В конце первой главы было упомянуто, что Октавиан Август не особенно любил лично участвовать в военных походах – однако, по свидетельству Светония, если ему и приходилось это делать или для руководства, он прибывал в том числе в Равенну: «Из внешних войн только две он вел лично: далматскую – еще юношей, и кантабрийскую – после поражения Антония. В далматской войне он даже был ранен: в одном бою камень попал ему в правое колено, в другом он повредил голень и обе руки при обвале моста. Остальные войны он поручал своим легатам, хотя при некоторых походах в Германии и Паннонии присутствовал сам или находился неподалеку, выезжая для этого из столицы до Равенны, Медиолана или Аквилеи. Так, частью под его начальством, частью – под его наблюдением покорены были Кантабрия, Аквитания, Паннония, Далмация со всем Иллириком и далее – Ретия и альпийские племена винделиков и салассов. Он положил конец набегам дакийцев, перебив трех вождей их с огромным войском, оттеснил германцев за Альби, а подчинившихся ему свевов и сигамбров перевел в Галлию и поселил на полях близ Рейна. Другие беспокойные племена он также привел к покорности».

Во времена Августа и Тиберия в Равенну отправляли некоторых варварских вождей или членов их семей – под своего рода почетный надзор. Так, Тацит свидетельствует, что выданная римлянам собственным отцом Сегестом Туснельда, жена Арминия (16 г. до н.э. – 21 г. н.э.) – того самого вождя германцев-херусков, который изрубил три легиона Августа в Тевтобургском лесу (9 г.) – «…родила ребенка мужского пола, который был воспитан в Равенне. О том, как над мальчиком насмеялась судьба, я расскажу в своем месте» (к сожалению, эта часть рассказа Тацита утрачена). Враг Арминия, вождь маркоманов Маробод (30 г. до н.э. – 37 г. н.э.), всегда лояльный к римлянам, битый и Арминием, и готами, потеряв власть в 19 г., бежал к ним; Тацит пишет: «Маробода поселили в Равенне, всячески давая понять, что ему будет возвращена царская власть, если свевы начнут своевольничать; но он в течение восемнадцати лет не покидал пределов Италии и состарился там, немало омрачив свою славу чрезмерной привязанностью к жизни». Светоний описывает следующую идиллию в отношениях мятежного вождя деситиатов Батона и некогда воевавшего с ним Тиберия: «Вернувшись через два года из Германии в Рим, Тиберий отпраздновал отложенный триумф в сопровождении легатов… Батона, паннонского вождя, он наградил щедрыми подарками и отправил в Равенну в знак благодарности за то, что тот однажды позволил ему вырваться из теснин, где он был окружен с войском». Наверняка эти примеры можно было бы умножить, сохранись античное историческое наследие лучше.

