Лилии полевые. Покрывало святой Вероники

6

Альбин очень волновался. Что сказал бы отец, если бы все узнал? Какими глазами он взглянул бы на поступок сына? О, буря была бы, несомненно, большая, гнев отца был бы неописуем. И это вполне понятно. Ведь он, Альбин, является преступником уже по одному тому, что идет к христианину, идет ночью, как вор. Волнение Альбина было поэтому вполне понятно. То вдруг ему казалось, что идти не следует и нехорошо обманывать родителей, то являлось горячее желание увидеть поскорее Люция, узнать, что это за вера, чему она учит и кому поклоняются христиане. Альбин волновался и мучился, но отступать назад уже не хотелось. Люций, пожалуй, сочтет его трусом. А Магнусы никогда еще не были трусами. Нет, он пойдет, увидит Люция и узнает, кто такие христиане.

Дня через два Тораний таинственно шепнул ему:

– Господин мой, если смущаешься, то…

Но Альбин не дал докончить Торанию и надменно заявил:

– Я пойду. Это решено. Сегодня?

– Да, мы отправимся, когда все улягутся и в доме настанет тишина. Это будет около полуночи.

– Хорошо, я буду готов.

С замиранием сердца Альбин ждал условленного времени. Он лег в постель на случай, если бы в комнату вошли отец или мать.

Тораний приготовил для него верхнюю простую тунику и такой же простой темно-серый плащ. Мать действительно заглянула в его комнату:

– Альбин, ты уже готовишься ко сну?

– Да.

– Ну, спи. Да хранят тебя боги.

– И тебя тоже, мама.

Агриппина ушла, плотно закрыв двери. Но Альбин и не думал спать. Он решился на очень смелый шаг, рискуя своею жизнью в случае, если откроется его замысел. Но молодость и любопытство взяли свое. Сверх всего, какой-то тайный голос шептал ему, что христиане вовсе не плохие люди, какими их считают, и все рассказы о них – одна лишь клевета. Альбину казалось, что этот тайный голос его не обманывает. Он лежал на своем богатом ложе, украшенном слоновой костью и серебром, и внимательно прислушивался к каждому шороху. Нервы его были крайне напряжены. Но вот наконец дверь в его комнату тихо, неслышно отворилась и на пороге показалась фигура человека.

– Это ты, Тораний?

– Я, господин.

– Пора идти?

– Да.

– Хорошо. Я сейчас одену тунику.

Альбин быстро встал с кровати, надел серую тунику, поверх которой набросил плащ.

– Ты уверен, Тораний, что нас никто не заметит?

– Вполне уверен. Об этом не беспокойся.

– А раб-привратник?

– Все устроено.

С сильно бьющимся сердцем вышел Альбин из дома. Они миновали сад и отворили дверь на улицу. Здесь их ждали два человека, закутанные в плащи.

– Кто это? – шепнул Альбин рабу.

– Не бойся; эти люди будут сопровождать нас. Они христиане.

– А разве идти так опасно?

В сердце Альбина вдруг заполз какой-то непонятный страх. Тораний уклонился от прямого ответа.

– Благоразумие и осторожность никогда не излишни, – ответил он.

Небольшая группа зашагала по уснувшему городу. Но, к счастью, ночь была темная, безлунная; идти приходилось осторожно, тем более что по ночам римские улицы не освещались. Впрочем, Альбин был рад темноте, благодаря которой его совершенно невозможно было бы узнать, если бы ему случайно и встретились знакомые. Все шедшие хранили глубокое молчание. Вдруг вдали показались факелы.

– Кто это? – спросил Альбин с испугом.

Тораний, присмотревшись к шествию, успокоительно ответил:

– Не бойся, это патриции со своими рабами идут с веселой пирушки.

