Весна прифронтовая. Шаги победы

Всем своим существом Нина поняла, что нет более тяжкого преступления перед человечеством, чем целенаправленная, приносящая одно горе за другим война. Для себя Нина решила попасть на фронт и быть наравне с мужчинами на передовой, каждым своим действием, шагом, ударом сердца, ускорять наступление победы.

Война представлялась Нине страшным хищным зверем, который подкрался и ждал удобного случая, чтобы прыгнуть и проглотить добычу. «Нет, нельзя допустить зверя в сердце. Пусть сегодня война проиграна, но завтра победа обеспечена; тогда надолго запомнят народы урок истории. Нельзя покорить народ-созидатель, народ-творец», – слышался ей голос Левитана, который звучал в сводках с фронта.

Нина прошла на цыпочках в комнату, быстро разделась, легла и заснула. Во сне ей представился папа с винтовкой в руках, рвущийся в бой; Шура, бегущий рядом с танком; Иван, передающий важное сообщение в центр, Миша в окопе, стреляющий из винтовки, Сережа в отряде разведчиков за линией фронта.

Мысли роились в голове девушки, специалиста, заканчивающего мединститут. «Что скажет мама, когда узнает о ее направлении на фронт, которое получит при вручении диплома об окончании вуза. Найду ли в себе силы, или заплачу и потеряю самообладание?» Она хорошо понимала, что мама поймет Нину и не станет упрекать дочь в ее выборе.

Приезд отца с фронта

Прошел месяц. Учеба закончилась. Было дано время на подготовку к сдаче экзаменов за весь последний период обучения в мединституте. Целые дни, а иногда и ночи Нина проводила за учебниками. Надо было сдать экзамены, и она во что бы то ни стало, добивалась направления на войну. В один из погожих майских дней пришло письмо от папы.

«Дорогие мои Аня и дочка Нина! Сейчас нахожусь на излечении в госпитале, чувствую себя лучше. Десять дней назад был контужен и вышел из строя. На всем направлении Украинского фронта ведутся наступательные бои. Скоро выздоровею и, возможно, на один-два дня сумею заехать домой. Целую вас крепко, крепко. Отец».

Афанасий был лаконичен. Почерк у него был аккуратный и разборчивый, но смысл написанного с трудом доходил до адресата.

«Значит, отец был на краю гибели, ему грозила смерть…» – неожиданно пронеслось в голове у Нины, возможно, он был ранен и не хотел сообщать об этом подробно. Анна лишь тяжело вздохнула и присела на диван, как будто ей на плечи положили тяжелый груз, от которого ослабли ноги.

– Ждали, ждали отца… и вот теперь какое несчастье… – чуть не рыдала Анна, – надо собрать что-то отцу, когда он приедет, она достала вязанье и показала дочери: – Я начала вязать теплый свитер, пригодится отцу на зиму. Нина, если отец недели через две приедет, надо будет поспешить с вязаньем. Ты бы помогла мне?

– Конечно, мама, – спокойно сказала Нина. – Вот оказывается, почему от отца не было так долго писем, – думала Нина вслух.

– Да, Нина, я стала беспокоиться, жив ли отец вообще. Надо дочка набраться терпения и думать о лучшем и ни в коем случае не плакать… – Анна сказала, а на глазах у нее появились слезы.

Трудно быть матерью, вдвойне труднее быть матерью без мужа. Нина понимала мать, но ничего не могла с собой поделать.

Увидев на щеках у Анны слезы, Нина разрыдалась и села на диван рядом, уткнулась носом в плечо мамы. Так они просидели почти час, пока совсем не успокоились. Скромный ужин скрасило молоко, которое она получила в госпитале в качестве пайка. Нина отвыкла от молока и белого хлеба. Даже на свадьбе у Иры был только ржаной хлеб.

После ужина воцарилась непривычная тишина. Когда все мужчины уехали из дома на фронт, Нине вечерами было жутко, особенно когда молчало радио.

Как она ждала победных сообщений с фронта, и как ее радовали все даже самые незначительные победы! То, что она поедет на фронт, было решено окончательно и бесповоротно.

Теперь Нина ждала терпеливо отца, она хотела услышать о его ратных подвигах. Она помогала Анне довязывать свитер.