Правлением Клавдия датируется сооружение Золотых ворот Равенны (Porta Aurea) – роскошного памятника древнеримской архитектуры, к сожалению, практически полностью утраченного. Правда, средневековое изображение на городской печати, а также зарисовки архитекторов Палладио (1508—1580 гг.) и Сангалло – профессор Бовини, к сожалению, не указывает, которого именно – Джулиано (ок. 1445—1516 гг.), его брата Антонио (1455—1534 гг.) или их племянника Антонио-младшего (1484—1546 гг.) – позволяют полностью воссоздать их облик (что, в частности, сделал равеннец Коронелли (конец XVII в.), чьим рисунком для реконструкции и пользуется автор). Изначально Золотые ворота были двухпроездной триумфальной аркой, воздвигнутой этим недотепой на троне в честь себя, любимого, в 42 или 43 году, почти в центре южной стены на дороге, ведущей в порт Классис. Беломраморное сооружение с двумя треугольными фронтонами над арками проходов, которые поддерживали шесть коринфских колонн, с гигантскими розетками в акантовых листьях и горделивыми статуями Геркулеса с ключом [это, а также знаменитые равеннские солнечные часы в виде Геркулеса, его круглый храм, который сменила базилика постройки Галлы Плацидии (вряд ли Теодориха, об этом гораздо позже), освященная в честь святой Агнессы, однако сохранившая в народе свое название как «базилика Геркулеса», свидетельствуют, пожалуй, о том, что Геркулес был не просто очень почитаем в Равенне, но, возможно, и являлся ее божественным покровителем в дохристианское время], Меркурия, Юпитера, Марса, Венеры и Вакха вовсе не предназначалось для оборонительных целей и даже не имело собственно дверей – предполагалось, что в Клавдиевой империи царят мир и благоденствие, так что обороняться-то не от кого (неудивительно поэтому, что в I в и позднее, во время не нарушаемого Pax Romana, древние равеннские стены разрушились, так что на месте упоминаемой ранее стены III в. до н.э. около Народного банка был возведен античный дом). Позднее, с переменой политической обстановки среди моря внешних врагов и получением Равенной столичного статуса, арка также вошла в систему новых укреплений и стала полноправными воротами: статуи языческих богов и героев с верха ворот были сброшены, и вместо них образовалась неказистая оборонительная пристройка с зубцами и бойницами, тем не менее хорошо исполнявшая свою функцию при поддержке двух очень высоких круглых в сечении фланговых башен (пример далеко не единичный – взять хотя бы использование арки Августа в оборонительной системе Римини, ворот Львов и Борсари в Вероне). Ничего этого, к прискорбию, уже не существует – башни снесли венецианцы во время своего кратковременного владычества в Равенне (1441—1509 гг.), сами ворота разрушили в 1582 г., а камни пустили на стройматериалы – лишь считаные фрагменты, включая обломки надписи и два больших акантовых кольца, хранятся ныне в археологическом музее Равенны (в бывшем монастыре при базилике Св. Виталия). Вместе с тем по приказу Клавдия были обустроены еще двое ворот, одни напротив других – Porta Salustra (осторожно предполагаю, что это можно либо перевести как «Морские ворота» (или Ворота на рейд) (от лат. salum – открытое море, рейд), либо оставить как «ворота Салюстра» (Салюстры), исходя не только из переводного издания книги Бовини (мягко скажем, не очень высокого качества), но и из того, что около Урсианской базилики стояла водонапорная башня, носящая в тексте и на чертеже в книге Деборы Маускопф-Дельяннис «Ravenna in Late Antiquity» не переведенное на английский язык название «Torre Salustra») и Posterula latronum – «лазейка разбойников». Возможно, представляет интерес следующий фрагмент из труда профессора Бовини, посвященный планировке античной Равенны: «Так же, как и древние городские “oppida” (укрепления), Равенна имела прямоугольную форму: лишь северо-восточная сторона не была выдержана в правиле прямолинейного очертания, так как она по всей своей длине определялась двумя водотоками. И, вероятно, здесь существовал как раз такой характер местности, который мешал проведению линий с севера на юг и с запада на восток, соответственно сторонам света. Обе основные оси равеннского “oppidum” в самом деле проходят в направлении юго-запад – северо-восток и юго-восток – северо-запад, соответственно своему отклонению в 45 градусов. Таким образом нельзя с уверенностью сказать, какая из осей представляет собой “Cardo” (север—юг), а какая – “Decumanus” (запад—восток). Так как последняя все же превосходит первую в размере, то вполне вероятно, что в Равенне она имела длину примерно 450 м в направлении юго-запад – северо-восток, то есть от “Porta Aurea” до “Pons Augustus” (мост Августа. – Е.С.) и (Via Salara – ул. Салара)». Если это соответствует истине, то «Cardo» должна была следовать оси юго-восток – северо-запад, т.е. ее конечными пунктами должны были быть двое ворот, ранее называвшихся Porta Salustra и… Posterula latronum.

