Инженер. Часть 3. Излом

4

По дну длинной извилистой долины бежала сверкающая белой пеной на солнце река. Сама долина была глубокая и узкая – неширокое ложе виляющей по сторонам реки сменялось крутыми заросшими лесом склонами. Как и везде на Мау лес только казался сообществом отдельных растений – хотя, в принципе, так и было, только каждое растение могло занимать несколько гектар, заполняя это пространство своими отростками. Поэтому горные склоны, обрамлявшие ущелье, все время меняли свой цвет. Вот, слева от нас черно-бурый лес с мелькающими в глубине янтарно-желтыми стволами, а справа – серебристый, напоминающий пуховое одеяло. Минута, и вся долина покрыта этим пухом, только высоко по краю левой стены тянется совсем уже черная непрерывная полоса. Еще миг и серебро сменяется тусклой голубоватой серостью чего-то похожего на земные ели.

Ущелье постепенно повышалось, упираясь далеко впереди в настоящие горные вершины. Все это было накрыто почти земным темно-синим небом с редкими клочками облаков. За нашей спиной остался океан и башни негостеприимного Эстру. Пришлось провести там еще целый день, проверяя самолет, готовясь к новому короткому путешествию и давая скелле возможность немного прийти в себя. Нашу башню мы оставили как было, перелетев на крайнее невысокое здание вдали от нового города. Новое пристанище оказалось гораздо более разрушенным, мне с трудом удалось найти уцелевшие лестничные марши, чтобы спуститься вниз. Осознание того, что неподалеку, под открытым небом, на пыльном бетоне крыши скелета древнего небоскреба, лежат трупы убитых мною молодых женщин, сделало два дня вынужденной задержки довольно тоскливыми. Несмотря на то, что погода, особенно после вечных дождей и туманов Облачного края, стояла роскошная, а город внизу даже не заметил событий у края неба, наслаждаться морем было невыносимо.

Сам я чувствовал себя совершенно здоровым, кроме того, что по какой-то причине, постоянно ощущал тихий звон в ушах и периодически накатывали тактильные галлюцинации – мне казалось, что меня задевают метелки невидимого одуванчика. Ана осмотрела меня и сказала, что ничего страшного не видит. Мы предположили, что это последствия воздействия магии скелле, которая меня почти убила. Сама девушка после стычки стала задумчивая и молчаливая, и неохотно реагировала на мои попытки взбодрить ее. Меня это беспокоило гораздо больше, чем шум в ушах, так как я знал, что, если женщина молчит, значит – она думает. А это всегда страшно, потому что, если она молчит, то ты никогда не узнаешь, что она задумала, пока она не сделает это.

Из ведра дул прохладный воздух. Я набрал высоту и вдали стали заметны строения монастыря фисиков. Сужавшееся ущелье взбиралось дальше к основаниям горных хребтов, огибая невысокий скалистый холм, на котором рассыпались ярко-белые строения жилищ монахов. На самой макушке выделялись несколько зданий очевидно построенные еще древними – большой округлый купол центрального из них возвышался над холмом и ущельем в целом. Я убрал тягу, и машина зависла, медленно дрейфуя – надо было искать место для посадки. Сесть на крышу здания, чтобы потом появиться как будто из ниоткуда, тут было невозможно. Можно было совершить посадку внизу, на краю русла реки, но в таком случае, нам предстояло искать тропу, по которой ходили монахи – не факт, что она проложена по дну ущелья. Наконец, мы могли открыто приземлиться среди строений – рядом с древними зданиями была достаточно большая площадка, которую я сейчас пытался осмотреть через подзорную трубу. Немного посовещавшись, мы решили, что нам уже надоело прятаться, тем более что поголовье скелле в этих местах, мы, похоже, существенно проредили.

К площадке рядом со строением, увенчанным большим куполом, мы подобрались практически незамеченными, но, когда я завис над ней, приноравливаясь к ветру и зданиям, на пространстве внизу появилось множество людей – некоторые показывали на самолет, кто-то призывно размахивал руками, большинство беспорядочно перемещались по площадке препятствуя посадке. Я в очередной раз пожалел, что не предусмотрел окно, или хотя бы люк в полу пилотской кабины – ориентироваться было необыкновенно трудно, приходилось крутится на месте, чтобы осмотреться. Учитывая, что надо было удерживать машину против ветра, вертеться приходилось и в прямом, и в переносном смыслах.

