Силы небесные

Ждать пришлось недолго.

Шорги не удержались от соблазна.

И вот впервые за полторы тысячи лет появилась возможность узнать врага в лицо!

Корабли – целых два корабля противника – приблизились к планете. Искусственное магнитное поле – еще одна находка ученых – не только полностью обездвижило их, но и заблокировало работу внутренних систем, не оставив врагам ни единого шанса. «Добычу» доставили на специально выделенный для этой цели астероид, где в спешном порядке воздвигли некое подобие крытого ангара, чтобы обеспечить условия, пригодные для жизни, не забыв нашпиговать его всеми мыслимыми средствами наблюдения. Бойцы бо Риоты охраняли пленников, а лучшие умы Амагеро получили возможность изучить этих странных существ.

Роботы под управлением охраны старались вовсю, и вот уже первые пленники преодолели шлюзы ангара. В процессе передвижения через туннель, соединивший корабли с ангаром, каждый из них прошел биометрическое сканирование. На одной из конечностей им также закрепили небольшой сканер, очень напомнивший Стефану бывшие несколько лет модными огромные наручные часы. По одному пленники выходили из туннеля и представали во всей своей красе.

Так вот кто такие шорги!

Внешне они походили на некий гибрид муравья и снеговика, каким его рисуют дети: три шарика, поставленных один на другой. Верхний шарик являлся аналогом головы – во всяком случае, на нем присутствовало некое подобие глаз и рта, а также несколько парных отростков неизвестного назначения. Средний шарик по аналогии выполнял функции грудной клетки и был снабжен двумя парами суставчатых конечностей. Нижний – даже не шарик, а овал – являлся, соответственно, животом. Из него вниз выходили еще две пары конечностей, служивших для передвижения. Цвет кожи – а может, это был хитин, уж больно пришельцы смахивали на насекомых – варьировался от светло-кремового до темно-коричневого, хотя преобладали рыжие тона. Между собой пленники общались шелестяще-шипящими звуками, перемежаемыми время от времени громким щелканьем.

Стефан завороженно, как в детстве, ждал продолжения сказки:

– Так а что они говорят? Их хоть кто-то понимает?

– Понимают, понимают, – поспешил успокоить его Еан. – Не сразу, конечно, но сделали переводчик.

И он показал машинку, лихо преобразующую речь алеотов в щелканье и шипение.

– И что? Про Геона удалось узнать? – Стефан от нетерпения даже заерзал на кровати.

– К сожалению, нет. Ни о каком наследном лорде никто из них и слыхом не слыхивал.

– Так что, до сих пор ничего?

– До сих пор. Ни о нем, ни об Алите ничего не известно.

Разговор вызвал такую волну ощущения потери, что она захлестнула обоих, вызвав совместный судорожный вздох и торопливую попытку загладить невольную вину:

– Прости, я не хотел!

То, что Стефан не имел злого умысла, сомнений не вызывало. Ну откуда ему было знать, насколько еще живы воспоминания об Алите – друге и кумире Еанова детства. Сестра была совершенством. У нее, красавицы, внимания которой добивались толпы поклонников, всегда находилось достаточно времени для младшего брата. Нахлынули ощущения: вот он, совсем еще малыш, сидит в седле перед ней, ветер бьет в лицо, и белая шерсть зирга, вздымаясь в такт отбиваемого копытами ритма, то и дело накрывает его коленки, а рука Алиты – теплая и уверенная – крепко удерживает маленького брата, в то время как зирг мчится во весь опор, давно обогнав всю кавалькаду. И только свист в ушах, и ветер, пахнущий травой и пылью, и мягко щекочущая ноги шерсть, и рука – надежная, твердая и мягкая одновременно.

А вот – осенний бал. Еан, еще подросток, впервые надевший взрослый, подобающий случаю наряд, смущаясь, выводит на танец сестру, ослепительно прекрасную в невероятного цвета багряном платье, чтобы открыть бал, и больше всего на свете боится споткнуться. И она, поймав предательскую эмоцию, тихо шепчет: «Это ты еще без шпаги. А представь: еще и шпага между ног…» И, живо вообразив себе эту нелепую картину, оба заливаются хохотом, скользя по полу, натертому до блеска. Глупый страх, сковывавший движения, мгновенно сменяется восторгом, и они несутся по залу, кружась и заражая всех вокруг своим весельем.

