Наконец, на четвертом этапе волю начали рассматривать как механизм преодоления препятствий и трудностей, встречающихся человеку на пути к достижению цели.

Это в итоге привело к возникновению двух главных противоборствующих течений в вопросе о природе воли.

Одно из них подменяет волю мотивами и мотивацией. В соответствии со взглядами представителей этого направления, сказать «против воли» – значит сказать «против желания». Желание (волеизъявление) бывает разной силы. Соответственно, в этом случае сила желания становится заменителем «силы воли». Происходит, таким образом, подмена представлений о психическом и физическом волевом напряжении представлениями о силе переживания потребности, желания. Воля выступает здесь скорее как сознательный (мотивационный) способ регуляции поведения и деятельности человека.

Другое течение связывает волю только с преодолением трудностей и препятствий, т. е., по существу, делает понятие «воля» синонимичным понятию «сила воли». Такое отождествление этих двух понятий в обыденном сознании, вероятно, происходит следующим образом. Считается, что человек, умеющий преодолевать трудности, обладает сильной волей, и такой человек обычно называется волевым. Отсюда «волевой» – это тот, кто имеет волю. Незаметно «сила воли» превратилась просто в «волю», и теперь воля понимается только как инструмент преодоления трудностей, а волевое поведение рассматривается прежде всего как поведение, направленное на достижение цели, несмотря на имеющиеся трудности. Отсюда – возникают представления о субъектах волевых и неволевых, т. е. обладающих или не обладающих волей. Воля здесь выступает как характеристика личности, характера.

Но если волевая регуляция и волевое поведение связаны только с преодолением трудностей, то как назвать сознательную регуляцию и сознательное поведение, которые не обусловлены обязательными трудностями? Почему тогда эту регуляцию тоже называют волевой, произвольной?

Воля – способность человека действовать в направлении поставленной цели, преодолевая те или иные (внутренние или внешние) препятствия. Если разум формулирует цель, то воля инициирует действия к данной цели.

Волевой акт – это глубинный процесс борьбы разнонаправленных мотивов, тенденций в точках бифуркации (точки разветвления) на жизненном пути.

Ананьев В. А. 2006. С. 74

Неразбериха в понятиях, относящихся к определению воли, отчетливо видна у ряда авторов: с одной стороны, воля не сводится только к волевому усилию, а с другой стороны – она не совпадает и с произвольным действием.

Такая позиция, по существу, наблюдается у Е. О. Смирновой (1990). Например, она пишет, что действия ребенка по инструкции, по правилу, будучи произвольными, не являются волевыми, поскольку их мотивы задаются взрослым, а не исходят от самого ребенка. Или что воля и произвольность могут не совпадать даже у взрослого человека: волевой человек, – замечает она, – т. е. обладающий устойчивой иерархией мотивов и вытекающими отсюда качествами настойчивости, решительности, целеустремленности, далеко не всегда способен к произвольной организации своего поведения (не владеет собой, не контролирует себя); напротив, человек с развитой произвольностью, – продолжает Е. О. Смирнова, – т. е. хорошо владеющий собой, организованный, сознательно управляющий собой, может не обладать устойчивой системой собственных мотивов и ценностей и, следовательно, является слабовольным.

Этот странный взгляд на произвольность и волю, в принципе, не нуждается в обстоятельном опровержении. Достаточно указать на то, что целеустремленность и настойчивость не могут проявляться несознательно. По существу автор этой точки зрения говорит о том, что воля проявляется по-разному, в разных волевых качествах, поэтому можно быть решительным, но невыдержанным, хорошо организованным, но ненастойчивым.

Путаница в использовании терминов «произвольный» и «волевой» видна и в наименовании так называемых вторичных видов внимания. Так, говорят о послепроизвольном внимании, имея в виду, что при возникновении интереса к деятельности (например, к чтению) уже не требуется того напряжения внимания, которое было необходимо вначале, пока деятельность не вызывала интереса. Но разве при этом сознательный, преднамеренный характер привлечения внимания к этой деятельности исчезает? Очевидно, лучше бы говорить о послеволевом, но все равно произвольном внимании.

Первое (мотивационное) направление в понимании вопроса о воле пренебрегает изучением волевых качеств (поскольку сила воли заменяется силой мотива, потребности), второе – практически исключает мотивацию из волевой активности человека (поскольку вся воля сведена к проявлению волевого усилия).