Отец приехал неожиданно. Нина вернулась с последнего экзамена, заметила в доме беспорядок: вещмешок лежал на диване, а рядом воинская сумка-планшет. Она прошла на кухню и там увидела Анну у плиты, которая выглядела озабоченной: чистила картошку и резала соломкой на сковороду.

– Ты чем-то обеспокоена, Нина? Как экзамены? – спросила Анна, не поднимая головы от кухонного стола.

– Сдала, – достаточно громко воскликнула Нина. – Мам, папа дома? – торопливо спросила она, стараясь скрыть волнение и беспокойство

– Да, дочка. Сейчас он пошел в баню, скоро вернется.

– Скорее давай накрывать на стол, – Нина достала из сумки булку хлеба, тушенку и пачку сахара.

– А почему ты не говоришь, как ты сдала экзамены?

– Все нормально: две четверки и пятерка, извини, мне просто было некогда. Теперь нам дали два дня отдыха, в пятницу будет выдача дипломов и назначение на работу. Я надеялась попасть на фронт.

– Не думала, что ты так скоро уедешь из дома, мне будет трудно без родных и близких, – Анна замолчала. – Будешь писать?

– Конечно, буду очень скучать! – воскликнула Нина и поцеловала Анну в щеку. – Встречусь с Шурой и Ваней. Послежу, чтобы они не шалили, – Нина пошутила. – Они же – младшие, и я должна за ними следить.

– Так и знала, что дети с легкостью расстаются со своими родителями, а мы подолгу ждем и вспоминаем детей. Это закон жизни и ничто не нарушит его.

Нина смотрела на маму и думала: «Какая она должно быть красивая была в молодости, поэтому отец и влюбился в нее». Анна обратила внимание на то, как пристально смотрела Нина, она думала о своих сыновьях, что с ними, почему так долго нет писем от Ивана, неужели он тоже ранен? Мать и дочь приготовили обед и пошли в комнату.

– Подождем возвращения отца, он должен с минуты на минуты подойти.

Через полчаса вернулся отец, Нина заметила, что он сильно похудел. Вошел Афанасий в комнату медленно, едва передвигая ноги. На нем была военная форма, на поясе широкий кожаный ремень.

– Садись, Афанасий, к столу, что-то ты после бани совсем ослаб, опять спина болит? – спросила Анна.

– Устал, немного полежу, а потом сяду к столу. Обедайте без меня.

Анна тяжело вздохнула и стала разливать первое. Достала припрятанный штоф с водкой, две стопки и разлила щи, которые пахли свежим мясом, и вызвали бы аппетит, даже у человека насытившегося.

Женщины сели есть. Нина с аппетитом принялась за еду. Он хотела сказать отцу о своем решении, но он сам поинтересовался, когда через полчаса сел за стол. Выглядел он величественно, как статуя греческого бога, вырезанная из белого мрамора древним ваятелем: величественная голова, украшенная шапкой волнистых каштановых волос, красивые черты лица, глубокомысленный, твердый взгляд.

«Он даже выглядит более стойким, чем раньше. Как нам можно гордиться, что это наш отец!» – подумала Нина, когда встретилась глазами с папой.

Она посмотрела на маму, и они обменялись многозначительными взглядами

– Нина, ты выросла и отлично выглядишь, – начал он издалека. – Что собираешься делать после окончания института? – поинтересовался Афанасий, когда сел за накрытый белой полотняной скатертью стол.

Анна постелила новую кружевную скатерть из хлопчатобумажных ниток, связанную в свободное от работы время. Таким кропотливым делом занималась иногда и Нина, чтобы помочь маме.

– Решила поехать на фронт?

– Конечно, поеду, – с улыбкой выпалила Нина. – Скоро мне дадут направление. Я надену защитную гимнастерку…

– Слышишь, что она говорит, отец, – Анна бросила взгляд на Афанасия, разлила по стопкам водку.

– Раз решила, пусть едет, значит, так надо. Ей дадут шинель, сапоги кирзовые и все, как положено, будет, – он нахмурился. – Она такая быстрая и стремительная!

– Вот видишь мама, папа согласен, – Нина ликовала от счастья.

– Ты всегда была неугомонным ребенком, – вставила Анна. – Раз отец разрешил, поезжай.

– Обязательно поеду!

Они выпил по стопке, Анна встала из-за и поцеловала мужа и дочь.

