвертый с пятым подоспели. Ангелика мотнула головой в одну сторону, в другую. Волосы растрепались. Дыхание жгло воздух. Огонь в груди становился все сильнее, пока не охватил все ее естество – жаждущее, чувственное, чувствующее.

Мгновения спустя Леопольдо прекратил истязать девушку лаской, поцелуями проложил дорогу к ее шее, прижался к щеке, поцеловал в губы. Ангелика плотнее прижалась телом к его телу, обвила руками его шею, что-то шепнула ему на ухо, да так тихо, что он и не услышал сказанного, зато почувствовал, как ладошка девушки обхватила его пенис, ощутил давление ее пяток на ягодицах. Не сопротивлялся, поцеловал влажные губы, подался тазом вперед и вошел в пышущее жаром лоно девушки.

За окном веяло легкой прохладой, а в комнате словно горел камин, было душно и жарко. Воздух испортился, затхлый, несвежий, он будоражил ноздри Леопольдо, заставляя их морщиться. В последний раз поцеловав Ангелику, Леопольдо поднялся с кровати, приблизился к окну и распахнул его. Конечно, будь он один в спальне, включил бы кондиционер, но рядом была Ангелика, которая при каждом удобном случае предпочитала дышать свежим настоящим воздухом, а не его искусственной пародией. Воздух частично был повинен и в том, что Ангелика оказалась в Ареццо. Всю жизнь прожившая в Милане, она в какой то момент, точнее в тот момент, когда увлеклась здоровым образом жизни, решила изменить родному городу, устав от смога и угарного автомобильного газа. Как раз подвернулась работа в Ареццо, маленьком и незагазованном, все еще не понаслышке знающем о настоящем, не пропитанным жизнью огромного города воздухе. Ангелика думала недолго, собрала вещи, оставила родителей и переехала в Ареццо, где, как известно, и встретилась с Леопольдо. Леопольдо не раз слышал эту историю от девушки, но каждый раз радовался, снова и снова повторяя, что видать тогда сам господь направлял ее шаги, про себя благодарил бога, а затем обязательно целовал Ангелику, тем самым выражая свою радость случившимся.

Леопольдо выключил ночник, вернулся на кровать, лег рядом с Ангеликой и прижался головой к ее голове. Запах ее тела вперемешку с остатками туалетной воды будоражил его ноздри, заставлял снова и снова зарываться лицом в волосы девушки. Ангелика перевернулась на бок, поджала ноги и уперлась лбом в грудь Леопольдо. Тот подтянул одеяло, укрыл девушку, себя заодно, обнял Ангелику за талию и прижался губами к ее волосам.

– Я люблю, тебя, моя волшебная, – шепнул Леопольдо, поглаживая рукой спину девушки.

Ангелика поцеловала его в грудь и прошептала в ответ свое обычное:

– А я тебя.

– Будем спать?

– А сколько уже времени?

Леопольдо поднял голову и устремил взгляд сквозь кромешную тьму к трюмо, подпиравшему стену напротив кровати. На столешнице трюмо стояли электронные часы. Светодиодные цифры часов мягко отсвечивали зеленью.

– Половина первого, – сказал Леопольдо, снова прижимаясь к девушке.

– Тогда я спать, – Ангелика обожгла грудь Леопольдо своим жарким дыханием, повернулась к нему спиной и поджала ноги. Это была ее любимая поза для сна. У Леопольдо также была любимая поза для сна – лежа на боку обнять девушку за талию и прижаться к ней плотнее. Это он и поспешил сделать, едва Ангелика показала ему спину. Даже во сне не желал терять с ней связь, словно боялся, что может проснуться, а ее рядом не окажется.

Обняв Ангелику, Леопольдо закрыл глаза, надеясь в скором времени уснуть, но сон не шел. Как назло в памяти всплыл разговор с матерью. Леопольдо вспомнил о желании Ангелики вернуться в Милан. Почему она ему ничего не говорила? Может, не хотела лишний раз беспокоить? Прям как он совсем недавно, когда они ехали от Натали домой. Он знал о будущем увольнении Ангелики, но ничего ей не сказал, посчитав, что лучше не тревожить девушку заранее. Да и стоило признать, что в эти минуты его больше волновали собственные переживания по поводу возможного возвращения Ангелики в Милан. Леопольдо хотел верить, что это только слухи, что мать выдумала это, преследуя собственные цели. Всю дорогу, что они ехали домой, Леопольдо тешил себя надеждой, что мать выдумала будущий отъезд Ангелики, даже шутил, все хотел скрыть от Ангелики душевные мучения. И, наверное, у него это хорошо получилось, так как Ангелика ничего не заподозрила.

