Приворожённые

Глава 3

― Мам, а ты в привороты веришь?

– Верю. Отчего ж не верить-то? ― мама засунула сковороду с курицей в духовку и прикрутила газ на минимум. ― А ты зачем спрашиваешь? Никак муженька своего ненаглядного ворожить надумала?

Она посмотрела на меня так сурово, что даже если бы желание ворожить было, оно бы после такого взгляда непременно исчезло. Эх, знала бы мама, что я в юности вытворяла…

– Да нет, мам. Просто попутчица мне странная попалась. На картах погадала и сказала, что мы с Максом приворожённые. Взрослая женщина, даже пожилая, а верит во всю эту сверхъестественную бредятину. И ты вот тоже…

Мама уронила нож в тазик с картошкой и медленно опустилась на табуретку.

– Ой, беда… А кто ж вас наворожил-то? Кому это нужно было?

– Да никто, мам, ― попыталась успокоить я её. Зря вообще затронула эту тему, теперь она мне мозг будет выедать чайной ложечкой, пока до правды не докопается. ― Я не верю в привороты. Ерунда это.

– Да нет, не ерунда. Чуяло моё сердце, что неспроста все твои беды и напасти…

Ну вот, началось. Мамин любимый конёк. Теперь полчаса будет перебирать в памяти мои проблемы и примерять их к новой информации. Я вздохнула и подвинула тазик к себе ― пусть мамочка фантазирует, а я пюрешку хочу. Картошка сама не почистится.

Пока я слушала теорию о причинах и следствиях собственных неприятностей и превратностей моей судьбы, успела не только картошку поставить вариться, но и накрошить миску салата из огурчиков и редиски. Свои овощи, конечно, лучше магазинных, да где ж осенью редиску достанешь? Это летом родители на даче пашут, как проклятые, чтобы свеженькое вырастить без всяких там пестицидов и прочей гадости, а сейчас… Сейчас уже всё по ящикам в морозилке разложено и в баночки закатано.

Сколько я не была здесь? Год? Больше? В последний раз приезжала всего на один день. Папа тогда приболел, просил приехать. Боялся, что умрёт, не повидавшись перед смертью с дочкой. Хороша дочка, ничего не скажешь. Они столько для меня сделали, а я удрала от них, перечеркнула всё, да ещё и не один раз. Раньше как-то не задумывалась об этом, а теперь вот совестно стало. Повзрослела наконец-то. В тридцать один год.

– Лизуш, а ты деда Матвея помнишь? ― задумчиво спросила мама, которая, судя по нахмуренным бровям, уже пришла к какому-то умозаключению по поводу причин моих бед, и теперь намеревалась наставлять меня на путь истинный.

– Это мужа твоей тётки? ― уточнила я. ― Я ж только в школу пошла, когда он помер. Не помню, мам. Куклу он мне как-то подарил с розовыми волосами… Даже лица его вспомнить не могу. А что?

– А ты в курсе, отчего он помер? Царствие ему небесное…

– Да ты ж вроде говорила, что от инсульта.

– Ну да, от него… ― мама пару минут помолчала, собираясь с мыслями, а потом выдала: ― Приворот его сгубил.

– Мам, ты серьёзно? Где инсульт, и где приворот.

– Его тётка моя Серафима и подружка её Вера обе ворожили. Он на Верке женат был, а к тётке Симе погуливал. Она забеременела, а Верка бесплодной оказалась. Матвей с женой развёлся и тётку мою в жёны взял, потому что шибко правильный был и ребёнка очень хотел. Но начал погуливать к Верке, ведь вроде как любовь-то осталась. Тётка Сима нашла бабку какую-то и заплатила за приворот. Дед Матвей к ней вернулся и в сторону Верки больше не смотрел, но любви всё равно не было. Ругались без конца… А потом Верка нашла ту же бабку и тоже заказала приворот. Не знаю, почему бабка та согласилась на такое, может, на деньги позарилась, кто ж теперь разберёт. Ну, в общем, получилось, что на Матвея два одинаковых приворота одновременно прилипли. Он и начал меж двумя домами ходить, как неприкаянный. Поживёт месяц-два с одной, пока ему тошно не сделается, и к другой бежит. А там то же самое. Запил по-чёрному. Лет десять туда-сюда бегал, пока однажды с ним ровно посередине меж их домами удар не случился. Вот так-то…

Мама замолчала и одарила меня долгим многозначительным взглядом.

