Ты моё дыхание

Глава 8

Софья

– Софьюшка, – кряхтит Михайловна, – надо бы нам графичек с тобой обсудить. Ты ж не бросишь друга в беде? Я как бы планирую в «Лагуну» вернуться, но, сама понимаешь: возьмут кого другого со стороны – выпихнут под зад коленом.

– Вам там нравится? – задаю вопрос, что мучает меня со вчера.

За три месяца мы с Михайловной буквально срослись: общий язык нашли, взаимопонимание, жили мирно, без подозрений и лишней нервотрёпки.

Я сразу поняла: ей общения не хватает, потому что в деньгах она не нуждалась. И в клуб именно поэтому шастает, наверное.

А уж если совсем откровенно, мне с ней невероятно повезло. Я уж не знаю, кому в небесной канцелярии поклоны отвешивать за то, что случайно натолкнулась именно на её объявление. За те деньги, что ей плачу, вряд ли я смогла бы найти что-то нормальное да ещё и почти в центре.

– Нравится. Почему ж нет? – соглашается Михайловна. – Среди людей, интересно. Движение – жизнь. Всё лучше, чем дома сидеть или с пенсионерками на лавочке у подъезда. Внук у меня вырос, правнуков, наверное, не дождусь.

Михайловна горько поджимает губы. Она почти ничего не рассказывает о своей семье. Так, прорывается иногда, и не всегда весело. Она вообще не типичная старушка. Те любят сплетни собирать, обсуждать всех, кто на язык попадает.

Михайловна любопытная и болтливая, но я ни разу от неё не слышала: «А Машка из пятнадцатой с Васькой тягается» или что-то подобное. Она лучше сериал обсудит, расскажет, где продукты качественные и недорогие купить, похихикает, сидя в «Одноклассниках». Никогда в душу не лезла с расспросами, не задавала дурацких или неудобных вопросов.

Михайловна была очень деятельной, но одинокой старушкой. Я знаю, что у неё есть семья. По крайней мере, внук Богдан, о котором она изредка вспоминает и с которым болтает по телефону пару раз в неделю, а может, и чаще, но не при мне. Но за три месяца никто ни разу к ней не приехал.

Вполне допускаю, что она мотается в гости. Михайловна, как и все великие полководцы, передо мной не отчитывается. Как и я перед ней. У нас в этом плане – мир и согласие.

– Я знаю, что ты подрабатываешь, и тоже по ночам, – торопливо тарахтит она, – но в «Лагуне» смена не каждую ночь, так что можно будет совмещать. А потом, глядишь, я на ноги встану, и всё наладится. Там же нормально, место приличное. Хорошую девочку никто не обидит.

Кажется, Михайловна в этом свято уверена, а я молчу про вчерашний инцидент. Зачем её тревожить? Ничего же не случилось. Конечно, ей не приходилось ни с чем подобным сталкиваться, потому что вряд ли кому в голову пришло бы приставать к ней. А я… наверное, у меня на лбу написано, что я жертва.

– Я буду работать, – снова подтвердила готовность помочь и ей, и себе. – Думаю, у меня получится совместить. В крайнем случае, я с напарницей поменяться сменами в садике могу.

– Вот и хорошо, – Михайловна улыбается и радуется.

Много ли надо человеку для хорошего настроения?

Костя

Я в ней ошибся. Она пришла снова. Вышла из такси, бодро потопала к служебному входу. А я стоял и смотрел.

Шапка у неё смешная, девчачья совсем. Да что я… Она и есть девчонка. Сколько ей? Первокурсница, небось.

Толян её окликнул, она обернулась, махнула рукой. Пальцы тонкие. Замёрзла небось. Одета, скажем прямо, не по погоде. Немудрено, что пришла. Деньги – мощный стимул, позволяющий забыть о страхе. А так бы вряд ли она ещё раз сюда ткнулась.