Действительно, скоро с ними поравнялась толпа рабов, среди которых, пошатываясь, шли римские молодые кутилы. Последние кричали, спорили, смеялись. Пропустив эту группу, Тораний со спутниками двинулись дальше. Но скоро им пришлось свернуть в другую улицу, потому что где-то недалеко раздались шаги солдат ночного обхода. Послышались звуки оружия. Приходилось быстро уходить от этой действительной опасности. Но вот и Номентанская дорога.

Здесь было уже безопасно.

– Скоро ли придем? – спросил Альбин, чувствуя усталость.

– Вот еще немного, а там и дом Гиспаниллы.

Дорога сделала резкий поворот. Вдали открылась роща оливковых деревьев, около которой находился небольшой дом. Сюда-то Тораний и направил свои шаги. Небольшую группу встретила собака, которая подбежала сначала к Торанию, весело замахала ему хвостом и зарычала было на Альбина. Но Тораний ласково погладил собаку и велел то же самое сделать Альбину. Собака успокоилась. Тораний постучал в калитку. Их, очевидно, ждали, потому что сейчас же послышался крик:

– Кто стучит?

– Отвори, Секст. Это мы.

Дверь моментально отворилась.

– Да благословит Господь ваш приход и твой, благородный Альбин! Мы несказанно рады тебе. Милости прошу к нам.

В это самое время из дома выбежал со светильником в руке Люций:

– Альбин! Ты ли это? Тебя ли я вижу?

– И я рад тебя видеть. Да хранят тебя… – он запнулся и замолчал.

Он хотел добавить «боги», но сообразил, что такое приветствие неприлично в христианском доме. Люций как христианин не верил в языческих богов, но сам окончил за своего товарища его пожелание:

– Ты хотел сказать мне: «Да хранят тебя боги». О, как бы я желал, чтобы ты, рано или поздно, но сказал: «Да хранит тебя Господь!». И вот теперь от всего моего сердца скажу тебе: «Да хранит тебя Господь Христос!».

Друзья обнялись. Альбин в порыве радости забыл, что Люций христианин и что на христиан возводятся такие страшные клеветы.

– Но не устал ли ты? – спросил Секст.

– Ничего, отдохну. Я люблю ходить.

– Милости прошу в наш дом, – засуетился Секст, – ты, благородный Альбин, самый желанный для нас гость.

– Рад это слышать.

Альбина повели в дом, где его встретила Гиспанилла с дочерью. Старая женщина низко поклонилась Альбину и проговорила:

– Да хранят тебя боги, благородный патриций.

Альбин удивился такому приветствию:

– Как, разве ты…

– Ах, моя сестра еще не христианка, – тяжело вздохнул Секст, – но мы молим Бога и надеемся, что она будет христианкой.

– Но о христианах говорят так много ужасного, – не удержался и проговорил Альбин, усаживаясь на стул.

– И говорят совершенно напрасно, Альбин! – вскричал Люций.

– Сознаюсь, я как-то и раньше мало верил тому, что рассказывали о вас.

– Скажи мне, Альбин, ты больше не ходишь к Назидиену?

– Я с того же злополучного дня перестал ходить к нему.

– О, как нам благодарить тебя, Альбин, что ты заступился за Люция, – со слезами на глазах произнес Секст, – если бы не ты, то моего сына тогда же схватили бы. Да пошлет тебе Господь всякого счастья и благополучия в здешней жизни и будущей! Мы всегда молимся и будем молиться за тебя!

– Да, дорогой Альбин, если бы не твоя защита, то я попался бы в руки римских солдат. Благодарю тебя.

– Не благодари, ведь мы с тобою друзья, а разве друзья не должны выручать друг друга?

– Да, ты сказал правду.

– Но, сын мой, знаешь ли ты, что у нас, христиан, одна из высших заповедей есть искренняя, бескорыстная любовь друг к другу? – спросил Секст.

– Этого я не знал.

– А между тем наш Спаситель Христос дал нам заповедь: любите друг друга так, чтобы безбоязненно можно было умереть один за другого. Знает ли Рим такую заповедь? О, нет! У вас царит право. Сострадания и жалости у вас нет. Римляне убивают нас только за то, что мы любим друг друга и таким образом выполняем закон Христов.