– Ну и зачем ты мне сейчас всё это рассказала? ― уточнила я, заранее чувствуя, что ответ меня не порадует.

– К бабке тебе надо. К хорошей бабке, которая разберётся, чего на вас с мужем понакрутили, и поможет снять это колдовство.

– Мам… ― начала было я, но её упрямо поджатые губы яснее ясного говорили, что отвертеться у меня не получится. Надо было молчать про попутчицу и её глупости.

– Вечером отец с работы приедет, мы его накормим, всё объясним и поедем в деревню. Я знаю, где та бабка живёт, что Матвея на тот свет отправила ворожбой своей. Она сильная, она тебе поможет.

– Да она померла уж давно наверняка, мам! Сколько лет уж прошло. А если не померла, то в маразме. Не хочу я никуда ехать. Нет никаких приворотов. Сказки это всё.

– А вот и не сказки… ― завелась она.

– Да не вернусь я больше к Максу, мам! ― прорвало меня. Хотела с этой новостью до вечера подождать, пока папа с работы вернётся, но не сдержалась. ― Я к вам не в гости приехала, а насовсем. Завтра пойду на развод подавать.

– А почему не сегодня?

– Да потому что ЗАГС сегодня не работает, я туда уже заехала.

– ЗАГС вас не разведёт, в суд надо подавать, ― авторитетно заявила мама, заглядывая в духовку.

– Это почему ещё?

– А я больше чем уверена, что муж твой не даст согласия на развод. Где он ещё найдёт такую дурочку, которая будет бегать за ним, как привязанная? И к бабке мы в любом случае поедем, даже не спорь.

Дурочка… Обидно. Зато честно.

– Мам, я спать пойду, ― надулась я. ― В дороге не спала совсем. А вечером поговорим, ладно?

– А обед?

– Я не голодна.

Не дожидаясь, пока мама начнёт возражать и займётся принудительным откармливанием единственной дочери, я ретировалась в свою комнату. Хотела запереть дверь, но не стала ― пусть заходит, если захочет, садится и пилит меня. Я это заслужила.

Но она не зашла. А может и заходила, пока я добросовестно отсыпалась после бессонной ночи. Проснулась уже под вечер от звонка своего телефона. Максим. Отбила звонок, но он позвонил снова. Снова и снова, пока я не выключила телефон, решив завтра же сменить номер.

Ушла ― надо рубить все концы. Даже если действительно придётся разводиться через суд. Это безумие давно пора было остановить. Но если бы кто-нибудь знал, чего мне сейчас стоило отказать себе в желании снова услышать его голос, мне бы памятник воздвигли.

Отец должен был приехать через час, а мама куда-то ушла. Либо в магазин за шоколадным тортиком, какой она всегда покупает по случаю моего приезда, либо в церковь за святой водой и консультацией. С неё станется.

Я немного послонялась по пустой квартире, включила телевизор и села смотреть новости, но прослушала всё, потому что думала о нашем с мамой разговоре. Если честно, я уже и сама начала потихоньку верить в силу своего юношеского баловства с приворотами. По-другому нельзя было объяснить мою странную тягу к мужу.

Любовь? Да не было её уже. Более того, мы были неприятны друг другу, и это даже со стороны было заметно. Как-то недавно один из друзей Макса сказал мне: «Он болен тобой. Неизлечимо. И эта болезнь убивает его». Та же болезнь медленно убивала и меня. Ломала жизнь, крушила надежды и разъедала душу.

