Весна для Ирэны

Глава вторая. Ночной дождь

«Люблю дождь – он приносит с собой запах неба…»

Макото Синкай

«Вот и дожди пошли… Смывают пыль с души, чтобы потом её очистить белым снегом…»

Vk-shy.ru

«Убежать…», – эта мысль, вначале промелькнувшая как шальная, весёлая, теперь стала навязчивой, прилипчивой. И когда Ирэна добралась до дома, и когда переоделась в лёгкий домашний халатик из белого хлопка, и даже когда пробегала взглядом по бутылкам, расставленным на стеклянной полке стройными рядами, эта мысль не покидала её.

«Надо выпить», – решила Ирэна. В баре ей не дали посидеть в одиночестве и подумать, а ей просто необходимо было подумать… Она провела пальчиком по крышкам бутылок, пытаясь сделать выбор. Хорошо бы сейчас водки, простой русской водки. Такой, какой любит её батько. Но водки не было. Евсеев предпочитал коньяк, бренди и крепкий шотландский скотч. Ирэна взяла бутылку с джином, повертела её в руках, недоуменно взглянула на ценник. Надо же, платить несколько тысяч за крепкое никчёмное пойло! Ирэна усмехнулась, откупорила крышку и принюхалась. В отличие от остальных отвратительно пахнущих напитков, джин отдавал приятным можжевеловым ароматом. Что ж… За неимением водки, сойдёт и это. Ирэна щедро налила джин в пузатый стакан из тёмного венецианского стекла. « Кажется, муранское…», – подумала Ирэна, села в кресло, поставила стакан на журнальный столик и взяла в руки пульт от телевизора. Экран приветливо загорелся, оживляя тёмную комнату звуком и светом. Ирэна сделала один глоток и поморщилась. Тоника, чтобы разбавить джин, в баре не нашлось. Евсеев никогда не разбавлял джин. С отвращением Ирэна поставила стакан на столик, бесцельно посмотрела на экран, но задержала взгляд. В такой поздний час шла не музыкально-развлекательная программа, как обычно, а какая-то передача, где показывали интервью с очень пожилой супружеской парой. На экране плазменного телевизора женщина ласково смотрела на седовласого мужчину напротив, и от её искренней нежной улыбки морщинки лучиками разбегались по уголкам глаз, делая её лицо светящимся, таким тёплым…

– Расскажите историю вашей любви! – потребовал молодой ведущий, облачённый в модные утягивающие джинсы и блестящую узкую рубашку.

– А что рассказывать-то… – сначала неуверенно и несмело начал пожилой мужчина, но поймав ласково-одобрительный взгляд жены, осмелел, – Давно это было. Я очень молод тогда был, когда Машеньку встретил (и снова ласковый взгляд на жену, а она кивает в ответ), но повстречались мы совсем немного. Мне время пришло в армию идти. Машенька проводила меня и обещала ждать. На прощание мы встретились возле своего дуба, мы всегда под ним встречались. Большой такой, ветвистый, возле дороги стоит. И подарил я Машеньке платочек синенький.

– Как в той легендарной песне? – не удержался от удивлённого возгласа парень-ведущий.

– Ну да… Получается, как в песне, – слегка улыбнулся мужчина, – Мы письма друг другу писали нежные, конца службы ждали. А до него оставался всего месяц один. И в этот самый месяц роту, где я служил, переводят в горячую точку, так сказать… – пожилой мужчина сделал паузу, помолчал. Бойкий ведущий не осмелился перебить его думы, терпеливо ждал, когда седовласый мужчина вздохнёт тягостно и снова заговорит, – В госпитале я оказался. Ногу ампутировали после ранения. На целый год там задержался. Лечение, протезирование, по-новому учился ходить… Письма перестал писать, а если приходило письмо от Машеньки, тоже не читал. Но пришло время домой возвращаться…

Снова пауза. Стильно одетый ведуший с интересом всматривается в лицо мужчины. Ирэна, затаив дыхание, тоже всматривается в экран, так же напряжённо ждёт.