– Удивительное учение, – сорвалось у Альбина.

– Да, соглашаюсь с тобою, для вас, язычников, оно удивительное! Нас самих приводят в ужас те рассказы, которые распространяются о нас в вашем обществе.

Тут Секст поднял руки к небу, и из груди его вырвался горестный вопль:

– О, великий и дивный Боже, сними с нас эту клевету! Рассей тьму и просвети Рим светом Твоего учения!

Он шептал какую-то молитву. В комнате настала минутная тишина. Слышалось веяние чего-то непостижимого и таинственного. Какая-то неведомая струна зазвучала в душе Альбина. Его сердце невольно прониклось доверием к старику. Чувствовалось, что он говорит правду.

– Нет, мы не пьем кровь невинных младенцев и не кланяемся ослиной голове, – продолжал Секст. – Мы собираемся на молитву, поем хвалу нашему Спасителю и помогаем друг другу, кто чем может. Вот сейчас должен прийти наш пресвитер. Он подробно разъяснит тебе все.

– Вероятно, ваш Спаситель был очень добрый, если Он предписал такую любовь?

– Да, доброта Его превосходит наше разумение. По любви к людям Он пострадал на кресте и воскрес из мертвых!

– Воскрес из мертвых? – переспросил со страхом и изумлением Альбин.

– Да, именно воскрес, потому что Иисус Христос не простой человек. Но Сам Бог во плоти. И мы веруем в Бога, пришедшего на землю во плоти для нашего спасения.

Альбин сидел ошеломленный и изумленный до последней степени всем услышанным. Все это положительно не умещалось в его голове, до сих пор полной разными языческими представлениями. Это было непостижимо, недоступно для его ума, но он видел, что за этой недоступностью скрывается великое, святое – то, ради чего тысячи христиан идут на смерть и пытки.

– И мы веруем, – в тон отцу проговорил Люций, – что настанет время, когда христианство распространится по всей земле, а язычество со своими богами исчезнет. Мы живем этой надеждой.

– Да, будет так! – подтвердил Тораний.

В это время в наружную дверь раздались два удара.

– Это, вероятно, наш пресвитер! – сказал Секст и пошел отворять дверь.

Минуту спустя он вернулся в сопровождении высокого старца с широкой седой бородой. Глаза пресвитера светились как-то необыкновенно мягко, задушевно. Видно было, что под этой несколько суровой наружностью скрывалось доброе, великодушное сердце.

– Мир и благодать вам от Господа Бога и Спасителя нашего Иисуса Христа! – торжественно проговорил он, благословляя собравшихся.

– И тебе мир, дорогой наш отец, – ответили ему присутствующие.

Пресвитер благословил каждого. Затем подошел к Альбину и ласково, внимательно посмотрел на него.

– Вот это благородный Альбин, о котором я тебе сообщил, – проговорил Секст.

– Вижу, вижу. Позволь и тебе, дорогое дитя, пожелать мира и спасения.

– Благодарю тебя, – прошептал Альбин.

– Пришел увидеться с Люцием?

– Да, мы были друзья. Я его давно уже не видел.

– Все знаю; твой друг Люций прекрасный юноша, и я рад, что ты так ценишь его. А не боишься, что пришел сюда?

– Чего же мне бояться?

– Могут узнать, что ты был у христиан. Ведь нас гонят и мы каждый день живем под страхом смерти.

– Я ничего не боюсь. Мне хотелось увидеть Люция и… – он запнулся.

– Что же дальше? Посмотреть на нас, христиан, страшны ли мы?

Альбин смутился. Пресвитер ласково улыбнулся:

– Поверь мне, дитя мое, страшного ничего в нас нет. О, если бы весь мир обратился ко Христу и оставил бы своих ложных богов! Настало бы на земле Царство Божие. Рано или поздно, но это время настанет.

– Я хотел бы поподробнее узнать ваше учение, – робко попросил Альбин.

