Лики любви

Возможно, мучения аристократа, вызвавшие поэтические слёзы, казались в тот сентиментальный век нестерпимыми, но, по крайней мере, декабристов никто не бил. (Впрочем, в том и нужды не было: как честные люди, они ничего не скрывали, в том числе и друг о друге).

В итоге Некрасов написал поэму «Русские женщины» – о жёнах декабристов, поехавших в Сибирь. Софья, сестра княгини Волконской, творением осталась недовольна: «Рассказ, который он вкладывает в уста моей сестры, был бы вполне уместен в устах какой-нибудь мужички». Однако многим из просвещённой публики всё понравилось.

Мария отправилась к мужу в кибитке, за которой следовала ещё одна – с гостинцами для его товарищей. При этом единомышленницей мужа она не была: «…Не его арест меня огорчает, не наказание, которое нас ожидает, но то, что он дал себя увлечь, и кому же? Низким из людей, презираемым его beau-père <тестем>, его братьями и его женой…»

В 1827 году заключённых перевели в новый Читинский острог. Мария Николаевна снимала комнату в доме дьякона, где «появилось место для письменного стола, пяльцев и рояля». Читала, музицировала, дважды в неделю свидание с мужем. На третий год можно было проводить с супругом всё время, потому что Николай I на рапорте коменданта острога начертал: «Я никогда не мешал им жить с мужьями, лишь бы была на то возможность». Родилась дочь, но умерла. Зато потом родились ещё Михаил и Нелли (так называли маленькую Елену).

Евгений, сын декабриста Якушкина, побывал в Сибири в 1855 году и написал: «Много ходит невыгодных для Марии Николаевны слухов про её жизнь. Говорят, что даже сын и дочь её дети не Волконского… Мать смотрела с каким-то пренебрежением на мужа, что, конечно, имело влияние на отношение к нему детей».

А чьи же тогда они?

Дело в том, что среди декабристов был и некий Александр Поджио, сподвижник Пестеля, красавец с итальянской кровью. Получил свои двадцать лет, срок отбывал там же и был вхож к Волконским. Неформальные отношения с Марией Николаевной окружающие объясняли или дружбой, или любовной связью. Какая версия верна, сказать трудно, потому что ни одно из писем Поджио к Марии Николаевне до нас не дошло. Считается, что их уничтожила сама Волконская или её родственники.

Умерла она в 1863 году в своём имении в Черниговской области. Рядом с ней был Александр Поджио. От мужа, Сергея Григорьевича, смерть супруги скрыли, и проститься с ней он не смог. Когда умер и князь, его похоронили рядом с женой. Через несколько лет умер и Поджио, на руках у дочери (чьей?) Нелли, в её же имении. Похоронили его рядом с Волконскими. Вот такой получился треугольник.

В советские времена о Волконской писали в восторженном стиле. Ведь сам Пушкин был к ней неравнодушен, и она вдохновила его на разные строки, чуть ли не став прототипом Татьяны Лариной. Да и сама была вроде бы безответно влюблена в поэта. Получилось почти идеально: противник царского режима неравнодушен к будущей жене декабриста, идущей за ним в тридцатилетнюю ссылку…

Вот только если бы не детали, которые мешают поставить этот сюжет в один ряд с историей Дмитрия и Марии Гойченко.

Смертельная любовь

На эту тему есть две истории – одна типичная, другая – совсем наоборот. Начнем с типичной.

Дима Нестеров – сильный, красивый, любимый друзьями и родителями парень из хорошей семьи (отец – профессор, мать – врач) пренебрёг протекциями и пошёл служить в десантные войска. До ухода в армию успел сильно влюбиться в некую Лену из совсем другой семьи – с отчимом, пьянками и побоями. Из части он писал ей каждый день, иногда она отвечала. Однажды даже сумел до неё дозвониться. Было уже поздно, и она спросонья его не узнала: «Артур?» А потом, когда сказали, что девушка в больнице с воспалением лёгких, написал матери: мол, помоги, Леночка тяжело болеет. На самом деле ей сделали аборт от какого-то приятеля, но Диме об этом говорить не стали.

Когда пришёл из армии, Лена превратилась в модную женщину с кучей поклонников, и нужно было постараться, чтобы привлечь её внимание. Профессор привозил из-за границы модную одежду, а Дима вместо института пошёл зарабатывать на духи и бриллианты. Только вот со свадьбой вопрос затянулся на два года, хотя «нет» девушка не говорила. Потом укатила на юг с очередным поклонником. Новый год всё-таки пообещала встретить с Димой, но не пришла. Спустя некоторые время он сделал очередную попытку предложить руку и сердце, а в ответ получил назад все свои письма и фотографии.