Дашка! Её домашний номер был записан в моей записной книжке, которую я оставила пять лет назад в верхнем ящике стола в своей комнате. Дашка всё это затеяла, вот пусть и скажет теперь, как с этим бороться!

Неужели я правда в это верю?.. Либо я окончательно спятила, либо мир перевернулся с ног на уши.

Записная книжка в коричневом кожаном переплёте была на месте. Я нашла Дашкин номер и включила мобильник, но он тут же разразился бесконечным дилиньканием, принимая пачку сообщений от Макса.

«Прости меня. Это было помутнение какое-то. Такое больше не повторится, клянусь. Вернись, пожалуйста!»

«Лиз, я тебя люблю».

«Мне без тебя плохо».

«Позвони мне, Лиз. Мне нужно услышать твой голос».

«Стерва. Высосала из меня душу и сбежала, да? Или ты квартиру мою к рукам прибрать хотела?»

«Чего молчишь? Я тебя давно раскусил, дрянь!»

«Сунешься ко мне ещё раз ― пожалеешь».

«Лиз, ну не молчи, пожалуйста. Не мучай меня».

«Лиз, я так с ума сойду. Ответь хоть что-нибудь».

«Ты забыла свою косметичку».

«Я цветы полил».

«Ну и вали к чёрту! Пиявка проклятая!»

Я читала этот бессвязный поток информации до тех пор, пока на экране не высветилась информация о том, что память телефона переполнена. Обалдеть! Он отправил мне почти три сотни сообщений! И это только те, которые влезли в память, а сколько их там ещё насыплется?

Скорчив брезгливую гримасу, я положила мобильник на стол и пошла звонить Дашке с домашнего.

– Алло? ― раздался в трубке знакомый голос, и я вздохнула с облегчением, поскольку опасалась, что стационарный телефон уже могли отключить за ненадобностью. Век высоких технологий же!

– Даш, привет. Это Лиза Семёнова. Помнишь меня?

– Лиза?.. Лиза… А, Лизка! Привет! Вот уж кого не ожидала услышать! Случилось чего или ты случайно о моём существовании вспомнила? Мы сколько лет-то не виделись? Семь? Восемь? Я слышала, твои предки Олега засудили. Что, так всё плохо было? Нормальный же вроде мужик был?

– Нормальные жён не избивают. Даш, я по делу звоню.

– Ясно. Значит, дружеской болтовни не получится. Ну говори, чего хотела.

– Даш, скажи, а ты всё ещё увлекаешься всей вот этой хиромантией и заговорами?

– Семёнова, тебя муж по голове бил что-ли? Это ж когда было. Я из этого детского сада сто лет назад выросла. А ты чего вдруг вспомнила об этом?

– Да так. Подумалось просто, не могли ли мы с тобой что-нибудь перехимичить.

– Слушай, дорогая. Если у тебя проблемы, то ищи их в себе. Вот эти вот все ахалай-махалаи с колдовством тут вообще ни с какого боку. Это игра была такая, ясно? Все девочки любят играть в сказочных фей и корчить из себя потомственных ведьм. Я наигралась, переросла это. И тебе советую, потому что в тридцатник такие закидоны уже на шизофрению смахивают. Либо расти, либо лечись. И не звони мне больше.

Она повесила трубку, а я почему-то подумала, что не первая, кто звонит ей с подобными вопросами. С чего бы ещё она так изменилась в голосе? Тогда, в техникуме, Дашка чуть ли каждой девчонке предлагала магические услуги, да и к парням приставала с заговорами на карьеру и богатство. Игра… Видать, доигрались мы все.

Я снова уселась перед телевизором, заставляя себя слушать героев какого-то сериала и не думать о Максе, о приворотах и обо всём остальном. Руки чесались взять телефон и написать мужу, что цветы не надо было поливать, потому что я их полила перед отъездом, а теперь он их залил, и они могут погибнуть. Ещё я хотела написать ему, что завтра подаю на развод. И что ужасно соскучилась, потому что люблю его.