Христианство, согласно корпусу местных легенд, было привнесено в Равенну учеником св. апостола Петра св. Аполлинарием, ставшим первым равеннским епископом (ок. 47 г.) и претерпевшим там мученическую кончину в 75 г. Особых оснований отвергать реальное существование этого святого нет (в отличие от разного рода «чудес»), хотя очевидно одно – впоследствии им очень продуктивно воспользовались равеннские церковные иерархи, оспаривая первенство римских пап, исходя из простой логики: если светский престол был перенесен из Рима в Равенну, так же следует поступить с властью духовной, легитимность которой подтверждается именно «ученичеством» св. Аполлинария у св. Петра, первого римского папы, согласно преданию. Вот житие священномученика Аполлинария из «Книги об архиепископах Равенны» Агнелла Равеннского (ок. 805 – ок. 854 гг.).

«Святой Аполлинарий, по рождению антиохиец, искусный в греческой и латинской учености, ученик апостола Петра, пришел с ним в город Рим. Апостол Петр через долгое время поставил его предстоятелем Равеннской церкви и наложением рук сообщил ему благодать Святого Духа и дал ему целование; и от города Рима прошел с ним вместе почти до третьего милиария; в этом месте есть монастырь Св. Петра, который зовется “У Яникула”. Там апостол Христов помолился, и там, где он преклонил колени, камень стал мягким, как воск от огня, и во образ его колен на камне осталось углубление. И в другом монастыре в честь этого же апостола, который называется “У вяза”, в эту же ночь они оба уснули, и на том камне, где пребывали головы, спины, седалища и голени, появились ямки и остались даже до сего дня. И после этого св. Петр направил Аполлинария в Равенну. И сам блаженнейший Аполлинарий, до того как войти в город Равенну, даровал зрение слепому сыну Иринея – “Ириней” же понимается как “мирный” – и в стенах этого города совершил очень многие подвиги: ниспроверг храмы языческих богов, разбил кумиры, поставлял пресвитеров и диаконов, исцелял больных, изгонял демонов, очищал прокаженных и многих крестил в реке Бедент и в море. В базилике Блаженной Евфимии, которая называлась “У овна”, поначалу он совершал крещение, и там, где стояли его стопы, размягчился камень, и следы его ног отпечатались, подобно знаку. Также он воскресил умершую дочь патриция Руфа. И до сего дня мы видим в доме этого патриция резиденцию епископа Бононской церкви. Я знаю, что этот дом пребывает так же цел и невредим, как и встарь. И ныне почти пять лет тому, как Феодор, предстоятель Бононской церкви, удалил каменный саркофаг, в котором был положен патриций Руф со своей дочерью, и увез в свою Бононскую церковь, чтобы он был положен там же, после того как умрет. Но какую пользу ему принесло то, что он изгнал оттуда других? И он не был положен в этот саркофаг, ибо медленно его устанавливал. Итак, блаженнейший Аполлинарий великим бременем меча ненадолго был послан в темницу в Равеннском капитолии. Там пищу ему подавали небесные ангелы, в то время как стражи были бдительны. И еще раз его призвали и изгнали из города недалеко от того шестого милиария, где построена древняя церковь Блаженного Димитрия. После этого он был в узах отведен в Иллирию и оттуда через Солунь, а также Паннонию по берегу Данубия во Фракию, и там и на коринфском берегу Господь явил через его посредство многие чудеса. Спустя три года св. Аполлинарий вновь вернулся в Равенну и был принят с великой радостью своими верными чадами и священнослужителями. Свирепствующие язычники заставили его после долгих побоев стоять босыми ступнями на горящих угольях и истязали его многими другими пытками. Он разрушил своими молитвами храм Аполлона, который находился перед воротами, называющимися Золотыми, напротив амфитеатра (очень важная информация для топографии античной Равенны; по крайней мере, очевидно, на ее основе профессор Бовини пишет: “Недалеко от Porta Aurea находились святилище Аполлона и амфитеатр, но от них, так же как и от арены и Капитолия, стоявшего вблизи сегодняшней церкви San Domenico (Св. Доминика. – Е.С.), к сожалению, ничего не осталось”. Его святость, блаженство и кротость были таковы, что никогда, в то время как он претерпевал пытки, он не нанес никому обиды или упрекнул кого-нибудь; он только сказал наместнику, когда его сильно мучили: “Нечестивейший, почему ты не уверуешь в Сына Божия, чтобы избежать вечных мук?” По причине безмерной ветхости дней он сделался сгорбленным. Он увенчан венцом мученичества во времена кесаря Веспасиана. Он пребывал на епископской кафедре 28 лет 1 месяц и 4 дня».