– Добрался я до областного центра, – продолжил свой рассказ седовласый мужчина, – Рейс автобуса в деревню ждать до вечера. Что делать? Решил на попутной добираться. Стал на обочине и голосую. Остановился автобус, из него кричат: «Садись, солдат!» Все шумные, весёлые, хмельные. Со свадьбой едут. Мне тоже налили водочки, выпил я, молодых поздравил. А как на красавицу-невесту взглянул, так слёзы на глазах.

– Что, неужто невестой ваша Машенька оказалась?! – не выдержал ведущий.

– Нет, не Машенька… Только я на невесту посмотрел и свою милую вспомнил… Невестушка-то тоже слёзы мои заметила и спрашивает, отчего ты, солдат, невесёлый, домой же возвращаешься! А я возьми да и расскажи всё… Рассказал, как не вытерпел и Машеньке письмо всё-таки написал. Сознался я в этом письме, что возвращаюсь инвалидом. И если она всё ещё ждёт меня, то пусть повесит на том дубе нашем, что у дороги, платочек синий. Если же не ждёт меня, то увижу, что платочка нет, и мимо проеду, ни в чём её не обвиню.

Камера оператора выхватила лицо женщины, она всё так же улыбалась, не отводя ласкового взгляда от мужа.

– И вот все мы затихли, едем почти молча, все ждём, когда за поворотом старый дуб появится. И невеста, и жених её, и гости все в окна смотрят, взгляд вместе со мной оторвать от дороги не могут, всё поворота ждём. И страшно и нетерпеливо, всё кусты и деревья в окне мелькают… Чем ближе подъезжаем, тем сердце сильнее колотится, сжимается, вниз ухает. И вот поворот тот… А я глаза от страха зажмурил… – снова пауза, Ирэна сжимает пальцами пуговичку на халате, нервно вертит её, – Повернул автобус, и все, кто в нём был, с мест повскакивали, закричали радостно, удивлённо. И я осмелился в окно посмотреть – весь дуб наш, каждая его веточка синими платочками обвязан! А много их как! Так и переливаются они синим облаком на солнце! – пожилой мужчина замолчал, отвернулся, пытаясь спрятать лицо от камер, но Ирэна заметила, как блестят выступившие в его светло-голубых глазах слёзы.

И не сразу поняла, что её собственные слёзы так же катятся по лицу. Но она их не стирает, не пытается скрыть, нажимает на пульт. Экран гаснет, Ирэна сидит в полной тишине, а когда снова тянется за стаканом, рука дрожит, нечаянно расплёскивает содержимое на пол. Ирэна разжимает пальцы, и стакан с глухим стуком падает на палас. Тёмное пятно разливается на идеально белоснежном паласе, запах спиртного разносится по комнате. Вонючее элитное пойло впитывается в мягкие ворсинки паласа. А Ирэна и не видит этого, смотрит сосредоточенно в одну точку, обхватив себя руками за плечи.

«А ведь и у меня была такая любовь… – мысль яркой молнией проносится в её сознании, прожигая его и причиняя мучительную боль, – А я сама взяла да и предала её…» А теперь что?! Она безмолвная, на всё готовая красивая игрушка. Ещё в начале их отношений, лет пять назад, когда Ирэна училась в университете и на одной из вечеринок встретила Евсеева, он относился к ней внимательно и нежно. Но постепенно всё стало меняться, а когда через пару месяцев Ирэна узнала, что беременна, то интуитивно решила смолчать. А когда скрывать уже стало поздно, призналась. Она до сих пор помнила, как Илья изменился в лице, потребовал сделать аборт. Но узнав, что срок большой, всё-таки разрешил рожать. Но при этом продолжал приходить к ней, беременной, и требовать от неё выполнения своих «обязанностей». Он не жалел её, нет. Совокуплялся с ней так же неистово, как и раньше, даже её большой живот не мешал. Возможно, он надеялся, что она скинет ребёнка. Только вот порода у неё батькина, казацкая. Донских казаков порода, бабушка на лошади скакала, ничего не боялась. И ребёнок отчаянно уцепился в ней за жизнь. А когда Ирэна родила в срок, Евсеев сразу же потребовал увезти его к родителям Ирэны, а иначе, пригрозил, что заберёт и в детдом сдаст, что она и не найдёт своего сына никогда больше. Ирэна испугалась ослушаться. И месяца сынишке не было, как привезла его матери и отцу. Батько не ругал, нет. И Настя слова не сказала. Приняли с радостью. Только спросила, как назвала ребёночка. Ильёй назвала, хотела в честь отца его, только вот отцу он и не нужен вовсе отказался. Хоть своих детей с женой у него не было, а приблудыш не нужен.