К приходу родителей, а пришли они вместе, я убедила себя в том, что поездка к бабке мне необходима, иначе я сойду с ума. Мама, похоже, уже успела внушить папе то же самое, потому что он не задал мне ни единого вопроса, ни сказал ни слова, а просто сгрёб в охапку прямо в прихожей и не отпускал из своих объятий минут десять, после чего сообщил:

– Я взял два дня за свой счёт. Сейчас поужинаем и сразу поедем, чтобы переночевать там, а с утра пораньше пойти куда надо. Баба Зина с трудом передвигается, но вроде пока ещё занимается своим богохульством, я уточнил. Я, конечно, против всей этой ереси, но раз для дочки…

Глава 4

Чувство протеста зародилось где-то внутри сразу же, как только мы сели в машину, и медленно нарастало по мере приближения к нашей деревне. Когда-то там жили мои бабушка и дедушка, но они перебрались поближе к югу греть свои старые косточки, а домик оставили нам в надежде, что моим родителям рано или поздно захочется спокойной сельской жизни. Теперь там была наша дача, где мама и папа проводили летние вечера, выходные и отпуска.

Я любила эту деревушку, потому что выросла там. До семи лет я практически жила у бабушки и дедушки ― свежий воздух, природа… Родители считали, что для меня это полезнее, чем городской смог. Так оно, наверное, и было. Тогда. А теперь у меня было чувство, что меня везут на экзекуцию. Как поросёнка на заклание. Только я не поросёнок, я всё понимаю.

Мне тридцать один год. Я взрослая, самостоятельная женщина. Какого лешего я согласилась на эту поездку? Я же не хочу. Они отнимут у меня Максима! Я треть своей жизни добивалась возможности быть рядом с ним, почему теперь я должна от него отказываться? Он мой муж. Он принадлежит мне, а я ему. Что вообще за привычка вмешиваться в мою жизнь? Я люблю его! Я не хочу в деревню. Не хочу к какой-то там местной колдунье. Хочу к нему! Я хочу быть рядом с ним!

– Мам, а прямо сегодня нельзя сходить к этой вашей бабе Зине?

Мама сидела на переднем сидении рядом с отцом, а я сзади. Она не повернулась, не посмотрела на меня, зато отец бросил короткий сочувствующий взгляд в зеркало заднего вида. Он даже ответил за неё:

– Мы приедем в десятом часу. Старушке уже почти девяносто. Как думаешь, она обрадуется гостям в это время? С утра пойдём.

Спорить с отцом было бесполезно, он упрямый, и если что-то решил, то решение своё уже не изменит. А я чувствовала, что такими темпами к утру созрею для очередного побега. Головой понимала, что это неправильно, но с каждой минутой внутренний протест всё больше довлел над здравым смыслом.

Странные вообще у меня родители. Воспитаны на советской идеологии, в церковь носа не суют, а по бабкам взрослую дочь таскать горазды. Язычники несчастные. Хотя вроде крещённые и даже меня окрестили. Непонятно только, зачем это было нужно, если все считают себя атеистами.

Я злилась. Весь вечер, всю ночь и дажу ту часть утра, которую мы провели в стенах нашего маленького деревенского домика. А потом у меня началась паника. Хорошо, что у мамы с собой всегда была валерьянка. К тому моменту, как отец нажал кнопку звонка на воротах бабы Зины, я уже была спокойна, как удав, и абсолютно равнодушна к происходящему. Только спать очень хотелось.

Я помнила этот дом на окраине деревни. Мимо него мы постоянно бегали в лес за грибами и ягодами. А на лавочке у ворот всегда сидели пушистый рыжий котяра и улыбчивая бабулька, которая угощала нас карамельками. Знала бы, чем эта бабулька занимается, ничего из её рук не взяла бы.