Разумеется, едва открылся бал, отбоя от кавалеров у Алиты не было. А вот Еан впервые почувствовал на себе женские взгляды, от которых бросало в жар. «А принц-то как повзрослел», – долетел откуда-то шепот. Но он-то знал: если бы не Алита, он ни за что не сумел бы справиться с тем дурацким волнением.

Еан перевел дух, отодвигая от себя воспоминания.

– Алита, – задумчиво протянул Стефан. – Так вот какая у тебя сестра. А с ней что произошло?

– То же, что и с Геоном. Во всяком случае, очень похоже.

Показалась картинка вскрытого, как консервная банка, корабля, где среди погибших не нашлось одного-единственного тела – наследной принцессы. Она, как и вся команда на борту, была в форме, и каким образом шорги сумели отличить ее от других членов экипажа, никто так и не догадался.

– Ладно. – Еан устал от воспоминаний. – Вот смотри последнее.

И он показал то, что на всю жизнь отпечаталось в памяти, – свой собственный корабль, а точнее, взрыв, унесший его прочь от разлетающихся обломков и удирающих прочь воров с его собственным телом.

– Да, история… – Стефан заложил руки за голову и устроился поудобнее. Что еще пару дней назад подобное движение из-за сломанных ребер было бы невозможным, он даже не заметил. – И как теперь быть? Не можешь же ты вечно со мной здесь сидеть. Тем более что я-то вряд ли тысячу лет проживу. Тебе свое тело возвращать надо! А я, кстати, твой должник: ты меня по кусочкам собрал. Тебе, небось, помощь нужна. Так ты говори, что делать надо.

Парень искренне хотел помочь, и у Еана не хватило духу признаться, что плана у него пока нет. Ибо для выполнения любого плана нужен, по крайней мере, один космический корабль.

Карло

Стефан после обеда все-таки не удержался и прилег – тренировки давались нелегко, несмотря на ходунки. Ослабшие за месяц мышцы пока не слишком справлялись со своей работой.

Разумеется, хотелось бы уже как можно скорей вернуть телу былую легкость, когда ничего не стоило, упершись одной рукой, шутя перемахнуть через барьер или, как в детстве, точным ударом послать мяч в дворовые, сооруженные на скорую руку ворота.

Да, конечно, врачи, чуть не ежедневно пачками заваливающиеся в палату, чтобы посмотреть на чудо-выздоровление, с ним вряд ли согласились бы. С их точки зрения, то, что после такой аварии пациент не просто пришел в себя, а, зарастив все переломы, пытается вернуть способность самостоятельно передвигаться, уже являлось чем-то уникальным.

Но даже если так, сам факт, что прежде послушное тело надо, как в детстве, укладывать днем спать, вызывал досаду. Но ничего не поделаешь. И Стефан, вздохнув, откинулся на подушки.

Он даже задремал, но, услышав легкий скрип двери, с интересом приподнялся на локте.

Незнакомец в накинутом на плечи белом халате и напяленных на ноги бахилах стоял в дверях, с недоверием глядя на обитателя палаты. Молчание затянулось. Наконец посетитель решился:

– Простите, синьор, вы не подскажете, где я могу видеть Стефана Шумахера?

– Это я.

– Простите, синьор Шумахер, но мне нужен Стефан Шумахер, который попал в аварию.

– А вы, собственно, кто? Репортер?

Стефан разозлился не на шутку. Какой-то незнакомец врывается без всякого разрешения в палату почем зря, да еще и сомневается, туда ли он попал. Он уже готов был нажать кнопку вызова дежурной медсестры, но мужчина, угадав его намерение, поторопился представиться.

– Постойте! – вскричал он. – Я не репортер, я Карло Рокка!

– И что?

– Вы же моего сына спасли! Нико!

Еан, до этого не слишком вникавший в диалог, даже напрягся: за все время их со Стефаном знакомства он знать ничего не знал ни про какого Нико Рокка, ни уж тем более про его спасение. Он прислушался внимательнее.