На месте легендарного «первого крещения равеннцев» и «колодца Св. Аполлинария» ныне стоит небольшая церковь Св. Евфимии, выстроенная в 1740-х гг. архитектором Буонамичи (о нем мы еще поговорим в связи с варварским разрушением базилики Урсианы), также уничтоженная им трехнефовая раннехристианская базилика когда-то сменила еще более древнее культовое сооружение II—III века нашей эры («колодец Св. Аполлинария», из которого первый епископ Равенны якобы брал воду, чтоб совершить обряд крещения первых обращенных в новую веру равеннцев, был доступен для почитания верующих вплоть до 1566 г., когда кардинал и по совместительству архиепископ Джулио делла Ровере приказал для пущей сохранности замуровать его и воздвигнуть над ним алтарь; и сейчас еще у этого колодца в церкви есть мраморная надпись, гласящая: «Coepit hic fides Ravennatum» – «Отсюда пошла вера равеннцев»). Сразу же отметим, что археология (в первую очередь, исследование надмогильных памятников, эпиграфики и т.д.) не подтверждает наличия христианства в Равенне со времен апостольских: только ближе к концу II века; первый упомянутый в документах равеннский епископ, Север (на кафедре в 284—348 гг.), принимал участие в Сардикском церковном соборе 343 г., и никаких следов 11 его предшественников, известных по спискам Равеннской церкви, не обнаружено, что наталкивает на мысль о фальсификации истории, когда, как уже было отмечено, «в пику» Риму нужно было срочно создать апостольское преемство равеннской кафедры.

Нерон отметился в истории Равенны образом не лучшим, можно сказать, позорным, да иного от него и ждать не приходилось. Историк Дион Кассий (ок. 160—230 гг.) пишет: «Тетку свою Домицию, которую он, по его собственным словам, почитал как мать, он также умертвил с помощью яда, не подождав даже нескольких дней, пока та умрет от старости, – столь сильно желал он ее смерти. Причиной его спешки в этом деле были ее поместья в Байях и Равенне, в которых он незамедлительно выстроил роскошные увеселительные заведения для молодежи, процветающие и поныне».

