Самолет разрезал облака, проходя их насквозь, как нож сквозь масло. Скорость модели достигала трех с половиной тысяч километров. Кассетами были оснащены все машины, поднятые в воздух. И в общей сложности их были тысячи, нацеленные на свои отдельные цели.

Пилот еще раз проверил активность своих систем подавления сигнала. «Шапка-невидимка» работала на ура, но все могло измениться в один миг неудачного стечения обстоятельств.

Он включил тихонько песню, написанную совсем недавно. Многие песни были написано после войны с ИИ, и большинство из них были безрадостны, но полны надежды. Из динамиков зазвучали первые ноты так тихо, что бы не помешать возможность сообщения между аппаратами:

А птица рвётся в небеса,

Там – её дом,

И крылья рвёт, летит стрела,

Дождь льёт ручьём.

Огонь под ней,

И крылья жжёт,

Но продолжает лёт..

Перо летит, забыто вдруг…

Снижается в тиши,

Та птица, что несётся ввысь,

Не становись, борись.

К его удивлению, звучание подхватили прочие пилоты его группы. Песня неслась вперед, вместе с теми, кто летел к победе.

***

Истребители промелькнули высоко над головами. Группа, окрещенная руководством, как «Кузькина мать» пожелала им всем удачи и все как один отдали честь. Этот момент надежды и гордости был короток. Люди группы имели свое четко очерченное задание. Перед ними лежал Питер.

Город опустевший, разрушенный, но все еще гордый и величественный. Павший в бою, но не сдавшийся и все еще продолжавший свою борьбу за жизнь и свободу.

– Лодки готовы, проверьте активность «шапки». Мы выдвигаемся.

***

Пули прошли сквозь стенки дронов, и жестянки бестолково попадали вниз. «Дождь», «Муром» вперед, вперед, вперед!

Группа слаженно и успешно продвигалась вперед. На данный момент их уже несомненно обнаружила система Алисы, но «шапки» все еще скрывали их точное местоположение. Компьютер мог вычислять точку нападения сколько хотел, но видел их атаки лишь после их осуществления. При этом, группа вовсе не собиралась торопиться, ибо целью их тут пребывания не являлся головной компьютер.

Сутью все операции «швах» было шоу иллюзий мирового масштаба. Всего четырем отрядам было выдано задание на уничтожение систем Алисы и Сири соответственно позывным этих команд. И лишь они одни были уполномочены нанести последний удар.

***

Техник резко зажестикулировал, показывая всем сохранять режим молчания. По всем данным выходило, что «черепная коробка» Алисы находилась за дверью впереди. Отвлекающие маневры работали с разной степенью успешности, но в своем общем количестве они свое дело делали на ура.

Техник подал заранее утвержденный сигнал «Яблочко». Им оставалось только ждать точно такого же сигнала от коллег из североатлантического альянса.

Время тянулось медленно. Хотя, время всегда было понятием сугубо персонифицированным. Для одного оно текло медленно, а другому не хватало какой-то доли мгновения чтобы увернуться от ответного огня.

В динамике наконец зашуршало. На планшете техника проявился английский «bullseye». И группа сорвалась с места, как один единый организм. Дверь почти не сопротивлялась. Подразделения плавно скользнули в обе стороны, попутно устанавливая малые взрывные устройства на полки с серверами.

А потом все замерли. Никто из них не ожидал встретить тут кого-то еще помимо бесцветных компьютерных компонентов.

– Так-так. Замечательное представление, господа.

Человек, а это безусловно был человек, стоял лицом к широкому окну. На нем был темно-коричневый плащ с капюшоном. Словно фигура была персонажем из фильма о средневековом тайном обществе.

Капитан группы дал сигнал молчать, наводя прицел на незнакомца.

– Вы застали меня в врасплох, браво! – что-то было в нем… нездоровое. Даже голос, словно сквозил каким-то расстройством.

– Ты кто, черт тебя дери, такой?! – наконец, не выдержал их техник. Будучи человеком наименее военным из них из всех, он обладал наиболее взрывным темпераментом.

Тот начал медленно поворачиваться, что заставило отряд, как один, взять его на прицел.

– Я – все. Творец и Разрушитель.

– Какого черта он болтает, капитан? Дай я ему врежу? – снова не сдержался техник. Лицо капитане ничего не выражало, он лишь не моргая буравил незнакомца хмурым взглядом. А потом хмурость сменилась гневом. Едва сдерживаемой яростью.