Стефан, впрочем, тоже внезапно передумал давить на кнопку – рука замерла, потом указала на стоящее в палате кресло:

– Садитесь.

Мужчина немедленно воспользовался приглашением и, торопливо прикрыв за собой дверь, шагнул в комнату. Проигнорировав кресло, он приблизился к кровати, едва не зацепив ногой некстати подвернувшиеся ходунки.

– Синьор Шумахер! Синьор! – От волнения его голос сорвался в фальцет, и он закашлялся. – Ой, простите, синьор! Вы наш salvatore («спаситель», итал.), вы всех нас спасли! И Николо, и Луизу, и меня. Мы все умерли бы, если бы вы не оказались рядом! Salvatore! Grazie alla Vergine Maria e Gesù («Спасибо Деве Марии и Иисусу», итал.). Я должен был на коленях стоять возле вашей кровати с того самого дня, как вас привезли сюда! Умоляю вас простить меня! И прошу вас, синьор Шумахер, скажите, что я могу для вас сделать? Конечно, я оплачу все лечение, все, что надо, вы не должны волноваться о деньгах! Но пожалуйста, скажите мне, что я могу сделать для вас? Я обязан вам жизнью моего ребенка, моей жены и своей жизнью! Прошу вас, располагайте мной!

Если бы Стефан не успел вовремя протянуть руку в протестующем жесте, гость, пожалуй, и впрямь попытался бы встать на колени перед кроватью. Поведение незнакомца, как, впрочем, и он сам, сильно отличалось от всего, что Еану до сих ор доводилось видеть. «Интересный персонаж», – подумал он и решил послушать, чем обернется сей внезапный визит.

– Сядьте, прошу вас. – Похоже, Стефан прочно держал ситуацию на контроле.

Еан отчетливо ощутил обе эмоции – смесь восхищения и растерянности гостя и интерес, сдобренный некоторой долей досады, у Стефана. Впрочем, интерес преобладал, и Стефан решил продолжить общение.

– Сядьте, – повторил он.

Незнакомец подчинился.

Теперь он сидел в кресле и во все глаза смотрел на Стефана, спустившего с кровати ноги.

– Простите мой вопрос, синьор Шумахер, но как же… – Посетитель указал на ходунки. – Мне сказали, вы…

– А я с ними не согласился! – Стефан, решительно взяв на себя инициативу, протянул незнакомцу руку, которую тот с благодарностью ухватил обеими руками. – Давайте уж знакомиться. Стефан Шумахер.

– Карло. Карло Рокка. Что я могу сделать для вас?

– Давайте для начала вы мне расскажете, что все-таки произошло. А то я, знаете ли, хоть и был непосредственным участником событий, но в некоторый момент действительно потерял сознание.

– Так вы не читали газет?

– Нет, не читал. Сначала лежал в коме. А потом, когда решил, что надо все же возвращаться к жизни, был слишком занят, чтобы читать позавчерашние новости. Расскажите мне, пожалуйста, всю историю в подробностях.

Гость на мгновение задумался, словно выбирая, с чего начать. Затем, приняв, как видно, какое-то решение, кивнул:

– Хорошо, я начну с самого начала.

Карло рано понял, что большого выбора в его жизни нет. Ему придется либо весь свой век провести, как отец, за прилавком небольшой бакалейной лавки, каждый раз вздрагивая при виде входящих мужчин и временами исчезая с ними на сутки, а то и больше. Либо, что было еще хуже, оказаться «солдатом», подчиняющимся приказам caporegime (капитан – глава «команды», местного подразделения мафии, итал.), держащего в страхе всю округу. Капо Ангелика никак не оправдывал свою фамилию и «солдат» не жалел.

Мальчик откровенно боялся и не хотел такого будущего. А потому одним весенним утром, воспользовавшись толчеей и суматохой, которую создали туристы перед входом в лавку, он умудрился спрятаться в багажнике автобуса, где по счастливой случайности оказалось достаточно места. Пока отец разливал пиво, а мать с сестрой посыпали пряной зеленью домашние лепешки для всей галдящей на непонятном языке толпы, никто и не заметил его исчезновения.