Улыбка у неё искренняя. Никто, видимо, не успел ещё испортить светлую душу. Как же тебя угораздило, девочка? Вокруг столько грязи.

Я бы, наверное, не хотел наблюдать, как она меняется. Становится взрослее, опытнее, циничнее, обрастает панцирем, учится курить или пить, флиртовать с мужчинами.

Чёрт. Куда-то не туда уносят меня мысли.

Мне бы головой тряхнуть, выкинуть оттуда девчонку, а вместо этого я представляю, как она сейчас снимает куртку, дует на свои тонкие замерзшие пальцы, согревая их дыханием…

Представляю, как обе её узкие ладошки легко бы поместились в моей одной. Как я грею их и тоже получаю порцию тепла от её улыбки, предназначенной мне, а не Толяну.

Всё-таки пришлось тряхнуть головой. Как оказалось, бесполезно.

– Здравствуй, Костя, – тихий голос за спиной.

Я её не вижу, но представляю. Воображение живо дорисовывает тонкую фигуру, джинсы, футболку с логотипом «Лагуны». От Софьи пахнет чистотой – совершенно особенный запах, без примеси духов.

Тонкие. Ей бы подошли тонкие духи с почти неслышными нотами. Их чувствуешь, когда прижимаешь девушку к себе, зарываешься пальцами в волосы. Запах, принадлежащий мужчине, который её обнимает, и никому больше.

– Здравствуй, Софья, – я оборачиваюсь, чтобы наконец-то её увидеть. Минимум косметики. Волосы стянуты в хвост и уложены тугим узлом на затылке. – Думал, ты больше не придёшь, – сам не знаю, зачем озвучил свои мысли.

– Я пришла, – просто отвечает она. Улыбки мне не дарит. Смотрит вроде бы спокойно, но глаза становятся колючими. – Я не такая слабая и беспомощная, как ты думаешь.

– Я не думаю.

На миг она словно становится ещё выше и тоньше.

– Это видно. Изредка можно думать всё же. Хорошего вечера, – кивает, как королева, и уходит.

Девочка кусается. И я вдруг понимаю, что меня невероятно заводит. Вот это сочетание нежного цветочка и стойкого духа. Неосознанно тянет на какие-то сомнительные подвиги, но я себя одёргиваю. Я привык к стабильности, а крутые горки ни к чему.

Вечер уже начался. У нас есть посетители. Совсем мало. Возможно, сегодня их будет меньше. А может, больше. Не угадать. Всё зависит от того, сколько найдётся желающих выйти из дома в мороз.

Я наблюдаю, как Софья протирает столики. Улыбается. Не мне.

Я протираю стаканы, делаю всё то же, что и всегда, но кому я вру: я наблюдаю за ней. Как когда-то наблюдал за Аллой. Это сравнение мне не нравится, и я пытаюсь отвлечься, загрузить себя делами, но нет-нет да поглядываю. Даже не так: приглядываю в полглаза. Если к ней кто-то посмеет пристать, я всегда смогу прийти на помощь.

Правда, сегодня, по всей видимости, помощь моя не понадобится: Толик с неё глаз не сводит. Открыто пялится. Молодой здоровый самец под два метра ростом. Шикарный экземпляр. И давно я не видел, чтобы его от девочек плющило. Такие, как он, вниманием женского пола избалованы. А тут смотри-ка: стойку сделал, но, к его счастью, знаков внимания не оказывал. Только глазами ел. И это тоже почему-то меня задевало.

Вечер прошёл спокойно, без лишних всплесков, и закончился пораньше. За последним посетителем дверь закрылась минут двадцать назад, но я не спешил. Ждал. Но почему-то ни Софья, ни Толик уходить не спешили. Я не видел, чтобы они уходили. И ноги снова понесли меня к коридору со служебными помещениями.

Очень тихо, поэтому слышно, как где-то льётся вода.

