Метро 2033. Отступник

Первым взял слово Роман:

– Товарищи мои, друзья и сотрапезники, – царь почесал бородку и поджал губы. – С прискорбием заявляю о том, что мой бывший племянник, ибо я с негодованием отрекаюсь от этого родства, преступник Олег, недостойный называться чьим-то сыном, совершил страшное безумство, за которое одно наказание – смерть. Он бежал, убив двух доблестных воинов, которые пали, как и положено, с оружием в руках. Яков Кувагия, да восславят его священные воды Миуса, много лет был старейшиной, нашим коллегой. Для меня это вдвойне прискорбный факт. Я думаю, все мы согласимся с тем, что необходимо послать отряд для уничтожения проклятого ренегата.

Послышался тихий гул одобрения.

– Ставлю на голосование, – сказал Роман и сел.

Предложение было утверждено единогласно.

Следующим говорил царь Антон:

– С огромной долей вероятности преступник бежал на восток, потому что больше ему прятаться негде. Полагаю, с отрядом следует послать старейшину Николая. Он опытный воин, более того, на его счету тринадцать разведывательных походов в сторону Таганрога. А возглавит отряд пусть мой сын и наследник Артур, ибо его поведение, к великому сожалению, в последнее время не соответствует нашим светлым идеалам. Думаю, что поход повлияет на него положительно.

– Возражаю, – поднял два пальца вверх царь Роман. – Мы не можем рисковать жизнью единственного пока наследника Лакедемона. К тому же уважаемый и достопочтенный Николай ходил к окраинам Таганрога последний раз четыре с лишним года назад. Десять из тринадцати походов, как вы знаете, были совершены к военному аэродрому, с целью получения стратегически важных материалов, но никто не проникал в глубь города и не знает, что там творится. Более того, радиоактивный фон в городе хоть и не смертелен, но все же очень высок и может впоследствии отразиться на потомстве, а у нашего досточтимого наследника пока нет детей. Поэтому я решительно против того, чтобы Артур шел в этот поход.

Разумеется, царю Роману не было никакого дела до наследника и его потомства. Просто он хорошо понимал сложившуюся ситуацию. В случае удачи, а вероятнее всего, опытные воины сумеют догнать и покарать отступника, соправитель-конкурент Антон предложит своего сына кандидатом в Совет старейшин на Общем Собрании. И, безусловно, за Артура проголосует большинство полноправных граждан. Яков Кувагия, да восславят его вечные воды Миуса, был «нейтралом», не принадлежал ни к одной из политических группировок. Но если Артур войдет в Совет, то явные сторонники царя Антона будут иметь восемь из пятнадцати мест, а это означало – полный контроль над Советом. Тем более из-за бегства Олега позиция самого Романа сильно пошатнулась, и, конечно, решительное отречение от племянника не могло тут ничего поправить.

– В нашей Общине полноправных граждан все равны, – возразил Антон. – Мой сын не исключение: он такой же воин, как все остальные. Мне стыдно за его поступки, и я жажду увидеть, как ратный труд исправит его недостойное поведение, уничтожит в нем ничем не обоснованную безалаберность, ибо иногда мне кажется, что есть много других юношей, более достойных стать наследниками.

«Ну, батя, ну, мля, спасибо, – сглотнув ком, подумал Артур, – удружил!» Он тут же вскочил со стула, ударил в плечо кулаком и прокричал:

– Готов доказать преданность в бою!

– Тем более, – Антон одобрительно посмотрел на сына, – он сам рвется.

– И все-таки, наследник остается наследником. Рисковать зря незачем, – пытался настаивать Роман.

– Решим голосованием. Кто согласен, чтобы мой сын возглавил поход под присмотром нашего собрата старейшины Николая, – сказал Антон жестким тоном, в котором не было и намека на вопрос.

«За» проголосовали одиннадцать человек, «против» – три. Такого сокрушительного результата Роман не ожидал. Он понял, что проиграл, и что, вполне вероятно, в ближайшие несколько лет ему придется быть на вторых, если не на третьих ролях. Но царь, так же как и его соправитель, знал: играть приходится теми картами, которые сданы, ибо других нет, и уж в любом случае и при любом исходе нужно делать хорошую мину.