– Ну, что ж, похвально. Ты уже не кисейная девушка, самостоятельная и сама выбрала путь, по какому идти. Ждал от тебя такого ответа, – отец гордился дочерью и часто хвалил ее. – Надеюсь, ты проявишь себя на фронте с лучшей стороны и получишь орден за победу…

– Сомневаюсь, что она освоит военную специальность такую же, как твоя, будет врачом в госпитале, – лицо Анны озарилось счастьем. – Вернется со щитом или на щите.

– Ей виднее, дорогая, – с обожанием и уважением посмотрел он на Анну. – Нечего баклуши бить.

За более чем двадцатилетний срок брака он никогда не упрекал и не злился на Анну. Их «безоблачный» брачный союз полный тревог и трагедий прошел испытание на прочность временем. Нина поняла, что родители довольны дочерью, ее целеустремленностью и уверенностью в себе. «Приятно осознавать себя полезной и нужной людям, Родине», – решила она с уверенностью.

После обеда Нина расспрашивала отца о том, что он видел на фронте, страшно ли идти в атаку, когда рядом свистят пути и взрываются бомбы.

– Папа, – начала Нина, присев рядом с Афанасием на диван, где тот читал газету и обратил внимания на обращение дочери. – Папа, – громче сказала Нина. – Давай тебя послушаю. Это называется аускультация.

Он разбирал местную военную газету, где говорилось о продвижении советских войск, наградах, напечатаны речи Сталина, Рокоссовского, Жукова и другие факты из боевой хроники страны.

– Да, дочка? – отец с усилием оторвался от чтения. – Послушай как врач. В госпитале меня слушали хирурги очень хорошо, – он улыбнулся, а Нина присела рядом с лежащим на диване отцом, с усилием приподняла его, подняла рубашку и приложила ухо к спине и прислушалась.

– Патологии нет, – она опустила рубашку.

Афанасий опять лег, он понял, что нужно поговорить с дочерью, иначе Нина обидится и больше не станет ни о чем спрашивать и советоваться с родителями.

– Скажи честно, страшно быть на фронте?

– Знаешь, Нина, на фронте нет такого слова «страшно», есть слово «надо», «Родина». Когда идешь в атаку, думаешь о смерти, впереди враг и его надо уничтожить. Хочу, чтобы ты запомнила мои слова на всю жизнь, – поразился папа, так как не думал, что у нее могут возникать вопросы. – Удобнее всего наступательная позиция, а чтобы отбросить врага, нужна отличная боевая подготовка.

– Обязательно запомню!

Нина поняла, что отец больше ничего не скажет. Она еще раз прослушала отца через рубашку ухом и не обнаружила у него патологии. Он чувствовал себя намного лучше. Его здоровье пошло на поправку и теперь он стал ходить прямо. В этот день Нина достала из почтового ящика письмо-треугольник от брата Ивана. У него был мелкий разборчивый почерк. Она быстро прочитала:

«Здравствуйте, дорогие мама и Нина! Передавайте привет Шуре и папе. Пишу вам письмо из госпиталя, куда попал совершенно случайно, получил ранение в голеностопный сустав, хожу скверно. Надеюсь, недели через полторы выписаться. Мне полагался отпуск, надеюсь провести его дома, немного отдохну от фронта. Не скучайте и не грустите, скоро разобьем фашистов! Победа за нами! До скорой встречи. Иван».

Нина представила Ивана на белой госпитальной кровати, с перевязанной ногой.

Она заплакала и смяла письмо в кулачке, а потом вспомнила о родителях, разгладив аккуратно письмо, спрятала в карман юбки.

Дома молча дала письмо маме и, не дожидаясь пока та дочитает его, вышла из дома.

Было начало июня. Погода стояла отменная. Солнышко ласково светило и вызывало всех соседей из квартир на улицу или во двор. Не хотелось верить, что где-то идет война, взрываются бомбы, умирают люди.

Идти просто так без цели Нине не хотелось, и она вернулась домой.

Отец начал собираться к отъезду и медленно складывал чистые вещи в дорожный военный мешок. Свитер он взял с собой тоже на случай сильных холодов, но потом выложил и сказал, что его шинель очень теплая. Она осталась на складе в части. Нина поняла, что он вполне здоров, и долг заставлял его покинуть семью.

– Мне повезло, что письмо от Ивана застало меня дома. Жаль, не довелось нам встретиться. Скажите сыну, что скучал по нему и по всем близким.