Когда мы выскочили из кабины самолета, нас уже встречало множество людей – все они были однотипно одеты в уже знакомые нам то-ли рубашки, то-ли халаты, однако тройка протиснувшаяся непосредственно к нам отличалась оранжевой полосой по краю одежды и упитанным телосложением. Мазнув глазами по девушке, встречавшие почтительно поклонились:

– Госпожа.

Так, похоже, что эти с полосками и есть видящие. Ана стояла, рассматривая встречающих и не демонстрировала не малейшего желания отвечать им. Ну, да – здороваться здесь не принято, а разговаривать со всякими, там, видящими, для скелле – западло. Пришлось вступать в разговор мне:

– Здравствуйте, уважаемые.

Видящие распрямились и вопросительно уставились на меня.

– Мы слышали, что ваша община, сознавая свою ответственность перед богами, ищет пути найти утерянное – новую физику. Меня несколько волнует возможность предстать перед богами в ответе за то, о чем я не имею ни малейшего понятия. Надеюсь, что вы не откажете мне в праве разобраться, что мы потеряли и что должны найти.

Монахи замерли в полной тишине, стараясь расслышать, о чем я говорю. Самый упитанный из них, с достоинством выступавший с оранжевой полосой по краю своей длинной хламиды, прокашлялся и почти торжественно, при этом глазки его были весьма беспокойны, ответил:

– Это наш долг, странник. – немного пожевал губами и добавил, обращаясь к Ане, – При всем уважении, скелле, мы должны заметить, что устав нашей общины не позволяет посторонним оставаться на территории монастыря ночью. Мы не можем сопротивляться вашей воле, но, вы должны понимать, что скелле с запада здесь не …, – он замялся, опасаясь, по-видимому, задеть как-то девушку, но та его перебила:

– Не переживайте. Никто вас не побеспокоит. А мы улетим, как только посчитаем нужным.

Тройка попыталась поклониться, не отводя глаз от скелле, но страх все-же пересилил и крайний из них, относительно стройный, пробормотал:

– Простите, мы просто хотим избежать неприятностей с нашими скелле.

– Не могу обещать за ваших, но обещаю, что мы улетим раньше, чем они появятся здесь.

Тройка дружно завершила поклон. Я решил, что церемоний с меня достаточно:

– Насколько я понимаю, ваш устав требует просвещать любого ищущего утерянное?

– Так. – кивнул стройный.

– Не противоречат ли ваши поиски запрету скелле на древнее наследие?

Монахи переглянулись. Заговорил вновь тот, который стоял в центре:

– Наш орден древнее Скелле, при всем уважении к ним, – он поклонился в сторону Аны, – Наши основатели говорили с богами и те сообщили нам многое. Ничто из их наследия скелле никогда не запрещали. Вы, – он опять посмотрел на Ану, – знаете, что боги реальны и, что когда они вернутся, то спросят со всех, включая скелле. Одно – постыдные творения извращенного разума древних – тут он невольно посмотрел на самолет, смутился и продолжил уже не так уверенно, глядя в сторону, – Другое – наследие.

Меня начала утомлять публичная дипломатия. За спинами видящих толпились десятки монахов. Их лица с любопытством выглядывали из-за плеч, слышались перешептывания, когда они передавали сказанное тем, кто стоял сзади. Там, постоянно перемещались и даже подпрыгивали, стараясь разглядеть, что происходит, самые несчастные, которым не повезло оказаться в задних рядах. Некоторые самые любознательные уже прильнули к лобовому остеклению кабины, всматриваясь в темноту салона. Надо было как-то выбираться из толпы, упорядочить общение. Я прекрасно понимал, что публично всегда говорится только то, что желает публика, что считается выверенным каноном. Но меня он совершенно не интересовал. Меня интересовало, что они знают о «новой физике» и где, как они предполагают, лежит «дорога поиска утраченного».