– С величайшим удовольствием исполню твою просьбу, – произнес пресвитер и кратко, сжато, но точно рассказал жизнь Христа, Его учение и те требования, которые предъявляются к христианам евангельским учением.

Альбин жадно выслушал пресвитера, не прерывая его ни одной фразой.

– Как все это для меня ново! А ведь у нас о христианах говорят совершенно иное! – невольно вскричал он, когда пресвитер окончил.

– И в этом ваше главное заблуждение. Не хотят узнать о нас, нашем учении, а истребляют. О, римляне, когда вы узнаете всю правду о христианах? Но это пока скрыто от вас!

Пресвитер еще поговорил с Альбином, стараясь прояснить нравственную сторону христианства. Затем встал и сказал:

– Иди, дитя, домой! Не нужно, чтобы твое отсутствие было замечено. Будь благоразумен. Да благословит и вразумит тебя Христос!

Пресвитер перекрестил Альбина. Через минуту маленькая группа шла обратно по направлению к Эсквилину. Все миновали благополучно. Раб-привратник тихо отворил им двери. А минуту спустя Альбин, никем не замеченный, был уже в своей комнате.

7

Целая волна новых впечатлений от посещения им христиан нахлынула на Альбина. Он увидел мир, который был для него до сих пор закрыт, недоступен. Эти люди просты, добры, задушевны, а между тем их считали злыми, человеконенавистниками. Все их преступление заключалось в том, что они беззаветно были преданы Христу и друг другу. И Альбин своим неиспорченным сердцем почувствовал какую-то необыкновенную симпатию к этим людям, точно он знал их давно. Как ласково говорил с ним пресвитер, изъясняя свое учение! С каким радушием встретил его Секст! Как горячо обнял его Люций, точно они были родные братья!

Альбин долго не мог заснуть под влиянием пережитого. И во сне рисовался ему добрый старик-учитель с ласковыми глазами. Между тем Альбин не мог не поделиться своими впечатлениями с сестрой Домициллой, от которой у него не было тайн. Утром после завтрака он позвал сестру в сад.

– Знаешь ли, Домицилла, где я был этой ночью? – загадочно спросил он.

Девочка удивленно посмотрела на брата:

– А где же?

– Тебе и не угадать, и в голову не придет.

– Да где же, скажи?

Альбин наклонился к самому уху сестры и тихо ответил:

– У Люция!

– Может ли это быть? Как же ты попал к нему? Расскажи скорее!

– Тише, дорогая. Нужно говорить осторожно, чтобы кто-нибудь нас не подслушал. Да, я был у Люция и познакомился с христианами. Слушай же.

И Альбин подробно рассказал о своем ночном путешествии.

– Это удивительно! Даже и подумать было нельзя. Но почему ты не сказал мне?

– Потому что не стал тревожить тебя. Ты, может быть, начала бы меня отговаривать.

– Это вполне возможно, – согласилась девочка.

– Ну вот видишь! Значит, я отлично сделал, что не предупредил тебя.

– Теперь расскажи мне подробнее о христианах. Чему они учат? Ведь ты говоришь, что Секст тебе подробно все рассказал.

– Да, говорил Секст, но главным образом много говорил пресвитер, иначе сказать, учитель.

Альбин рассказал, что сам запомнил из слов пресвитера. Домицилла не менее брата была поражена христианским учением.

– Правда, какое удивительное учение! Как хорошо любить друг друга. А у нас этого ничего нет. У нас раба можно убить, распять на кресте. Вот у них, говоришь, Сам Христос позволил Себя распять на кресте по любви к людям.

– Пресвитер говорил так.

Девочка задумчиво помолчала.

– Как это не похоже на наше учение! Как у нас много богов, а там один. А ведь, пожалуй, это лучше. Много богов, и не знаешь, которому лучше молиться. Молишься одному, а другой может разгневаться. Не правда ли?

– Согласен с тобой.

– Ты еще намерен идти когда-нибудь к Люцию? Я тоже хотела бы послушать христианского учителя.