Двенадцатилетний мальчишка трясся вместе с чемоданами по сицилийскому серпантину, с замиранием сердца гадая, что случится, когда автобус остановится и водитель откроет дверь багажника.

Потом тряска стала меньше, и автобус покатился ровно. Как ни странно, но Карло уснул, положив голову на один из баулов. Проснулся он от остановки и внезапно хлынувшего в глаза света. Чемоданы, за которыми он прятался, стремительно исчезали, выволакиваемые из багажника сильными руками. Туристы переговаривались громко и непонятно, а он пытался сжаться, спрятаться, стать невидимым для всего мира. Но вскоре прятаться стало не за чем, и раздался возглас: «А это еще кто такой?» Водитель, которому вовсе не нужны были неприятности от какого-то неизвестно как здесь оказавшегося мальчишки, разозлился не на шутку. Он уже протянул руку, собираясь вытащить на свет божий сжавшегося в комок пацана, но тут вмешалось само провидение в лице высокой, крупных форм синьоры в широкополой шляпе, властным тоном остановившей готовую стать карающей руку водителя. Она что-то спросила на непонятном Карло языке, и шофер, подчинившись необходимости, сказал, обращаясь к Карло:

– Вылезай, синьора с тобой поговорить хочет. Да не вздумай удирать и веди себя прилично – не каждый день такие синьоры с бродягами разговаривать желают.

Карло осторожно вылез и, робея, вытянулся в струнку, пытаясь рукой пригладить смявшиеся в дороге не первой свежести штаны и рубаху. Остальные туристы растянулись цепочкой, спеша к белому, стоящему у причала судну и волоча за собой свои красивые чемоданы. У автобуса остались только шофер, синьора в шляпе и немолодой уже мужчина – по-видимому, ее спутник.

– Как тебя зовут?

Первый вопрос трудностей не вызвал. Зато следующий поставил мальчика в тупик. Как ответить, зачем он удрал из дома? Как объяснить этой синьоре, вероятно, никогда не стоявшей за прилавком и уж тем более не прятавшей под полом контрабанду, за которую его отец отвечал перед caporegime жизнью, что его бегство – единственная возможность спастись от участи, на которую он был обречен просто по факту рождения. Но, кажется, синьора что-то поняла, раз задала следующий вопрос:

– Ты хочешь покинуть Сицилию?

Карло так усердно закивал, что голова даже закружилась.

– И ты готов учиться?

Господи, она еще спрашивает! Нет, похоже, эта сеньора действительно не понимает, что за спасение своей жизни он постарается делать все, что угодно, а уж тем более учиться.

Синьора повернулась к мужчине, и они долго – так, во всяком случае, показалось Карло – спорили на непонятном языке. В конце концов мужчина с явной досадой кивнул, по-видимому, соглашаясь, и повернулся к мальчику. По-итальянски он говорил с чудовищным акцентом, но Карло понял: синьора хочет взять его с собой. Кто эти люди и зачем им понадобился сицилийский мальчишка, в тот момент не имело никакого значения – он уезжает с острова и меняет судьбу.

Судьба поменялась действительно очень резко.

Только значительно позже Карло понял, какой выигрышный лотерейный билет он получил. Тогда же он просто боялся, что однажды этому сердитому старику надоест волокита с бумагами, которую затеяла синьора, когда они высадились с белого парохода в большом городе. Карло отмыли, одели, сфотографировали и привели к какому-то синьору, одетому в форменный китель. Синьор задавал вопросы, и надо было не сбиться, а отвечать ясно и четко – так, как научил отец синьоры, спасшей его от шофера автобуса. Мальчик старался изо всех сил, и затея увенчалась успехом. Он не просто удрал с Сицилии – он даже покинул Италию.

– Вы поймете, если я не назову вам фамилию моей приемной матери – она достаточно известна в деловых кругах. Так уж получилось, что в то время она перенесла огромную потерю. Настолько большую, что ее отец, испугавшись за жизнь и здоровье дочери, лично отправился сопровождать ее в путешествии. Наверное, именно поэтому она смогла угадать в босоногом ребенке жажду спасения. В общем, мне сделали документы, посадили в самолет, и я оказался в совершенно новом мире.