– Давайте, не тратить времени. Не могли бы вы, любезные, выделить нам знающего монаха, который бы ответил на наши вопросы?

Троица переглянулась, тот, который был с другого края от условно стройного, стал что-то шептать главному. В глубине толпы все это время выделялось одно лицо – бледный парень, с чертами выходца с Мау, неотрывно смотрел на меня, по-моему, даже не обращая внимания на Ану. Услышав мои слова, он встрепенулся и протиснулся к стройному. Видящие, похоже, обрадовались его появлению, и крайний из них тут-же объявил:

– Вот. Брат Виутих ответит на ваши вопросы.

Я кивнул, – Прекрасно! Спасибо за уделенное нам внимание.

Нисколько не смущаясь, я взял этого Виутиха за локоть и стал протискиваться сквозь строй любопытных. Неожиданно, толпа расступилась и даже показалось, стала рассеиваться – следом за нами молчаливой угрожающей фигурой двинулась скелле.

– Брат Виутих, где бы нам поговорить без лишних свидетелей?

Монах очнулся, выдрал свою руку из моей хватки и оглядевшись, негромко сказал:

– Пойдемте в беседку на скале. – и показал рукой направление.

Я оглянулся на Ану. Девушка оставалась безучастной и задумчивой. Мне это не нравилось, но в данный момент разбираться с нюансами ее настроения было не с руки, поэтому, я просто спросил:

– Так значит, ты знаешь, что боги реальны?

Ана фыркнула и скривилась, но ничего не ответила. Некоторое время мы шли по склону удаляясь от здания с куполом.

– Древние верили, что они реальны, если уж начали войну из-за этого. Только, вот, я, что-то, ни одного не видела и не слышала, как и все ныне живущие скелле. – раздался сзади голос девушки.

Я оглянулся. К счастью, за нами никого не было. Значит, есть надежда спокойно побеседовать с этим монахом – может, наведет на что-нибудь.

Я еще по опыту постройки первого самолета знал, что здесь есть очень темная почти черного цвета древесина, которую я использовал для силового набора. Была она очень прочная и не требовала никакой покраски, по-видимому, от рождения богатая каким-то полимером или смолой. Перила, стойки и балки из этого дерева составляли основу конструкции небольшой беседки, которая оформляла крохотный балкончик, нависавший над скалистым обрывом. Внизу, под скалой, шумела река, но ее не было видно под склоном – лишь кусочек неширокого каменистого ложа и противоположный склон ущелья, густо поросший, похожим на ели, серо-голубым лесом. Крышу беседки накрывала плотная ткань, похожая на выгоревшую на солнце парусину. Она негромко хлопала, плохо закрепленная, под несильным ветром, дувшим с гор. В теплом, местами жарком и душном, местном климате – это место казалось райским уголком. Слева от нас, над тропой по которой мы спустились сюда, виднелся купол здания древних. Справа, за небольшим провалом, теснились небольшие светлые домики, по-видимому, служившие жилищем для рядовых монахов. Солнце, в отличии от Облачного края, сияло во всем своем слепящем блеске и тень навеса вместе с прохладным ветерком были настоящим благословением.

Мы молча расселись. Монах, почему-то выглядел взволнованным, обращая на меня больше внимания, чем на скелле, что выглядело странно. Наконец, он не выдержал:

– Скажите, а почему вы сказали брату Урсу, что дома нас не ждут? – он уставился на меня с крайним вниманием.

– Как ты сказал? Урсу? – переспросила Ана.

Монах лишь мельком посмотрел на нее, – Ну, да. Урсу.

Девушка не стала продолжать, о чем-то вновь задумавшись. Я и сам задумался, что ответить явно взбудораженному моими необдуманными словами монаху.

– Ну, подумайте сами. Прошло столько времени – я думаю, что несколько тысяч лет, как минимум. Там, где, как вы считаете, дом, там живут другие люди, которые, конечно, всегда рады гостям, но гостям, а не новым хозяевам.