Роман улыбнулся, почесал бородку и почти равнодушно произнес:

– Что ж, решение Совета – это закон для всех.

Антон поднялся, осмотрел присутствующих торжествующим взглядом, будто заранее празднуя победу, и произнес, отчеканивая каждое слово:

– Сейчас Николай кратко расскажет нам, с какими трудностями и потенциальными опасностями может столкнуться отряд. Надеюсь, вы, собратья по оружию, понимаете, что сведения эти совершенно секретные и не подлежат разглашению.

«Ага, – поглаживая бородку, подумал Роман, – значит, кое-какими сведениями мы не соизволим делиться даже с представителями Совета». Однако вслух свое неудовольствие предпочел не высказывать.

– В таком случае, – Николай, абсолютно лысый мужчина среднего роста, приподнялся и развернул перед собой карту, его голос, будто навечно простуженный, царапал уши. – Подумаем, но недолго, куда нам выдвигаться, потому как время не ждет.

Все столпились вокруг, стараясь подобраться поближе и рассмотреть все получше.

– Вряд ли, – продолжил старейшина, – предатель пойдет в подконтрольные нам деревни, но разослать туда вестников, на всякий случай, надо. Хотя уверен, его целью будет Таганрог, где много домов и скрываться удобно. Пройти в город можно по северной дороге, вдоль лимана, либо по южной, по берегу моря. Наиболее вероятный путь – это Мариупольское шоссе. Оно безлюдно и относительно безопасно, по крайне мере, так может думать преступник.

Николай прочерчивал пальцем линии на карте, обводя кругами интересующие его области, но было видно, что ему хочется побыстрее закончить говорильню и приступить к делу.

– Примерно в девяти километрах находится заброшенное поселение Русский колодец. Ничего особенного там нет, иногда попадаются метровые ящеры, но они людей не трогают, сами нас боятся. Это первая точка, которую мы должны тщательно обыскать. Дальше еще через девять-десять километров, уже возле самого города, недалеко от бывшей птицефабрики или в ней самой живут уродские птицы-свистуны. Они падальщики… э-э-э… – Николай защелкал пальцами, словно раздражаясь на себя за отступление от четкого ритма доклада… – Задержать эта канитель может надолго, особенно одиночку. Так что очень рассчитываю тут гада и схватить. На случай, вдруг он проскочит дальше, почти сразу после свистунов, в районе Нового кладбища, идет аномальная зона, блуждающий туман. Мы его назвали Туманом Даров. Этот туман просто жуткая вещь, он требует дань – человеческую жизнь. Всегда в отряде погибает один человек – ни больше ни меньше. Поэтому мы, когда ходили в экспедиции, брали с собой двух рабов, чтобы наверняка пройти без потерь туда и обратно. Рекомендую сделать это и сейчас.

– Откуда ж он взялся такой? Знаешь? – спросил царь Роман.

– Никто не знает, – Николай пожал плечами. – Радиационный фон там высокий, но опять же не смертельный, биологических и химических атак в этом районе во время Великого Коллапса не наблюдалось.

– А дальше? – спросил Артур, которому очень хотелось прервать докладчика и рассказать всем о гениально-простом плане, который сразу же укажет в какую сторону побежал бывший друг, но не было уверенности, как отреагирует на подобную вольность отец.

– А дальше… – Николай вымученно улыбнулся, – никто, по крайней мере, со стороны Мариупольского шоссе, никогда не заходил. Мы ведь проводили свои вылазки севернее, в районе аэродрома. Но добраться дальше у преступника шансов никаких.

* * *

Когда закончилось заседание, и члены Совета покинули зал, Артур попросил отца задержаться и рассказал о своей догадке. Антон, кажется, первый раз за все утро, посмотрел на отпрыска с одобрением:

– Что ж, отправляйся в дом предателя и подготовь все как следует!

Царь, усмехаясь, смотрел в спину уходящего сына.

«Все-таки варит голова у парня, значит еще не все потеряно… Конечно, пьянки и шлюхи – это досадно, но не смертельно. Перебесится, остепенится!»

Расправив плечи, Антон направился к выходу и в дверях наткнулся на свою невестку.