Особую роль сыграли Равенна и ее флот во время восстания против императора Вителлия, как о том повествует Тацит в своей «Истории» (это было время, последовавшее за свержением и самоубийством Нерона и известное как «год четырех императоров», сменивших друг друга в Вечном городе: Гальба (3 г. до н.э. – 69 г. н.э.) сверг Нерона (убил себя 9 июня 68 г.), Отон (32—69 гг.) – Гальбу (убит преторианцами 15 января 69 г.), Вителлий (ок. 15—69 гг.) – Отона (покончил с собой после поражения 14 апреля 69 г.), Веспасиан (9—79 гг., правил с 69 г.) – Вителлия (убит 20 декабря 69 г. при штурме Рима воинами Веспасиана)). Фактически, как только против Вителлия выступил Веспасиан, армия и флот отказали в повиновении быстро дискредитировавшему себя недолгим правлением Вителлию, развратнику и обжоре. Вителлианцы хотели удержать за собой стратегически важную долину реки Пад, однако измена вителлианских полководцев решила дело в пользу Веспасиана. Тацит пишет: «Испуганный продвижением противника и доходившими со всех сторон зловещими вестями, Вителлий приказал Цецине и Валенту идти на врага. Цецина отправился; Валент задержался в Риме, так как был еще слишком слаб после тяжелой болезни. Уходившие из города войска мало походили на прежнюю германскую армию: не чувствовали воины больше ни сил в теле, ни бодрости в душе; шли медленно, несомкнутым строем, оружие едва не валилось из ослабевших рук, кони шатались от истощения. Изнуренные, измученные жарой, пылью, резкими переменами погоды, солдаты не способны были переносить трудности походной жизни, но тем более склонны к бунтам и ссорам. Сам Цецина, баловень судьбы, всегда полный энергии, теперь словно впал в оцепенение – то ли растратил в оргиях все силы, то ли вынашивал измену и стремился к разложению армии. Многие думали, что к измене он начал склоняться под влиянием Флавия Сабина (брата Веспасиана. – Е.С.). По поручению Сабина Рубрий Галл уверял Цецину, что Веспасиан примет все его условия, разжигал в нем зависть и ненависть к Валенту, говорил, что, раз Вителлий не оценил его по заслугам, следует добиваться влияния при новом дворе и милостей нового принцепса. Вителлий осыпал Цецину почестями, обнял на прощание, и тот выступил в поход, отправив вперед часть конницы с приказом занять Кремону. Вслед за Цециной двинулись отдельные отряды первого, четвертого, пятнадцатого и шестнадцатого легионов, за ними – пятый и двадцать второй; наконец, походным строем пошли двадцать первый Стремительный и первый Италийский, а с ними отдельные отряды трех британских легионов и отборные солдаты вспомогательных войск. Уже после того как Цецина выступил, Валент написал письмо в легионы, которыми прежде командовал, просил солдат остановиться и подождать его, уверяя, что о задержке этой с Цециной договорился. Цецина сам шел с армией и потому сумел убедить солдат, что договоренность они с Валентом потом изменили и не следует дробить войско перед лицом надвигающейся опасности. Одним легионам он приказал быстро идти на Кремону, другим – двигаться на Гостилию, сам же под предлогом, что хочет договориться с флотом, свернул на Равенну и вскоре, ища возможности начать тайные переговоры с противником, оказался в Патавии. Во главе равеннского и мизенского флотов стоял Луцилий Басс (уникальный случай, когда двумя «великими флотами» командовал один человек! Ч. Старр пишет по этому поводу: «Уловка Вителлия, назначившего Секста Луцилия Басса префектом обоих флотов в беспокойный 69 год, остается уникальной. Об объединенном командовании ничего не известно даже в III веке, когда итальянские эскадры взаимодействовали, по случаю, в восточных водах… [Вителлий сделал это] чтобы обеспечить единое командование двумя большими итальянскими флотами в грозящей войне. Военно-морские силы империи, однако, больше помогли Веспасиану, чем Вителлию в реальном конфликте». – Е.С.). Вителлий назначил его – простого префекта кавалерийского отряда – командиром двух флотов. Луцилий, однако, счел себя оскорбленным тем, что его тотчас же следом за этим не сделали префектом претория, и с подлым коварством выискивал, на чем выместить свою бессмысленную ярость. Сейчас уже нельзя сказать, он ли увлек за собой Цецину, или, как это часто бывает, – у дурных людей мысли сходятся, – одни и те же низкие цели двигали обоими. Писатели, которые рассказывали историю этой войны во время правления Флавиев, из лести объясняли измену Цецины и других заботой о мире и любовью к родине. Нам же кажется, что люди эти – непостоянные и готовые, раз изменив Гальбе, изменять всем подряд – соперничали и завидовали друг другу; каждый готов был погубить Вителлия, лишь бы не уступить его расположение другому. Вернувшись к своим легионам, Цецина принялся разными хитростями восстанавливать центурионов и солдат против Вителлия, которому они были так горячо преданы. Басс делал то же, но ему было легче добиться цели: моряки еще недавно воевали за Огона, они и без того склонялись к измене».