Монах продолжал всматриваться в мое лицо и затем выдал:

– Вы ведь не мун. У нас тут есть братья из мун. У них, кроме волос на лице, ничего общего с вами нет.

Я решил развернуть направление нашей беседы. Собираясь устроить допрос этому монаху, я совсем не рассчитывал на то, что допрашивать начнут меня.

– Давайте вернемся к «новой физике». Расскажите, что вы называете этим термином, что вы об этом знаете?

Парень откинулся на спинку и повернув голову уставился на долину. Немного помолчав, он обернулся ко мне, как мне показалось на что-то решившись.

– Ну, про богов, наследие и дорогу домой я вам рассказывать не буду – полагаю, вы и сами все знаете.

Я его перебил, – Нет, не знаю. Но, допустим.

– «Новая физика» – это теория устройства материи, которую никто никому не дарил, ее разработал такой древний ученый по имени – Артхам.

Я не выдержал, – А, Зеос?

Монах криво усмехнулся, но продолжил:

– Зеос – это имя бога, который, якобы, говорил с Артхамом. По другой истории – это жрец, который отвечал за общение с богами и через которого они говорили с Артхамом. Я про это ничего не знаю. Я твердо знаю, что все основные положения «новой физики» были изложены в работах Артхама и, никаких упоминаний Зеоса там не было.

– Ты это сказал так, как если бы читал их.

Парень помялся, нахмурился и продолжил:

– Все книги уничтожены. Теория передается, точнее передавалась, устно среди посвященных монахов нашего ордена.

– Если, хотя бы устно, теория уцелела, то о каком наследии идет речь? Зачем искать, то, что не утеряно?

– В том то и дело, что уцелела только общая теоретическая часть. Да и та вызывает сомнения в достоверности. У нас нет реальной математики древних, а без нее теория – это пустые умствования.

– Хорошо. Насколько я понимаю, братия ставит своей целью восстановить эту математику. Зачем? Только не рассказывай мне про богов!

Виутих недовольно оглянулся на тропу, по которой мы пришли, наклонился вперед, уперся локтями в колени и сцепил руки в замок:

– Никакой задачи она уже давно не ставит. Когда-то давно, сразу после Второго поворота, задача была сохранить знания и закончить проект древних.

– Ты имеешь в виду «Дорогу домой»?⁷

– Ну, да. – парень кивнул, – Тогда здесь жить было не очень сладко, насколько я понимаю, и некоторые надеялись удрать в мир, из которого мы пришли. Те люди еще помнили прежнюю жизнь. Они пытались сохранить хотя бы кусочки древнего наследия.

Я немного помялся, но решил быть откровенным:

– А ты в курсе, что проект был завершен?

– Конечно. Это общеизвестно. Точнее, было общеизвестно. Только что толку от него, если не осталось людей, которые знают, как им пользоваться?

Он внимательно посмотрел на меня, но больше ничего не сказал.

Я помолчал, посмотрел на Ану. Та сидела безучастная, хотя, похоже, внимательно слушала нас. Показалось, что стало жарче, навес хлопнул полотном, ветерок вернул кусочек прохлады.

– Вы понимаете, что в город, за скелле, послали гонца еще до того, как вы опустились? – спокойно продолжил Виутих.

Ана криво усмехнулась. Я вздохнул:

– Я не понимаю другого. То, что ты говоришь, я уверен, ни капли не похоже на то, что ты должен говорить. Где сказки про гнев богов? Где сказки про их дары? Вот, объясни мне, что ты хочешь? – я ткнул пальцем в направлении монаха.

Виутих выпрямился, его лицо успокоилось, он смотрел на меня как человек, принявший решение:

– Заберите меня.

– В смысле? – я непонимающе поднял бровь. Ана, безучастно рассматривавшая склон ущелья напротив, повернулась к монаху.