Не будем заниматься самодеятельным психоанализом и описывать переживания парня. Важно то, что он повесился на кухне в собственной квартире, успев написать на зеркале чёрным фломастером: «Если не хватит сил победить, пусть хватит сил не покориться». Это была любимая присказка его армейского командира.

Во второй истории – уже два трупа, в одном из рабочих районов Челябинска, города, который вошёл в анекдоты суровостью своих мужчин. Отец 16-летней Оли повесился. Нет, ни пьяницей, ни даже чересчур суровым мужчиной Сергей не был, жену и дочку, о которых тоже никто дурного слова сказать не мог, очень любил. Дочка – красавица, училась хорошо. После гибели отца пошла работать. Время летит быстро, вот ей уже 21, пора замуж… А она тоже повесилась. Аналитики из прокуратуры тут же нашли научное объяснение: ничего не поделаешь, генетика. «Склонность к суициду часто передаётся по наследству». Звучит серьёзно и солидно. Единственный недостаток версии – что к этому конкретному случаю она отношения не имела, потому что у отца была веская, с его точки зрения, причина: подросшая дочка влюбилось… в него самого. Со всей безоглядностью и силой, на какую только способна первая любовь. Когда жена поняла, что к чему, Сергей решил поставить таким образом точку в этой скандальной истории: здесь же, прости Господи, не Бразилия, о которой у нас ещё будет повод вспомнить.

А дочка перед смертью оставила записку: «Я безумно люблю отца, не могу без него жить». Вот и ушла к нему.

…Мёртвые учат живых, говорили древние. И чему нас научили эти две истории?

Во-первых, дали повод ещё раз вспомнить библейского мудреца: всё проходит, и это пройдёт. Человеческая психика такова, что со временем многое забывается и притупляется любая боль. Только смерть непоправима. Во-вторых, подтвердили справедливость научного наблюдения, которое заключается в том, что пессимисты редко уходят из жизни добровольно – они и так ничего хорошего от неё не ждут. Обычно ломаются жизнерадостные люди. Крепкие, но хрупкие. Таких в нашей стране набирается от двадцати до сорока тысяч ежегодно – цифра зависит ещё и от того, какие в стране времена. То есть население небольшого райцентра. На самом деле, конечно, их в разы больше, потому что не у всех получается довести дело до конца. К тому же, много подобных случаев можно объяснить по-разному: случайно человек попал под машину (утонул, упал с крыши, пропал без вести) или так было задумано?

Теперь немножко статистики. Она свидетельствует о том, что возраст самоубийц снижается (тех, кому от 15 до 35-ти становится всё больше), а, значит, растёт и число погибших от неразделённой любви. Причём женщины пытаются сделать это в семь раз чаще мужчин, но всё-таки мужчин среди покойников вчетверо больше. Объясняют это тем, что мужчины гораздо реже пытаются всего лишь напугать кого-то такой попыткой, а подходят к делу основательно.

Ну и, наконец, та же статистика, пусть и с неожиданной стороны, доказывает пользу веры в Бога: атеисты убедительно лидируют среди самоубийц, причём в совершенно разных странах. Церковь же всегда считала самоубийство страшным грехом, расплачиваться за который придётся и на том свете.

Французские психиатры ещё двести лет назад попытались дать простой ответ на сложный вопрос, решив, что у самоубийц непорядок с головой. Такое объяснение пришлось по душе их советским коллегам, потому что-де только психи могли добровольно уходить из нашей счастливой жизни. Сегодня эту проблему и на западе, и у нас рассматривают гораздо шире, признав, что прежний тезис, претендовавший на универсальность, со своей задачей не справился. Понять это помогли истории, подобные нашим.

Пожизненная любовь

Володе Подбудскому едва исполнилось девятнадцать, когда он получил свой серьёзный приговор. Получил по глупости и неожиданно. Хотели с приятелем угнать чужую машину, чтобы покататься, водитель оказал сопротивление – и его убили. Группа лиц, по предварительному сговору – по тогдашним законам этого хватило на расстрел.

Три года он ждал в своей одиночке, когда за ним придут. Обычно это происходило буднично и без предупреждения. В обед приговорённому добавляли снотворное, а потом уводили.