Толика я нахожу на охранном посту. Он так увлечён, что не слышит моих шагов. Да куда ему. У меня у самого ноги к полу прилипают, когда я вижу разворачивающуюся перед моими глазами картину.

Глава 9

Костя

Толян сидит у монитора, разве что не вывалив язык. Полностью погружён в созерцание.

Я слышу, как гудит процессор. Как шумно дышит охранник. Я вижу, как мигает его телефон: то ли звонок, то ли сообщение пришло. Но Толику не до того: он рассматривает девушку, что принимает душ.

Она поворачивается осторожно, чтобы не намочить волосы. Она подняла их. Накрутила узел на макушке. Выступающие лопатки, позвонки, тонкая талия, округлые бёдра и очень красивые ноги. Бесконечные. Толян прав. Пятки розовые, нежные.

Я готов был, как и охранник, окаменеть, разглядывая девушку. До тех пор, пока не увидел синяки у неё на запястьях. Это почему-то меня отрезвило.

– Ты что делаешь? – голос мой в тишине прозвучал как выстрел.

Толян дёрнулся. Обернулся. Глаза у него как у сумасшедшего. Шальные и не совсем разумные. Мышцы напряглись. В штанах небось кол стоит.

– Фу, Котя, ты меня напугал, – шумно выдыхает Толик. – Видишь, наблюдаю за порядком, – кивает на экран, улыбаясь.

– Вижу. Это чьё распоряжение – поставить камеру в душевую? – холодно интересуюсь, разглядывая этого примата.

Толян застывает, а потом вальяжно разваливается в кресле.

– Ой, да перестань. Она там испокон веков стоит, чтобы ты знал.

– Не знал. И, думаю, это нарушение личных границ. Твоя задача не за персоналом следить.

– Да конечно! – крысится он на меня. – Тут кого только ни бывает! И комнаты вип у нас имеются, если ты не в курсе. И мало ли что. Контингент, сам знаешь, какой. Ширнутся там, или ещё что – пляши потом, как угорелый.

– Это комнаты для персонала, – продолжаю я на него давить, чувствуя, как внутри поднимается тёмная волна.

– Ну и что? Для тебя новость, что ли, что и персонал здесь иногда зажигает. Тебе ли не знать? – намекает он на историю с Аллой и Драконовым, и это именно тот момент, когда у меня сгорают предохранители.

– Отключи камеру, – двигаюсь я на него мрачной тучей. – И после того, как мы с Софьей уйдём, ты уберёшь её из душа и подсобных помещений для персонала. А я завтра поговорю с Андреем Михайловичем.

Толик идёт пятнами, из чего я делаю вывод, что хозяин клуба не в курсе его самодеятельности.

– Вы с Софьей?! – у него будто голос другой стал, слишком уж изменился.

Хм. Или Андрей в курсе, и Толика сейчас совершенно другое заботит, чем превышение полномочий на рабочем месте?

– Мы с Софьей, – подтверждаю спокойным голосом и сверлю убийственным взглядом Толикову переносицу. Если он сейчас на меня бросится, я готов. И, кажется, как никогда в жизни, у меня чешутся кулаки.

– Коть, скажи сейчас, что ты это несерьёзно, – встаёт Толян во весь свой почти двухметровый рост. – Первый раз в жизни девушка понравилась, и вечно кто-то поперёк дороги встаёт.

– Ну, раз вечно, значит не первый раз, – холодно возражаю я. – Найди другой объект, а Софью оставь в покое.

Толик руки на груди складывает. Смотрит на меня задумчиво сверху вниз. Видимо, мысли ворочает. Тяжело ему это даётся.

– Вот скажи: на хрена она тебе сдалась? Ты ж бетонный, Коть. Ты чисто из вредности или как?

– Или как, – кидаю и ухожу, но на пороге его комнатушки оборачиваюсь: – Я тебя предупредил, Толь. Давай без самодеятельности.