Отец поцеловал на прощание жену и дочь и вышел из дома. Провожать себя на вокзал он не разрешил, так как не любил вокзальной суеты и предпочитал сам устраивать свой отъезд. Нина не осуждала папу, хотя и втайне надеялась пойти с ним на вокзал.

– Напишу, как только попаду в часть.

Возвращение Ивана

Через два дня все волнения, связанные с приездом отца и мужа были забыты. Женщины ждали возвращения Ивана. За трехдневным отдыхом после сдачи экзаменов наступил день вручения дипломов. В деканат лечебного факультета за день до дня вручения Нина подала просьбу о своем желании ехать на фронт.

В тот день Нина надела свое в полоску, шелковое, единственное платье, взяла с собой сумочку, куда положила паспорт и комсомольский билет. У входа в здание главного корпуса мединститута толпились выпускники. Они обсуждали возможные распределения. Нина заметила в толпе Иру и подошла ближе.

– Опоздала? – спросила Нина, так как поняла, что уже начали вызывать по фамилиям.

– Минут десять назад началось, но твоей фамилии не называли, – фигура Иры заметно округлилась, на ней было то же красивое платье, что и на свадьбе. Выглядела она очень мило и привлекательно.

– Мельченко, – услышала Нина свою фамилию и, собравшись с духом, зашла в здание и оттуда прошла в большую и светлую комнату, где заседала комиссия.

– Получите диплом и направление, – Нина дрожащей рукой взяла диплом и вышла из комнаты.

Она боялась смотреть на исписанный лист, где указывалось место прибытия и число. На улице Нину окружили выпускники. Она открыла лист и медленно прочитала: «Военно-полевой госпиталь (резерв армии), дер. Ельня, Московской обл.». «Значит, меня обманули и послали не на передовую, а в тыл. Вот почему так елейно улыбался председатель комиссии и все члены, вот почему так настойчиво кивал головой секретарь. Значит, меня обманули, и вместо линии фронта я попаду в глухое подполье». Нина вздохнула, но потом, взбодрившись, решила: «Работа везде найдется, а если сидеть, сложа руки, то и тылу можно быть убитой».

– Нина, ты меня подождешь? – тихо спросила Ира, она поняла, что подруга хочет поговорить о своем направлении.

– Обязательно, переволновалась и сейчас чувствую себя немного растерянной и уставшей. Пойдем, присядем на ту лавочку.

– Пойдем, – Ирина взяла Нину под руку, и девушки прошли в посадки, где стояла лавка, окруженная деревьями.

Они присели. Фамилии вызываемых студентов доносились до них. Наконец Ирина услышала свою фамилию.

– Нина, я пошла, кажется, вызвали меня, – сказала она и поспешила.

Нина осталась дожидаться, когда подруга вернется. Она стала думать о своем направлении. Она представляла, с какими, возможно, трудностями ей придется встретиться на первых порах. «Интересно, что самое главное в работе медика: это гуманизм или знания, а может быть и то и другое?» Нина серьезно задумалась. Ей часто приходилось быть наедине с собой, она иногда гадала на картах, стараясь угадать свое будущее, она и ее мама могли предвидеть, как сложатся их героические судьбы. Ира вернулась, Нина сидела на прежнем месте.

– Как дела? – спросила Нина, улыбаясь.

– Буду работать в госпитале по месту жительства, а пока дали направление в поликлинику.

Девушки встали и пошли по бульвару, прилегающему к институту. Солнышко светило, идти было легко и свободно. Была война, и надо было думать о грядущем дне, о возможных трудностях и лишениях, которые придется преодолеть. На перекрестке они расстались. Нина поспешила домой. Она почти бежала, в одном месте чуть не упала под колеса проезжающего автомобиля, но успела быстро перейти улицу. Поднялась на второй этаж и остолбенела. Посередине комнаты сидел Иван. Он был в военной форме и опирался на палочку. На кителе рядом с медалями красовался «Орден Красной Звезды». Иван молчал и только пристально смотрел, на вошедшую в дверь сестру.

– Здравствуй, Иван. Ты меня узнаешь? – выпалила она с порога, с трудом узнавая человека с перевязанной головой. – Как доехал?

– Нина, сестренка, – он попытался привстать, но тут же опустился на стул, так как рана заживала и давала о себе знать. – Вот приехал домой долечиваться. Где мама?