Карло оказался настолько способным ребенком, что, фактически с нуля осваивая незнакомый язык, вскоре догнал одноклассников. Сердитый старик, не испытывавший больших восторгов оттого, что его дочь «посадила себе на шею эту обузу», спустя пару лет сменил гнев на милость и даже вызвался оплатить учебу в колледже.

Впрочем, жалеть ему об этом не пришлось – Карло уверенно справлялся не только с учебой. Найдя хорошую работу, он стал довольно быстро подниматься по карьерной лестнице. К тому же, будучи приглашен на корпоративное мероприятие, умудрился покорить дочку босса, да так, что дело дошло до свадьбы. Справедливости ради надо отметить, что в момент знакомства он и понятия не имел, чьей дочерью является Луиза. Просто они были молоды, и просто звезды в этот день, а точнее, вечер, сложились именно так, а не иначе. Во всяком случае, Луиза стала его спутницей на всю жизнь! В этом никаких сомнений и быть не могло, ибо за последние двадцать лет они практически не расставались.

Правда, не все в их жизни складывалось гладко. Первого ребенка, мальчика, Луиза потеряла родами. Никакие деньги не могли возвратить к жизни малыша, так жестоко и глупо задохнувшегося в пуповине. К счастью, тогда они оба были еще молоды. А потому, отпереживав положенное, вновь взялись за труды по продолжению рода, каковые увенчались рождением чудесной дочки Паолы.

– Зря, видно, я ее так назвал. Несчастливое оказалось имя. Думал, в честь мамы – не приемной, а той, родной, которая осталась на Сицилии. Родителям ведь там после моего бегства несладко пришлось. Капо отступных потребовал за то, что «солдата» спрятали. Никто не поверил, что мальчишка сам, без помощи сбежать мог. Это я уже потом узнал, спустя годы. Папа выплатить деньги за меня не смог, и ему пришлось лавку оставить и самому в «солдаты» пойти. Ну а там и схоронили – «солдаты» ведь долго не живут. Хорошо, сестра замуж вышла, вроде не по принуждению – по любви. Так люди говорили. Мама одна осталась. Это сейчас я ее наконец к себе забрал. А тогда ведь и не знал ничего – сами понимаете, писать нельзя было: ну как капо письмо перехватит, я бы на всех опасность навлек. Вот и решил дочку Паолой назвать. Зря, видно…

Карло надолго замолчал, погрузившись в свои размышления.

– А почему зря? – Стефан наконец решился прервать молчание. – Что-то случилось?

Очень быстро он пожалел, что сделал это: невыносимо трудно было слушать рассказ отца, потерявшего горячо любимую дочь. В том, что Паола являлась для своих родителей единственным светом в окошке, сомнений и быть не могло. Как гордился прелестной дочуркой счастливый отец! С каким трепетом следил за ее успехами от первых шагов и детского робкого лепета до школьных наград и выступлений на сцене.

Сцена-то, обещавшая быть ступенькой в будущее, внезапно стала обрывом, где стремительно оборвалась молодая жизнь. Яркую, с по-итальянски живыми черными глазами и унаследованными от мамы светлыми, вьющимися, волнами падавшими на плечи локонами, ее невозможно было не заметить. И однажды случилось непоправимое. На рождественских каникулах школа ставила новый спектакль. По сценарию, в первой сцене героиню Паолы похищали, а потом – усилиями зала – находили к всеобщему ликованию. То, что так хорошо удавалось на репетициях, трагически провалилось на премьере. Героиню, которую похитили злые силы, в нужный момент найти не удалось. Поначалу решили, что это какой-то глупый розыгрыш, и организаторы праздника гораздо больше озаботились тем, чтобы утихомирить зрителей, оставшихся недовольными спектаклем, чем поисками пропавшей.

Стыдно сказать, сам Карло и его жена тоже почему-то никак не могли поверить, что их дочь пропала на самом деле – ну не может такого случиться в школе. Однако именно это случилось. Их Паолу, их кровиночку, их пятнадцатилетнего ангела похитили накануне Рождества.