Он молчит, но его тяжёлый взгляд я чувствую затылком. Не уверен, что он отступится. Если я бетонный, то Толик – твердолобый. Упрямый очень. Любит своего добиваться всеми доступными способами. И не совсем правильными – в том числе.

Дело на самотёк пускать не собираюсь: иду по коридору и останавливаюсь напротив душевой. Как чёртов мафиози или сутенёр. Ещё и руки на груди складываю. Но я не чувствую себя глупо. Я чувствую, что всё делаю правильно.

Софья выходит оттуда полностью одетая. Только лёгкие завитки на шее да розовые щёки выдают, что она делала. В руках у неё пакет и полотенце, которые она со слабым криком роняет, уставившись на меня в немом ужасе.

– Через десять минут жду тебя у входа, – говорю спокойно, но так, чтобы она поняла, что шутить со мной или играть не стоит. – Отвезу тебя домой.

– Спасибо, – пищит она, – я сама, такси вызову.

Пальцы у неё подрагивают, а я чувствую, что злюсь. Из-за того, что напугал. Из-за того, что она меня боится, будто я монстр из фантастического боевика. Потому что от разговора с Толиком ещё не отошёл и плюнуть и уйти не могу.

– Через десять минут, – добавляю глубины в голосе. – И перестань трястись. Я не кусаюсь.

Софья справилась за пять минут. Выскочила из здания, как ошпаренная. По сжатым губам и стремительности, я понял, что она тоже злится.

– Это совсем не обязательно! – выпаливает она, как только усаживается рядом со мной. – Вы… ты не обязан! – путается, не зная, как ко мне правильно обратиться. – Я скажу Михайловне, чтобы она тебя не напрягала.

Она думает, что я старушке потакаю?

– Михайловна ни при чём, – говорю чистую правду. – Я живу неподалёку. Такси – дорого. А тебе нужны деньги. Ведь нужны?

Она замирает, сжавшись, как пружина, что готова выстрелить в небеса. Может и не отвечать – и так видно.

– Ты же не помогаешь девам? – цедит она сквозь зубы, и я представляю, чего ей стоит сдержаться.

Заводит. Она меня заводит. Никогда не испытывал тяги к девушкам, которые готовы со мной спорить и сопротивляться. Но с этой с самого начала всё неправильно. Поэтому лучше не думать.

– Скажи честно: тебе что-то нужно от меня? – кидает она на меня обеспокоенный взгляд. И что-то затравленное, жуткое проскальзывает в её взгляде. Её кто-то обидел? Обижал?..

Медленно считаю до десяти, потому что эти мысли мне неприятны. Не то, что Софья думает обо мне, а то, что кто-то её запугал настолько, что она готова в каждом мужчине видеть плохое.

– Мне ничего не нужно, расслабься, – советую ей очень спокойным голосом и наконец-то завожу машину. – А что касается того, что я не помогаю девам…

Держу паузу. Искоса наблюдаю, как она замирает в ожидании ответа. Чёрт, она всё равно на взводе. Тронь её сейчас пальцем – выскочит из машины с визгом.

– Я передумал, – рублю канат. Или сук, на котором сижу. Да и хрен с ним. Внизу бывает намного интереснее, чем на высоком дереве, где и тебя никто достать не может, но и ты ни до кого не дотянешься.

Глава 10

Софья

Так не бывает. Только не со мной. Слишком хорошо – это значит, что скоро будет очень плохо, поэтому я не верю мужчине, что спокойно, сосредоточенно ведёт машину.

Мне не понятна его забота. Особенно, после показательного фырка, что он девам не помогает. Что это за игры в «помогаю», «не помогаю»?.. Почему он передумал? Есть же для этого причины?

– Софья, перестань придумывать то, чего нет, – прерывает Громов молчание и мои трусливые, скачущие, как кенгуру, мысли.

– Учти: я собой не торгую, – заявляю слишком громко и, кажется, слова звучат истерично, потому что, пока мы молчали, я успела себя накрутить.