Далее Тацит описывает само флотское восстание: «В стане вителлианцев тоже царили распри, более опасные потому, что порождали их не нелепые подозрения черни, а коварные интриги полководцев. Моряки равеннского флота были в большинстве родом из Далмации и Паннонии, то есть из провинций, где управлял Веспасиан, и префект флота Луцилий Басс без труда склонил их на сторону этого государя. Заговорщики наметили ночь для выступления и решили, никого ни о чем не предупреждая, сойтись в условленный час на центральной площади лагеря. Басс, то ли мучимый стыдом, то ли сомневаясь в исходе задуманного дела, остался дома, выжидая, чем оно кончится. Триерархи, крича и гремя оружием, набросились на изображения Вителлия и перебили тех немногих, кто пытался им помешать; остальные, движимые обычной жаждой перемен, сами перешли на сторону Веспасиана. Тогда-то и появился Луцилий и признался, что заговор устроил он. Моряки выбрали в префекты Корнелия Фуска, который, узнав об этом, спешно прибыл во флот. Басс в сопровождении почетного эскорта из либурнских кораблей направился в Атрию, но там префект конницы Вибенний Руфин, командовавший гарнизоном города, тотчас посадил его в тюрьму. Правда, его тут же и освободили благодаря вмешательству вольноотпущенника Цезаря Горма – и он, как оказалось, был одним из руководителей восстания». Интересно привести комментарий Ч. Старра на описываемые Тацитом события: «Как только Антоний Прим оказался в Италии, флоты переметнулись на сторону Веспасиана со всей готовностью. Равеннский флот бросил Вителлия, когда продвижение Антония за Аквилею гарантировало безопасность отступничества. Хотя морской префект Басс делал вид, что он поддерживает мятеж, триерархи, командующие моряками, уже сделали выбор человека, которого они желали видеть префектом. Это был Корнелий Фуск. То, что он propere (быстро) перешел из армии Антония Прима на этот пост, свидетельствует о предварительном согласовании этой кандидатуры. Тацит справедливо связывает эту смену лояльности с преданностью Отону, а также с тем, что равеннские моряки происходили с Балканского полуострова, где легионы поддержали Веспасиана».

Цецину арестовали собственные воины, когда он начал склонять их к присяге Веспасиану (при этом «…легионеры набросились на случайно встреченных, ничего не понимавших и ни в чем не повинных солдат с трех либурнских кораблей и изрубили их в куски»), но полководец последнего, Антоний Прим, разбил их 24 октября 69 г. при Бедриаке – до подхода войск упоминаемого Тацитом Валента (который «…во главе целой армии изнеженных наложниц и евнухов продвигался вперед далеко не так поспешно, как подобает идти на войну»), попавшего затем в плен, а войско его было блокировано в Аримине. Последняя попытка судорожного оказания сопротивления Вителлию не удалась, и когда, вслед за равеннским, восстал мизенский флот, его участь была решена. С мрачным презрением пишет Тацит о Вителлии, который, отправив воевать Цецину и Валента, «…стараясь забыть все свои беды, предавался роскоши и развлечениям. Он даже не помышлял запасти оружие, закалить армию для будущих битв, обратиться к солдатам с речью, показаться народу. Укрывшись в тени своих садов, подобный бессмысленным животным, что, едва насытясь, погружаются в оцепенение, Вителлий не заботился ни о прошлом, ни о настоящем, ни о будущем. Вялый, неподвижный, сидел он в Арицийской роще, когда настигла его весть о предательстве Луцилия Басса и измене равеннского флота».

Читатель помнит о довольно бесправном положении флота и моряков по сравнению с легионерами – и вот Тацит пишет, что, изменив Вителлию, «моряки равеннского флота требовали, чтобы их перевели в число легионеров, из них выбрали лучших, включили в состав армии, а на их место поставили далматов».