Лежа рядом с Ангеликой, Леопольдо все никак не мог выкинуть из памяти разговор с матерью, мысленно возвращался к нему снова и снова. Мысль о возможном отъезде Ангелики засела глубоко в его сознании, тем самым не давая возможности уснуть. А если Ангелика действительно собралась вернуться в Милан и ничего ему не говорит, чтобы не расстраивать раньше времени? А потом, в один "чудесный" день огорошит его признанием.

– Нет, она не может так со мной поступить, – думал Леопольдо, плотнее прижимаясь к обнаженному телу девушки. Попытайся в эти минуты Ангелика вырваться из его объятий, без боя у нее ничего не получилось бы. – Ведь я люблю ее. И она это знает.

Она же тоже меня любит. Так зачем ей уезжать из Ареццо? Нет, это не может быть правдой. Не может! Как же я буду без нее?

Леопольдо стало жарко под одеялом, он лег на спину и раскрылся. Тихий вздох потревожил комнату. Все эти мыслительные процессы в столь позднее время явно не на пользу организму.

– Ты не спишь? – услышал Леопольдо. Ангелика повернулась к нему лицом.

– Нет. Никак не могу уснуть, – Леопольдо накрыл ладонью голову Ангелики и провел рукой по волосам.

– Тебя что-то беспокоит? – девушка придвинулась ближе, положила руку на грудь Леопольдо, заглянула ему в глаза.

– Вспомнил разговор с мамой.

– Твоя мама опять что-то про меня наговорила? Раньше я ей нравилась больше, – грусть послышалась в голосе Ангелики.

– Не говори так, – поспешил успокоить девушку Леопольдо. – Ты ей и сейчас нравишься. Просто… просто… – Леопольдо запнулся, лихорадочно соображая, что бы сказать такого, чтобы его ложь показалась правдой, но в голову ничего не шло, поэтому он ляпнул первое, что пришло:

– Просто она в последнее время не в духе.

– Это "не в духе" у твоей мамы длится уже больше года, – вздохнула Ангелика, водя ногтем по груди Леопольдо.

– Пройдет. Она всегда не в духе, когда ей что-то не нравится.

– В данном случае это я, – констатировала девушка. – Мы с твоей мамой работаем в одном офисе, но она меня как будто не замечает. Раньше такого не было. Может, она меня невзлюбила после того, как я когда-то сказала Монике, что когда-нибудь вернусь на Север, в Милан.

Леопольдо приподнял голову, обратился в слух.

– Моника все рассказывает твоей маме, – продолжала Ангелика, блуждая взглядом в темноте комнаты. – Я это знаю. Но мне, если честно, все равно. И мне все равно, что думает обо мне твоя мама, Лео. Не хочу заставлять себя подстраиваться под кого-то. Я такая, какая есть и если кому-то не нравлюсь, то это не мои проблемы.

Леопольдо подумал, что ему стоит что-то сказать, чтобы защитить мать, но промолчал. Ангелика – взрослая девушка, он ей не отец и даже не муж, чтобы поучать. К тому же он любит ее. А если любишь, то… то прощаешь, даже тогда, когда говорят не совсем приятные вещи о твоей матери. Вместо этого Леопольдо задал давно мучивший его вопрос:

– Милая, ты действительно хочешь вернуться в Милан?

– Я не знаю, Лео. Скорее всего, да. Мне нравится в Ареццо, но я соскучилась по большому городу, по жизни в большом городе, по друзьям. Со многими из них я поддерживаю отношения по мобильному или по скайпу, но сам понимаешь, живое общение ничего не заменит.

– Ты предлагаешь мне с тобой перейти на общение по телефону? А как же живое общение, которое ничего не заменит? – Леопольдо почувствовал себя обиженным.

– Что ты хочешь этим сказать? – девушка посмотрела на Леопольдо.

– Только то, что если ты уедешь на Север, то тогда нам придется общаться по телефону, а не вживую. А обо мне ты подумала? Как я буду здесь без тебя?

Ангелика смутилась, но в темноте Леопольдо этого не заметил.

– Я не думала об этом, Лео, – тихо сказала девушка. – Но если захочешь, то поедешь со мной.