– Аня? – он с изумлением посмотрел на рыжеволосую девушку, стриженную под ежик. – Анна, дочь Ирины, что ты сделала со своими волосами?

– Я состригла их, – с вызовом произнесла она, – они мне больше не нужны. Я хочу тоже пойти в карательную экспедицию…

– Что? – Антон недоуменно покачал головой, пристально глядя на девушку. – Ты что такое несешь? Какая экспедиция! Иди домой!

– Я могу пригодиться, я очень хорошо стреляю, – с жаром заговорила Аня. – Вы ведь это знаете. К тому же я видящая…

– С каких это пор ты стала видящей? – Антон начинал выходить из себя.

– С тех самых, как родила мертвого ребенка, – Аня прикусила губу. – Я вижу следы людей и животных и направления, в которых они проходили даже несколько часов назад… как и некоторые другие наши девушки.

– Иди домой! – зло шикнул царь, больно ткнув невестку пальцем в плечо. – Ты мне еще за свою стрижку ответишь!

Аня учащенно задышала, кулаки ее то сжимались, то разжимались, она потупилась, а потом, резко вскинув голову, вызывающе посмотрела в глаза царю:

– Ну, зачем я вам? Ребенка родить не могу. Муж мой шляется где попало. Еще два-три выкидыша, и вы меня с ним разведете. Вам ведь наследники нужны. А кому я тогда вообще?…

– Не беси меня, – проговорил Антон, но уже без былой ярости.

Он вдруг подумал: а ведь действительно, какой от нее толк? Неплодовитая, быть жрицей в Храме Славы не хочет, домохозяйка тоже весьма посредственная. Да, скоро сыну придется подобрать новую жену. А так, конечно, если она не врет и у нее на самом деле проявился дар, невестку можно будет определить в следачки, в охотницы. Хоть какая-то польза для Общины…

Аня потупилась, всхлипнула, глаза наполнились слезами:

– Пожалуйста, отпустите меня, я все равно уйду… через Дамбу Теней, и тогда никто меня не сможет остановить. Пожалуйста, отпустите… пожалуйста… пожалуйста… прошу вас… пожалуйста…

Еще немного – и она разрыдалась бы. Антон ненавидел женские слезы. Он начинал чувствовать себя беспомощным. Лучше быть голым, безоружным, окруженным многочисленными врагами. С врагами разговор короткий… Но не бить же невестку по лицу…

– Хватит! – рыкнул царь. – Развела тут нюни! Ты гражданка или рабыня?! Беги в Арсенал, получай автомат, четыре рожка и химзу, надеюсь, там найдется противогаз нужного размера, и пулей на вышку к Главным воротам! Посмотрим, как ты стреляешь…

Лицо девушки мгновенно просветлело:

– Спасибо…

– Бегом, я сказал!

* * *

Около Главных ворот Лакедемона, обращенных на восток и впускающих в поселение утреннее солнце, виднелась небольшая группа свободных граждан. Светлана, по прозвищу Лики, жена царя Антона, стояла напротив сына, облаченного в серо-коричневый камуфляж, с автоматом, висящим на плече, с тесаком на бедре и вещмешком за спиной. Ее выцветшие глаза смотрели куда-то вдаль сквозь Артура.

– Со щитом или на щите! – прозвучала ритуальная фраза.

– Я приду со щитом, – Артур поправил противогаз и направился к трем воинам и двум рабам, сгруппировавшимся перед закрытыми створками Главных ворот.

– Отряд! – прокричал наследник. – Разделяйся! Бегом на вышки, марш!

В несколько прыжков воины оказались на сторожевых площадках, что охраняли Главные ворота.

Тем временем, повинуясь словам Артура, провожающие отошли, освободив дорогу, а два привратника открыли тяжелую створку. Когда все было готово, наследник выстрелил в воздух. Несколько минут ничего не происходило, но вскоре послышался лай, который приближался.

– Приготовится, но стрелять по моей команде! – выкрикнул Артур.