Потом приговор и вовсе отсрочили, заменили на пожизненное. В ожидании смерти было время о многом подумать, и Владимир уверовал в Бога. Но хотелось и доброго человеческого слова. Потому-то осуждённые часто дают объявления в газеты, пишут незнакомым женщинам, нередко всей камерой сочиняя прочувствованный текст. В надежде на что? Да ни на что, просто на ответ. Если сидеть предстоит до смерти, то надеяться не на что.

И ответ пришёл. Из села Беницы, что в Калужской области. Писала Елена Раздуева, «заочница» (так сидельцы называют женщин, ищущих счастья вслепую, в надежде на удачу). Только вот с Еленой случай особый. Она была замужем, родила троих детей. И что же такое у неё случилось? Ничего особенного, просто не было счастья. Того, которое однажды увидела во сне в свои шестнадцать лет. Она стояла на берегу озера и держала за руку человека. Своего, единственного. Ни один из мужчин, которые ей потом встречались, не был на него похож. И в своём первом письме в «Вологодский пятак» – колонию №5, расположенную в бывшем Кирилло-Новоезерском монастыре на острове Огненный, она просила нового знакомого прислать фотографию. Когда увидела – ахнула! Он. И озеро – вот оно, называется Новое.

Дальше события развивались стремительно. От мужа ничего не скрывала, даже письма из колонии ему читала. Как потом сказала Елена, все эти годы они жили душа в душу, она поверяла мужу все секреты. Юра, простой деревенский скотник, не стал громко выяснять отношения и вразумлять жену, как поступило бы большинство односельчан (да и не только они), а лишь сказал, провожая семью: «Что ж, лети, если хочешь летать. А я буду здесь на земле подкручивать шасси на твоём самолёте, чтобы вдруг не обломилось крыло». От авиации он далёк, поэтому получилось довольно несуразно, но главное-то в другом: свою Лену он продолжал любить. И даже после расставания их отношения не прекратились.

На первое свидание она приехала с детьми. Но в таких учреждениях не дают свиданий всем подряд. Спросили: «Вы кто?» Она честно ответила: «Никто. Просто я его люблю».

И чудо случилось. Её пропустили. Тот самый вологодский конвой, который самый злой, как отзываются о нём бывалые сидельцы.

Потом охрана удивлялась ещё не раз. Когда невеста с букетом клевера, сорванном во дворе, стояла рядом с женихом во время бракосочетания, держа руки за спиной. Почему, ей же не обязательно? «Я – как и Володя. В горе и радости».

Ну, с Еленой охрана всё поняла – тихопомешанная, что возьмёшь… Но этот-то? Каков хитрец!

Из семейных радостей Владимиру оставалось рассчитывать только на два долгосрочных свидания в год, по три дня, и четыре кратких, трёхчасовых. Плюс ежедневные длиннющие письма, которые жене приходилось отправлять бандеролями.

Дети остались с отцом, а Елена стала послушницей в Белозёрском монастыре, в 40 километрах от Огненного. Там тоже понимания не встретила. Если односельчанки говорили просто: «Дура ты, Ленка», то монастырские сёстры призывали не верить снам: «От лукавого это всё»…

Вот здесь бы и поставить точку. А в конце написать: и в какой микроскоп теперь разглядеть на этом фоне ваших Ромео с Джульеттой, куда им, подросткам в пубертатном периоде, жертвам мятущегося тела до таких высот духа? Но жизнь сама пишет свои сценарии, невзирая на желания их участников. Этот прочный воздушный замок, возведённый с помощью одних только слов и чувств, ими же и был разрушен. Мужу за решёткой почему-то очень захотелось, чтобы жена (которая, напомним, коротала дни в монастыре) забрала детей к себе. Елена отказалась. Да, она готова всюду следовать за мужем, разделить его судьбу. Но втягивать в это детей… В монастыре им не место, своего жилья у неё нет. Жить с ними у бывшего мужа? И как это всё будет выглядеть? Мало того, что Юра на только растит детей, но и регулярно звонит и шлёт посылки в монастырь бывшей жене… В общем, она отказалась.

Тогда новый муж сам подал на развод, спустя три года после свадьбы. Может, это и был небесный замысел, снявший с обоих непосильную ношу? Ведь всё кончилось очень неплохо по земным меркам. Юра встретил мать своих детей с радостью, и она по-прежнему живёт вместе с ними в родном селе и даже родила четвёртого ребёнка – дочку.

И что это всё было? «Мне казалось, что моим всем хорошо, мои крепкие, выдюжат, а ему одному плохо», – пытается разобраться в себе Елена. А про любовь думает так: «У меня нет любви, я только учусь! Ведь любовь всё терпит, всё покрывает, всему радуется, сказано в Евангелии. А у меня пока одни страсти кипят!»