И ведь ни разу не слышала, чтобы кто-нибудь её ведьмой называл. Удивительно. Обычно такие вещи быстро перерастают в сплетни и суеверный страх. Вот к тётке Клаве, что по соседству живёт, мне ходить запрещали ― глазливая она. А про бабу Зину вообще ничего и никогда. Если честно, я думала, что мы к какой-то другой бабе Зине едем.

– Проходите, бабушка вас ждёт, ― открыл нам калитку бородатый дядька с большим прыщом на щеке. Внук? А почему бы и нет? Да и какая мне разница? Только вот ходить с таким нарывом на лице, имея такую бабку…

Баба Зина сидела в большом мягком кресле и смотрела телевизор. Время не пощадило её ― высушило, изуродовало суставы, испещрило когда-то симпатичное лицо сеткой глубоких морщин. А кожа у неё была жёлтой, что явно говорило о проблемах с печенью. Ну и какая из неё колдунья, если она себе-то помочь не может?

Старушка сощурилась, внимательно оглядела меня с помпона на шапке до заляпанных грязью кроссовок, недовольно поджала губы и отвернулась.

– Это не Марья. Уходите.

– Нет, ба, эти люди за помощью пришли. Я тебе говорил же. Забыла?

Баба Зина даже ухом не повела.

– Вы не переживайте, она сейчас вспомнит, ― успокоил нас бородач. ― Мы просто сестру мою двоюродную никак найти не можем. Два года уж, как пропала, а она всё ждёт.

– Марья сама явится, я её не жду, ― заявила баба Зина, не поворачивая головы. ― И помогать этим людям не стану.

– Почему? ― мама ахнула, а папа нахмурился и даже вроде как дёрнулся в сторону двери, но я удержала его за руку.

– Не хотите или не можете? ― уточнила я у старушки.

Она снова повернулась к нам, но теперь в её бесцветных глазах читалось удивление.

– А ты нахалка… Надо же! Дура, да ещё и наглая. Сама себе беды наделала, а теперь помощи требуешь?

Родители дружно уставились на меня, ожидая ответа. Не собиралась я им ничего про свои подростковые эксперименты с приворотами рассказывать, а эта старушенция всё портит.

– Вы на вопрос не ответили, ― упрекнула я бабу Зину, игнорируя подозрительные взгляды родственников. ― Не хотите помочь или не можете?

– Мы заплатим, сколько скажете, ― вмешалась мама и полезла в сумочку.

– Не нужны мне ваши деньги, ― скривилась бабка. ― На чёрный день оставьте, он недалече. Ничего нельзя исправить. Поздно.

Мама побледнела и схватилась за сердце.

– Пап, выведи маму на воздух, ― попросила я. ― Я сейчас вас догоню.

Отец взял маму под руку и вывел за дверь. Бородатый дядька вышел вместе с ними, чтобы дать маме воды, а я осталась один на один с вредной старушкой.

– Баб Зин, почему поздно? Что я такого сделала?

– А ты яблоки-то для ворожбы где брала?

Знала, куда шла, поэтому удивляться, что старушенция про яблоки знает, смысла не было, но я всё равно удивилась. Как-то до этого момента не слишком верилось в реальность происходящего и в то, что моё приворотное баловство может иметь какие-то последствия.

– Подруга яблоко принесла, ― честно призналась бабе Зине, решив идти до конца. ― А где она его взяла, я не спрашивала.

– А надо было спросить, ― баба Зина ткнула в мою сторону пальцем. ― С могилки яблочко-то было.

Я почувствовала, как по спине пополз неприятный озноб. Не то, чтобы я во всё это верила… Или теперь уже верила?

– Знаешь, зачем на кладбище еду оставляют? ― продолжала тем временем баба Зина.

– Мертвых поминают, ― предположила я.