Через пару дней Евсеев приехал к ней, заставил ноги перед ним раздвигать, даже месяца после родов не подождав, чтобы дать Ирэне восстановиться. А через полгода его жена, наконец, забеременела. Вот её Евсеев берёг, к беременной не прикасался и после родов долго ещё не подходил. К Ирэне ездил, чтобы в неё слить, вот тогда-то она себя и начала чувствовать не как женщина, а как сосуд для принятия спермы.

Несколько раз Ирэна пыталась увидеть его жену. Нет, она не хотела с ней поговорить, да и нечего ей было сказать жене Евсеева. Просто женское любопытство. И как-то всё же увидела её на одной из корпоративных вечеринок. Хотя мадам Евсеева делами компании не интересовалась, жизнь вела праздную и светскую. А вот на той рождественской вечеринке для сотрудников компании взяла вдруг и появилась. Наверно, тоже что-то почувствовала. Ирэна рассматривала её издалека и всё больше недоумевала. Полноватая крашеная блондинка лет тридцати пяти, узкое красное платье уродливо обтягивает полную грудь и массивные бёдра, макияж яркий и неумелый. Даже странно, с таким достатком-то и так плохо и дёшево выглядеть… А позже Ирэна узнала всё от тех же сотрудников из финансового отдела, что тесть Евсеева – человек богатый и имеющий вес в чиновничьих кругах, зятя щедро спонсирует и опекает от разных проверок, начиная с налоговой и заканчивая санэпидстанцией.

И тогда всё на свои места встало. Не любит Евсеев жену, а она это чувствует, потому такой несчастной и неухоженной и выглядит. Ирэна даже посмеялась над собой, что поначалу ревновала Илью к его жене. Теперь понятно, почему Илья сына внебрачного испугался, поспешил спрятать его, чтобы тесть не прознал. Да, сына Илья хотел, наследника. А первенца не законная жена родила, а любовница. Ещё одна насмешка судьбы…

Ирэна отвлеклась от своих горестных мыслей только когда ночной ветер, залетев в открытое окно, хлопнул рамой. Ирэна обернулась на звук, подошла к окну. Тёмное ночное небо пересекла яркая вспышка молнии. Широкие листья тополей тревожно застучали по стеклу. И вдруг к Ирэне пришло решение, такое же быстрое как эта ночная вспышка молнии. «Бежать!», – уже уверенно повторили её губы. И сразу же стало легко-легко внутри, как камень с души свалился. И душа! Вот она, трепещет под рёбрами гулкими сердечными ударами, так неистово, что и продохнуть больно. Бьётся крыльями своими израненными, и расправить их старается, в груди не умещаясь, полёта хочет, взлететь пытается. Ирэна ещё долго стояла возле окна, глядела на огненные всполохи, слёзы бежали по лицу, а капли ночного дождя, крупные и чистые, стекали вниз с оконного стекла.

С первым оглушительным раскатом грома Ирэна отшатнулась от окна, оглядела тёмную безжизненную комнату с дорогой итальянской мебелью, белоснежным паласом с темнеющим на нём уродливым пятном от пролитого джина, баром, забитым бутылками. А затем подошла к выключателю и резким движением включила свет. Он на миг ослепил её, заставил прикрыть глаза, но Ирэна решительно их открыла, резкими быстрыми движениями направилась к шкафу и начала доставать из него вещи. Вытащив на середину комнаты два огромных чемодана на колёсиках, молодая женщина старательно улаживала в них одежду. Но когда чемоданы оказались битком набиты вещами, в шкафу оказалось ещё много одежды. И тогда Ирэна решила сделать перерыв до завтра. А завтра она купит ещё парочку таких же огромных дорожных чемоданов и продолжит собирать вещи. Приняв решение, Ирэна больше не сомневалась в его правильности. Она прошла в спальню, упала на кровать, закрыла глаза и сразу же провалилась в сон, глубокий и спокойный. А за окном бушевала стихия, белесо-огненные молнии озаряли комнату и спящую на кровати девушку, раскаты грома сотрясали оконные стёкла, заставляя их дрожать. Но ничего этого не видела и не слышала девушка, она спала крепко, обняв руками подушку. Её нежные щёки высохли от слёз, а мокрые ресницы прикрывали веки спокойно, не вздрагивая.