– Ты, что, кусок колбасы? Что значит, заберите меня? Куда забрать? Зачем? – я еще долго собирался перечислять вопросы, которые теснились у меня в голове, но монах перебил меня:

– Я объясню. – он оглянулся на тропу, помялся и продолжил, – У меня был учитель. Он умер три месяца назад. Я думаю, что он последний, кто помнил, чему на самом деле мы должны были служить. Все, что я знаю по новой физике, рассказал мне он. И показал кое-что. Кроме меня здесь нет никого, кто вообще интересуется этим. Вот, та троица, которая вас встречала, это наши видящие. Им ничего не нужно – у них есть все, что они пожелают. Любые поиски, любое любопытство по отношению к знаниям древних – это потенциальные проблемы со скелле, – Виутих быстро посмотрел на Ану и отвернулся, – Так, зачем им проблемы?

– Ну, и зачем ты нам?

Парень, все также наклонившись вперед, внимательно смотрел на меня:

– То, что вы не мун – очевидно. И вы – никакой не метис. Я думаю, что вы ищете ответы на те-же вопросы, что и я. Для этого вы сюда и явились. Меня учили логике, я умею складывать два плюс два. И я уверен, вы тоже ищете дорогу домой, но не для того, чтобы убежать, а для того, чтобы вернутся.

Я был совершенно ошарашен его прозорливостью. Большинство людей здесь, как я думал, вообще бы не поверило, расскажи я им мою истинную историю. Этот парень видел меня первый раз в жизни, но уже раскусил, хотя и не догадывался о моих истинных мотивах. Его способность делать правильные выводы из таких незначительных данных – восхищала. Однако, несмотря на это, просьба «забрать его» выглядела сомнительно. Что мне с ним делать? Нянчиться и заботится?

Пауза затянулась и, что удивительно, молодой монах вновь сделал правильный вывод:

– Не надо меня возить, как колбасу. Я ведь последний, кто знает, хоть что-нибудь. Вы можете меня проверить.

Он замолчал, вопросительно глядя на меня. На скелле он сейчас не обращал никакого внимания. Я подумал, в конце концов, я же летел сюда задавать вопросы, так почему бы не воспользоваться возможностью?

– Ну, хорошо. Вот скажи, если события образуются случайной комбинацией элементов, то почему же реальный мир не выглядит полным хаосом? Ведь, в любой момент, любая пара элементов может с равной вероятностью образовать событие.

Ана повернулась ко мне с недоумевающим видом. В отличии от нее Виутих, видимо, несколько расслабился, откинулся назад, вновь оглянувшись на тропинку – на той по-прежнему никого не было видно. Глубоко вздохнув, он заговорил уже спокойно и уверенно:

– Учитель говорил, что, работая с ультимативной моделью, нельзя пользоваться словами, не давая им определения, которое следовало бы из этой модели.

Ана фыркнула, я нахмурился, пытаясь понять парня. Тот догадался, что перегнул палку и начал торопливо и многословно объясняться:

– Ну, вы же понимаете, что любое наше слово – это обозначение какого-то объекта или его качества в нашем сознании. А если мы собираемся строить мир от начала, от простого набора элементов, то мы не можем к нему применять обозначения из другой теории, из другого опыта, если только прямо не определили их связь с моделью. Вот, например, время. В модели новой физики его нет. Точнее, нет времени, такого как оно воспринимается нами в каждодневном опыте. Там время – это просто последовательный ряд событий. Нельзя, например, сказать, что между одним событием и следующим за ним прошло сколько-нибудь времени. Потому, что есть, просто, два последовательных события и между ними ничего нет и быть не может. В этой модели – события и есть время.

Я решил вернуть его ближе к теме моего вопроса:

– Так все-же, почему мы не видим хаоса вокруг?

– Если коротко, то потому, что события образуются элементами только один раз. – он посмотрел на наши непонимающие лица и добавил, – каждый элемент от начала, в силу того, что он отличается от другого, имеет потенциальную возможность образовать с ним событие, и, так как ничего другого в этой модели вообще больше не происходит, то рано или поздно, такое событие происходит. Причем, когда я говорю рано или поздно, то я имею в виду лишь место этого события в общей последовательности. С точки зрения элементов они просто образуют события с другими элементами. Когда, рано или поздно, таких вопросов не стоит, потому что, ничего другого, в том числе и времени отличного от определенного, как цепь событий, там нет.