Сведение воли к волевой регуляции, отрыв волевой регуляции от мотивации даже терминологически не очень понятны. Ведь воля не потому называется волей, что проявляется в волевых качествах, а наоборот, волевые качества называются так потому, что они реализуют волю, произвольно, сознательно проявляются, т. е. по воле (по желанию и приказу) самого человека. Следовательно, семантически понятие «волевые качества» – производное от слова «воля», а не слово «воля» происходит от понятия «волевые качества».

Сведение воли как единого целостного психологического механизма только к волевой регуляции, т. е. к регуляции по преодолению препятствий, неправомерно и по существу. Например, А. Ц. Пуни [1973] писал о полифункциональности воли, имея в виду не просто выполнение волей различных задач на разных этапах произвольного действия, а, скорее, многообразные волевые качества, конкретные проявления которых соответствуют различным функциям, выполняемым волей в процессе саморегуляции человеком своего поведения, своих действий. Однако, как будет показано далее, у одного и того же человека различные волевые качества могут проявляться в разной мере: одни лучше, другие хуже. Следовательно, это означает, что воля, понимаемая как механизм преодоления препятствий и трудностей (т. е. как «сила воли»), неоднородна и проявляется по-разному в различных ситуациях. Поэтому единой для всех случаев воли (если ее понимать как «силу воли») нет, иначе в любой ситуации воля проявлялась бы данным человеком либо одинаково успешно, либо одинаково плохо.

Кроме того, еще И. М. Сеченов отмечал, что воля (как механизм преодоления препятствий) просто так, без идеи, без какого-то смысла проявляться не будет. Волевой регуляции и связанным с ней волевым качествам требуется руководство, для чего и служит основание действия, поступка, т. е. мотив. Наличие же мотива отражает сознательный и преднамеренный характер регуляции, называемой произвольной. Отсюда следует, что отрывать волевую регуляцию от произвольной нельзя.

Свою лепту в одностороннее понимание воли внес и Ю. Куль, о представлениях которого говорилось выше. Он свел волю к контролю за действием. Можно согласиться, что произвольный контроль за действием является непременной частью волевого процесса (и то, что автор обратил внимание западных психологов на это, можно поставить ему в заслугу). Но почему воля – это только контроль за действием?

Ю. Куль является учеником Х. Хекхаузена, и поэтому странно читать следующий пассаж последнего: «Проблема текущего контроля за действием является особой проблемой наряду с мотивацией и волей» [2003, с. 317]. Тут уж невольно голова пойдет кругом. Значит, вопреки утверждениям Куля, сознательный контроль за действием – это не волевой процесс?

Понять, что такое воля, можно только в том случае, если удастся свести воедино крайние точки зрения, каждая из которых абсолютизирует одну из упомянутых сторон воли: мотивацию, принимаемую за волю, – в одном случае, или направленное на преодоление трудностей волевое усилие, к которому сводится воля, – в другом случае. Изложенные выше подходы к пониманию сущности воли отражают различные ее стороны, обозначают различные ее функции и вовсе не противоречат друг другу. В самом деле, воля, с одной стороны, связана с сознательной целеустремленностью человека, с преднамеренностью его поступков и действий, т. е. с мотивацией, с самоинициацией действий и самоуправлением при их осуществлении (отсюда и создающееся у действующего человека впечатление о свободе своих поступков и действий, кажущаяся их независимость от внешних условий, от влияния других людей). С другой стороны, наиболее яркое проявление воли наблюдается при преодолении трудностей – отсюда и возникает мнение, что воля нужна только для этих случаев. В действительности же волевое (или, другими словами, произвольное) управление включает и то и другое.

Поэтому понимание феномена воли возможно только на основе синтеза различных теорий, на основе учета полифункциональности воли как психологического механизма, позволяющего человеку сознательно управлять своим поведением.

Глава 2. Воля как произвольное управление поведением и деятельностью человека

2.1. Является ли воля реальным психологическим явлением?

Противоборство между психологами по проблеме воли наблюдается и по другой линии. Одни отстаивают точку зрения, что воля – это не только реальное, но и вполне самостоятельное психическое явление, другие – что в реальности никакой воли нет; что это понятие – лишь конструкт, термин, обозначающий довольно разнородные явления. Рассмотрим доводы тех и других.