Глава третья. Попроси у облаков

«Глядеть на облака больно, но полезно,

как полезно многое из того,

что вызывает боль»

Мэтью Квик «Серебристый луч надежды»

Облака плывут куда-то.

В небе синем далеко…

Знать бы, что для счастья надо?

На душе станет легко…

Svetlana-Supreme

На следующий день Ирэна собрала оставшиеся вещи, их оказалось шесть чемоданов. Она даже не предполагала, что у неё столько одежды. Одного только нижнего белья и чулок набралось на целый чемодан. Верхняя одежда – несколько пар пальто, плащей, курточек и две норковые шубы (одна из чёрного меха, другая из белого), обувь заняли ещё два огромных чемодана, и ещё один был забит платьями. Драгоценности, которые ей дарил Илья, Ирэна брать не стала. Их он может передарить своей жене, а вот одежду ему придётся только выкинуть, потому что её размер и размер одежды жены Ильи разный. Его жена носит 56-й, а Ирэна 44-й. Поэтому многочисленные дорогие платья, обувь и верхнюю одежду Ирэна забрала без зазрения совести. Зайдя в кабинет Ильи, Ирэна положила банковскую карту вместе с драгоценностями на идеально полированную поверхность массивного стола из красного дерева и написала на листе бумаги: « Илья, прости, но я так больше не могу. Я не хочу быть в тени твоей жизни, я хочу жить на солнечной стороне улицы. Возвращайся к жене и сыну, а я уезжаю в Таёжный. Будь счастлив!» и оставила послание тут же на столе. Если Илье будет недостаточно её письма, она может объясниться с ним по телефону. Ирэна надеялась, что он не станет её преследовать.

Пришлось позвонить охраннику и попросить его вызвать такси, а ещё подняться к ней на третий этаж и помочь вынести багаж. Рослый молодой охранник с радостью согласился, даже денег за свою помощь не взял.

– Ирэна Станиславовна, – проговорил он, скромно отводя взгляд и по-мальчишечьи краснея, – Я с вас денег не возьму, мне только в радость помочь вам.

Ирэна сдержалась от ухмылки, про себя заметив, что как только Евсеев заедет во двор, этот пылкий поклонник сразу же расскажет про то, как она вызывала такси и сколько много вещей у неё было. Всё донесёт, ни одной подробности не забудет.

Но вот и такси подъехало…

– Удачной поездки, Ирэна Станиславовна! – подобострастно произнёс охранник, закрывая за ней дверцу машины.

Дорога до дома долгая. Сначала миновали оживлённые магистрали, потом пригород, а затем длинное шоссе. Ирэна смотрела в окно, но пейзажа за ним не видела, она думала о том, как резко поменяется её жизнь уже через несколько часов. Готова ли она к этому? Возвращаться домой было и радостно и грустно одновременно. Радостно оттого, что она увидит родителей, брата и сына, а грустно оттого, что её жизнь не удалась. Её красота – обещание счастья – стала больше препятствием к счастью. Ирэне всегда казалось, что она достойна большего, лучшего, и она проходила мимо того, что предлагала ей судьба. В итоге она стала содержанкой у богатого женатого мужчины. Ирэна с грустью вспоминала свою юность, глядя в окно автомобиля, – любовь Дениса, своё безмерное, как океан, счастье. Прошлое проносилось мимо вместе с полями и редкими деревьями: вот Денис спас её в тайге от нападения медведя, вот он протягивает ей фляжку со спиртом, вот они танцуют вальс под радио в тесной комнатушке общежития. Ирэна, ещё совсем юная девушка, весело и беспечно смеётся в объятиях любимого. А он смотрит на неё с нежностью и страстью одновременно. Так она не смеялась больше никогда и ни с кем. Позже она танцевала в самых престижных ночных клубах Монако и Лазурного побережья, но уже нигде ей не было так легко и весело, как в той тесной комнатушке рабочего общежития. Их с Денисом ночи любви были безумно восхитительны. Он был опытный, требовательный любовник, но и нежный одновременно. Вот ещё одно воспоминание из прошлого – Денис специально, чтобы привезти её любимые пирожные, едет в город очень рано, пока Ирэна спит. А вот вспомнился и тёмный гулкий коридор больницы, где Денис хватает её за руки и умоляет её поехать с ним домой. Его взгляд полон отчаяния и надежды. С той минуты, когда там, в коридоре, она сказала ему «нет», и начала её жизнь лететь под откос. С замиранием сердца Ирэна подумала о том не родившемся ребёнке. Сейчас ему было бы уже почти восемь лет. Интересно, мальчик бы это был или девочка? Этого уже не суждено узнать! Ирэна в один день потеряла и ребёнка и любимого мужчину только по своей глупой тщеславной прихоти. Она тогда ещё не понимала, насколько огромна, безмерна эта потеря… Сейчас в двадцать шесть лет она чувствует себя усталой, никому не нужной. Её жизнь, проходящая среди дорогих вещей и в череде светских развлечений, скучна и пуста. На глаза Ирэны навернулись слёзы, застилая зелёные равнины в окне. Она, пытаясь их стереть, только разводила ладонями по щекам. « Собери себя по кускам и живи!» – приказала она себе.