– Куда?! В Милан?! И что я там буду делать? Торговать на базаре? У меня здесь работа, родители. Ты об этом не подумала?

– Нет, не подумала, – призналась Ангелика. – Но, знаешь, Лео, у меня родители в Милане, но, несмотря на это, я здесь, в Ареццо. Что тебе мешает поступить как я? Тебе же не десять лет, что тебе постоянно нужно внимание мамы.

– Я не ты, а ты не я, – только и сказал Леопольдо. На душе стало гадко и сыро, словно дождь прошел.

– Милый, давай не будем ссориться, – Ангелика приподнялась и поцеловала Леопольдо. – Я же никуда пока не еду и даже не собиралась в ближайшем будущем.

Леопольдо не ответил на поцелуй, обида на девушку все еще терзала его сознание, мысли дикими мустангами носились в голове, не зная, куда бежать, где прятаться.

Ангелика, видя реакцию Леопольдо, вздохнула, повернулась к нему спиной и поджала ноги.

Леопольдо повернул голову и посмотрел на девушку. Желание обнять, приласкать соперничало с желанием продолжать обижаться. Леопольдо чувствовал себя глупо, не зная, какому желанию отдать предпочтение. Разум требовал отказаться от мировой, но сердце… Ах, это сердце! Горячее и живое, влюбленное и жаждущее. Маленькой обезьянкой оно прыгало в груди, желало вырваться на волю и устремиться к той, которую любило, к той, которую обожало, к той, которую боготворило.

Леопольдо не выдержал, сдался, уступил желанию любящего сердца.

– Идиот, – обозвал себя мысленно Леопольдо, приказал разуму заткнуться, перекатился на бок, обнял Ангелику и прошептал ей на ухо:

– Прости, самое драгоценное сокровище в моей жизни. Я так тебя люблю, что иногда поступаю как идиот.

Девушка обернулась. Темнота не смогла скрыть от влюбленного взгляда Леопольдо улыбки, сверкнувшей на лице девушки, словно молния в ненастную погоду.

– Лучше поступать как идиот, чем быть идиотом, – улыбнулась Ангелика, приподнялась и прижалась губами к губам Леопольдо.

Леопольдо обнял девушку, прижал ее к груди и долго не отпускал, все снимал и снимал нектар с ее прелестных губ.

Звук открываемой входной двери заставил Леопольдо проснуться. Он открыл глаза, приподнялся на локте и прислушался. Входная дверь скрипнула. Нет, кто-то действительно проник в квартиру.

Леопольдо насторожился, бросил взгляд за окно. Веселые солнечные лучи прыгали по крышам близлежащих домов и деревьев, разноцветными брызгами рассыпались по окнам, цеплялись за балконы и террасы. Сквозь приоткрытое окно доносились крики воробьев, далекий лай собаки, автомобильные гудки и человеческие голоса. Субботнее утро, казалось, давно уже вступило в свои права, но, бросив взгляд на часы на трюмо, Леопольдо увидел, что было только восемь часов утра.

Стараясь не разбудить Ангелику, Леопольдо выбрался из-под одеяла, набросил на обнаженное тело банный халат и двинул из спальни, на ходу вспоминая, у кого еще были ключи от квартиры. Долго размышлять не пришлось, не успел он взяться за ручку двери, как та распахнулась и на пороге комнаты появилась Паола Витале собственной персоной.

– Мама́, что ты тут делаешь? – опешил Леопольдо.

– Я пришла проведать своего сына, или я не имею на это права? Что за беспорядок вы здесь развели? – Паола Витале окинула взглядом спальню, на миг задержала взгляд на Ангелике, кутавшейся в одеяло, перевела на Леопольдо. Тот пробежался взглядом по комнате, пытаясь понять, где именно мать заметила беспорядок. Но все было на своих местах: одежда аккуратно сложена в шкафу, вокруг чистота и порядок, ничего лишнего. Синьора Витале еще с детства приучила сына к чистоте и порядку, любая крошка, немытая посуда, грязные носки на полу – все это было для него чуждо. Тем более странной казалась претензия матери.

– Мама́, что ты имеешь в виду? – не понял Леопольдо.

– Что я имею в виду. Вы когда последний раз убирали в квартире? – Паола Витале развернулась и направилась на кухню.

Леопольдо посмотрел на Ангелику, пожал плечами и двинулся следом за матерью.