Карло вызвал полицию. Они с Луизой не спали всю ночь. Семья готова была платить любой выкуп, лишь бы получить обратно Паолу живой и невредимой, но этого не произошло. Ах, если бы ее похитили ради выкупа! Тогда еще оставался бы хоть какой-то шанс. Но увы. Виновниками оказалась группа обдолбанных наркотиками подростков, утащивших их дочурку просто так, ради шутки, как куклу. И наигравшись ею, как куклой, они попросту бросили ее, связанную, возможно, на тот момент еще живую, на полу в заброшенном гараже.

Когда через двое суток, на следующий день после Рождества ее нашли, спасать уже было некого. И то, что этих нелюдей нашли, и то, что остаток своих дней они проведут за решеткой, никак не снижало отчаяния, казалось, навеки поселившегося в сердцах Луизы и Карло.

После оцепенения, после отчаяния и слез, после всего, что им пришлось пережить, казалось, радость больше не вернется никогда.

Однако долг предполагал возвращение к жизни. В конце концов, Карло было доверено управление концерном тестя, да и отец его приемной матери тоже требовал возвращения к работе. Постепенно они вновь втянулись в череду дел, которых требовало от них окружение. И ни Карло, ни сама Луиза не связали ее внезапно начавшуюся слабость и недомогание с новой, зародившейся в чреве женщины жизнью. Она догадалась обратиться к врачу только тогда, когда ребенок уже шевелился!

– Представьте это изумление, эту радость и страх потерять еще одного ребенка! Луизе тогда было, ни много ни мало, уже тридцать восемь лет! Я боялся к ней притронуться и в то же время готов был на руках носить свою дорогую, теперь еще во много раз более дорогую, просто бесценную жену! А за неделю до родов я пошел в церковь и просил, чтобы каждый день они ставили свечу Деве Марии и читали молитвы. И Луиза родила! «Здоровый мальчик», – сказала мне акушерка, а я не смог даже взять его на руки – боялся, что от волнения просто-напросто упаду в обморок и, не дай Бог, уроню своего ненаглядного малыша. Потерю еще одного ребенка мы пережить не смогли бы!

Карло умолк, чтобы перевести дух.

– Так в коляске был ваш младший?

– Да, малютка Нико. Николо!

Он простер к Стефану руки жестом, не уступавшим по драматичности лучшим образцам актерского мастерства. При этом искренность говорившего не вызывала сомнений – вероятно, актеры черпали мастерство из итальянских традиций общения, не укрощаемых никаким воспитанием.

После того, как переполнявшие его чувства получили выход, Карло смог продолжить рассказ.

– У нас в семье есть традиция: мы дарим на дни рождения друг другу особенные подарки. Они не обязательно должны быть дорогими. Их задача – удивить и доставить радость. Так повелось смолоду. А с тех пор, как я привез Луизе японскую вазу – знаете, фарфор, почти прозрачный, она обожает, когда в доме стоят цветы, – с тех пор как-то повелось дарить что-то такое… ну как бы сказать… не просто фарфор для коллекции, а скорее для души. Представьте, дома со временем даже образовалась целая коллекция чашек. Они все разные, не скажешь, какая красивее. Но так иногда приятно принять из рук жены чай, налитый в ею же выбранную посуду. Такие милые игры, знаете. Луиза готовила мне подарок ко дню ангела, писала в галерею, договаривалась. И специально по ее заказу привезли какую-то особенную чашку. Ну что плохого – прогуляться с ребенком до галереи и обратно? К тому же с няней. И идти-то всего ничего: парк, потом еще три квартала – и вот она, галерея.

Однако жизнь внесла коррективы в казавшуюся безобидной прогулку: прямо на выходе из парка, там, где ворота выходят на проспект, все и случилось. Откуда взялся этот парень, Луиза даже не могла потом вспомнить, но он ринулся на нее и в попытке выхватить из рук сумочку толкнул так, что она буквально повалилась на няньку. Та от удара или с испугу выпустила коляску, которая покатилась с тротуара на проезжую часть, прямиком под колеса неизвестно откуда взявшегося грузовика.