Минули-сгинули слова наивные и унеслись в

небеса,

Просто ли, сложно ли, ситцем берёзовым ветер

играет в лесах.

Было ли, не было, нитками белыми сшиты

сомненья твои,

снами-надеждами не буду прежней я, просто

меня отпусти…

Мало ли, много ли, днями-тревогами я настою на своём.

Вынесу, выстою, песню свою спою, но не с

тобою вдвоём.

Из песни Юлии Мхальчик «Лебедь белая»

Дома всё было, как и прежде, только сын заметно подрос. К ней навстречу выбежал загорелый мальчуган. Ирэна обняла его. «Ты, ты вернулась? Ты надолго?» – с робкой надеждой спросил он, так и не назвав её мамой. Ирэна пригладила ладонью непослушные тёмно-рыжие, как у неё самой, вихры волос и улыбнулась: «Навсегда, сынок. Теперь я тебя не оставлю» Она вошла в дом с чувством робости. В комнатах было тихо, пахло знакомым с детства ароматом скошенной в огороде травы. Старая яблоня шелестела в окно ветками. Солнце, прорываясь сквозь листву яблони, оставляло на старом ковре причудливый кружевной узор. « Я дома… Наконец я дома!» – с чувством детского восторга подумала Ирэна. Вот стол, под которым они с братом играли в шалаш, когда были детьми. А вот и её старый любимый плед на кресле, которым она так любила накрываться и читать книжки в дождливую погоду. Всё на своих местах, как будто и не уезжала Ирэна никуда в поисках лучшей более интересной жизни. Среди дорогой одежды из фирменных магазинов, которую она привезла, ничего не подходило, чтобы надеть и заняться домашними делами. Тогда Ирэна открыла мамин шкаф и взяла с полки ситцевый халатик. В нём она и начала хозяйничать. Начала с того, что стала готовить обед. Ирэна сварила суп, нажарила оладьев, а затем накормила сына. Подперев рукой щёку, она смотрела, как быстро и с аппетитом мальчик ест. Отпустив сына гулять, Ирэна сходила к колодцу за водой. Наступая босыми ногами на мелкие камешки на тропинке, она рассмеялась. Всё было мило сердцу, щемящий восторг вызывали знакомые с детства, но уже позабытые вещи. Вернувшись в дом, Ирэна помыла полы. Домашние хлопоты были ей в радость. Когда вечером вернулась мама (оказывается, она в поликлинику на автобусе ездила за каким-то рецептом льготным, а потом ещё и в аптеку – так сказала соседка, которая осталась за Ильюшей присматривать), Ирэна уже прополола грядки в огороде. Увидев дочь, Настя расплакалась. Ирэна обняла маму и тревожно спросила:

– Мам, ну мам, что с тобой?

– Доченька, мы так редко виделись в последнее время…

– Мама, теперь мы будем вместе каждый день. Только не плачь больше…

– Правда, родная, ты никуда не уедешь? Ты останешься с нами?