Воля как реальное и самостоятельное психическое явление. Понимание воли как самостоятельного и реального психического явления, существующего наряду с разумом и эмоциями, встречается уже у древнегреческих философов. Платон сравнил жизнь человека с колесницей. В нее впряжены два бешеных коня: чувство и воля. Эти силы рвутся вперед, увлекают колесницу и могут ее опрокинуть. Однако управляет колесницей разум. Он крепко держит вожжи, сдерживая безумные порывы коней. Отсюда проистекает и выделение трех сфер личности и, соответственно, трех типов психических процессов: интеллектуальных, эмоциональных и волевых. В связи с этим В. И. Селиванов писал: «Если ум человека есть характеристика сознания по формам отражения объективной действительности, а чувства – характеристика того же сознания по формам отношения к действительности, то воля – это характеристика сознания по формам регулирования самой деятельности человека во внешнем мире» [1974, с. 91].

К этой триадической модели все так привыкли, что она воспринимается как аксиома, не требующая доказательств, а вслед за ней аксиоматическим стал и взгляд на волю как на самостоятельное психическое явление.

Как отмечал В. Э. Чудновский, «исследователь, исходя из трехчленной формулы (разум, чувства, воля), хотя и признает, что компоненты данной формулы в той или иной степени связаны между собой и с психическими свойствами личности, но эта связь в достаточной мере не прослеживается… В традиционной трактовке воля характеризуется как свойство, в большей или меньшей степени эмансипированное от личности в целом, как некий инструмент, при помощи которого личность реализует определенное поведение» [1981, с. 54].

А между тем И. М. Сеченов, который считается основателем материалистического понимания воли и произведения которого являются излюбленным источником цитат для тех, кто стоит на тех же позициях, понимал данную проблему совсем не так прямолинейно, как это зачастую представляют себе его последователи. Мысли И. М. Сеченова о воле редко цитируются полностью, и, что самое главное, их смысл остается не до конца понятым. В то же время позиция И. М. Сеченова по вопросу о воле отнюдь не однозначна, и его высказывания можно трактовать по-разному, подкрепляя противоположные воззрения на волю различными цитатами. Неудивительно, что на И. М. Сеченова опирались как В. Э. Чудновский, отстаивающий мотивационную теорию воли, так и А. Ц. Пуни, рассматривающий волю как самостоятельное психическое явление в одном ряду с интеллектом и чувствами. И действительно, с одной стороны, И. М. Сеченов утверждал: «Ни обыденная жизнь, ни история народов не представляют ни единого случая, где одна холодная, безличная воля могла бы совершить какой-нибудь нравственный подвиг. Рядом с ней всегда стоит, определяя ее, какой-нибудь нравственный мотив… Даже в самых сильных нравственных кризисах, когда, по учению обыденной психологии, воле следовало бы выступить всего ярче, она сама по себе действовать не может, а действует лишь во имя разума или чувства». Получается, что И. М. Сеченов признавал наличие воли, которая взаимодействует с мотивом при управлении поведением. А с другой стороны, он же писал: «Не достаточно ли снабдить человека вместо суммы чувство + воля одним только нравственным чувством в усиленной степени?» Или: «Безличной, холодной воли мы не знаем; то же, что считается продуктом ее [воли. – Е. И.] совместной деятельности с разумом и чувством, может быть прямо выводимо из последних [курсив мой. – Е. И.]» [Сеченов, Павлов, Введенский, 1952, с. 286]. Таким образом, И. М. Сеченов без обиняков говорил о том, что воли как самостоятельного психологического феномена, существующего и управляющего поведением человека наряду с разумом и моральными чувствами, нет.

Усложняет понимание воззрений И. М. Сеченова на волю и следующее обстоятельство: в одном случае он рассматривал волю как механизм поведения и акцентировал внимание на том, что воля является личностным образованием, а не надличностным (как доказывали сторонники «свободной воли»), а в другом случае использовал понятие «воля» в узком смысле, как лишь механизм управления движениями (их запуском, остановкой, регуляцией параметров движений).