– Когда поминают, сами едят. А на могилках еду оставляют либо покойникам, либо как милостыню тем, кто за кладбищем смотрит. Твоё яблоко мертвецу было принесено. Да ещё и с подкладом.

– Как это?

– А так. Вот нет у тебя детей и не будет. Свела какая-то женщина беду свою на яблоко и покойнице на могилу принесла с просьбой забрать бездетность. А ты это яблоко украла и сверху ещё и приворот наделала.

– Я не крала. Это Дашка…

– Дашка, Машка, Глашка… Какая разница? Пользовала ты, на тебе и грех. А у покойников красть грешно вдвойне.

– И что теперь делать?

– А ничего ты не сделаешь. Помрёшь ты. Слова заговорные какие были?

– Как сохнет это яблоко… ― начала я, но старушка замахала на меня руками.

– Всё-всё, хватит. Знаю я дальше. И два имени на бумажке… Ты одна половинка яблока, а милый твой ― другая. И нитка красная. Ой, дуры малолетние… Что ж вы творите-то с собой… Ты и твой дружок теперь ― это то самое яблочко, с могилки украденное. Ты своей глупостью вас обоих той мертвячке отдала. А покойники своё всегда забирают. И детей на свет не родишь, и оба в могилу ляжете. Скоро. Уходи теперь, устала я.

Она отвернулась и снова уставилась в телевизор, а я стояла на пороге, будто обухом по голове стукнутая. Вот и помогла бабка Зина, спасибо. Лучше бы я вообще сюда не ездила.

– Баб Зин, можно ещё один вопрос?

– Четырнадцать прошло, одиннадцать осталось. Уходи, я сказала. А то ещё и порчу на тебя наведу, чтоб побыстрее сгинула. Как вас, дур таких, земля только носит…

Домой в город мы в тот день не поехали ― родители решили использовать папины выходные по-полной. Мама занялась обрезкой смородины и крыжовника, а папа взялся чинить забор.

Мы не разговаривали. Точнее, избегали разговора. Я не знала, как оправдать свою глупость с приворотами. Мама, наверное, боялась за своё больное сердце, потому и не хотела поднимать эту тему. Отец… Он разочаровался во мне. Снова. Я видела это по его глазам. Точно так же он смотрел на меня, когда я пять лет назад собирала вещи, чтобы уехать к Максу.

Они простят, я в этом не сомневалась. Они всегда меня прощают. Только нужно дать им немного времени и не мозолить глаза.

Я и не мозолила. Ушла гулять по любимым местам своего детства ― в лес, потом к реке и на ферму, где бабушка когда-то работала дояркой. Добрела до болота, где в это время года всегда было полно клюквы. Собирать её, правда, было не во что, кроме шапки, да я как-то и не имела намерения заниматься собирательством. Так просто пошла, по старой памяти.

Одиннадцать лет… Неужели всё это правда? Можно было бы позвонить Дашке и спросить про яблоки, но она ясно дала мне понять, что не станет говорить об этом. Позвонить Максу?

Я соскучилась по нему. Так соскучилась, что готова была снова сесть в поезд, обрекая нас обоих ещё на несколько лет бесконечных ссор. Пока гуляла, перечитала все его сообщения, которые были в телефоне, и те, которые пришли после того, как я почистила память. Их было много. Очень много. Он меня любит. Он меня ненавидит. То зовёт назад, то проклинает. И не звонит, потому что знает, что я не отвечу, но пишет, пишет, пишет…

Со мной происходило почти то же самое, только негатива было поменьше. Я была уверена, что люблю его, а потом начинала перебирать в памяти наши стычки и приходила к выводу, что любить мужа не за что. При разводе такое вроде называют «не сошлись характером», только это явно не наш случай.

Чем больше я об этом думала, тем сильнее убеждалась в ненормальности наших отношений и в том, что это всё ― моя вина. Нужно было отпустить Макса тогда, когда мы расстались в первый раз. Ведь я же и сама тогда уже смирилась и решила начать новую жизнь. А после этих дурацких приворотов всё как будто чёрной пеленой накрыло. Мне не нужен был никто, кроме Макса, а ему была нужна только я. Это было неестественно. Говорят, что насильно мил не будешь, так оно и есть. Не милы мы друг другу.