– Я учёл. И это прекрасно, – выдаёт он невозмутимо. На нём хоть выспись: большой, спокойный, невозмутимый. Кажется, ему вообще плевать, что я сижу, как на иголках. – Считай, что я Дед Мороз.

– Дохнёшь и заморозишь? – язвлю на нервах.

– Щедрый и раздаю подарки детям. Немного раньше срока, но, думаю, это не критично. Добро ведь не только в Новый год бывает, как и чудеса.

– Не очень ты на Деда Мороза похож, – бормочу, понимая, что меня немного отпустило: я расслабилась и попыталась удобнее устроиться на сиденье.

– В следующий раз надену красную шубу, шапку, нацеплю дурацкую бороду и обязательно красный нос прилеплю.

Я издаю смешок. Ему удалось. Как он может быть таким? Как можно шутить с невозмутимо спокойным лицом?

– Это лишнее, наверное.

– Зато буду соответствовать образу. Чего ради имиджа не сделаешь? – говорит он. Ни тени улыбки на лице. Всё такой же серьёзный.

Голос у него бархатный, приятный. На мой взгляд, не очень вяжется с его внешностью, но отними хоть один штрих – рассыплется картинка, распадётся на отдельные фрагменты, станет чем-то другим, но не Костей Громовым.

Вдруг очень захотелось увидеть его улыбку. Не помню, улыбался ли он мне. Посмотреть бы на искры в его глазах. Смягчается ли его лицо? Есть ли морщинки возле глаз?

– Приехали, Софья, – говорит он, аккуратно заводя машину во двор и останавливаясь у подъезда Михайловны. – Беги домой, Снегурочка.

Кидает на меня взгляд. Глаза у него мерцают из-под ресниц. Смотрит на меня мягко, словно обволакивает, затягивая куда-то слишком глубоко. Туда, где я не умею дышать. Теряюсь. Не знаю, как себя вести и что делать.

Сердце грохочет, как тысячи молотов сразу. Не понятно, почему я медлю, но во мне бурлит такая доза адреналина, что я могу запросто поставить рекорд на стометровке, если вдруг мне приспичит её пробежать.

И тогда я делаю невероятное. То, что разумная Софья Ковалевская никогда бы и ни за что не сделала.

Я показала ему язык. Молча, зажмурив глаза. А когда я их осмелилась открыть, Костя смотрел на меня озадаченно, словно сомневался в моей адекватности.

Боже, какой стыд. Кошмар. Я выскочила из машины, как ошпаренная кошка – шерсть дыбом, глаза навыкате, щёки пылают. И последнее, что я увидела, захлопывая дверцу, – улыбку Громова.

С ума сойти. Съехать с рельс. Провалиться в тартарары.

Лучше б я его не провоцировала. Потому что как теперь развидеть, забыть то, что стоит перед глазами и не хочет уходить?

Он улыбался шикарно и щедро. Улыбка затрагивала глаза, преображала лицо. На левой щеке у Кости ямочка – маленькая и аккуратная, будто нарисованная.

Он другой. И, может, поэтому я мчу подальше от него. Безопаснее, наверное, не знать разного Громова. Не видеть его улыбки, не слышать его голоса. Вообще не узнавать настолько близко. Лучше держаться на расстоянии, но почему-то я всё равно вижу его лицо. Когда поднимаюсь лифтом. Когда открываю дверь и тихонько раздеваюсь.

Михайловна спит. Вовка сопит. Я специально прошлась по спящему дому, успокаиваясь, не зажигая свет.

Телефон в руках оживает – жужжит от входящего сообщения. Я подскакиваю от неожиданности.

«Софья?»

Одно слово – и снова сердце вскачь.

«Я дома» – печатаю трусливо, потому что не хочу слышать его голос.

На цыпочках пробираюсь в кухню, выглядываю в окно. Так и есть – стоит его машина под подъездом. Костя никуда не уехал, ждал, когда я позвоню.

