Предание о Сойон

Возвращение

– Эне! – окликнула Сойон мать, как только вернулась в тело.

Та лежала, блаженно улыбаясь. Янар охватил ладонями захолодевшие руки жены и старался согреть их своим дыханием.

– Я восстановила справедливость, эне. Никто больше не будет тебя есть, и твоя сюне уйдет на Небо в положенное время.

– Ты очень устала, дочка. Наверное, потому и оговорилась. Мы, люди, никогда не уходим на Небо. Там живут только первоначальные духи. А нам после оставления тела суждено находиться или на земле, или под землей.

– Мы так считали, эне. Но теперь будем считать по-другому.

Сойон с любовью посмотрела на мужа.

– Янар! – засветились счастьем ее глаза. – На Небе тоже живут люди! И такие легкие души, как у тебя и эне, смогут подняться туда по проложенной мной, новой дороге. Сюне тех шаманок, которые помогли мне в моем путешествии, уже там. Они выстояли в битве на границе двух владений и очистились небесным лучом.

* * *

Давно замолчавший дядя Керре внимательно смотрел на Алену, чьи глаза потемнели и неподвижно смотрели вдаль. Она очнулась внезапно и тут же попросила:

– Дядя Керре, пожалуйста, повторите еще раз то, что вы говорили о Владыке Святогоре. Почему-то именно эту часть вашего рассказа я запомнила не очень хорошо.

– Это имя, Аленка, мне не знакомо. Ты принесла его откуда-то сама. Но я могу предположить, что оно как-то связано с нашими горами – ведь их называют святыми.

– Но это же вы только что рассказывали мне о золотых воротах и троне серебряного дворца Святогора?

– Нет, девочка, об этом тебе поведал кто-то другой.

Уже светало. Спавшие на диване женщины зашевелились. Одна из них, увидев девушку, улыбнулась ей и сказала:

– Аленка, я видела во сне бабушку. Она была такая светлая, такая радостная. И глаза у нее были не выцветшие, как в старости, а васильковые, почти фиолетовые.

Женщина села на диване.

– И еще скажу важное, пока не забыла. Бабушка просила передать Сойон, что Ульгень и Святогор – это одно и то же. Тебе это о чем-нибудь говорит, дочка?

Девушка посмотрела на замершего дядю Керре и кивнула:

– Да, мама. Это говорит мне очень о многом.