– Ну и почему бы элементу не образовать событие с другим элементом повторно? В модели ведь нет никаких запретов?

– Нет. Ключевое слово здесь – причина. Для него в этой модели есть свое определение, но мы проговорим тогда до самого вечера, поэтому я по верхам, с вашего позволения. Иероглиф «причина», как вы, мне кажется, знаете, имеет и другое значение – «сила». Люди думают, что это разные вещи и удивляются, почему у них один и тот-же знак. Но, на самом деле, это одно и тоже. Для изменения движения чего бы то ни было, в стандартной модели, требуется воздействие на объект, которое обозначается этим символом. Иными словами, чтобы движение изменилось, нужна причина для этого, или, другими словами, сила. Для того чтобы элементы повторно образовали уже один раз реализованное событие тоже нужна причина. А ее в модели – нет.

Виутих на какое-то время замолчал, как бы подыскивая слова, и продолжил, размахивая руками:

– В этой модели каждый элемент – законченный объект, существующий в собственном мире. Это как, если бы каждый из них определял собственное измерение в многомерном пространстве. Двигаясь или существуя в своем измерении, каждый из них от рождения имеет вероятность пересечься один раз с одним другим, но не имеет никаких причин, чтобы изменять свое движение или существование так, чтобы вновь встретиться с элементом-партнером еще раз.

Парень замолчал, разведя руками. Ана встрепенулась и неожиданно заявила:

– Вы тут наслаждайтесь общением, а я прогуляюсь немного.

Виутих вскочил, заволновался:

– Я, вообще-то, должен сопроводить вас.

– Куда? – усмехнулась Ана.

– Ну, …, – мялся парень

– Сиди здесь. – это уже был приказ, что мы оба отчетливо почувствовали.

Я тоже вскочил и некоторое время мы молча в некоторой растерянности, хотя и по разным причинам, смотрели вслед неспеша уходящей девушки.

Также стоя, я спросил монаха:

– Выходит, что если число элементов конечно, то и существование вселенной тоже.

Виутих пожал плечами, повернувшись ко мне:

– В модели – оно конечное. Если я правильно понял учителя, то это число имеет ключевое значение при исчислении масштабных коэффициентов.

– Каких коэффициентов? – периодически я переставал его понимать.

– Ну, по большому счету, вся теория сводится к объяснению наблюдаемых нами явлений. А значит необходимо привести меры измерения к общим определителям. Ну, там, сколько событий составляет одна секунда, или сколько событий составляет один грамм и так далее. И общее число элементов при этом присутствует во всех формулах.

– Ну, хорошо. – я опять вздохнул, – Я признаю, что хотел бы услышать и записать все, что тебе рассказал учитель. Но, что хочешь ты? Зачем тебе следовать за нами? Ты даже не представляешь, что мы собираемся делать, – тут я помолчал, – Мы и сами этого не представляем.

Виутих смотрел твердо, – Вы знаете, что источником событий с разорванным потоком, – я вновь сделал удивленно-вопросительное лицо, – Ну, представьте себе, что на цепи событий, принадлежащих одному элементу, события происходят реже, чем в среднем по вселенной. Такая цепь, неуравновешенна и для нее наступление следующего события является частью группового события с очень высокой вероятностью. – он подвигал лицом, скривился и продолжил с таким видом, как будто надо объяснить, что-то сложное ребенку, – На самом деле все наоборот, но для нас это выглядит так, как если отобрать все такие цепи событий, то в нашем мире они соберутся в один объект, и при определенном градиенте, этот объект называется – темная звезда.

– Черная дыра. – сказал я задумчиво.

– Что? Черная дыра? Это у вас так ее называют?

Я его перебил, – И что там с черной дырой?

Виутих странно посмотрел на меня, как если бы начал сомневаться в том, кому доверился, но ответил твердо:

– Темная звезда, да и дом наших предков, отсюда, из этого полушария не видны.

По его голосу я догадался, что он считает – только что он сказал мне что-то очень важное.

– И?

Но парень вместо ответа, потянул меня по тропе:

– Пойдемте, я покажу вам, что я хочу.