– Да, правда, правда, никуда не уеду. Наездилась уже! – рассмеялась Ирэна, целуя маму в щёку, – И пошли скорее ужинать. Есть хочу, не могу! А когда батько приедет с работы?

Настя, вытирая ладонью мокрую щёку, смущённо произнесла:

– Не приедет… В больнице он. Но пошли ужинать, и вправду поздно уже.

За ужином Настя рассказала печальные новости.

– Не говорила тебе, дочка, раньше… Думала, всё обойдётся. Инсульт у него случился месяц назад. Хорошо, что вовремя в больницу увезли. Теперь вот проходит курс реабилитации, получше ему сейчас стало.

– Как?! – Ирэна забывает о еде, вилка выпадает из рук, а маленький Илья вздрагивает и сжимается, – Почему мне не сказали?

– Да ты же во Франции тогда была. И звонить тебе туда дорого, да и зачем отдых тебе было портить?

– Но это же мой отец… – шепчет Ирэна и жалобно, по-детски всхлипывает. Настя встаёт из-за стола и подходит к дочери, обнимает её за плечи и прижимает к себе.

– Он сам просил тебе не говорить, дочка. И я не стала его расстраивать. Очень меня просил – не говори донечке, не нужно ей переживать.

– Но почему?.. – сквозь слёзы возражает Ирэна, – Я бы приехала, я бы всё бросила и приехала… Может, ему лекарства дорогие были нужны, а он не сказал!

– Ему уже лучше. Правда, лучше, дочка. А лекарства ему бесплатно положены, я всё в аптеке купила по рецепту. Да и товарищи его из воинской части приезжали, проведовали. И мы с тобой на следующей неделе съездим, вот он рад будет.

Ирэна всхлипнула, подняла затуманенный слезами взгляд и увидела бледное испуганное лицо сына. Он сидел неподвижно, напряжённо и не мигая смотрел на неё. Ирэна спохватилась.

– Сынок… Ты кушай, кушай, а после спать пойдём. Я тебе сказку на ночь почитаю, хочешь?

Мальчик кивнул и начал есть омлет. А Ирэна с запозданием поинтересовалась у матери:

– Так ты, что же, весь месяц одна с ребёнком?

– Да он в садик ходит, дочка. Ничего, справляюсь, – ответила Настя, ей очень хотелось расспросить Ирэну сколько времени она пробудет дома, но не решилась, не спросила. Сколько пробудет – это всё их время, пусть даже если его совсем-совсем немного…

Спать легли на старой бабушкиной кровати с чугунными резными изголовьями, приглушённый свет ночной лампы падал на бледное лицо ребёнка.

– Что почитать? – растерянно спросила Ирэна, бросив взгляд на полку с детскими книжками и выхватив яркую обложку «Питера Пена»

– Спой мне песенку, – неожиданно произнёс мальчик и посмотрел тёмно-изумрудными глазами, влажно поблескивающими в приглушённом свете.

– Ну… хорошо, песенку так песенку, – легко согласилась молодая женщина и осторожно прилегла рядом, заботливо подоткнула одеяло, укрывая сына. Она совершенно, ну просто абсолютно не знала, что делать и как вести себя с этим странным мальчиком. Да, это её ребёнок, её родной сын. Вот у него даже волосы такие же обидно-рыжие и глазищи большие, зелёные-презелёные, как у неё самой. Но взгляд его… Ирэна терялась, она ничего не знала о своём сыне. НИЧЕГО. И эта мысль, впервые за шесть с половиной лет жизни её сына посетила Ирэну. И ей стало страшно и …впервые стыдно. И, отводя виноватый взгляд от лица сына, она попыталась вспомнить слова колыбельной, которую недавно слышала по телевизору. Память на слова у Ирэны была потрясающая, и, стоило ей только представить красивый голос Полины Гагариной, как первые строки припомнились быстро, как будто сами по себе начали выстраиваться в недавно услышанную песню:

Загляни ты в сердечко мне

И скажи «Уходи!» зиме.

Ветер воет, а ты грей меня.

Небо стонет, а у нас весна.