Наконец все увидели, как по дороге стремительными прыжками несся большой серый пес. Вот он свернул, и Артур ничуть не сомневался, что собака идет в точности по следу хозяина; вот добежал до лестницы на седьмую вышку, покрутился и припустил к полуоткрытым воротам. Выскочив за укрепления, Серый на секунду замедлился и побежал вдоль частокола, озираясь и принюхиваясь. Шесть или семь пар человеческих глаз вели зверя, выцеливая его мушками автоматов, но тот ничего не замечал. Напротив седьмой вышки пес остановился, словно выбирая направление, а потом бросился к кустарнику, который начинал расти в нескольких сотнях метрах от частокола и темной полосой уходил к Мариупольскому шоссе, куда – сейчас это стало ясно абсолютно всем – чуть ранее направился преступник.

– Огонь! – голос Артура звенел от радости, что план блестяще осуществился.

Раздался залп, который должен был изрешетить собаку, однако зверь, как будто предвидел действия людей. Повинуясь чутью, он мощно бросил тело вбок, перекатился через голову и упал, подергивая ногами, создавая у стрелков иллюзию, что тяжело ранен. Но как только с вышек раздались довольные крики, пес вскочил на ноги и молниеносно скрылся среди переплетения веток.

Злоба клокотала в душе наследника, но, разумеется, дисциплина обязывала не подавать вида, хотя больше всего ему хотелось сейчас обматерить вся и всех. Он чувствовал себя опозоренным в глазах многочисленных свидетелей – и кем опозоренным? Гнусной тварью, которую давно надо было пристрелить, которая была такой же подлой, как и бывший друг! Артур внимательно всматривался в лица, ловя малейшую тень насмешки, но все присутствующие были серьезны, и он немного успокоился.

– У тебя еще будет случай с ним сквитаться, сын, – сказал царь Антон, не уточняя, кто подразумевается: пес или его хозяин. – По крайней мере, теперь есть уверенность, что никаких сюрпризов не будет, и вы идете по верному следу.

– Отряд, стройсь! – скомандовал Артур, вновь входя в роль командира.

Пять человек встали в походный порядок: в первой шеренге стояли Николай с Семеном, во второй находились рабы, замыкающим оказался Григорий, который был на голову выше остальных в отряде. Он достал из футляра красный дозиметр и проговорил:

– Контрольный замер: тридцать семь микрорентген.

Царь Роман находился чуть в отдалении от основной массы провожающих и, поглаживая бородку, еле заметно хмурился: второй раз за сегодняшний день его макали лицом в дерьмо. Первый – на заседании, когда оказалось, что некоторые сведения настолько секретны, что о них ничего не знают не только члены Совета, но даже один из правителей Лакедемона. И вот снова – окунитесь в помои, собрат по оружию. Вы думали, что у нас не осталось ни одного счетчика Гейгера, радиометра или любого другого подобного аппарата? Ан нет, пожалуйста, вот вам дозиметр на солнечных батареях, да еще и с пьезо-элементом, на тот случай, если ночью показания снимать нужно. Более того, как выяснилось, таких счетчиков на складе было целых два.

«Ладно. Мы еще посмотрим, кто кого, – думал Роман, – на всех найдется управа: и на начальника Арсенала и на тебя, мой дорогой соправитель, тоже хомут примерю».

– Доблесть и сила! – выкрикнул царь Антон, находившийся по левую руку от жены.

– Во имя победы! – ответили четыре карателя.

– Во имя победы! – проорали провожающие.

– Подождите!.. – сквозь людей пробилась девушка в камуфляже. – Стойте!..

Большой вещмешок на ней смотрелся совершенно нелепо. Она, тяжело дыша, подбежала к карателям и встала в строй рядом с Семеном.

– Аня? – подошел Артур. – Ты что здесь делаешь? Попрощаться надумала?

– Я с вами. Мне твой отец разрешил, – буркнула она. – У меня дар видения открылся…

– Ты чё, мать, какой дар? – Артур положил ладонь на плечо жены.

Но она рывком сбросила руку мужа и, зло сверкнув глазами, прошипела:

– Мерзавец! Ненавижу тебя!

– Мля… – выдохнул наследник, – что ж мне сегодня везет так с проявлением любви родственников…

– Командуй, давай! – Аня отвернулась от Артура и теперь созерцала спину одного из рабов.

– Смотри, – хмыкнул Артур, – отстанешь, ждать тебя никто не будет. Отряд, бегом марш!