– Это сделать пока мудрено. Но, может быть, твое желание исполнится.

И с этого времени брат и сестра часто говорили о христианах. Тораний принес Альбину несколько тайных рукописей, и Альбин по ночам внимательно читал их, изучая догматы новой веры. Всем прочитанным он делился с сестрой. Они ухитрялись даже не раз читать вместе, приняв все необходимые меры предосторожности. Тораний зорко оберегал детей. Во все была посвящена также старая няня, христианка Маспеция, которая радовалась и благодарила Бога за то, что питомцы ее идут к истинному свету. «Призови, Господи, их Себе», – шептали ее старческие губы, и в глазах, устремленных на небо, светилась глубокая вера.

Медленно, но верно и прочно проникались брат и сестра христианским учением. Зерно упало на хорошую, свежую, плодоносную землю и не замедлило дать добрый урожай.

Магнус с женой были, конечно, безгранично далеки от истинного положения дел. Им и в голову не могла прийти мысль, что их дети заинтересовались христианством и изучали его. Да и откуда Альбин мог познакомиться с новым учением? О Люции Магнус давно забыл. Правда, как-то среди гостей зашел разговор о последователях Иисуса: коснулись происшествия в школе Назидиена. Кто-то произнес имя Люция.

– Это гадкий мальчишка, о котором даже не следует упоминать, – брезгливо заметил Магнус.

Альбин в душе рассмеялся отцовскому замечанию и подумал: «О, если бы ты знал всю правду! Ведь Люций и сейчас мой первый друг и учит меня новым заветам».

– Клянусь Бахусом³⁷, он, может быть, уже в царстве теней! – крикнул один участник обеда, запивая еду кубком хорошего вина.

– Да будут поскорее все христиане в царстве теней! – подхватил другой.

Некоторые закричали:

– Да здравствует наш божественный император Марк Аврелий, который истребляет эту вредную секту!

Альбин вспыхнул. Он удержался и, стараясь придать своему голосу насколько можно больше хладнокровия и наивности, спросил:

– Разве эта секта так вредоносна?

Отец даже слегка побледнел и злобно сверкнул на сына глазами:

– И ты еще спрашиваешь? Ты, сын Кассия Магнуса, задаешь вопрос, вредна ли секта христиан, которая объявлена императором враждебною нашим богам? Моли богов, чтобы они вразумили тебя!

– Не волнуйся, Магнус, ведь он еще носит буллу, – вступился кто-то из гостей за Альбина. – Если бы он был полноправный гражданин Рима, он не сказал бы этого.

Но Магнус велел сыну оставить триклиниум, а вечером сделал ему строгий выговор:

– Если ты еще раз скажешь что-либо подобное о христианах, то я прикажу тебя наказать. Так и знай.

Альбин повернулся и молча вышел. Тораний, знавший о происшедшем, шепнул ему: «Крепись и мужайся, господин. Все христиане гонимы. Но и в этом наше счастье. За малые, временные страдания за нашу веру и за Христа мы получаем вечное Небесное Царство».

– Я верю этому, – просто ответил Альбин.

А через несколько времени состоялось крещение Альбина в доме Гиспаниллы. Сердце мальчика было полно невыразимого духовного восторга. Только теперь он понял, чтó такое учение Христа и что дает оно своим последователям еще в земной жизни.

Он ликовал и веселился. Он готов был хоть сейчас же принять смерть за Христа или положить жизнь свою за братьев-христиан…

Луч вечного света блеснул перед ним, окончательно разогнав языческую тьму и мрак.

«О, слава Тебе, Христе Боже наш, слава Тебе!» – только и мог шептать Альбин, выходя из купели.

На прощание пресвитер положил ему руки на голову и ласково, но твердо и убедительно сказал:

– Сын мой, не изменяй Господу и будь верен Ему и при испытаниях! Если постигнет тебя гонение – молись Христу о терпении. Если встретишь смерть лицом к лицу, будь мужествен и не страшись, в награду ты наследуешь вечное блаженство, вечную радость в Царстве Христа. Да благословит тебя Христос, просветит тебя светом Своего учения.