– Если бы не вы, Нико так и остался бы прямо под этими огромными колесами. Но там оказались вы.

Только выговорив последнюю фразу, Карло сообразил, что именно он сказал, и в попытке загладить неловкость в отчаянии закрыл рот рукой и замотал головой. Но Стефан все понял правильно. Да, на самом деле он оказался под колесами грузовика к счастью для незнакомого малыша, коляска которого у него на глазах, набирая скорость, выкатывалась с тротуара под эти самые колеса. Он, профессиональный гонщик с потрясающей реакцией, моментально предугадал дальнейший ход событий. И моментально принял единственно возможное решение: вдавить в пол педаль газа и, с диким визгом покрышек войдя в поворот, отбросить по касательной коляску в сторону от движущейся на нее махины, даже если для этого необходимо было принять на себя весь удар, смявший тело в лепешку. Он знал, на что шел. Но суть дела заключалась в невозможности поступить иначе.

Вся его жизнь строилась на жестком расчете, и он знал: если однажды предать себя, он не сможет себе доверять, а значит – прощай, гонка. Он уже видел их, лузеров, в решающий момент струсивших и сошедших с дистанции. «Никогда больше» – так назывались эти люди, ибо никогда больше они не выходили победителями. Если ты струсишь однажды, другом тебе будет педаль тормоза, но не газа. Жить так он ни за что не смог бы. И сделал это для самого себя. А потому все сказанное Карло не имело значения. Нет, не так – конечно же, имело! По крайней мере, теперь Стефан знал, кого спас.

Он отставил в сторону собственные воспоминания и вновь переключился на собеседника.

– С Нико ничего не случилось. Возможно, он и испугался, но не думаю, что больше, чем пугается ребенок, когда просыпается, а рядом никого нет. Вот с Луизой не обошлось. Потрясение вызвало такой силы сердечный приступ, что ее пришлось срочно госпитализировать. Вместо дня рождения я разрывался между женой, сыном и бизнесом. И только сейчас, когда ее, наконец, выписали, добрался сюда. К тому же мне сказали, что вы в коме… Ой, простите меня, ради Бога!

На Карло жалко было смотреть. Похоже, он в жизни не допускал столько оплошностей, как в этом разговоре. Собственно, он впервые разговаривал с человеком, спасшим жизнь его ребенку, а потому Стефан не обижался.

– Во имя всех святых, скажите мне, синьор Шумахер, как я могу отблагодарить вас? Поверьте мне, я небедный человек и готов взять на себя любые расходы на ваше лечение.

– В этом нет необходимости. У меня хорошая страховка, вы не забыли? Ведь я профессиональный гонщик.

Его страховки с лихвой хватало на лечение и восстановительные процедуры в реабилитационном центре, куда его должны были перевезти буквально через несколько дней.

– Так что же делать? – Похоже, такой поворот изрядно обескуражил темпераментного итальянца.

Открывшаяся дверь прервала беседу: сестричка привезла ужин, и, пока она устанавливала столик и устраивала на нем поднос, собеседники попрощались.

– С вашего позволения, я навещу вас завтра, синьор Шумахер. Возможно, вам придет в голову, что я все-таки могу сделать для вас.

С этими словами гость удалился.

А Стефан принялся в задумчивости гонять по тарелке сосиски, пока не закопал их окончательно в картофельном пюре. Есть ему совершенно не хотелось.

– Ты ничего не говорил про аварию.

– А ты не спрашивал.

Парировать не получалось – Еан и в самом деле не спрашивал, как и почему Стефан оказался на больничной койке. Это казалось само собой разумеющимся – такая авария могла случиться только в пылу гонки. «А парень-то, оказывается, совсем не прост. Далеко не каждый смог бы вот так, не раздумывая, пожертвовать собой, спасая ребенка. И, главное, считает это в порядке вещей!» – Еан чувствовал невероятную гордость за друга.

А тот продолжал молчать, не желая или не считая нужным обсуждать случившееся.

Сестричка давно уже унесла нетронутые сосиски, печально торчавшие из застывшего пюре, в телевизоре на стене беззвучно двигались люди, а за окном в безуспешной попытке отодвинуть ночную темь зажглись фонари.