Нежный и тихий голос звучал в тишине, обволакивая, успокаивая и убаюкивая. Но странный мальчик не закрыл глаза, наоборот, оживился и с жадностью припал взглядом к лицу женщины, которое белело в полутьме при неярком скупом свете ночной лампы со старым сиреневым уже давно выцветшим абажуром. Поняв, что её слушают, Ирэна приободрилась и продолжила:

Попроси у облаков

Подарить нам белых снов.

Ночь плывёт, и мы за ней

В мир таинственных огней.

Разгони ты тоску во мне,

Неспокойно у меня на душе.

«А ведь и правда, неспокойно, – подумала Ирэна. Тревожно на душе, маятно. А отчего маятно? Ирэна чувствовала, понимала, что именно сейчас в этот день и в этот вечер полностью изменила свою судьбу, отказалась от всего привычного, отказалась от себя самой прежней. А новой Ирэны ещё нет, и к чему этот её сегодняшний поступок приведёт? Тоже неизвестно. Потому и маетно. Потому и тревожно жить с ощущением вины, с осознанием того, что вся её жизнь, все её поступки были какие-то неправильные, легкомысленные. А как быть дальше, молодая женщина не знала. Но, положившись на мудрость интуиции, решила, что всё само собой образуется. Время только нужно.

Попроси у облаков

Подарить нам белых снов.

Ночь плывёт, и мы за ней

В мир таинственных огней.

Разгони ты тоску во мне,

Неспокойно у меня на душе.

Ирэна два раза повторила припев, сын продолжал слушать очень внимательно, взгляд его детских глаз стал задумчивым, и личико заострилось.

– Ну, а теперь спать! – решительно произнесла Ирэна и, приобняв мальчика, легонько заставила его положить голову на подушку, доверчиво прошептала в детское ушко, – Знаешь, открою тебе секрет, в детстве мне рассказывали, что ночью оживает то, что прячется днём. И если ты сейчас не закроешь глазки и не уснёшь, то увидишь, как над крышей дома напротив пролетает ведьма на метле.

Илюша недоверчиво посмотрел на Ирэну и бросил опасливый взгляд в тёмное окно, где при жёлтом свете восходящей луны зловеще чернели корявые ветки старой яблони. И испуганно зажмурился, прижался к груди Ирэны. А она провела ладонью по его волосам, тихо засмеялась, прикоснулась губами к детской щеке.

– Ничего не бойся, сынок. В детстве мне было страшно засыпать, потому что я была в комнате одна. Но теперь мы вместе. И никто не посмеет нас напугать, верно? А теперь закрывай глазки, чтобы тебе приснился волшебный сон. Он уже прилетел и ждёт, когда ты позволишь ему показать тебе интересную историю.

Мальчик кивнул в ответ и закрыл глаза. Ирэна продолжала легонько поглаживать сына по волосам, дожидаясь, когда ребёнок уснёт. И в тишине, не волшебный сон, а острые обидные и жгучие мысли прокрались в её сознание. Она вспомнила свой прошлый приезд до того, как они с Евсеевым улетели во Францию на Лазурный берег. Это было больше месяца назад. И тогда отец, всегда ласковый и приветливый с дочерью, впервые посмотрел на неё строго, даже сурово и произнёс:

– Ты, доня, не приезжай больше. По телефону нам с матерью звони, и хватит с нас этого. Каждый раз, когда ты вот так приезжаешь наскоками на пару часов, только сердце Ильюшке тревожишь, рану его расколупываешь. Ты приехала, побыла пару часов и упорхнула. А Ильшка потом несколько дней сам не свой ходит или убегает куда и прячется. Мы с Лялечкой его еле находим. В прошлый раз он в старом сарае у Васильковых просидел. Промёрз весь, пока мы его нашли. Не приезжай, доня, не надо.

Тогда она на слова отца обиделась. Никогда до этого он ей ничего не запрещал, а тут вот взял и резко так потребовал от неё в родном доме больше не появляться. Ирэна тогда с обидой в сердце уехала и действительно почти два месяца не то что не появлялась, а и не звонила даже родителям. И о сыне ничего не спрашивала.