– Вышла в магазин. Раздевайся, подожди минуточку, давай помогу тебе снять шинель, – Нина помогла Ивану снять свернутую в кольцо шинель с плеча, аккуратно положила на сундук. – Здорово, что приехал, – Нина поцеловала брата в щеку. – Подождем маму. Расскажи о себе.

Иван сел на диван, сестра посмотрела на брата. Высокий, красивый, мужественный, прямые, темные волосы, огромные, выразительные, глубоко посаженные глаза, жесткий рот и резко очерченный подбородок, ранение и форма придавали ему налет аристократизма. Он старался сравняться с заслугами отца. Лицо перевязано бинтом.

– Есть хочешь? Садись я тебя покормлю, – Нина стала суетиться у обеденного стола, расставляя миски, ложки. – Недавно приезжал папа, привет от него. У него здоровье гораздо лучше стало после выписки. Получила направление в тыловой госпиталь под Москвой, а потом… на фронт.

– Ты должна служить надлежащим образом, а мой долг охранять твою репутацию и защищать вас, – Иван краем глаза посмотрел на сестру. – Пожалуй, тебе следует быть более экономной и осмотрительной, такой как мама. Не обижайся, это комплимент. Вы мне очень дороги!

– Абсолютно верно, – Нина чуть не зарыдала от его укора, но нашла в себе силы ответить с достоинством. – Папа говорил, что участвовал в военном походе на украинском направлении. – Обо мне не беспокойся!

Она чувствовала себя хозяйкой дома и быстро дала понять соседям по квартире, что она замечательная кухарка и кулинар, так как прекрасно готовила пищу, пекла блины, пироги, кексы, куличи и булочки. Но с началом война рог изобилия мирного времени иссяк, началось безденежье. Она крутилась как белка в колесе. Бралась за любую работу по дому, помогала маме. Приходилось экономить во всем, даже на книгах и посещать библиотеки, чтобы получить книги по военно-медицинской специальности.

Упреки брата вызвали в ней бурю воспоминаний, как она ухаживала за ним в детстве. Война прошла красной нитью по их семье.

Нина поспешно прошла на кухню и вернулась с кастрюлей в руках. Разлила щи по тарелкам, и оба принялись есть. Иван быстро съел первое и отодвинул тарелку от себя, встал из-за стола, вынул из кармана папироску и закурил. Нина сначала хотела сказать, чтобы он не курил, но потом поняла, что это было бы бестактно, промолчала.

Она положила брату картофель, тоненькие кусочки сала и кусок черного хлеба. Иван докурил папироску сел и не притронулся больше к еде.

– Ем мало. Челюсть сломал во время рукопашного боя. Дрались на смерть, – он показал на перевязанный голеностопный сустав и бинт на голове. – Сам тоже пострадал, надо сходить в госпиталь. Вот направление на операцию из санчасти. Нина, почему ты ничего не ешь? Испугалась?

– Нет, – после длительной паузы ответила сестра. – Спасибо, я сыта.

– Применил все, какие знал приемы боевого искусства самбо и джиу-джитсу, но положил противника на спину.

– Скоро должна подойти мама из госпиталя, – продолжила Нина, напряженно глядя на брата. – Через неделю или дней через десять уезжаю. Хочешь, поедем вместе?

– Надеюсь, выздоровею к тому времени. Посмотрим … – он задумался. – Нина, в моем вещевом мешке должна быть тушенка и хлеб. Мне задолго до выписки дали паек. Возьми, отдай маме.

– Ваня, ты долго пробудешь дома? – она разбирала вещмешок брата. – Ты находишь, что я должна безропотно слушаться тебя? Честно тебе скажу, не видела, чтобы ты старался что-то для этого предпринять.

– Твое дело. Получил все твои письма. Пробуду дома до окончательного излечения. Хожу только с палочкой. Профессор сделал мне операцию и хотел приписать мне инвалидность, но я попросил его дать мне отпуск. Буду тренироваться, разрабатывать ногу на своем старом велосипеде. Поможешь, конечно!?

Иван был моложе Нины на три года, но сейчас он разговаривал с ней как с младшей. Нина казалась ему еще юной, но опытной девушкой. Он понюхал пороха и представлял себе, что такое война. Да и Нина смотрела на Ивана совсем по-другому. Брат был едва узнаваем, она общалась с совершенно другим человеком.