В общем, неземной любви не получилась. Но попытка-то была! Причём в начале было слово, слово любви. Как же оно может поменять жизнь… И даже построить что-то небывалое.

Библейский Соломон недоумевал по поводу таких вещей, как путь орла в небе, змеи на скале и путь мужчины к сердцу женщины. Путь в обратном направлении порой тоже непостижим. Вот и ход мыслей Владимира не очень понятен. Из супружеских обязанностей у него осталось только писать письма да принимать посылки. И как его касалось, что чужие дети живут в родительском доме со своим отцом?

Может, ответ – в его последнем письме недавней супруге и её мужу: «Простите, что чуть не разрушил вашу семью».

Недаром же оптимисты уверены, что всё, что ни делается, – к лучшему.

Оскорблённая любовь

Мордовская Рузаевка – городок небольшой, патриархальный, который дал стране немало известных личностей, начиная с поэта Александра Полежаева. Есть там футболисты и борцы, народные артисты и доктора философии, и даже один серийный убийца (это уже дань новым временам). Бывали, конечно, и супружеские измены, но о такой страшной мести обманутой жены, какая случилась на рубеже веков, тут ещё не слышали.

Если блуд – это то, что порой позволяют себе не состоящие в браке, то прелюбодеяние – грех ещё хуже, поскольку затрагивает того, кому ты поклялся в верности. Так, во всяком случае, считают верующие, которые в Рузаевке тоже есть. Но эта пара ни о каких там древних заповедях не думала: мы ведь сами кузнецы своего счастья, правда?

Люба Кобелькова, женщина молодая и симпатичная, вышла замуж рано, в 19 уже родила. Профессии – никакой, мыла полы в электричках. Там же, на железнодорожной узле, работал электромонтёром и Сергей Мясин, старше её на пару десятков лет, отец двух дочерей. Люба уставала на работе, и когда однажды моложавый Сергей притормозил свою «Волгу» и предложил подвезти, она согласилась.

Девушка выросла без отца, и сильный, умудрённый опытом мужчина рядом оказался очень кстати. Сергей же влюбился в молодую подружку, баловал небольшими подарками, катал на машине, давал практичные советы. При этом сильным и умудрённым он себя не считал, в семье лидировала его Александра. Работа директора крупного магазина требовала от неё соответствующих качеств, которые, конечно, имелись. Семейное благополучие держалось на ней. Но Люба её соперницей не считала и была уверена в своих неоспоримых преимуществах – молодости и красоте. О том, что и то, и другое – ненадолго, не думалось.

И вот началась, так сказать, счастливая жизнь в придорожной бытовке. Недолгая, часок-другой, с перерывами на семейные будни. Бросать семьи никто не собирался – дети всё-таки. Но и скрывать свои отношения особенно не старались. Не потому, что так уж хотели отвесить пощёчину общественному вкусу, а просто не придавали значения: ну и что такого?

Когда у Любы родился второй ребёнок, мать назвала его Сергеем, в честь отца. Тот считал его своим, забрал из роддома и даже стал крёстным отцом. То есть смело взял на себя ответственность перед Богом за духовное воспитание и благочестие крестника. И в таком качестве стал своим в семье Кобельковых.

Ну, а что же Любин муж, Игорь? Когда он узнал, что сын не его, то чувствовал, наверное, то же, что и любой нормальный мужчина на его месте. Жена приходила со свидания, а Игорь уходил в другую комнату и подолгу смотрел в одну точку. Бросить жену и дочь он не мог, да и жить было негде. Пробовал поговорить с супругой, но у той на всё был универсальный ответ: она распахивала входную дверь и предлагала мужу, если что-то не нравится, убираться вон.

Так эта история и тянулась, пока молодой сопернице не захотелось новых, острых ощущений. Она стала звонить жене своего любовника и рассказывать 45-летней Александре, чем они с Серёжей занимаются и как им хорошо вместе. И как Александра проигрывает ей в этих занятиях.

Обойдёмся без описания чувств обманутой женщины. Она старалась держать себя в руках. Предлагала и мужу уйти с миром, и сопернице – с любовью его принять. Или хотя бы оставить семью в покое. Но та посмеивалась: «старичок» Сергей её не интересует, есть мужчины и потемпераментнее, и ей интереснее его деньги, которые он приносит для сына. Звонки продолжались, трубку брали и дети, жизнь становилась невыносимой. Тогда женщина перешла к решительным действиям. Взяла банку чёрного мебельного лака и вылила на голову сопернице. Волосы потом пришлось остричь.