Снятый на ночь корсет покорно дожидался утра – так же, как и забытые возле тумбочки ходунки, а их хозяину все не спалось.

Наконец, видимо, что-то придумав, он заговорил:

– Я вот все думаю про этого Карло. Он вроде искренне помочь хочет. И деньги обещал. Как думаешь, если я у него космический корабль попрошу, сможет?

Если бы у Еана было тело, он, пожалуй, поперхнулся бы от неожиданности. А так только замер на мгновение, пытаясь сообразить, что именно имеет в виду его непредсказуемый друг. Но тот то ли почувствовал замешательство собеседника, то ли сам ощутил потребность пояснить свою мысль:

– Я о тебе думаю. Ведь тебе тоже помощь нужна. А если этот Карло вдруг поможет нам с кораблем… ну, в конце концов, есть же сейчас такая возможность – оплатить полет, то можно попробовать что-то сделать.

Идея выглядела очень заманчиво. Правда, Еан не совсем представлял себе технические возможности этой планеты, но если здесь есть космические корабли, то… Во всяком случае, попробовать стоило.

А пока следовало дождаться визита Карло.

Итальянец не заставил себя долго ждать и нашел Стефана гуляющим в парке. Тот использовал любую возможность насладиться последним теплом осеннего солнышка, а заодно и потренироваться в ходьбе. И неважно, что пока еще приходилось опираться на ходунки, – силы с каждым днем прибывали.

– Buongiorno («Доброе утро», итал.), синьор Шумахер! За вами не угнаться!

Стефан успел принять участие в таком количестве международных гонок, что вкрапление в диалог итальянских слов его совершенно не смущало.

– Доброе утро! Я не ждал вас так рано, синьор Рокка.

– Зовите меня Карло, прошу вас!

– Хорошо. Тогда и меня – Стефан.

– Bene! («Прекрасно», итал.) – Все-таки Карло был настоящим итальянцем – в минуты волнения слова родного языка, казалось, сами прыгали к нему на язык. – Синьор Стефан! Так хорошо?

– Давайте все же обойдемся без синьоров. Просто Стефан будет нормально.

– Capito! («Понятно», итал.) Я рассказал Луизе о вашем здоровье. Она бесконечно счастлива, что вы можете ходить, и просила передать вам ее искреннюю благодарность. Она также спрашивает, можно ли ей с малышом Николо навестить вас? Да, чуть не забыл – вот! – Карло протянул Стефану красиво оформленную открытку. – Здесь наш адрес, телефон и все такое. Луиза лично написала и сказала, что наш дом открыт для вас в любое время. И, конечно, когда вы окончательно поправитесь, она непременно устроит в вашу честь банкет. Надеюсь, вы не будете против?

Даже если бы Стефан и был против, у него не было ни малейшего шанса возразить столь темпераментному собеседнику.

– Передайте вашей супруге мою благодарность. – Наконец ему удалось затолкать открытку в карман. – Я думаю, в больницу им приходить не надо. А вот когда я окончательно избавлюсь от этих причиндалов, думаю, что смогу навестить Николо. В конце концов, должен же я познакомиться с ним.

Карло расцвел в улыбке.

– Мы с Луизой будем счастливы! Поверьте, мы бесконечно вам благодарны. Но! – Он назидательным учительским жестом поднял кверху палец. – Не думайте, синьор Стефан, что на этом наша благодарность закончится. Я понял про вашу страховку и, не скрою, сегодня с утра даже разговаривал со страховой компанией. Вы правы – страховщики покрывают абсолютно все затраты на ваше лечение. Тем более что вы оказались на редкость везучим. Мне сказали, что после таких травм люди в лучшем случае остаются навсегда прикованными к постели. Поэтому ваши страховщики исправно возносят за вас молитвы и выплатят все, что необходимо. И это хорошая новость. Но! – Палец вновь взлетел к небу. – Я должен – понимаете? – должен вас отблагодарить. И если я не могу оплатить вам здоровье, то скажите мне, per amore di Cristo («ради Христа», итал.), что я могу для вас сделать?