– Как чувствует себя мама? – слова Ивана повисали в воздухе, ему было трудно говорить.

– Хорошо. Помогаю ей по дому, иногда в госпиталь вместо нее хожу на дежурства, забот хватает. Мы вышиваем вместе и посылки на фронт отсылаем.

– Понимаю, у вас на курсе так все делают? – Иван представил себя на месте сестры. – Учиться ради того, чтобы воевать, разве такой представлял свою жизнь. – Нет, когда будет мир, обязательно женюсь и уеду жить в деревню. Пойду, прилягу.

– Моя подруга Ира замуж вышла за парня, у которого бронь на заводе. Она готова родить. Работам в госпитале вместе.

– Это здорово!

– Наверно ты прав, я должна прислушиваться к тебе, раз болен.

Иван одобрительно покачал головой, а потом лег на диван, который стоял посреди комнаты, рядом с двумя, отделенными перегородкой клетушками и тут же уснул.

Ему приснился бой. Он передавал важное сообщение в центр. Очень трудно было наладить связь. Наконец, когда связь была налажена, началось отступление, и фашистские солдаты открыли огонь и ворвались в комнату, где находился телефон. Началась стрельба, и Иван проснулся. Он понял, что бредил, так как Нина стояла у края дивана и смотрела на брата.

– Ваня, что с тобой, дать тебе воды?

Она выбросила из головы придирки мамы, соседей и братьев.

– Да, принеси мне воды, а лучше рюмку водки. Видно на самом деле, что-то приснилось.

Нина послушно принесла стакан воды. Иван выпил воду и вежливо поблагодарил сестру. Дверь скрипнула, и вошла в комнату Анна: лицо ее посерело, нос вытянулся, волосы поседели, платье было подпоясано поясом, чтобы сидело более элегантно.

– Иван, – она подошла к столу и положила сверток. – Вот папиросы, кури.

– Ваня, давай вместе покурим, – проявила инициативу сестра. – Водку дают только по талонам. Папа приезжал, и мы вместе с ним все выпили.

– На фронте вавилонское столпотворение было в первые дни войны, много людей погибло, – оборвал Иван. – Страшно вспоминать…

– Ты не вспоминай, – Нина нежно обняла брата за плечи и провела горячей рукой по забинтованной голове. – Хорошо, больше не надо.

– С вами курить, это, значит, дом бросить, – Анна смотрела, как дети закуривают папиросы, которые ей дали на работе в качестве пайка, и она подала им стеклянную пепельницу. – Вот, стряхивайте пепел сюда. Вообще-то курить меньше надо, но, говорят, от стресса помогает.

– Мы уже бросили, – они потушили папиросы, и Иван спрял пачку к себе в галифе. – Таким пигалицам, как ты, нельзя курить!

Дни летели со стремительной быстротой. Город оделся в зеленую листву. Раны Ивана заживали медленно. Первые попытки кататься на велосипеде закончились плачевно. Иван постоянно падал и от боли бледнел, но поднимался и начинал снова учиться кататься.

Рана на лице тоже заживала быстро. Он снял шины и скобки для фиксации зубов. Смещенные челюсти были поставлены на место, но четыре зуба были удалены под наркозом в госпитале, куда его положили на следующий день по приезду домой, где он пролежал три дня. Нина после работы каждый день посещала его и видела, что он мог только пить через резиновую трубочку воду, бульон или молоко.

– Вань, постарайся меньше давить на больную ногу, – Нина настойчиво помогала брату. – Постоянно грубишь мне. Ты вылечился. Операция позади!

Когда он падал, то просил ее быть рядом и страховать его. До войны он катался отлично. Сейчас едва шевелил педалями.

– Знаешь, что, Нина, прекрати меня мучить, – Иван возмущался. – Моя нога уже совсем здорова, готов отправиться на фронт.

Нина неловко топталась рядом со старым велосипедом и братом.

– Ваня, постарайся беречь себя, – болезненный голос брата вернул ее из мира грез в настоящее. – Мы с мамой переживаем за вас с Шурой и папой, – возражала Нина, так как она уставала гораздо сильнее брата дома. – Мне скоро дадут обмундирование и паек тоже. Поедем вместе в госпиталь завтра, и я поговорю с хирургом.

– Так точно, служу Советскому Союзу, – любил шутить брат. – Разобьем врага. Все соберемся вместе, устроим настоящий праздник.