Присев на деревянную скамеечку на берегу реки, я вынула телефон из кармана и нашла в списке контактов номер своей недавней попутчицы.

– Алло, Маргарита? Добрый день! Я не отвлекаю вас от важных дел? Мы можем поговорить?

– А кто это?

– Лиза. Мы с вами в поезде ехали вместе.

– А, королева Елизавета! День добрый! Я и не ждала вашего звонка так скоро.

– Да я спросить кое-что хотела просто. Вот скажите, вы по картам видели, когда я умру?

В трубке на несколько мгновений повисла тишина.

– А почему вы спрашиваете? ― раздалось наконец. ― Что-то случилось?

– Мы с родителями с утра ездили к бабке одной, она сказала, что я умру через одиннадцать лет.

Снова тишина, а потом:

– Лиза, давайте я вам перезвоню минут через десять, хорошо?

– Ладно, ― согласилась я и нажала на кнопку завершения вызова.

Телефон завибрировал в моей руке через пару минут, и я автоматически ответила, даже не посмотрев на номер звонившего.

– Привет, любимая! ― раздался в трубке счастливый голос Макса. ― Я уж и не надеялся, что ты ответишь. Ты скоро вернёшься? У нас годовщина через неделю, не забыла?

– Макс, я не вернусь, ― ответила я через силу, чувствуя, как по щекам катятся слёзы. ― Всё это было ошибкой, Макс. Прости.

– Это ты ошибка природы! ― неожиданно рявкнул он так громко, что я аж трубку от уха отодвинула. ― Что? Муженёк твой первый из тюряги вышел, и ты к нему рванула?

Я отбила звонок и уронила голову на руки. Кошмар какой-то. Телефон снова зазвонил. Снова Макс. И выключить нельзя, потому что Маргарита должна позвонить.

Он трезвонил и трезвонил раз за разом, пока наконец на экране не высветилось «Марго». Я тут же нажала на ответ. Так, наверное, утопающий хватается за соломинку.

– Лизонька, я у сестры. У Ольги. Помните, я вам про неё говорила? Телефон на громкой связи, расскажите всё, что мне рассказывали, и про сегодня тоже. Алло! Вы меня слышите?

– Слышу, ― ответила я, шмыгая носом. ― Сейчас.

– Вы плачете?

– С мужем поговорила только что, ― выдавила из себя я, вытирая слёзы рукой. ― С чего начинать?

– С начала ваших отношений, ― раздался незнакомый голос. Скрипучий такой, неприятный.

Я почему-то сразу представила себе горбатую ведьму с бородавкой на длинном крючковатом носу, но в моей ситуации было всё равно, кого просить о помощи. Хоть самого чёрта. Выложила всё, как было.

– Плохо дело… ― констатировала Ольга сразу после того, как я закончила свои душевные излияния. ― Когда вы сможете ко мне приехать?

– А вы поможете?

– Пока не знаю, но я хотя бы попытаюсь, ― честно ответила женщина.

– Завтра или послезавтра удобно будет? ― уточнила я, ни секунды не сомневаясь в том, что поеду.

– Приезжайте, я буду ждать, ― ответила она.

Я хотела спросить, сколько будут стоить её услуги, но не успела ― телефон благополучно разрядился. Хорошо ещё, что не на середине разговора.

Нужно было как-то сказать родителям о предстоящей поездке, но как? Они же мне не поверят. Решат, что я снова бегу к Максиму. Да какая разница? Пусть думают, что хотят. Не прикуют же они меня на цепь, чтобы не сбежала? Я уже большая девочка, способная самостоятельно принимать решения. Ещё бы научиться не плакать, как маленькая, по каждому поводу.