Действительно, воцарившись, Веспасиан «пролил» на моряков столь невиданный поток щедрот, что порой его даже называли «вторым Октавианом Августом» для флота. Процитируем Ч. Старра: «Такие милости… воспринимались как здравое возмещение скрупулезно оцененной службы. Новый император решил подчеркнуть роль морской силы как наиболее значительного фактора в его успехе. В памятных монетах 71 и последующих годов единственный образец, который относится именно к гражданской войне, имеет надпись Victoria Navalis, “Морская виктория” (автор этой книги не согласен с переводчиком труда Старра: здесь более уместно было бы перевести “морская победа”. – Е.С.). Более того, почести, которыми он осыпал флоты, были значительнее и шире, чем те, которых удостоились другие силы. Легион I Adiutrix (из набранных Нероном мизенцев. – Е.С.) продолжил свое существование как часть постоянного военного истеблишмента. Моряки Равенны, которые заставили Прима включить их в legio classica после второй битвы при Бедриаке, получили официальное оформление приказом Веспасиана от 7 марта 70 года в качестве легиона II Adiutrix pia fidelis. Ветераны двадцатилетней службы, а также bello inutiles facti ante emerita stipendia (“имеющие право на досрочное почетное увольнение из-за непригодности к военной службе, ставшей результатом военных действий”) были уволены из легиона на этот раз двумя приказами. 9 февраля 71 года Веспасиан уволил и расселил большое количество моряков мизенского флота в колонии Пестум. 5 апреля были уволены другие ветераны мизенского флота и наделены землей в Пестуме, а ветераны равеннского флота, уволенные в тот же день, расселились в Паннонии. Тем не менее другие ветераны, которых освободили от службы досрочно, quod se in expeditione belli fortiter industrieque gesserant (“отслужившие с отвагой и усердием в военной кампании”), появляются в дипломах от 14—30 апреля 71 года. Название флота стерто, но, поскольку об итальянских флотах уже позаботились, эти моряки могли служить в паннонском флоте, который сопровождал Антония Прима в Италию. Тем морякам, которые остались служить во флотах, было разрешено, вероятно, принять латинскую номенклатуру, хотя за этим отнюдь не следовало приобретение римских прав. В том же 71 году Веспасиан, видимо, присвоил каждой итальянской эскадре почетный титул praetoria, который поставил их рядом с преторианскими когортами в качестве стражей безопасности императора. Провинциальные флоты были также удостоены таких титулов. Александрийская, германская и, возможно, сирийская эскадры получили почетные звания Augusta. Заслуги паннонского и мёзийского флотов, патрулировавших сельскую местность, которую зачищал Антоний Прим, были отмечены титулами Flavia. В качестве финального жеста Веспасиан повысил префектов преторианских флотов от sexagenarius («получающий 60 000 денариев». – Е.С.) до ducenarius (“получающий 200 000 денариев”. – Е.С.) или, в случае мизенского флота, вероятно, до trecenarius (“получающий 300 000 денариев”. – Е.С.). Таким образом, он возвысил двух префектов-всадников».

Луцилий Басс, столь нелюбимый на флоте, что, как помнит читатель из рассказа Тацита, ему восставшие моряки тут же нашли замену, был послан Веспасианом в Иудею: следы его жизнедеятельности там зафиксировал Иосиф Флавий (ок. 37 – ок. 100 г.) в своей «Иудейской войне»: прибыв в Иудею после взятия Иерусалима, он взял крепости Геродион и Махор, уничтожил повстанцев в Ядресском лесу, потом, по поручению Веспасиана, распродавал захваченные иудейские земли и скончался там же на посту прокуратора. Мы же возвращаемся в Равенну.