* * *

Светлана с минуту глядела на быстро удаляющихся карателей, но лицо ее не выражало никаких эмоций. Потом она пересеклась взглядами с мужем. Глаза его будто говорили: «Ты молодец, моя жена, молодец, так и надо провожать детей. Волчицы не плачут…»

– Мне нужно идти в Храм Славы, прочитать молитву о победе, – сказала Верховная жрица и, развернувшись, пошла прочь от ворот.

Антон, сощурившись, смотрел ей вслед: «Вот такую можно любить. Она заслужила эту честь. Хотя зверь изуродовал ее тело, но она прекрасна, моя волчица… Ведь более отважной женщины нет во всем Лакедемоне. Никогда мне не забыть тот злосчастный день!»

* * *

В тот далекий день была собрана воистину кровавая жатва. Из десяти гвардейцев-телохранителей в живых осталось двое; более сорока человеческих и двадцать три звериных трупа было обнаружено потом в Ивановке; лишь нескольким лютоволкам удалось избежать гибели, уйти в степи. Людей, оставшихся в живых, переселили в Александрово-Марков – впрочем, и это селение теперь заброшено. Вокруг Ломакина срочно стали строить частокол, подобный Лакедемонскому, остальные деревни были окружены заграждениями из колючей проволоки. А Светлана получила почетное прозвище Лики, что и означало «волчица».

С тех пор отношение Антона к жене поменялось. Она превратилась из просто жены, матери ребенка, хозяйки дома в нечто большее, в священное, в продолжение его самого, а значит, окружающие должны были обращаться с ней, как и сам царь: трепетно и уважительно. К тому же он вдруг преисполнился иррациональной уверенностью, что пока эта женщина будет Верховной жрицей, пока она будет хранить традиции, ничего плохого с его детищем, его Лакедемоном – не случится.

Сама Светлана к своему особому статусу относилась с суровым равнодушием. Тогда, десять лет назад, бой с лютоволком полностью опустошил ее. В припадке безудержного гнева она вспыхнула на краткий миг ослепительно яростным светом, обожгла Зверя, уничтожила монстра лютым бешенством, но вслед за этим, в мгновение ока погасла сама, как гаснут утром звезды. В ее сердце будто не осталось ничего живого: только пепел и прах.

Сначала, бывало, она тихо плакала ночами по чудесным временам до Великого Коллапса. Вспоминала, как в первые годы существования Лакедемона с тщеславием и гордостью взирала на других, ведь она была женой царя; как ревновала мужа; как всеми правдами и неправдами добивалась должности Верховной жрицы; как без ума любила сына. Но тот потусторонне-зловещий миг, который заставил обычную женщину превратиться в неистового берсерка, наполнил ее неимоверной силой, позволив пробить клинком толстую шкуру лютоволка (которую с трудом пробивали и пули), этот миг дотла выжег все прошлые страсти. Прежние устремления и мечты оказались ничтожной пылью, и отныне ее не интересовали интриги храмовых жриц, верность или неверность мужа, наряды девушек, приобретение красивых вещей, последние слухи… Теперь ей хотелось одного: чтобы ее больше никто не трогал, и потому Верховная жрица закуталась в ледяную недоступность, которая внушала страх окружающим. Она, как положено, совершала ритуалы, голосовала на Совете, говорила какие нужно слова, но ей не было до всего этого никакого дела. Единственное, чем она до сих пор дорожила, – ее статус, но не из гордыни, а лишь потому, что он давал ей возможность отстраниться от всех остальных.

И вот, шагая по пыльным улочкам Лакедемона к Храму Славы, Светлана еле заметно кивала приветствующим ее людям. Она спешила, чтобы как можно быстрее скрыться в личной келье, пристроенной к храму специально для Верховной жрицы, ибо ощущала непривычное беспокойство. Известие, что отряд, возглавляемый Артуром, отправился не просто на окраины Таганрога, а в сам город, стало ветром, который раздул пепел ее души, и, оказалось, что под толстым слоем потухших страстей все еще исходят жаром угли. Она пыталась залить их ледяной водой равнодушия, но ничего не получалось. И потому, подходя к храму, Светлана не ответила на приветственные выкрики юношей и девушек, занимающихся на поле стадиона, а проскользнула к себе, заперлась и села на пол, застланный шкурой того самого лютоволка, собственноручно убитого ею много лет назад.