Да что говорить о И. М. Сеченове, работы которого были написаны тогда, когда психология и психофизиология только зарождались, если и в наше время даже сторонники мотивационной теории воли, по существу отрицающие ее самостоятельность как психического явления, рассуждают о воле так, как будто она все-таки является самостоятельной. Так, Х. Хекхаузен (2003) пишет, что Юлиус Куль первым указал на необходимость различения собственно мотивационных и волевых аспектов мотивационного процесса. Представляется, что больше запутать читателя в понимании, что же такое воля, невозможно. С одной стороны, воля – вид мотивации, участвующая в контроле за действием, с другой стороны, воля – это особая проблема наряду с мотивацией и контролем за действием

Нередко некорректное использование понятия «воля» провоцирует, вопреки намерению пишущих, понимание воли как какого-то обособленного психического образования, существующего наряду с разумом, мотивами, эмоциями и выступающего в качестве высшего и самостоятельного детерминатора и регулятора поведения, которая к тому же сама себя и обслуживает. Вот как, например, писал о воле С. Л. Рубинштейн: «Еще не окрепшая воля создает себе иногда в явлениях негативизма защитный барьер» [1946, с. 605]. Невольно, читая такое, как и высказывание Ф. Е. Василюка (см. врезку), начинаешь представлять себе волю как некое самостоятельное начало в составе личности, которое не только управляет человеком (а не сам человек управляет собой), но еще и само о себе заботится.

Одна из основных функций воли состоит в том, чтобы не дать разгорающейся в поле деятельности борьбе мотивов остановить или отклонить активность субъекта. И в этом смысле воля – это борьба с борьбой мотивов.

Разумеется, это не значит, что воля, взяв под свое покровительство определенную деятельность, перестает видеть все время меняющуюся психологическую ситуацию, без обсуждения отметает все появляющиеся возможности и намерения и независимо ни от чего постоянно подстегивает осуществляющуюся деятельность, одним словом, что воля – это слепая сила. В воле, на наш взгляд, вообще меньше силы, чем обычно считается, а больше «хитрости»… Сила воли состоит в ее умении использовать в своих целях энергию и динамику мотивов.

Василюк Ф. Е. 1984. С. 140

С другой стороны, можно встретить высказывания, из которых вытекает, что воля сама кем-то регулируется. Например, С. Л. Рубинштейн писал: «Путем эмоционального воздействия доходят… до ребенка правила, которые, закрепляясь частично как привычки, регулируют его волю (курсив мой. – Е. И.)» [там же, с. 609]. В этой цитате я хочу обратить внимание на то, что правила регулируют не поведение ребенка, а его волю. Получается, что регуляция (воля) сама еще служит объектом какой-то регуляции.

Некорректность использования понятия «воля» проявляется и тогда, когда говорят о качествах воли, вместо того чтобы говорить о волевых качествах личности.

Вообще, читая работы, посвященные проблеме воли, видишь, как вольно иные психологи обращаются с этим понятием. Волю воспитывают, формируют, укрепляют и расслабляют, дезорганизуют, высвобождают от ограничений и навязывают другому. Воля бывает, по словам психологов, зрелой, сильной или слабой, собственной («поступать по собственной воле») и чужой («действовать не по своей воле»). И когда читатель встречается с таким разнобоем даже у одного и того же автора на нескольких соседних страницах, он либо действительно начинает верить, будто воля – это нечто такое, что можно подержать в руках или хотя бы увидеть; либо, если читатель обладает критическим складом ума, начинает сомневаться, существует ли вообще корректное употребление понятия «воля», и коли таковое существует, то можно ли разобраться, чту именно оно обозначает.

Отрицание воли. Существующие различия в понимании воли, а главное – трудность объективного изучения этого явления (поскольку вне активности человека воля не проявляется и ее так же невозможно выделить в чистом виде из комплекса прочих психологических феноменов, как и внимание) привели к тому, что многие авторы сомневаются в реальном существовании воли. Исследователи полагают, будто за этим термином скрываются различные, и отнюдь не только «волевые», психологические феномены, которые по мере изучения будут все больше выпадать из «волевой обоймы».

В. А. Иванников заметил: «Обилие гипотез при отсутствии заметного прогресса в выделении психической реальности, соотносимой с термином “воля”, вряд ли является случайным. Дело скорее всего в том, что такой особой реальности просто не существует, а намеренное изменение побуждения к заданному действию достигается через совместную работу известных психических процессов или, точнее, в результате целостной работы мозга и психики» [1991, с. 122].