Так в отношениях появился криминал. Сергей, получив свою порцию неприятностей, дал пощёчину Любе, Игорь избил Сергея, обе стороны пытались призвать на помощь милицию, писали заявления, но толку не было: стражи порядка философски рассматривали такие конфликты как внутрисемейные и предлагали договариваться мирно.

Когда на Любу вылили лак, Игорь даже обрадовался: может теперь-то жена успокоится! Ничуть не бывало. Её конфликт с Сергеем забылся, остриженная голова роману не помешала, и любовники снова начали встречаться.

Вот тогда Кобельков и позвонил Мясиной. Обманутые и измученные люди быстро поняли друг друга. В голове у обоих одна и та же мысль: мстить! И договорились: Игорь достанет азотной кислоты, а Александра плеснёт. Это мужчина сам рассказал следователю, когда тот предложил ему объяснить: как получилось, что тотчас после того, как муж отправился на рыбалку, и случилась трагедия? Неужели ничего не заметил? И выяснилось: перед выходом на работу Любы Игорь позвонил сообщнице, и та пошла навстречу и спряталась за домом. А сам проводил жену почти до работы. Когда супруги расстались, появилась женщина с кислотой…

На суде Игорь от этих показаний отказался, и вины его не нашли. Против Александры тоже прямых улик не было, но девять лет колонии она-таки получила. Потому что главный вопрос: если не она, то кто? – остался без ответа. Свою вину так и не признала, да и знавшие её не верят, что она могла это сделать.

В итоге – вместо симпатичной и жизнерадостной Любы теперь в Рузаевке живёт полностью слепая женщина с обезображенным лицом. Поначалу она вообще жить не хотела. Если бы не Игорь, который её простил и окружил искренней каждодневной заботой. Может, чувствует-таки свою вину?

А вот «умудрённый опытом» Сергей с тех пор исчез с горизонта. Говорят, ушёл в себя, не хочет никого видеть. О сумасшедшем романе отзывается скептически: «Какая любовь… Так, распутство». С нарушенной заповедью эти события не связывает. Крёстный отец – не сильно верующий.

Отмщённая любовь

Жениха 17-летней Ирины Яковлевой на её глазах застрелил большевистский патруль. Его, молодого адвоката, пригласил на работу глава Временного правительства Керенский и вскоре отправил с поручением в поездку по центральным губерниям. Ирина захотела сопровождать будущего мужа. В этой поездке их и застал октябрьский переворот. Пьяные солдаты, проверявшие документы, арестовали Николая Аракелова, а Ирине сказали, что она может ехать дальше. Девушка отказалась. Законник Николай пытался протестовать (он, как и многие тогда, ещё не понимал, с кем имеет дело). Его отвели в железнодорожный тупик и расстреляли. Жизни «эксплуататоров» в те времена ничего не стоили.

Теперь уже прихватили и Ирину. Так она оказалась в тюрьме, где предстояло выяснить её причастность к «контрреволюционным элементам». И выяснили бы: ведь отец Ирины был приват-доцентом Киевского университета. Любил играть на бирже, разбогател и переехал в Петербург, оставив дочери неплохое состояние. С такой биографией она вряд ли добралась бы до дома, но в тогдашней неразберихе удалось бежать. Причём уже не домой: сначала на юг, потом Константинополь, Берлин, Париж. На этом пути хватало и нищеты, и унижений, пока прекрасно образованная девушка, знающая несколько языков, не познакомилась с графом Францем Тернером. Тот имел отношение к тайной дипломатии, улаживая щекотливые проблемы между государствами, бывал на официальных приёмах. Вот за него-то и вышла замуж Ирина. Но убитого шесть лет назад жениха не забыла.

На одном из приёмов она узнала в одном из сотрудников советской дипмиссии того, кто был среди убийц её Николая.

Сразу же отомстить? Это несложно, если не думать о последствиях. Но убийца же не один, и тогда остальным преступление сойдёт с рук. Несправедливо. Ирина решила действовать тоньше.

Познакомилась с Сергеевым (это была фамилия сотрудника), убедила мужа пригласить его к себе домой, но узнать нужные имена не удалось. Конечно, она не знала любимую фразу наших спецназовцев – «трудные задачи выполняем немедленно, невозможные – чуть погодя», но по сути действовала именно так. Ради этого и приняла невозможное решение: стала любовницей убийцы.