– Мама́, к чему это шоу? – спросил Леопольдо, нагоняя мать.

– Какое шоу? Ты о чем говоришь, Леопольдо? Разве я, твоя мать, не могу прийти в выходной день проведать тебя?

– Ты уже как минимум год не делала таких визитов. С чего это вдруг ты решила навестить меня и даже не подумала предупредить? А мы ведь только вчера виделись.

– С каких это пор я, твоя мать, Леопольдо, должна предупреждать тебя о своем приходе? Эту квартиру мы купили тебе с отцом, или ты уже забыл об этом? – Паола Витале открыла дверцу холодильника, окинула его содержимое скептическим взглядом и сказала, качая головой из стороны в сторону:

– Mamma mia^[37], разве стоит удивляться тому, что ты так исхудал. Кусок пиццы, сыр, остатки копченой курицы. Да здесь тараканам даже нечем поживиться. Что ты себе думаешь, Леопольдо? – Паола Витале закрыла дверцу холодильника и посмотрела на сына. – С голоду решил умереть?

– Нам неплохо удается питаться в кафе или пиццерии. Сама понимаешь, из-за работы редко когда есть время заниматься готовкой. Если и готовим, то на выходных. А так как ты пришла в начале этих самых выходных, то и удивляться нечему, – Леопольдо достал из шкафчика для посуды стакан, из холодильника – пакет с виноградным соком и наполнил им стакан.

– Тебе налить? – спросил Леопольдо у матери, возвращая пакет в холодильник.

– Нет… Дожили, они дома готовят только по выходным, – Паола Витале зажгла конфорку плиты и принялась рыться в шкафчиках. – Глядя на тебя, думаю, что и едите вы только по выходным. Вы оба сошли с ума: ты, Леопольдо, и твоя полентонэ… Куда вы переложили кастрюли? Я их не могу найти.

– Мое сумасшествие меня устраивает, мама́. Как и Ангелику. И тебе не стоит вмешиваться в нашу жизнь.

– Ах, мне не стоит вмешиваться в вашу жизнь?! Вот какова твоя благодарность, Леопольдо?! Это за все хорошее, что мы для тебя с отцом сделали?!

– Можешь считать и так, мама́. Ни с того ни с сего ты приходишь, будишь нас, оскорбляешь и ждешь от меня благодарности?

Паола Витале сверкнула на сына глазами, топнула ногой, пробормотала: "Это все эта полентонэ" и покинула квартиру. Леопольдо погасил газ, закрыл за матерью входную дверь и вернулся в спальню. Ангелика лежала на кровати, закутавшись в одеяло, и скользила взглядом по комнате.

Леопольдо снял халат и положил на стул, стоявший у выхода из комнаты, затем залез на кровать и забрался под одеяло, обнял девушку и прижался губами к ее волосам. Ангелика развернулась, прижала ладони к обнаженной груди, голову уперла в грудь Леопольдо.

– Неужели я, и правда, такая плохая, как думает твоя мать? – услышал Леопольдо ее грустный голос.

– Нет, конечно, – Леопольдо положил ладонь девушке на плечо и принялся поглаживать его. – Не обращай внимания, милая. Это скоро пройдет. Давай сегодня куда-то съездим. Может, махнем на море, в Римини?

– Заманчивое предложение, – улыбнулась Ангелика и посмотрела на Леопольдо. – С ночевкой?

– Конечно.

– Я согласна, – девушка положила ладони на плечи Леопольдо, придвинулась ближе и поцеловала его.

Они заказали через интернет номер в отеле "Мэрано" в Римини, на виале Регина Маргерита, наскоро приняли душ, перекусили, собрались, сели в машину и поехали в Римини, до которого было не так уж и далеко, каких-то два с половиной часа езды на машине.

Время близилось к обеду, когда они добрались до Римини. На стоянке отеля оставили машину, на ресепшене взяли магнитный ключ, поднялись на третий этаж, прошли по коридору с десяток метров и оказались в номере, который представлял собой небольшую, но очень уютную комнату, оформленную в светлых тонах. Бежевые стены, белая двухспальная кровать с белой накрахмаленной простыней, белыми подушками и несколькими белыми полотенцами, сложенные горкой с краю кровати. По бокам кровати стояли две белые тумбочки, на которых одиноко грустили светильники – с серебристыми ножками, но белыми плафонами. Недалеко от кровати примостился белый стол, рядом с которым стоял белый стул. Даже пол в номере оказался белым, уложенный белыми плитами. Зато розы в стеклянной вазе на столе, и благоухавшие на весь номер, были нежно-розового цвета. Некими чужаками в этом царстве белизны и света выглядели большая фотография на стене с изображением красного бутона розы, совсем рядом с балконной дверью (которую в любой миг можно было занавесить белой тюлью, конским хвостом свисавшую с одного края карниза), и красное одеяло с причудливыми золотистыми узорами на кровати.