В. А. Иванников, считая понятие воли чисто описательным и в большей мере житейским, чем научным, с определенной дозой самобичевания пишет о том, что, находясь в плену старых догм, тоже пытался «открыть природу воли, и только позже пришло понимание того, что природу воли открыть нельзя, потому что мы сами [ученые. – Е. И.] ввели это понятие для объяснения особого поведения человека. Поэтому, – продолжает он, – мы должны вернуться к тем явлениям и реальностям поведения человека, которые заставили нас ввести понятие воли. То есть мы должны найти психологический механизм (механизмы), обеспечивающий волевую регуляцию действий, которые человек должен, но не хочет или не может [курсив мой. – Е. И.] осуществить в данный момент, а не пытаться догадаться – что есть воля» [1998, с. 5].

Считая волю понятием, лишенным реального содержания, В. А. Иванников утверждает, что «не только студенты, но и многие исследователи забыли, что некоторые понятия вводились в психологию не как обозначения каких-то психических реальностей, а как теоретические конструкты, призванные объяснить психические явления или поведение живых существ» [там же, с. 3–4]. Другими словами, воля, с его точки зрения, является теоретическим допущением и не более.

В подтверждение своей точки зрения В. А. Иванников приводит не слишком убедительные доводы. Тот факт, что имеются различные представления о механизмах волевой регуляции, вовсе не служит даже косвенным подтверждением отсутствия реального содержания в понятии воли, как утверждал упомянутый исследователь. Если пользоваться подобными аргументами, то с таким же успехом можно утверждать, что не существует и мотива, поскольку различных точек зрения по поводу этого явления имеется еще больше.

Не слишком убедительно и утверждение, согласно которому изменение побуждения (рассматриваемое В. А. Иванниковым как эквивалент волевого усилия) достигается в результате целостной работы мозга и психики. Никто и не собирается утверждать, что имеются какие-то отдельные центры воли. А вот механизм управления, отличный от непроизвольного, существует, чего не отрицал и сам В. А. Иванников. И отличие этого произвольного механизма от упомянутого непроизвольного состоит не в том, что в нем задействован целый комплекс разных психических процессов (таких как мышление, память, восприятие и т. д.), – все это имеет место и при непроизвольном поведении животных, – а в том, что эти процессы актуализируются не внешними, но внутренними сознательными стимулами, проистекающими из принятого самим человеком решения (даже если изначально поведение спровоцировано внешним раздражителем). Именно такой механизм и должен быть назван волевым (произвольным). То есть, во-первых, таким, который функционирует с участием сознательных решений и побуждений (мотивов), кажущихся часто вольными, независимыми от внешних обстоятельств, вытекающими из желаний самого человека. И во-вторых, этот механизм должен проявляться в сознательных (волевых) импульсах и усилиях.

Вообще, в позиции В. А. Иванникова трудно разобраться. Например, он то совершенно отрицает волю как психическую реальность и, по существу, отказывается от использования этого понятия, то отмечает, что «заслуга советских ученых перед мировой психологией состоит не только в простом сохранении проблемы воли. Совместными усилиями многих советских психологов были развиты и сформулированы важные положения, которые являются хорошей основой для дальнейшего развития исследований в этой области психологического знания» [там же, с. 70].

Утверждая, что воли как психического образования или самостоятельного психического явления нет, он в то же время пишет книги и статьи о произвольной регуляции, как бы не замечая, что произвольная регуляция означает не что иное, как «регуляция, происходящая от воли».^[4] Но как может что-то происходить из ничего, от того, чего нет? И если нет воли, то о каком волевом поведении, о котором В. А. Иванников пишет в своих работах, в том числе и в учебном пособии, может идти речь? Уж если быть таким решительным в отрицании воли, то все понятия, включающие слово «воля», этому автору следовало бы взять в кавычки или говорить о так называемых произвольном управлении, волевом поведении, волевых качествах.

4. Этот же «грех» присущ и пониманию воли В. И. Селивановым, когда он пишет, что волевая регуляция (воля) – не синоним всей произвольной регуляции, а только одна из ее форм, так как волевая регуляция, с его точки зрения, это только сознательная мобилизация личностью своих психических и физических возможностей для преодоления трудностей и препятствий. Другими формами произвольности он считает привычные действия и эмоциональный порыв.