Альбин поцеловал руку пресвитера, простился со всеми братским поцелуем и смело отправился в сопровождении верного Торания домой.

В доме все спали, не зная о совершившейся перемене. Только одна Домицилла бодрствовала и ждала с нетерпением брата. Она знала все…

Когда Альбин вошел в ее комнату, она беззвучно упала к нему на грудь, и тихо заплакала от избытка чувств, и спросила Альбина:

– Счастлив ли ты, Альбин?

– Большего счастья мне не нужно, – проговорил он, крепко прижимая к себе сестру.

8

Теперь для Альбина настала совершенно иная жизнь. Все старое язычество отошло куда-то далеко, точно его и не было. Христианство предъявляло новые требования, новые запросы.

Но вера Альбина не могла быть скрыта на долгое время. Это отлично понимали и он сам, и Домицилла.

– Боюсь я за тебя, – часто говорила девочка.

– Не бойся!

– Ах, все-таки страшно. Что скажет отец, когда узнает? Ведь тебя могут…

Она в страхе не договорила.

– Что могут? Убить?

– Да.

– Я этого не боюсь! За Христа рад пострадать. Ну и пусть убьют. А за эти краткие мучения мне будет великая от Христа награда.

– Ах, Альбин, как бы я желала быть христианкой.

Альбин задумался:

– Это пока сделать мудрено. Где ты можешь принять крещение, ведь тебя никуда не выпускают? Потерпи немного, быть может, мы что-нибудь и придумаем. А пока верь в душе и надейся, что рано или поздно, но Господь просветит тебя Своим светом, как Он просветил и меня.

Домицилла на этом успокоилась. Но она страшно тревожилась за брата, за его будущее.

События не замедлили себя ждать.

Приближался день, в который Альбин должен был снять буллу и надеть тогу. Этот день был всегда знаменательным в жизни каждого римского мальчика. Сначала мальчик приносил жертву домашним богам, затем отец надевал на него тогу, и тогда все шли в храм приносить жертву богам там, а потом уже дома устраивалось празднество, в котором участвовали все родственники и знакомые.

Кассий Магнус желал этот день обставить насколько возможно торжественнее. Были выбраны лучшие жертвенные животные, повара должны были показать все свое искусство в устройстве обеда. Альбин понимал, что скоро должно выясниться все. Если до сих пор ему так или иначе, под тем или иным предлогом удавалось уклониться от посещения языческих храмов, то теперь о таком уклонении не могло быть и речи. Нужно было объявить отцу всю правду.

И он решился это сделать до наступления торжественного дня, чтобы избежать лишней огласки.

– Отец, через два дня ты наденешь на меня тогу? – не без волнения спросил Альбин, оставшись наедине с отцом.

– Да, сын мой, ты доживешь до радостного для тебя дня. Ты будешь римским гражданином и снимешь знак своего детства – буллу. И ты, надеюсь, рад этому? Не правда ли? Но что с тобой, Альбин? На твоем лице я читаю смущение. Какая этому причина? И Магнус пристально посмотрел на сына. Вместо прямого ответа Альбин, в свою очередь, спросил:

– Скажи мне, отец, я непременно должен идти в храм и принести жертву богам?

– Да, должен. Но к чему этот лишний вопрос? Ты и сам знаешь, что нужно возблагодарить богов. А в чем дело?

Альбин смело посмотрел отцу в глаза и сказал:

– Отец мой, я не могу приносить жертвы богам.

Магнус мгновенно вскочил со своего ложа и изумленно смотрел на сына:

– Что я слышу? Что ты говоришь? Ты отказываешься идти в храм? Почему же?

– Потому что я христианин.

Магнус как ошпаренный отскочил назад. Его глаза округлились и готовы были совсем вылезти из своих орбит. Лицо покрылось смертельной бледностью. Он несколько мгновений стоял неподвижно, не доверяя собственным ушам.