Потом она не раз говорила ему, что любит-де сильных мужчин, способных на серьёзные поступки. Например, убить безоружного, который молит о пощаде, но ты – сверхчеловек, ты выше жалости… Счастливый любовник и припомнил ту давнюю историю вместе с фамилиями подельников – Мальцев и Тушкевич. Третьего помнил только по имени-отчеству: Сергей Николаевич.

Теперь надо было ехать в Москву. Она убедила мужа, что там спрятаны её фамильные драгоценности, которые надо спасать. Ехать вместе с графом не получится: тот ведь известен своими симпатиями в белоэмигрантам, а ЧК – начеку… И вот Ирина, благодаря стараниям мужа, обзавелась немецким паспортом и, выдавая себя за сотрудницу американского благотворительного фонда, в 1926 году оказалась в советской столице.

Отыскала Тушкевича, ставшего заметным профсоюзным деятелем и, представившись журналисткой, сотрудничающей с социалистическими изданиями, взяла у него интервью. На самом деле её интересовали лишь подробности об участниках убийства, и в этом смысле интервью удалось. В том числе выяснилась и фамилия загадочного Сергея Николаевича – Аракелов. Он оказался однофамильцем её жениха – бывают же в жизни невероятный совпадения! Тот вышел в большие чекистские начальники, но судьба притормозила карьеру, и теперь его парализованное тело пребывало в подмосковном санатории. С него Ирина и решила начать.

Представилась родственницей Аракелова и дождалась, когда останется с ним наедине. Потом угостила конфетой с быстродействующей начинкой. Поскольку ветеран и так дышал на ладан, то его кончину списали на инсульт: он же разволновался от такой встречи.

В тот же день Ирина вернулась в Москву, а вечером пригласила двух оставшихся подельников на ужин для разговора: мол, пишет книгу о гражданской войне и собирает свидетельства участников. Беседа шла в располагающей обстановке нэпманского ресторана. Когда один отяжелевший собеседник отлучился в туалет, женщина попросила второго подойти к оркестрантам и заказать любимый романс. Когда мужчины вернулись за столик, то у обоих в бокалах уже был яд… Верно сказано: бойся не того, кто ушёл, обещая тебя убить, а того, кто молча ушёл с ненавистью в глазах. Этот может подать месть холодной.

На этот раз яд действовал не сразу. Когда через полчаса Тушкевичу стало плохо, Мальцев побежал вызывать скорую помощь, но по дороге потерял сознание. Ирина тоже разыграла обморок, но потом ей «стало лучше» и от помощи врачей она отказалась. И в ту же ночь ехала в берлинском поезде домой. Мужу объяснила, что с драгоценностями опоздала и, видно, нашёл их кто-то другой.

А в Париже её ждал любовник. С ним она встретилась в меблированных комнатах, которые снимали для таких свиданий. На этот раз яда не было, а только снотворное в коньяке, его любимом напитке. Когда Сергеев уснул, Ирина крепко связала жертву, взяла в руки револьвер и терпеливо ждала пробуждения последнего оставшегося убийцы. Его она убивать не собиралась, ему предстояла другая роль. Проснувшегося мужчину предупредила, что застрелит, если тот поднимет шум. После чего подробно рассказала, кто она такая и что стало с его подельниками. От него же ожидала, что тот объяснит ей непонятное: что заставило четверых вооружённых мужчин убить безоружного, явно не опасного для них близорукого интеллигента?

Но попытка психоанализа не удалась. У любовника с перепугу случилось недержание. «Господи, да ты уже мертвец», – только и сказала женщина и вышла из номера.

Звать на помощь в таком состоянии Сергеев постеснялся. Ему удалось в конце концов распутать верёвки, и он выскочил на улицу. Видно, забыв, что там ездят автомобили, тут же попал под один из них. А через пару дней умер в больнице, успев рассказать историю с Яковлевой сотруднику советского посольства. Только вот навредить ей он уже ничем не мог. Когда женщина узнала из газет о смерти Сергеева, она надела чёрное платье, взяла револьвер мужа и отправилась в почти пустое кафе на бульваре Сен-Мишель. Там села в углу и заказала бокал вина. Выпила, тут же расплатилась. А когда официант отошёл, в кафе раздался выстрел. В сумочке с визиткой на имя Ирэн Тернер нашли записку: «Я сама».

…Тот, кто сказал, что месть – все-таки самый надежный вид правосудия, кое-что понимал в жизни.