Знакомство по брачному объявлению

«… Подставила лицо под весеннее солнышко, и не то, что заснула, а как-то блаженно застыла. Чирикают воробышки, воркуют голуби, которых кормят дети и старушки. Крики играющих малышей, визг тормозов автомобилей и звон трамвая вдалеке…

Но вот очнулась: где Ниночка? Вскочила, огляделась. Да вот она, разговаривает со старичком, кормящим голубей. Подходит к нему, забирается на скамейку и, стоя на коленках, берёт у него из рук кусок хлеба, кусает его, потом протягивает ко рту старичка. Он тоже осторожно откусывает. А она садится рядом с ним и крошит хлеб голубям. Подхожу, здороваюсь, беру Ниночку на руки, отряхиваю от крошек и несу домой. Она кричит: «Дотиданий» и машет рукой. У пешеходного перехода останавливаюсь и оборачиваюсь. Старик вытирает слёзы. Откуда его неприкаянность? Будь я писателем, написала бы роман «Варианты судьбы». Может быть:

Он участник войны, который:

– не смог завести вторую семью, потеряв первую в оккупации или эвакуации, под бомбёжкой или в блокаду;

– пока воевал, жена изменила;

– получил ранение, исключающее создание семьи;

А может, он был репрессирован, и

– жена умерла, дети выросли в детдомах и сгинули;

– жена и дети отреклись;

– опять же, время для создания семьи ушло;

Он был однолюб, и всю жизнь грелся у чужого огня, не разведя своего;

Он много лет ухаживал за больной женой, и вот теперь остался один;

У него была семья, но «красивая и смелая дорогу перешла» и он ушёл, а теперь не нужен ни красивой и смелой, ни прежней семье;

Не ушёл он из семьи, но к старости внезапно оказалось, что не нужен ни жене, ни детям, ни внукам.

Подлинно, "каждая несчастливая семья несчастлива по-своему". Но что-то я разболталась…»

Люся вздохнула:

– Ну, почему они не поженились? Сейчас бы романы писали вдвоём… как Анн и Серж Голон.

Туминский фыркнул.

– Ну, Володь, ну, правда! Найди эту Ниночку, сделай приятное сестре, если самому неинтересно! Адрес её – вот он!

– Она живёт в «левых ногах». Замуж, наверное, туда вышла. Или поменялась.

– Даже если так, по девичьей фамилии найдёшь. Она тебя в соседней области нашла, а ты в свой областной центр поехать не хочешь.

– Ладно, найду. А потом женюсь.

– На ней?

– На Инне. Надо мириться. Пора кончать эту историю.

Люся обиженно засопела. Туминский едва удержался от смеха. Маленькой она всегда сопела прежде чем заплакать или начать ругаться. Но на этот раз сдержалась.

– Видно, ты всё решил. Кто я, чтобы тебе советовать? Но о Нине, с твоего позволения, я у тебя ещё спрошу. Всё, Максим сейчас подъедет. Не провожай.

Ну да, письма Нади подействовали на него неожиданно. Прочитав их, он решил: надо налаживать мосты. Туминский тосковал о жене. А может, не о ней, а об атмосфере семейного уюта, к которой привык за шесть лет брака: запах разогретого к приходу мужа ужина, чистота, тихие разговоры, регулярный секс. Шоком стало для него, когда, заскочив в обеденный перерыв к тёще, застал там Инну с Володькой Кузнецовым. И ошибкой, как это он понимал теперь, стало, что сгоряча матери рассказал. После этого развод стал неизбежным. Спасибо ещё, не сказал, с кем застал. Он сочувствовал своей однокласснице Галке, Володькиной жене. У неё и так дома лазарет – очень старые родители. Ещё скандала не хватало!

Как по заказу, он увиделся с бывшей женой на следующий день. Встреча произошла на работе, куда Инна зашла по каким-то торговым делам к кадровичке. Он обрадовано поздоровался, она спросила: «Тебя, говорят, поздравить можно?» Он опешил: «С чем?» и получил ответ: «Наследство получил!» Вот и всё. Такая она, Инна. Для неё существенны его квартира, его новая машина, а он и его бабушка – просто приложение к достатку. А Туминский почему-то решил, что у них может быть семья! Он покачал головой и вернулся к делам. Наверное, всё-таки как-то изменился в лице, потому что Мария Степановна спросила: «Что-то не так, Володенька?». Он ей улыбнулся: «Всё так, Марья Степановна. Просто Инна поздравила меня со смертью бабушки. Давно, вроде, знакомы, но каждый раз удивляюсь».