Завидев бирюзовое море за окном, Ангелика бросила сумочку на стол, взвизгнула, чмокнула Леопольдо в щеку и выскочила на балкон, при этом едва не сбив столик и два стула, стоявшие на балконе и поглядывавшие с завистью на Адриатическое море, блестевшее в лучах полуденного солнца в паре сотен метров впереди.

Леопольдо видел, как Ангелика ухватилась за балконное ограждение и подставила лицо под легкие, теплые и нежные поцелуи морского бриза. На губах девушки блистала блаженная улыбка, ноздри трепетали, вдыхая морской воздух, глаза безотрывно следили за чайками, катерами и скутерами, пронзавшими острыми носами морскую гладь.

Леопольдо поставил сумку с вещами на пол, прошел на балкон вслед за девушкой, обнял ее за талию и положил подбородок ей на плечо. Ангелика повернула голову и поцеловала Леопольдо.

– Правда, классно? – спросила девушка, ловя взглядом храбреца, летевшего за катером на парашюте.

– Что именно? Море или тот сумасшедший на парашюте?

– Все, – рассмеялась девушка. – Пошли на пляж?

– Давай сперва зайдем, поедим где-нибудь? Я проголодался.

– Я видела ресторан, когда мы входили в фойе.

Они оставили вещи, закрыли номер и спустились в ресторан, где Ангелика взяла себе салат из овощей и пару кусочков сыра, а Леопольдо – тальяттеле^[38] с густым соусом из говядины.

Только они принялись за еду, как в кармане шорт Леопольдо заиграла музыка.

– Кому нечего делать, что он звонит в обеденное время? – Леопольдо достал из кармана мобильник и взглянул на экран. – Mamma mia! – воскликнул он и поднес телефон к уху.

– Да мама́.

– Чао, Леопольдо, – раздался из динамика знакомый голос. – Вы уже проснулись?

– Мама́, мы проснулись еще тогда, когда ты пришла и нас с Ангеликой разбудила, – Леопольдо посмотрел на стывшую перед глазами лапшу и вздохнул.

– Я зашла на рынок и накупила продуктов, Леопольдо, сейчас иду к тебе домой. Хочу приготовить вам что-нибудь на ужин.

– Спасибо, мама́, но мы сегодня ужинать дома не будем. Мы в Римини. На море. Вернемся завтра.

– Зачем же я тогда купила продукты? Что я теперь с ними буду делать?

– Забери домой, приготовишь папе ужин.

– Нет, я отнесу к тебе домой, Леопольдо. Завтра приедете и что-нибудь приготовите.

– Спасибо, мама́.

– До свидания, Леопольдо.

– До свидания, мама́, – Леопольдо спрятал мобильник в карман и взялся за вилку. – Мама́, даже здесь нас нашла.

Ангелика ничего не сказала, только улыбнулась и устремила взор на бескрайние просторы Адриатического моря за окном.

– Тебе не кажется, что есть что-то волшебное в море? – спросила Ангелика у Леопольдо, когда они пришли на пляж и уже успели раз окунуться.

Теперь Леопольдо сидел на полотенце и старательно намазывался кремом от солнца.

– Что ты имеешь в виду?

– Ну, хотя бы вот это, – девушка кивнула на полоску прибоя, пузырящуюся белыми барашками.

С тихим шелестом волны накатывали на берег, задерживались на миг и убегали назад, убегали домой, играя в некую загадочную игру. На какой-то миг взгляд Леопольдо будто пронзил морские толщи и там, в морских глубинах, он увидел новый мир, мир столь красивый, сколь и таинственный, мир, живущий своей особенной, спокойной и даже монотонной, но совершенно не скучной жизнью, мир, не ведающий о том, что где-то над ним находится другой мир, где жизнь иная, ускоренная, как будто кто-то неизвестный нажал клавишу "перемотка" на старом магнитофоне, но так и не соизволил нажать клавишу "стоп" или хотя бы "пауза".