С правлением императора Траяна связано решение вековой равеннской проблемы – нехватка пресной воды была восполнена проведением акведука. По Бовини – из некоей Теодоранской зоны, по направлению течения реки Ронки, «…в русле которой, при отводе реки в 1735 году – неподалеку от церкви Св. Бартоломея в Лонгане – были найдены несколько опор и отводов, принадлежавших этому античному водопроводу». Э. Хаттон более определенно дислоцирует начало 20-мильного водовода вдоль той же Ронки недалеко от современного города Форли (античный город Форум Ливия, основанный в 188 г. до н.э. на Эмилиевой дороге), где есть небольшая деревушка Санта Мария ин Акведотто, чье название говорит само за себя. О водонапорной башне Салюстра, очевидно, связанной с акведуком (от нее шло главное городское водораспределение чистой воды, сама же она, возможно, являлась некогда башней равеннских укреплений республиканского периода), было упомянуто выше, в разделе о Клавдиевых воротах, и Д. Маускопф-Дельяннис полагает, что 35-километровый акведук шел от Мелдолы на юго-западе, вдоль Ронки; как он пересекал гавань – неясно, но заканчивался именно башней Салюстра. Кстати, она цела до сих пор – просто инкорпорирована в более поздний комплекс архиепископского дворца, на втором ее этаже выставлен трон архиепископа Максимиана (на кафедре в 546—556 гг.) из слоновой кости, а на третьем – древние серебряные процессионные кресты.

Вообще II в. – период очередного расцвета Равенны и ее расширения во все стороны за пределы oppidum’а. Типичный римский дом (domus) того времени имел центр в атриуме, который окружали обеденные комнаты, помещения для занятий и др.; строились такие «домусы» из дерева или камня и были богато украшены фресками и напольными мозаиками; отапливались по знаменитой римской системе гиппокаста, когда горячий воздух от котлов распределялся под полом и по стенам; некоторые имели фонтаны. Город активно торговал древесиной, вином, местные умельцы изготовляли роскошные мраморные саркофаги; импорт включал мрамор для мастерских и родосское вино. В Равенне обнаружен могильный камень середины II в. н.э. Тита Юлия Никострата Родосца – есть мнение, что виноторговца. Своих покойников равеннцы хоронили между рвом Августа и береговой линией. Д. Маускопф-Дельяннис приводит среднестатистический возраст умерших согласно найденным надгробиям: мужчины жили в среднем чуть более 23 лет, женщины – 20, а вот моряки – почти 41. Может, право русское народное изречение: есть ложь, есть крупная ложь, а есть статистика, – так что привести мы ее приведем, а насчет веры ей пусть каждый сам решает.

Ко II—III вв. н.э. относятся некоторые немногочисленные сведения по истории Равенны и военной активности ее флота. Есть мнение, что равеннский флот участвовал в парфянском походе Траяна, а еще – что якобы именно выход равеннских кораблей из Классиса в поход Траяна на даков отображен на одном из барельефов знаменитой колонны Траяна в Риме. Возможно, если учесть предназначение Равенны именно как перевалочной базы войск, отправлявшихся на Запад. Современник Траяна, знаменитый историк Плутарх, посетил Равенну, что видно из фрагмента его жизнеописания Гая Мария: «О наружности Мария можно судить по его мраморному изображению, которое мы видели в Равенне, в Галлии, и наше впечатление вполне соответствует тому, что рассказывают о мрачности и суровости его нрава. Мужественный по природе, воинственный, воспитанный скорее как солдат, чем как мирный гражданин, Марий, придя к власти, не умел укрощать свой гнев». Интересно, что профессор Джузеппе Бовини делает из этого упоминания далекоидущий вывод: «Никоим образом нельзя исключить, что Равенна получила первый толчок к развитию в качестве морской державы от Мария (ок. 157—86 гг. до н.э. – Е.С.), так как, по словам Плутарха, равеннцы в его честь воздвигли мраморную статую». Поскольку доказательство не слишком сильное, мы не стали упоминать его в начале книги, иначе пришлось бы начать с праотца Ноя, ибо в Средние века равеннцы искренне полагали, (информация из работы Д. Маускопф-Дельяннис), что их город был основан им. Тоже ведь мореплаватель не из последних!