Глава 9

Оказавшись по работе в областном центре, Туминский решил выполнить обещание и разыскать Нину. Как сказала Люся, самому интересно, да и будет предлог помириться с сестрой, не звонившей всю неделю. Пройдя мимо банка и завернув за торцевую стену с «левыми ногами», он очутился во дворе и остановился в нерешительности: куда дальше? Подумал: тут всего 3 подъезда! И направился к ближайшему, да так решительно, что чуть не сшиб с ног женщину, столь же стремительно летящую в том же направлении. Всё-таки затормозил вовремя и стал дожидаться, пока она наберёт код. Но она смотрела с подозрением и открывать не спешила:

– Вы в какую квартиру?

– Я ищу Нину Кондакову…

– Господи! Вы тоже! Значит, что-то случилось! Я ей с утра звоню. Она на занятия не вышла и не позвонила.

Они поднялись на третий этаж и позвонили. Никто не открыл. Женщина, представившаяся Яной, коллегой Нины, прижалась к двери:

– В пятиэтажках акустика ерундовая. Какой-то там скрип… послушайте. Кто-то есть!

Они и звонили, и стучали. Вышла соседка, постояла молча, потом сказала:

– С утра шумели они. Как бы не убил он её.

– Всё! Я звоню в полицию!

Яна нервно переговаривала с полицией, где, видно, не очень-то хотели принимать вызов. Соседка, подумав, достала телефон из кармана халата и набрала номер:

– Валентина Петровна, здравствуйте. Нину разыскивают с работы… как хотите, но в квартире кто-то есть, и коллеги вызвали полицию и МЧС. Будем ломать двери, – сунула телефон и позлорадствовала. – Сейчас прибежит, злыдня старая, невестку-то не жаль совсем, а дверь жалко.

Действительно, и полиция, и мать хозяина дома появились одновременно. Двое полицейских радостно повернулись уходить, но Яна решительно прихватила одного из них за локоть:

– Нет! Вы войдёте вместе с нами! А вдруг он её убил!

– Что вы такое говорите, – забасила старуха. – Мой сын – интеллигентный человек, доцент! Ступайте, я полицию не вызывала!

Туминский, до этого стоявший в стороне, решительно вырвал у неё из рук ключи и сунул в замочную скважину:

– А вот проверим!

Пока старуха опомнилась, полицейский протиснулся мимо них, распахнул дверь и присвистнул:

– Ну, доцент! Андрюха, «скорую» вызывай!

В субботу Туминский с утра отправился в Уремовск в «четвёртую травму», куда, как сообщила ему Яна, положили Нину. Поначалу пообщался с дежурным врачом, который на ходу сообщил ему, что травмы считаются лёгкой степени тяжести: рваная рана на голове, отчего было столько крови, гематомы на скуле и бёдрах, трещины на двух рёбрах. Сотрясение небольшое. Да, представьте, это считается лёгкая степень, угрозы жизни ни малейшей. Мы бы её на третий день выписали, но психологическое состояние… какое состояние, лежит и молчит. А когда мать приходит, визжит и машет на неё руками. Свекровь? А бог её знает… нет, муж не приходил.

Туминский зашёл в палату. Нина лежала у стены. Поглядела на него, он шёпотом представился, она повела головой, явно узнала, но ничего не ответила и отвернулась к стене. Лежавшая рядом старуха с гипсом на руке и ноге с оханьем развернулась и спросила:

– Ты, что ли, виновник торжества?

– А? Нет, я родственник… ну, родители наши были женаты… получается, брат… сводный.

– Что же ты, братишка, зятя не приструнил? Посмотри, до чего бабу довёл!

Туминский вздохнул:

– Мы не общались с детства. По сути, тут не струнить, а убивать надо. Человек на раз зверем не становится. Это он пожизненно зверь.

– Вот! О чём я этим дурищам говорю! Тут ведь… тебя как звать? Володя? Тут, кроме меня и Тиночки, – она махнула в сторону окна. – Тут все мужиками битые, только мы две машинами. Вон Валька уже заявление решила забрать. А я говорю: простишь – убьёт! Ты ведь так же считаешь? Поговори с ней.

При этом бабка выразительно мигала в сторону отвернувшейся Нины: мол, обращайся к этой Вальке, но слова твои для Нины.

Туминский кивнул ей и сказал:

– Видите, как Валя губки свои побитые поджала? Мол, она большая, умная, сама всё знает! Я тебя, Валя, учить не буду, случай из жизни расскажу. Была у меня бабушка Аня, три недели как похоронил. О ней речь. В 53-м году она окончила с отличием фельдшерско-акушерское училище. Распределение получила хорошее, в пригородное село, а город районный всего в 60 километрах от родного Новогорска. Всё удачно складывалось, встала на квартиру к хорошей бабушке вместе с ещё одной молодой специалисткой, библиотекаршей Шурочкой. Вечерами на танцы ходили и на спевку. Очень им обеим завклубом понравился, который хором руководил. Что сопишь, замолчать?

