Игра космического масштаба

Но ведь травмы Евгения не позволяют ему снова выступать! Если он выйдет на арену – то в лучшем случае станет инвалидом. На все оставшиеся ему лет сто жизни. Зная его, доктор был уверен, что спортсмен откажется от какого-либо вмешательства в его здоровье современных технологий и будет влачить жалкое существование внизу наедине со старой доброй водкой…

Пожалуй, был один плюс жизни внизу – без надзора полицейских роботов ты можешь производить запретные вещества – алкоголь, табак… Новая молодёжь предпочитала не соваться вниз, и соблазны прошлого оставались уделом стариков. Президент системы Земля-Луна предпочитал закрывать глаза на маленькие грешки стариков, которым всё равно осталось недолго жить (по меркам новых людей), лишь налагая запрет на ввоз таких «препаратов» на рынки космических станций-городов.

Доктор невольно вздохнул, вспоминая о старых временах. Когда-то он сам голосовал за новые законы, образование единого координационного Правительства системы Земля-Луна. Сетовал на ханжество и консервативность старых поколений, отказывавшихся продлить свою жизнь за счёт пересадки мозга в андроидное тело. Возможно, последнее попахивало лицемерием: самому Михаилу Сергеевичу, как и остальной молодёжи, задумываться о такой операции не приходилось, их жизнь итак должна была длиться почти вечность за счёт здорового образа жизни и питания, постоянного посещения спортивных комплексов для поддержания в тонусе мускулатуры, страдающей в условиях низкой гравитации на орбитальной станции. Для стариков же роботизированное тело было единственным билетом в долгую и счастливую жизнь. Однако многие отказались. И нынче, будучи в возрасте, сравнимым с ними, доктор вовсе не был уверен в собственном согласии на новую жизнь внутри машины.

В конечном итоге о самом докторе установилась репутация зануды, безнадёжно отстающего от прогресса. Естественников это не озадачивало, но весьма вредило привлечению новых клиентов. В действительности же доктор старался жить по своим строгим принципам: он принимал лишь те новейшие веяния технологий, что защищали матушку-Землю. Доктор всегда мечтал о создании экологически чистого мира там, внизу, на планете. В молодости он жертвовал всю свою стипендию на снос городских трущоб и переселение людей на орбитальные станции.

Воцарившуюся тишину снова нарушил Горбушкин.

– Значит, вы отказываетесь подписать мне разрешение? – его пальцы нервно теребили шнурок корсета – как и подозревал доктор, на Земле Евгений злоупотреблял самокрутками. И сейчас, когда решалась его судьба, успокоительного средства под рукой не было.

Анна подала доктору пульт. Всего одно нажатие на сенсорную панель, сканирование сетчатки глаза – и цифровая разрешительная подпись будет отправлена в Департамент спорта системы Земля-Луна. Но будет ли это правильно? Раньше доктор упивался сознанием своей важности в системе общественных отношений, но теперь эта игра в богов ему надоела. Насколько проще быть медицинским братом, совершать обходы инкубаторов и следить за работой сложных механизмов! И опять лицемерие: он не был готов так просто распрощаться со всей роскошью, которой государство окружало людей его профессии.

Включив ренгено-очки (названные так в честь давно устаревшей технологии рентгенологического исследования), Доктор ещё раз внимательно осмотрел позвоночник и ребра пациента: беспокойство вызывали лишь заплатки, поставленные на скелет ещё пятьдесят лет назад. Часть из них сильно протёрлись. Однако на пересадку позвоночника либо гипноз (указание телу как лечить самое себя) пациент не соглашался – для него была важна победа над собой, своим телом. Доктор покачал головой. Снял рентгено-очки.

Евгений опустил взгляд в пол. Значит, это всё. Конец. Вердикт вынесен.

Тихое попискивание сканирующего аппарата. Роботический голос:

– Верификация пациента. Верификация пациента. Верификация…

Бубнёж доктор:

– Евгений Александрович, откройте глаза – нужен скан Вашей сетчатки, Вы уже проходили эту процедуру ни раз и…

Евгений открыл глаза. Зелёный диод передачи информации горел на пульте. Вздох. Око бездушной машины заглядывает в глубину его карих глаз, но ей не дано понять и удивиться обречённости человека.

– Поздравляю, – доктор радушно жмёт его руку.

– Что?

– Поздравляю вас, говорю, с участием в юбилейных двухсотых Олимпийских играх!

В глазах туман. Дыхание задрожало и словно остановилось – он получил свой шанс! В ушах рёв трибун на барьерах (в художественной гимнастике в невесомости зрители, для безопасности, остаются в своих домах, выкупая теле-площадки на сенсорных панелях). Ладони снова ощутили прохладу металлической ручки гири. Тело стонало от удовольствия и одновременного страха боли.

Доктор испытующе смотрел на Евгения. Он дал ему шанс. Под свою ответственность. И если хоть что-то пойдёт не так – сорвётся пластина с позвоночника или иная застарелая травма даст о себе знать – то он потеряет медицинскую лицензию. Или, что ещё хуже, отправится в ссылку. Нет, природа не может проиграть, не сейчас.

Евгений уверенно шагал по платформе. На голограммных деревьях то тут, то там вспыхивали фигуры журналистов. Лавина вопросов душила спортсмена, и только лёгкий ветерок вентиляторов давал живительный глоток воздуха свободы, унося вопрошающие голоса прочь. Всё же один голосок, звенящий словно колокольчик древнего будильника, сумел пробиться сквозь пелену дождя вопросов:

– Евгений Александрович, взяли вас в команду? – юная девица, томно хлопая своими ресницами-крыльями лебедя, с любопытством разглядывала спортсмена. Единственная живая среди толпы голограмм.

– Да! – ударил кулаком по бедру Евгений, уместив в маленькое словечко триумф победителя. Губы растянулись в счастливой улыбке.

– А вы уверены, что можете защищать честь нашей страны? У нас имеются сведения, – девушка поднесла руку к вискам, чтобы переключить информацию на линзах, – о том, что ваши травмы несовместимы с серьёзным спортом. Есть другие, юные спортсмены – Ковин, например. Не готовы ли вы дать шанс молодым?