Мигают фары, словно приняв сигнал. Громов уезжает, а я всё стою, как зачарованная, не в силах оторваться от окна. Нужно поспать – понимаю умом, но во мне сейчас столько бурлящих эмоций, что не знаю, усну ли. Правда, становится проще, когда голова касается подушки.

Костя

Девчонка. Совсем как ребёнок. Только реакция на её выходки у меня совсем не невинная. Заводит, заводит до отказа, до предела.

Она ушла, а я понимаю, что улыбаюсь. Больше никаких Толянов рядом. Я точно знаю, что нужно сделать. Возможно, это несправедливо, но кто сказал, что жизнь – это розы? Шипов и колючек гораздо больше, чем благоухающих лепестков.

Тонкие духи. Еле слышные. Я снова об этом думаю, а память услужливо подбрасывает детали: хрупкие плечи, позвонки в ряд. Наверное, мне бы понравилось их трогать. Пересчитывать осторожно. Касаться кожи. Нежная. Я видел синяки на её запястьях.

И она опять не позвонила. В следующий раз проведу её до самой двери, чтобы не торчать тут, как влюблённый Ромео под балконом Джульетты.

Хотелось ещё раз услышать её голос, но я себя победил. Обмен смс – вполне в духе нашего времени. Для начала достаточно.

Я еду домой, а по дороге делаю звонок. Тот, кому я звоню, точно меня простит.

– Не спишь? – уточняю, хоть музыка где-то в отдалении говорит сама за себя.

– Шутишь? Кто спит в такое время?

Андрей насмешливо тянет гласные. У него в городе несколько клубов, и «Лагуна» – пусть и любимое детище, но всё же не приоритет для него сейчас. Поэтому он бывает там нечасто. Предпочитает ловить рыбку пожирнее.

– Я даже знаю, почему ты звонишь, – смеётся легко. – Да уберут эти чёртовы камеры оттуда. Что-то ты слишком нежный стал, Коть.

Значит, знал. А может, и сам распоряжался, чтобы их там натыкали.

– Я Анатолия переведу в другую смену, – ставлю перед фактом почти компаньона.

– И ради этого ты звонишь в глухую ночь? – раскатисто ржёт Андрей. – Ты же в курсе: меня такие мелочи не тревожат. Я беспокоюсь лишь об имидже, чтобы не было скандалов и нарушений законов. Ты же знаешь мою позицию.

Я знал. Именно поэтому Андрей тогда упёрся и позволил уволить Аллу. Чтобы не было шумихи и неприятностей, которые в красках пообещал Драконовский друг.

– Ну, и насколько я понимаю, опять неземные страсти вокруг девочки?

Андрей всегда всё понимал правильно. К тому же – не секрет – у него везде имелись уши и глаза. Он всегда благосклонно слушал любые сплетни, истории, домыслы и басни. Жила в нём непреодолимая тяга к местному фольклору.

– Без обид, Коть, но она тоже вылетит, если вдруг чего. Мне ваши мексиканские страсти ни к чему.

Андрей нарывался. Я вдруг снова почувствовал приближение тёмной волны. Второй раз за сутки – это перебор, конечно, но его разглагольствования меня покоробили и взбесили. Правда, показывать это я ему не собирался.

Он забывал, что мы с некоторых пор компаньоны. Продолжал играть в удельного царька. Я смотрел на это сквозь пальцы, потому что меня его принципы и подковёрные интриги не задевали. Но всё происходит до поры до времени, как говорят.

– Нет, Андрей, какие могут быть обиды? – произнёс я ровно, – Но Анатолия я переведу в другую смену, а девушка останется работать при любой погоде и раскладах. Или мусор со столов придётся убирать тебе.

Сказал – и отключил телефон. Пусть помучается. Ему полезно. А то, что Андрей забеспокоится и будет задаваться вопросами, я уверен.