А теперь вот в ночной тишине, в сиренево-тревожном свете лампы подкралось это воспоминание. Пока она на отца обижалась, он, оказывается, в больнице между жизнью и смертью находился. А она и не знала ничего, не догадывалась. Да и прав был тогда отец, что ни говори… Плохая она мать, никудышная. Как можно отказаться было от возможности прижать к себе сына? Ирэна провела ладонью по узкой спине ребёнка, прижалась щекой к вихрастому затылку. И слёзы, жгучие, полные стыда и отчаяния, брызнули из глаз. Ирэна всхлипнула, но слёзы эти сдержать не пыталась. Пусть бегут, раз им надо так… Слёзы эти щипали глаза, и с ними, со слезами этими жгучими выходило что-то ещё, и на душе становилось легче. Как будто душа очищалась от чего-то ненужного, избавлялась от отчаяния и обиды.

Слёзы текли и текли по лицу, делали влажными рыжеватые вихры сына, а потом вдруг перестали. И молодая женщина вздохнула жалобно, но легко, сладко, закрыла глаза и погрузилась в сон мгновенно, по-детски быстро и легко. И в ту ночь к ней тоже пришли волшебные сновидения. Ирэне снилось лето, ромашковое поле, облака над рекой и она сама, маленькая рыжая девочка, бегущая босиком по этому полю к реке. А над ней порхали разноцветными крыльями бабочки. Совершенно детский сон. Ирэне такие сны много лет как не снились.

На следующий день Ирэна попросила Настю поехать в больницу к отцу. Они выехали на своей машине утром, как только отвезли Ильюшу в садик. Солнце уже золотило ветви черёмух, буйно разросшихся вдоль огородов по обеим сторонам просёлочной дороги. Ирэна залюбовалась свежими листьями, покрытыми росой, прозрачной дымкой чуть подрагивающего тумана, поднимающегося с полей. А она уже и забыла, как здесь бывает красиво ранним утром! А дышится-то, дышится как легко, Господи! В приоткрытое окно вплывали запахи скошенной травы и ароматы полевых цветов.

– Скоро август кончится, – заметила Настя, так же смотря в окно, и озабоченно добавила, – А мы Ильюше в школу ещё ничего не собрали.

Ильюша должен идти в первый класс этой осенью, и такое важное событие полностью вылетело из головы Ирэны.

– Да, конечно, мама, – спохватилась она, – Мы обязательно всё купим, и школьную форму, и портфель, и тетрадки с ручками.

– Боюсь, что пенсии отца на всё не хватит, – вздохнула Настя и повернулась к дочери, сидящей за рулём, – Я тебе не говорила, но… Я под сокращение попала. Не работаю с весны. А как отец заболел, так его сразу на пенсию отправили. Вот так и живём на одну пенсию… Да ещё лекарства… В аптеке, где по льготному рецепту можно купить лекарство, нужных лекарств вчера не оказалось в наличии, пришлось идти в другую аптеку и покупать их, а они такие дорогие…

– Почему ты мне раньше про это не сказала? – упавшим голосом спросила Ирэна.

– Дочка… ты не подумай только, я не чтобы упрекать тебя говорю. Так уж вышло…

Ирэна промолчала. А когда приехали в больницу, волнение Ирэны возросло. Как отец примет её? А если он ей совсем не обрадуется, как раньше?

Но стоило ей переступить порог палаты, как все сомнения разом исчезли. Отец, как только увидел их в дверях, оживился, в карих глазах появился молодой блеск.

– Лялечка! И донька моя приехала! – радостно обратился он к ним и поднялся с кровати так живо и быстро, как будто и не чувствовал недомогания. Сначала он обнял жену, а потом дочку. Ирэна уткнулась носом в ворот его фланелевой рубахи, спрятала лицо.

– А я думала ты мне не рад будешь… – прошептала она.

– Да как не рад, донька… Как не рад! Я же так тебя ждал!

– Тогда почему приходить к тебе запретил? – Ирэна подняла голову и посмотрела на отца.

– Так я же думал… – он вдруг взглянул на Настю, и она, поняв его молчаливую просьбу, вышла из палаты, прикрыв дверь. И только тогда Стас Назарович усадил дочь на кровать, сам сел рядом и произнёс тихо, с грустью в голосе, – Я запретил тебе приезжать, потому что боялся, что ты не приедешь.

Ирэна непонимающе смотрела на отца, а он всё так же печально улыбнулся и продолжил: