Читать книгу: «Как приручить дракона – 4», страница 3

Глава 4. Ретирада

– А если не наличность – а земля? Георгий Серафимович, мне Ходкевич крупно должен, – пояснил свою мысль магнат. – Если вот эту сумму мы конвертируем в земельный участок у озера Горынь? Можем провести расчеты, но в целом, думаю, еще двести-триста гектаров лишними не будут, верно?

У меня в кармане уже лежал конверт с фамилией, именем и должностью чиновника из Чародейского приказа, который, по версии работавшего в отделе Сапеги, неформально отвечал за эту самую «политику регрессии», так что даже уйди я с пустыми руками – обиженным себя не считал бы. Все-таки Вышемир дороже денег, однозначно. Нет, наличность – это наличность. Звонкая монета всегда кстати, тем более планов у меня – громадье, но и предложение Павла Станислава с ходу отметать не стоило.

– Вы думаете, Ходкевич согласится? – засомневался я.

– А с чего бы ему отказываться? – пожал плечами магнат. – Еще и рад будет. Если б я у него долю в «Витебских коврах» стребовал, как и грозился – вот тут сильное расстройство бы вышло. А так – сговоримся! У него там охотничий домик – и только. Лес, озеро… Ничего стратегического.

Сапега не знал про нефть? Или для него нефть не была таким лакомым куском, как для игроков помельче? В любом случае прирезать к своему домену солидный участок – это мечта любого феодала! Так что я кивнул:

– Пусть будет земля. Записываю?

– Записывайте, Георгий Серафимович. И вот еще что: я подумаю над вашим предложением о переводе детей в вашу школу. Конечно, настоящих Сапег никто в земщину отправлять не будет, это было бы слишком опрометчиво. А вот парочку Пеговых поголовастее – вполне.

«Пеговых»? Он имел в виду клановых бастардов. Рикович – бастард Рюриковичей. Бецкой – у Трубецких. У Сапег, оказывается, Пеговы. Была тут такая традиция – фамилии незаконнорожденным детям нарезать.

– Буду совершенно не против, – дипломатично поднял ладони я, отвлекаясь от письма. – Но заявление – на имя директора. Она у нас женщина деловая, я бы даже сказал – хваткая. Всякое может быть. Тем паче – в последнее время я уже заставил ее сильно понервничать, сами понимаете… Так прыгать через голову начальства и раздавать авансы я не буду.

Я писал сразу два экземпляра – под копирку, на обычном листе писчей бумаги, сидя за графским столом. Все пункты оговорены, текст мирного договора между кланом Сапег в лице его главы и мной в моем лице – составлен, оставалось только подписать.

– Прошу! – сказал я. – Подписываем – и лечите своих архаровцев, и делайте что хотите, а я пойду…

– Куда? – Он так и замер с этой дорогущей перьевой ручкой в руке, начав читать рукописные строчки.

– Попутку ловить! Только вещи мне мои отдайте, в таком виде я много не нагуляю… Зима на улице, а я вот – в джинсах, пиджаке и футболке… Так себе! – Я осмотрел себя с ног до головы.

Действительно: более-менее всепогодными у меня были только ботинки. Хорошие ботинки – это у меня пунктик, после прогулок по хтоням. Остальное – вот, по замку прогуливаться, в ресторане кофе пить, но никак не добираться от Браслава до Минска. Ну, то есть перекинувшись в имаго – мог бы пешком до автовокзала добраться и морозца даже не почувствовать, но разгуливать с чудовищно обаятельным чешуйчатым видом по Браславу я не собирался.

– Миро-о-о-он! А ну, войди сюда! – гаркнул Сапега и тут же ухватил себя за голову и поморщился: удар стулом – это удар стулом!

Громко орать и вообще напрягаться до того, как будут проведены оздоровительные процедуры, человеку с такими травмами противопоказано.

Киборг вошел в кабинет, распахнув дверь пинком железной ноги, как раз между двумя росчерками пера, которые зафиксировали отсутствие претензий между мной и кланом Сапег на вышеуказанных в договоре условиях. Что характерно – фламберг выдержал. А вот дверь – она с петель слетела.

– Да, Павел Станиславыч? – Определенно, отношения у этих двоих были непростыми, никак не подходящими для простого тюремщика и главы клана.

– Что там снаружи? – спросил Сапега.

– Отбились, – отмахнулся Мирон. – Мы бы и этого рыжего деятеля скрутили, да по лестнице штурмовики пошли – кажется, Олельковичей, вот и…

Скрутили бы они, как же! С другой стороны – в такси меня по голове чем-то все же приголубили, значит, и против меня средство у них действительно имеется.

– Олельковичи? Вот же курвины дети! – Граф протянул мне перьевую ручку, и я тоже поставил подписи. А потом Сапега вдруг коротко хохотнул и заявил: – Вы, Георгий Серафимович, как картина неизвестного художника!

– А? – удивился я, пряча свой экземпляр договора во внутренний карман пиджака. – Это почему еще?

– Ну, знаете, как бывает? Наляпает какой-нибудь авангардист невесть что на холсте, а кто-то из жалости эту мазню купит. Или не из жалости – ну, увидел в цветовой гамме и геометрии что-то свое, личное, подсознательное… Если купит просто человек обеспеченный – ничего не произойдет. А если кто-то значимый – например, певец известный, или – аристократ, или – промышленник, то картина стремительно растет в цене сразу же! Если САМ ее в кабинете повесил – наверное, что-то знает?

– Та-а-ак? – начал понимать я.

Эффект Тищенко. Как в фильме «О чем говорят мужчины». Никто этого художника не знает, но почему-то картину купили – значит, наверное, крутой художник! Главное – говорить значительно: «Это ж Тищенко!» И все будут кивать, и охать, и ахать.

– Вот если Сапеги вас похитили, не побоялись проблем с Гуттен-Чапскими, рискнули – то, значит, вы и вправду птица важная и редкая! – подтвердил мои мысли граф. – Так что я сам создал себе проблему. Теперь матерые хищники стараются выкрасть вас уже у меня. Или убить. Если вы настолько важны, то, значит, не должны мне достаться!

– Птица-говорун отличается умом и сообразительностью… – пробормотал я, задумавшись. – А при чем тут Гуттен-Чапские?

– А где вы в такси садились? Вы меня совсем за идиота-то не держите! Сами же говорили: внешних войн Государство Российское не ведет, и мы – аристократы – теперь имеем полное право вцепиться друг другу в глотки! – усмехнулся Сапега. – Мирон, нужно отдать Георгию Серафимовичу его вещи. И вот что – принесите ему доху. Возьмёте доху, Георгий Серафимович? У меня есть лисья доха, она вам очень пойдет! Не знаю, куда дели вашу верхнюю одежду, но, думаю, она в плачевном состоянии.

– Что? – Я, честно говоря, пытался переварить полученную информацию про обстоятельства моего похищения. – Доха? Лисья? Однако… Дорого-богато…

– Пустяки! Но – она точно пойдет к вашей бороде и вашим волосам! – Никогда не заподозрил бы в Павле Станиславе Сапеге эстета и скрытого стилиста. С другой стороны – Сапеги одевались действительно со вкусом. – Неси, Мирон!

– Погодите-ка! – Я наконец сложил два и два. – То есть меня украли на улице Сторожовской, на стороне Троицкого предместья, а это – юридика Гуттен-Чапских? То есть, не перейди я дорогу, то…

– То и воровать бы вас не стали, – подтвердил мою мысль Сапега. – По крайней мере – не в этот раз. Я не совсем выжил из ума! Троицкая гора, Большой театр и Кадетский корпус – опричнина, Старотроицкая площадь и женский монастырь Святого Василия – земщина. Попадать под земские и тем более под опричные законы – нет уж, это без меня!

– Минск такой Минск. – Я тяжко вздохнул. – Черт ногу сломит. Не люблю большие города. И не люблю быть аристократом…

– Вы уже здесь, – развел руками граф. – В самой середине змеиного кубла, добро пожаловать. Кстати! А как это у вас так ловко получилось завязать в узел золингенский клинок?

Никогда Штрилиц не был так близок к провалу!

* * *

От ответа меня спасли два события. Одно – хорошее, а второе – плохое.

Хорошее – это Мирон приперся с дохой и моими вещами. Плохое – на замок опять напали. Я услышал только топот ног и новую волну выстрелов и криков, но для магов, похоже, дело обстояло куда очевиднее – они ведь видели, ощущали колебания эфира и могли по ним ориентироваться. Наверняка снаружи разверзся локальный филиал ада!

– Порталы, кур-р-рва! Порталы! – взревел Сапега. – Мирон, общий сбор клана! Начнем зачистку прямо отсюда. Настало время показать зубы по-настоящему! Георгий Серафимович! Ради вашей же безопасности предлагаю вам пока задержаться…

Магнат достал из ящика стола кристалл зеленого цвета и склонился над Янеком и Франеком. Теплая волна прошла по всему кабинету, кто-то из молодых Сапег с явным облегчением выдохнул:

– О, Матка Боска! – Похоже, их подлечили.

Киборг в это время подошел к камину и железным своим пальцем надавил на один из кирпичей. Чудовищный звук ревуна – сирены, как во время воздушной тревоги, – огласил окрестности, у меня аж в ушах заломило.

– Янек – силовое поле. Франек – убиваем всех, кто не носит герба Сапег! Мирон – на тебе ближняя дистанция. Георгий Серафимович, вы можете следовать за нами или остаться здесь – на свое усмотрение. – Павел Станислав засучил рукава жупана, и его ладони загорелись ярким пламенем. – Мы идем воевать.

Я пожал плечами:

– Это не моя война, свою я уже выиграл. Идите воюйте. За меня не беспокойтесь, мы с вами решили все проблемы, верно?

– Верно, – нахмурился Сапега. – Пожалуй, я не завидую тому, кто следующим попытается вас похитить. Кажется, вы – человек с двойным дном.

– С ТРОЙНЫМ, – ответили мы с драконом, и соболиные брови графа нервно дернулись.

* * *

Я наблюдал за войной всех против всех из узкого окна-бойницы кабинета главы клана. Со мной тут осталась пара охранников в бронескафах – беречь клановое имущество и меня за компанию. На стенах и крышах, в галереях и анфиладах, во внутреннем дворике и у ворот схлестнулись сразу три силы.

Из порталов на крыши выплеснулся клановый спецназ еще одной магнатской семейки Великого Княжества – Пацов: герб «Гоздава» из двух белых лилий на красном фоне и красно-желтые цвета одежды говорили сами за себя. Похоже, это были дружинники-пустоцветы, они ловко управлялись с артефактным оружием: магическими жезлами, с наверший которых срывались импульсы энергии серьезной поражающей силы. Да и огреть такими штуковинами в ближнем бою можно было не хуже шестопера. Гербовые щиты у этих ребят тоже были непростые: отразить очередь из автомата Татаринова и не вывернуть руку под силу только волшебной броне! Пацы принялись обстреливать позиции защитников замка, рассыпались по крышам, пытаясь проникнуть внутрь…

Один из таких импульсов – чисто как у имперских штурмовиков в «Звездных войнах» – прилетел прямо в окно, из которого я наблюдал за происходящим, разбил цветное стекло и поджег лосиные рога на камине. Ребята-охранники тут же открыли огонь из автоматов, поливая очередями раздухарившихся нападающих.

В это же время ворота протаранил броневик, на борту которого был нанесен синий щит с желтым литовским крестом, за ним – еще один и еще! Олельковичи не оставляли попыток заполучить меня в свое распоряжение, хотя и положили уже немало людей во время первого штурма. Крупнокалиберные пулеметы бронемашин тут же открыли огонь по Пацам на крышах и по Сапегам – в окнах зданий. Следом за броневиками, левитируя на странных блестящих дисках, влетела тройка магов Олельковичей – явно аэромантов: вокруг них воздух вращался наподобие торнадо… Поднялся свирепый ураган, Пацам на крышах пришлось туго, кое-кого из них, кто не успел укрыться за чудо-щитами, просто смело прочь – и они с дикими воплями улетели в серое зимнее небо.

Однако наступательный порыв сбил сам Павел Станислав Сапега с Янеком, Франеком, киборгом и полусотней дружинников. Под прикрытием защитной сферы магнат появился на выходе из той самой башни, где находился я.

– Ийдзь до дьябла! – У графа снова проснулся польский акцент.

С таким боевым кличем он изверг из своих рук две толстенные огненные плети, которые заплясали по внутреннему дворику, слизывая начавших высаживаться из бронетранспортеров штурмовиков, опаляя технику, заставляя аэромантов подниматься выше, выше… где их доставал своими злыми алыми искрами Франек – он бил прицельно, мощно – кто-то из Олельковичей получил натуральную дыру в груди, величиной с кулак, и полетел вниз, в адское пекло, устроенное старшим Сапегой.

Получив передышку, активизировались Пацы – они сплотили ряды на крыше, прикрылись щитами на манер римской «черепахи» и двинули прямо в нашу сторону!

– Все, ребята, я пошел, – сказал я и двинул прочь из кабинета.

Дружинники Сапег переглянулись, но ничего не сказали – слишком заняты были попытками прострелить ноги парочке Пацов. Так что я устремился на лестницу. В дохе!

Нет, ну а как иначе? Окна тут кругом были выбиты, так что мороз ощутимо щипался, а буйный ветер, поднятый аэромантами, завывал и грозил пробрать до костей, так что доха оказалась как нельзя кстати. Теплая, однако, и просторная. Ничего-то под ней не видно, можно пулемет «гатлинг» пронести незамеченным.

Самым очевидным вариантом представлялось спуститься на несколько витков лестницы, найти окно наружу, спрыгнуть, пользуясь драконьими возможностями, с любой высоты и бегом-бегом свалить куда подальше. Но! Я был уверен: замок окружен врагами. И те, кто окружил – тоже окружены, только уже силами клана Сапег. Потому что невозможно так просто взять и пригнать армию в чужую юридику! Штурмовую группу – да. Отряд спецназа – вполне. Крепкий кулак для того, чтобы закрепиться и дождаться подкрепления – тоже очень может быть… Но армию?

У этих ребят – что у Пацов, что у Олельковичей – задача была довольно тривиальная: ворваться в замок, найти меня, схватить и утащить. Может, и получилось бы, но, видимо, они помешали друг другу. Возможно, даже убивать один другого стали на подходе, облегчив таким образом жизнь Сапегам. По крайней мере, стоило глянуть на Браслав за окном, как становилось ясно: в городке идут уличные бои. Стрекотали автоматные очереди, что-то взрывалось, грохотало, мелькали разноцветные сполохи. Мобилизованные дружинники, члены клана и клиентела Сапег вправляли мозги интервентам!

Чтоб он сдох, этот эффект Тищенко! Дался им всем Пепеляев, однако! Как будто пять инициаций – это что-то такое, из-за чего стоило угробить десяток-другой отличных бойцов! Или – по их мнению, действительно стоило? Так или иначе, не хотелось мне через Браслав переть! Но проблема-то заключалась в том, что городок этот был зажат между двумя озерами – Дривяты и Новяты – и поэтому отступать мне пришлось бы либо через воюющие кварталы, либо по водной глади – незамерзшей! Всё не слава Богу, а?

А еще – у меня страшно чесалась спина под дохой! Что это значило – я понятия не имел, но, повинуясь странному наитию, не спускаться решил, а подниматься. Винтовая лестница рядом с кабинетом Павла Станислава не кончалась, она вела дальше, на крышу. Туда я и двинулся, переступая через лежащие один на другом трупы сапеговских, олельковичских, пацевых дружинников и скоморохов. Последних было меньше всего – но попадались! Судя по всему, целых четыре, а не три силы схлестнулись тут по мою душу!

– О поле, поле, кто тебя усеял мертвыми телами? – завывающим голосом проговорил я.

Да, мне было жалко убитых пацанов. И да, меня брала злоба на их хозяев. Бесы задери, почему просто не пообщаться? Почему не договориться? У меня ведь на самом деле имелось некое компромиссное решение – но воплощать его в жизнь я планировал не сразу, а через пять, десять лет! Мне здесь едва четверть столетия стукнуло, куда за громадные проекты браться?

– МЕРЯЕШЬ ЖИЗНЬ СТОЛЕТИЯМИ? – усмехнулся дракон. – ПРАВИЛЬНОЙ ДОРОГОЙ ИДЕТЕ, ТОВАРИЩ! ВВЕРХ ПО ЛЕСТНИЦЕ ИЗ ТРУПОВ, ХА-ХА-ХА!

– Просто заткнись! – потряс головой я.

Впереди маячил свет – люк на крышу оказался выбит. Я выбрался на верхнюю площадку, подошел к самому краю, оперся о холодный каменный зубец и огляделся: картина с высоты вырисовывалась апокалиптическая. Столбы черного жирного дыма над остовами подбитой техники, алые языки пламени во внутреннем дворике замка, серые тяжелые тучи, закрывающие небеса, порывы ветра, штормовые волны на озерах, сражающийся город…

– Дурдом какой-то… – И попробовал почесать спину: зудело страшно.

– И ты ему виной! – раздался за моей спиной рокочущий бас.

Я обернулся – и увидел, как прямо из зубца у противоположного края площадки сквозь каменную кладку проявляется великанская фигура. Это был человек мощного телосложения, с пышной каштановой гривой волос и такой же бородой, наряженный в коричнево-красный жупан. На правой стороне его груди располагался затейливый герб: кентавр, у кентавра из афедрона торчит змея, в которую сам он целится из лука. Рожа у гербовой фигуры – преестественная, со шкиперской бородкой ровно такого же цвета, как и у этого гигантского типа!

– Однако! – Этот герб доконал меня окончательно. Я не знал – смеяться мне или плакать! – Еще один любитель перекладывать с больной головы на здоровую! Ты чьих будешь, боярин?

Он шагнул ко мне – росточком-то Бог дяденьку не обидел, метра два точно! Я и сам немаленький, но на этого смотрел снизу вверх, как на воспитательницу в детском садике. Навис надо мной, понимаете ли, авторитетом пытается давить…

– «Боярин»? – пророкотал он. – Я – князь Семен Гольшанский, и ты сейчас пойдешь со мной!

И ухватил меня за рукав дохи своей лапищей!

Знаете, я не люблю, когда чужие люди лезут в мое личное пространство. Хлопают по плечу, крутят пуговицы, обнимаются… Особенно когда такое проворачивают двухметровые дяденьки! Такими людьми обычно движет самоуверенность, вера в свои магические и физические силы, в собственный авторитет и непогрешимость… Подобный уровень самомнения и завышенной самооценки обычно не предполагает удара затупленной двусторонней секирой в междудушье, точно.

– Ауч! – сказал князь Семен Гольшанский жалобным голосом и рухнул на колени, инстинктивно прижимая руки к травмированным причиндалам.

– С меня достаточно, – вздохнул я и приложил его секиркой еще раз – плашмя, по башке, – а потом спрятал оружие в недрах лисьей дохи. – Сапега, оказывается, еще ничего – в плане адекватности. Вот уж верно: змеиное кубло! Как же мне хочется отсюда свалить, а! Пошли бы они к бесам все вместе, эти вельможные и ясновельможные!

В душе моей именно в этот момент поселилась зеленая тоска. Мне стало плохо физически, аж под ложечкой засосало. Захотелось назад – в уютную земщину, в Вышемир, в свою квартирку в местной «хрущевке» с Ясей чай пить на подоконнике, или даже в кабинет школьный, рассказывать детям о причинах распада Балканской Федерации…

– ТАК СВАЛИ! КТО ТЕБЕ МОЖЕТ ПОМЕШАТЬ? – прогремел голос дракона. – НЕ ХОЧЕШЬ ЖЕЧЬ ПРЯМО СЕЙЧАС? ТОГДА ПОШЛИ ОНИ ВСЕ В ЖОПУ!

Я глянул еще раз на корчащегося Гольшанского, на лютую сечу вокруг, на столбы дыма… А потом отступил к самому краю площадки на вершине башни, набрал полную грудь воздуха – и сиганул вниз!

Сначала в лицо мне ударил ветер, в ушах засвистело, а потом – раздался жуткий треск, и зуд в спине внезапно прошел! Я как будто почувствовал опору руками, да что там – руками: всем своим существом! Словно ухватил небо в ладони, меня распирало от дикого восторга, я увидел облака близко-близко и вдруг понял: у меня – крылья!

Я лечу!!!

Глава 5. Инвестиции

– …до сих пор гадают, чем вызвана череда странных пожаров в имениях великих кланов. И если горящий замок Браслава можно объяснить начавшейся междуусобицей среди магнатских родов и боестолкновениями на территории домена Сапег, то провалившаяся крыша Гольшанского замка или сгоревший флигель лидского имения Пацов, не говоря о возгорании верхних этажей донжона Копыльской цитадели Олельковичей, весьма таинственны. – Лысый ведущий в телевизоре повернулся к зрителям в профиль. – Четыре пожара магнатских замков за сутки? Совпадение? Не думаю!

– Не думает… – Рикович побарабанил пальцами по грязной столешнице. – И я не думаю.

Мы сидели в удивительно зачумленной забегаловке, настолько дрянной, что мне казалось – таких в Минске и не осталось вовсе! Минск – город ухоженный, три его части – опричная, земская и принадлежащая аристократам – постоянно соперничали друг с другом, щеголяя чистотой тротуаров, изяществом фасадов и яркой иллюминацией. А тут – засиженный мухами портрет Государя, кофе «три в одном» в пластиковых стаканах, вонючие жирные чебуреки и какой-то доисторический огромный телевизор на выкрашенной бледно-голубенькой краской кривоватой стене. И над дверью-ПВХ – висюлька-бренчалка, которая цеплялась за макушку всякого входящего, кто был выше среднестатистического кхазада.

Сыскарь покачался на пластиковом стуле, оценивающе посмотрел на меня и проговорил:

– Так вот, никто не думает, что это совпадение. Все ищут причины. Кто-то говорит, что произошедшее – такой странный хтонический инцидент: мол, вылетела тварь, полетала, пожгла и улетела. Тем паче – остаточные хтонические эманации во всех трех… даже – четырех случаях читаются. А приборы сбоят. И артефакты – тоже. Другие говорят – это проделки демонологов. Мол, демон с рыжим мехом и адскими крыльями, небывалой силы, может быть, даже из духов злобы поднебесной… Кто-то из аристократов взрастил редкого специалиста и теперь натравливает на конкурентов.

– НОРМАЛЬНЫЕ КРЫЛЬЯ! – возмутился дракон. – САМ ТЫ АДСКИЙ!

А я помалкивал и слушал его дальше. Я уже изучил Ивана Ивановича: если он не брызгал слюной и не бегал по потолку, а вот так вот спокойно излагал свои мысли, это значило – в целом сам Рикович и весь Сыскной приказ не против происходящего. У меня к ним тоже была парочка вопросов, но один из них задавать было рано, а второй стоило задать кому-то рангом повыше.

Целовальник продолжал рассуждать вслух:

– Третьи считают, что сие – дело рук какого-то жутко мощного зоотерика. Но летающих зоотериков не бывает, как не бывает хоббитцев и снежных человеков…

– А что считает Сыскной приказ? – поинтересовался я.

– А Сыскной приказ считает, что аристократы охренели и горящие крыши пойдут им на пользу, – ухмыльнулся рыжий менталист. – Горящие задницы, впрочем, тоже. Пусть бесятся! Воруют, понимаешь, наших консультантов, пользуясь их юридической безграмотностью! На кой черт ты пошел в Троицкое предместье? Почему такси на другой стороне дороги не подождал?

– Однако я не думал… – Я ведь не мог ему напрямую сказать, что такое положение дел, когда на разных сторонах улицы – разная юрисдикция, мне и в голову прийти не могло!

По меркам Земли, а особенно – привычной мне Беларуси, это было чистым бредом! Твердь же, и здешняя Россия, и Беларусь в ее составе – все это выглядело как лоскутное одеяло, и запутаться в этих лоскутах было проще простого. Тем более – для человека неместного. Да и в аристократах я без году неделя, не успел еще базу выучить – что, кто и кому должен и чем обязан, и где могу ходить гоголем, а где – получить по шапке. Хотя, например, с объявлением войны Сапегам получилось ловко, еще и с прибытком остался! За это я собой прямо горжусь!

– Сначала лысый этот не думал, – Рикович мотнул головой в сторону телевизора, откуда ведущий продолжал вещать о происках темных сил и заговоре хоббитцев. – Теперь ты не думаешь… Ты как легализоваться-то собираешься? Тут ведь стоит копнуть глубже, и обнаружится, что сгоревшие уголовники в Вышемире и крыша дворца Олельковичей были атакованы из одного и того же биологического огнемета, такое дело… Тебе нужно алиби, Пепеляев!

– В смысле? – Я сделал невинное лицо. – А зачем мне выкручиваться? Если ты меня не возьмешь за жабры – никто не возьмет. Меня всего два дня не было и три ночи! Де-юре – я на курсах повышения квалификации! Старостиха мне «энки» не ставила, формально я присутствовал на всех лекциях. На практическую часть завтра утром пойду, посмотрю на открытые уроки столичных педагогов. А потом нам обещали системно-векторную психологию, мол – настоящее откровение от какой-то звезды из Минского педагогического университета имени Яна Амоса Коменского.

– Системно-векторная психология – это где про шкурных, писечных и жопных? – поинтересовался сыскарь, с сомнением глядя в стаканчик с растворимым кофе.

– Про кожаных, уретральных и анальных, ага, – закивал я. – И про всяких других тоже… Это можно послушать, по крайней мере – звучит забавно. Может, психологушка еще попадется симпатичная… Чего ты на меня так смотришь, я Вишневецкую люблю и без всякой задней или передней мысли о психологушках говорю! Мне просто нравится смотреть на красивых и умных женщин. Это самое прекрасное зрелище в мире!

– Зубы мне не заговаривай! У нас проблема посерьезнее! Как решать будем? – сделал строгий вид Рикович.

– Проблема? А! Да! Однако могу ли в Минске зашить доху я? – По задумке, вопрос должен был прозвучать легко и непринужденно.

– А? – Глаза Риковича стали квадратными.

– Дал маху я, порвал доху. Теперь зашить ее хочу! – Меня просто распирало, хотелось выдать скороговорку целиком.

– Что ты такое несешь, Пепеляев? Ты вроде интеллигент, культурный человек!

– Сапега подарил мне доху на лисьем меху! – Смех подступал к горлу, заставлял говорить в рифму, но я сдерживался – хоть и с трудом. – Теперь надо зашить – от лопаток до ягодиц, две дырки… Есть специалист у вас?

– Доху, значит! На лисьем меху? – Глаза Риковича прищурились. – И два разреза – до самой задницы… Как оно, в дохе-то, на высоте пары сотен метров? А химчистка тебе не нужна? Не закоптил ли ты свои меха? Или мехи?

– Химчистка – дело житейское, – улыбнулся я в ответ. – Ты мне, Иваныч, дай ответ: так есть кто в Минске или нет?

– Задолбал! – сказал он. – В следующий раз я постараюсь скормить тебя полякам, чтобы ты им всю Речь Посполитую сжег к чертям! Нет, определенно – тебе нужно пообщаться с паном атаманом, Бабаем нашим Сарханом Хтоническим! Вы чем-то неуловимо похожи… Как-то раз его заперли в тюрягу, в Бурдугуз, где маньяки, убийцы, разбойники и прочие ублюдки просто кишат! И знаешь, что он сказал?

– А? – Этот Бабай, похоже, тут здорово наследил и вообще был парнем харизматичным, если его так часто поминают!

– «Это не меня заперли с вами, это вас заперли со мной!» – процитировал Рикович. – А потом он стал кидаться людями и петь революционные песни в систему оповещения. И разнес им всю хату… Вот я и думаю: может, мне выгоднее раздуть всю эту тему? Пусть тебя снова похитят, а? Пшеки там или авалонские эльдары… А нам меньше работы останется!

– Это же шутка, да? – покосился на него я. – Мне не понравилось быть похищенным. Кормят плохо, ничему, ять, не учатся, за рукава хватают и зеркальце не дают. Говорят – им можно уничтожить противника, представляешь?

– Идиотизм какой! – откликнулся сыскарь. А потом задумался: – Хотя-а-а-а…

– С дохой-то поможешь? – Я встал со своего места. – И зачем мы в такой дыре встречались-то? Почему в «Васильки», например, не пошли? Там дранички – просто объедение.

– Конспирация! – воздел указательный палец Рикович. – А с дохой – не помогу! Я в Сыскном приказе работаю, а не в магазине «Мир кожи и меха!» Сам разбирайся… Чего стоишь? Расплачивайся, мне командировочных не выдали… Не напасешься командировочных за вами, бедолагами, по Россиюшке кататься! То один, то другой… Задолбали!

В общем – я так и не понял из этой странной встречи: мое похищение было вопиющим провалом Сыскного приказа или супер-дупер-жупел секретной операцией?

– НА ПОЛШИШЕЧКИ, – сказал дракон. – ЧТО ЗА СУПЕР ЖУПЕЛ, КОГДА ТЫ НИКАК ИСТИННЫЙ ОБЛИК ПРИНЯТЬ НЕ ХОЧЕШЬ? ИЗВРАЩЕНЕЦ. КРЫЛЬЯ ЕСТЬ, ОГОНЬ ЕСТЬ – ДРАКОНА НИКТО НЕ ВИДЕЛ! ЭТО КАК ЖЕНЩИНУ ЧЕРЕЗ ТРУСЫ ИМЕТЬ. ПОЗОРИЩЕ…

– Это ты – позорище. Что за пошлые метафоры? И вообще – доха бы порвалась, – отбрил я тихонько, чтобы сыскарь не услышал. – Доху я жалею. Классная вещь!

* * *

– Доху? – раскатисто засмеялся Мечик на том конце телефонной связи. – На лисьем меху? Да запросто! У Броника есть знакомый, мы ему после охоты всегда шкуры сдаем. Такие штуки делает – закачаешься! Айн момент, все будет. А пропал-то ты куда?

– Вторая работа, понимаешь? Настоящая подстава, неожиданная командировка… – почти не соврал я. – Чуть ли не силком меня из такси достали, и все – режим секретности и такое прочее… Ни позвонить, ни предупредить. С меня ужин, приглашаю вас в «Васильки»! Возьмем «Зубровку», или что вы там пьете? В общем – готов принести искренние извинения в любом формате, некрасиво получилось. Пол-Беларуси облете… объехать пришлось!

– На Министерство магии, что ли, работаешь? Ты же нулевка – наверное, по артефактам привлекают, м-мм? – Мечик, хоть и выглядел как настоящий рокер и франт, был дядькой умным и проницательным.

– Почти, почти, – не стал отрицать я. – В общем, вышло то, что вышло. Если вы с Броником договоритесь и мы встретимся – я буду только за. Тем более – тема для разговора никуда не делась.

– Верно, верно… Давай сейчас я с братцем созвонюсь, решим тему с дохой и тебе маякнем. Отбой!

Эти двое оказались настоящей находкой. Буквально через пять минут мне перезвонил Броник и сказал:

– Никаких «Васильков» и прочих глупостей! Никуда не уходи, стой где стоишь! Мы все втроем едем на баню к директору дурдома! Будем есть лося и пить божоле! Сейчас заедем!

И заехали – на крохотной «Жужелице»! «Жужелица» – это электрокар местного производства. Как раз Гуттен-Чапские у себя в Станьковом Ключе, в своей юридике на автозаводе и производили. Эдакая смесь «Фольксвагена-жук» и мерседеса А-класса. Элегантно, но миниатюрно!

– Это, конечно, не «Урса», – хохотнул Мечик, открывая мне заднюю дверь, – но для города – самое то. Беда тут с парковочными местами! Залезай, поедем!

– Вы знаете, что есть лося в бане у директора дурдома – это звучит очень интригующе? – поинтересовался я, втискиваясь на сиденье.

– Появление лисьей дохи во время курсов повышения квалификации и необходимость ее зашить тоже интригуют! – парировал Броник.

Мечик – младший из братьев Машевских, подтянутый, мускулистый, с длинными, до плеч волосами – выглядел намного моложе своего возраста и походил то ли на эльфа-лаэгрим, то ли на индейца из фильмов с Гойко Митичем. Он любил неформальную одежду: косухи, рваные джинсы, носатые кожаные сапоги. Броник – лысый, с бородкой, как у злодеев-русских из американских фильмов, с орлиным носом и выразительными глазами, тоже крепкий, но не такой подкачанный, – предпочитал в одежде практичность: брюки карго, свитера… Хотя, судя по тем костюмчикам, в которых они явились на мою давешнюю дуэль с Кшиштофом, дядьки оба были те еще щеголи.

– Сначала завезем доху в починку, а потом – едем к нашим инвесторам, – пояснил Мечислав Машевский, лихо выруливая на проспект Эльфийских Добровольцев. – И директор дурдома – то бишь главврач Специального Великокняжеского центра психического здоровья – один из них. Завальня его фамилия, он чем-то на тебя похож – имеет деньги, влияние, собственную частную клинику, а работает на государевой работе… Идеалист!