– Рассказывай, Володенька, – крикнула от противоположной стены женщина с перевязанной головой и без зубов, но с накрашенными губами. – Больно я про любовь истории люблю!

Женщины засмеялись, ещё одна поддержала:

– Ты что, Валька, тут мы со скуки дохнем, и нате вам – мужик, причём настоящий, не чета нашим злыдням! И история про соперниц!

– Да вы что, мне самой интересно! А бабушка твоя, она красивая была? А Шурочка? Опиши!

Зашла медсестра, разнесла таблетки по тумбочкам и присела на Нинину кровать: «Кто красивая?»

– Бабушка Аня моя была очень высокая для своего поколения, около метра семидесяти. Брюнетка со светло-серыми глазами. Худенькая. Не сказать, что красавица, но симпатичная. А Шурочка… Она часто её вспоминала. Маленькая, светленькая, пухленькая, этакая Снегурочка. В общем, невесты на загляденье. А завклубом уже ближе к тридцати, ростом небольшой, Ане рядом с ним каблуки не надеть, но с кудрявым чубом. На гармони играет, дом у родителей большой. Словом, завидный жених. Эти приезжие девчонки всё удивлялись, почему возраст уже к тридцати, а не женат. Смеялись: закопался в невестах. Стал он их после репетиции хора провожать, да так себя вёл, что долго не понимали девушки, за кем ухаживает. Потом стало понятно: за Аней. Шурочка отступила. Через год сыграли свадьбу. А через два месяца после свадьбы избил он новобрачную так, что, когда свекровушка пол мыла, на снег красную воду выплёскивала. Перевязала её и в спальне заперла: «Лежи. Раз муж учит, значит, заслужила». А Аня, дождавшись, когда свекровь от двери отойдёт, стекло из окна выдавила и на снег выпала. И по снегу босиком в контору, где её медпункт находился. Позвонила в районную больницу, оттуда за ней приехали. Написала из больницы родителям: так, мол, и так, муж избил, жить с ним не буду, заберите. Через несколько дней пришёл ответ: мы тебе при знакомстве с его родителями сразу сказали, что они звери, но ты не послушала. Теперь, закон принявши, живи, нас не позорь!

– Родители, – возмутилась медсестра. – Кому же тогда жалеть, если мужик бьёт, а родители не помогают?

– Как было, так и рассказываю. Выписавшись из больницы, поехала она в Новогорск…

– К родителям?

– Нет, в отдел кадров в облздравотдел. Попросила: в связи с семейными обстоятельствами переведите в другое село. Нет, отвечают, должна ты по направлению отработать три года как положено. От отчаяния вломилась она к заведующему. Сказала: если муж меня убьёт, знайте, двоих он убил по вашей вине, я ребёнка жду! А он ей: помню тебя с госэкзаменов, блестяще ты отвечала. Привёл в отдел кадров, говорит: оформляйте перевод! Ну, и перевели её в самый дальний район, да ещё от райцентра пятьдесят километров по шоссе и шесть по бездорожью. Это на границе с нашей областью, может, слышали, Бережки?

– Я туда за сыром как-то заезжала в фермерское хозяйство, – сказала старуха. – Глухое село, но краси-и-вое! Речка там Туминка, остров песчаный, Орёлкой называют. И что, так и осталась там? И муж не искал?

– Через месяц нашёл. Фамилия-то наша Туминские. В том, прежнем селе, необычной казалось, а в Бережках её полсела носит. Наверное, родня. Вот и донесли. Приехал, говорит: будет дуться, я тебя простил, и ты прости. Больше пальцем не трону. Нет, отвечает моя бабушка, а тогда неполных двадцати лет девушка Аня, жить я с тобой не буду, давай разводиться.

– Небось, опять драться кинулся, – вздохнула беззубая.

– С ней санитарка находилась безотлучно, она, не будь дура, сразу в бригаду позвонила. Оттуда на тракторе три мужика приехали, как только в кабину поместились? Бригадир в медпункт зашёл и говорит: «Куда это вы, Анна Станиславна, от нас уезжать вздумали?» А она ему: «И в мыслях не держу, да вот, приехал бывший муж, грозится». А бригадир: «Вот мы сейчас его проводим». Вывел, велел трактористу его до Лужино довезти и предупредил: «Если ещё раз в Бережках появишься, руки-ноги переломаем и скажем, что так и было».

– Вот это я понимаю, мужики что надо!