Отдышавшись, Верховная жрица почувствовала себя лучше, но спустя минуту воспоминания, будто река прорвавшая дамбу, затопили ее с головой. Она поднялась, подошла к грубовато сколоченному столу, сняла с шеи цепочку с маленьким ключиком, открыла замок шкатулки, перебрала содержимое и достала листок, сложенный вчетверо.

Сколько раз она хотела сжечь этот обрывок прошлого, оставшийся из жизни, похожей на ускользающий сон, да почему-то все не доходили руки… Что-то мешало оборвать последнюю ниточку, призрачную связь с тем временем, когда она не была еще волчицей, женщиной Антона.

Светлана подошла к окошку, сощурившись посмотрела в небо, попытавшись вспомнить лицо молодого человека, о котором ничего не знала более двадцати лет. И эту бумагу она нашла в кармане его рубашки, которую набросила на голое тело в то утро, когда они виделись последний раз.

Что с ним случилось? Остался ли он жив? И если жив, то где сейчас? Ведь в день, когда мир рушился, он, наверное, ушел в Таганрог, к матери…

…А как он за ней ухаживал! Как бесконечно долго добивался! Ревновал, злился, но не отступал, и когда она, польщенная вниманием парня, все же крутила романы с другими, он продолжал приносить подарки. Цветы, конфеты, недорогие, но изящные украшения, билеты в кино, на концерты. Потом помощь при поступлении в институт. И стихи, стихи… Светлана неожиданно для себя самой улыбнулась, развернув листок. Вверху было написано: «Сонет». А дальше на пожелтевшей бумаге шли поблекшие строчки:

 
Любовь всех дев и проституток,
Все царства мира и небес,
Все, что имеет в жизни вес,
Все, до последних моих суток,
Что мне отмерил Бог-отец;
Стихи мои и сотни шуток,
Весь разум мой и весь рассудок,
Всю мою кровь и, наконец,
Бессмертный дух готов отдать,
Лишь бы сбылась моя мечта:
Твои колени целовать,
А также руки и уста…
Ну, что еще мог написать
Маратель белого листа?
 

Да, в конце концов, он добился своего, и Светлана, сдавшись, милостиво позволила ему целовать колени, руки, губы… Он был безумно счастлив, заглядывал ей в глаза, снова и снова повторял самые нежные слова, и она сама зажигалась от его чувства, строила вместе с ним планы на будущее, замки на песке… Но, конечно, такая любовь – бестолково-романтичная, без опоры в суровой реальности, могла существовать лишь в дни безопасности, в дни мира, когда люди тратили время на всякую чепуху…

В который раз она спросила себя: «При чем тут любовь всех проституток? Разве они умеют любить?», но узнать, что значили эти слова не представилось случая, ведь он так и не успел подарить любимой этот сонет…

Тот, далекий, называл ее Лисёнком из-за золотисто-рыжего цвета роскошных волос, которые он гладил так трепетно… Это сейчас пряди потускнели от плохого мыла, стали жесткими, почти как собачья шерсть. А некогда гладкую кожу груди теперь уродует безобразный рубец, который оставила лапа лютоволка.

Эта мысль заставила Верховную жрицу очнуться от воспоминаний. Негодуя на себя за слабость, она смяла листок и швырнула в шкатулку. Жив ли он?! Глупости, конечно, мертв! Да и какая разница! Желания, воспоминания, чувства приносят боль, которая ужаснее когтей лютоволка. Последние десять лет ей было так комфортно в своем самоотстранении и незримом одиночестве. А тут – вылезла откуда ни возьмись печаль, выдавливая слезу. Но волчицы не плачут!

Светлана с силой захлопнула крышку. Никто не сможет раздуть пламя из гаснущих углей. И чудовищный шрам, изуродовавший шею, рассекший надвое левую грудь, никогда не исчезнет. Но она – Верховная жрица, не нуждается ни в чьей жалости и недоступна ни для кого. А чтобы остаться недоступной впредь, надо прежде всего выполнять свои обязанности.

Встав на колени, Светлана мысленно сосредоточилась, молясь о том, чтобы отряд, возглавляемый ее сыном, настиг и покарал презренного отступника.