– Милый, ты заснул? – в сознание Леопольдо проник голос Ангелики.

– Пока нет, – улыбнулся Леопольдо. – Но ты права. В этом всем, – Леопольдо кивнул на бескрайнее море перед собой, – на самом деле есть что-то волшебное, что-то, что давно утратило ценность в нашем мире.

Теперь пришла очередь Ангелики задавать вопрос: "Что ты имеешь в виду?".

– Ты посмотри, с какой неторопливостью волны накатывают на берег, словно целуют его, при этом стараясь на как можно дольше задержать момент поцелуя. Как будто волны цепляются за настоящее, пытаются задержать его, не дать раствориться в будущем. Я смотрю на море, и будущее как будто исчезает, но стоит только отвернуться от него… – Леопольдо обернулся, взгляд его побежал по толпам снующих туда-сюда пляжников, по кафешкам, жмущимся к пляжам, точно волчата к волчихе холодной зимней порою, по крышам автомобилей, рвавшим ревом двигателей на части настоящее, словно оно было повинно в чем-то. Может, в том, что не спешило в будущее?

– Как будто два разных мира, правда? – Леопольдо улыбнулся Ангелике.

– Ну, если убрать с поверхности моря катера и скутеры, то действительно, как будто два разных мира. – Кстати, не хочешь попробовать? – девушка кивнула на парашютиста, летавшего за катером на тонком тросе.

– Нет. Зачем? Мне и здесь хорошо, – Леопольдо надел на глаза очки от солнца.

– Боишься?

– Да нет. Просто на земле я себя чувствую увереннее, чем в воздухе. Не люблю летать. Да и зачем себя лишний раз подвергать опасности. Вдруг трос оборвется.

Ангелика рассмеялась.

– А я хочу попробовать, – девушка поднялась на ноги.

Леопольдо пробежался взглядом по стройным ногам Ангелики, на мгновение задержался на желтых трусиках купальника, запрокинул голову и встретился взглядом с взглядом девушки.

– Ты, правда, хочешь это сделать?

– Ну да.

– Сумасшедшая. Может, передумаешь, пока не поздно? Ты мне нужна живая.

– Трусишка, – Ангелика рассмеялась, наклонилась и коснулась губами губ Леопольдо. – Не переживай, милый, все будет хорошо. Жди меня здесь, я скоро вернусь.

Ангелика убежала. Леопольдо проводил ее взглядом. Заметив несколько оценивающих взглядов, брошенных пляжниками мужского пола, почувствовал, как в груди просыпается ревность. Кривыми острыми когтями она коснулась его сердца, словно в раздумии, сжать его или еще поиграть, заставляя его дрожать и ждать неминуемого.

Леопольдо снова посмотрел на Ангелику, его красавицу. Какими стройными у нее были ноги, а фигурка. В какой-то момент Леопольдо захотелось, чтобы на Ангелике были не эти тонкие полоски желтой ткани, которые в действительности мало, что скрывали, но вот открывали много чего.

– Уж очень откровенный у нее купальник, – подумал Леопольдо, приподнявшись на локте и рассматривая обнаженные ягодицы девушки вдалеке. – И когда она его только успела купить. Кажется, я его раньше и не видел. Точно, не видел, иначе помнил бы. Зачем же так ягодицы открывать?

Не увидь, какими голодными взглядами мужчины посматривали на его Ангелику, Леопольдо вряд ли обратил бы внимание на оголенные ягодицы девушки. Но сейчас, когда едва ли не все мужское население пляжа бесстыже поедало тело Ангелики, его девушки, он начал обращать внимание на все – сверхоголенные, по его мнению, ягодицы, вспомнил о сосках, проступающих сквозь ткань бюстика. Черт! Каким же маленьким кажется этот бюстик! Еще немного, и грудь Ангелики просто вывалится из него!

Леопольдо почувствовал, как заколотилось в груди сердце. Сглотнул, попытался взять себя в руки. И ему это почти удалось, но на свою беду он увидел как к Ангелике, разговаривавшей с водителем катера на пристани, направился блондин лет тридцати, высокий, симпатичный, с фигурой, словно с картинки, до этого загоравший на пляже в компании друзей. Этот Аполлон, как и его компания, явно были не итальянцы. Кожа у них была светлее, а их фигурам мог позавидовать любой итальянец, если бы счел нужным конечно. На вид это могли быть немцы, а может, скандинавы – блондины, высокие, широкоплечие.