– Повтори, что ты сказал?

– Отец мой, если хочешь, я повторю. Да, я христианин.

Магнус с проклятиями схватился за голову.

– Этого не может быть! – закричал он. – Скажи, что это неправда. О, боги, ты с ума сошел.

– О, нет! Отец мой, я только теперь узнал настоящий разум, только теперь узнал Истину.

Магнус замахнулся на сына:

– Замолчи, или я убью тебя на месте!

– Убей, отец. Смерти я не боюсь: смерть за Христа для нас желанна.

– Да, я вижу, что ты не в своем уме и какие-то христиане тебя околдовали. Это позор, несчастье!

Яростный, вне себя, он подскочил к сыну и схватил его за плечо.

– Сейчас же говори, презренный, где и у кого ты познакомился с христианами? Слышишь, сейчас же мне отвечай! Или, клянусь богами, я отрекусь от тебя и отдам тебя властям! Я не хочу иметь сыном изменника религии и противника императора! Ну, говори же скорее!

Альбин молчал и внутренне молился лишь об укреплении духа. Магнус тряс его, скрежеща зубами, топал ногами и кричал:

– Говори, негодный мальчишка, где ты познакомился с этой ужасной сектой? Ты молчишь? Молчишь…

Вдруг штора в таблинум распахнулась и в комнату смело вошел Тораний. Он приблизился к Магнусу и движением руки отстранил Альбина.

– Как ты смеешь? – вскричал на него Магнус.

Но Тораний спокойно ответил:

– Благородный Магнус, обрати весь свой гнев на меня, а не на сына. Благодаря мне он узнал христианство. Я виновник его обращения.

– Тораний, зачем ты говоришь это? – умоляюще простонал Альбин.

Магнус чуть не захлебнулся от ярости:

– Ты посмел обратить моего сына в христианство! Ах ты, презренная тварь!

Он подскочил к Торанию, ударил его кулаком по лицу. Раб слегка пошатнулся. Из носа хлынула кровь.

– Отец, пощади! – прошептал в ужасе Альбин.

– Молчать! И ты говоришь о какой-то пощаде!

– Да простит тебя Христос! – проговорил Тораний, опускаясь перед Магнусом на колени.

Но Магнус ударил его ногой и закричал:

– Эй, рабы! Сюда! Живо!

На крик сбежались бледные, трепещущие рабы.

– Возьмите этого презренного негодяя отсюда, дать ему сейчас же пятьдесят плетей. А завтра распять на Апиевой дороге. Слышите? Поворачивайтесь быстрее! Тот, кто вздумает защитить Торания, получит сто плетей! Вон с глаз моих!

Магнус весь дрожал от бешенства и чуть не разорвал свою тунику. Рабы догадались, в чем дело. Некоторые успели уже подслушать всю эту сцену. Торания увели. Альбин все время стоял в стороне. Сердце его сильно колотилось. Он всеми силами старался не показать трусости и робости. «Я должен быть готов ко всему. Нужно за Христа и пострадать», – думал он, ожидая крупных неприятностей.

Когда рабы удалились, Магнус подошел к Альбину и сурово проговорил:

– Слушай, что я скажу тебе. Тебя совратил этот негодный Тораний, он получил за это то, что заслужил. Завтра же он будет болтаться на кресте. А от тебя я требую, чтобы ты отрекся от Христа и принес жертвы богам.

– Отец, это для меня невозможно. Во всем я послушаюсь тебя, кроме этого.

– Ты должен послушаться, иначе я отрекусь от тебя. И тогда мне будет решительно все равно, что тебя постигнет, хотя бы судьба Торания. Понял?

– Я знаю это. Я готов ко всему.

– И к смерти?

– Да, и к смерти за Иисуса!

Магнус пришел в бешенство:

– Я убью тебя своими руками!

– Убивай, отец. Это в твоей власти. Я ношу еще буллу.

– Отрекись!

– Не могу.

Магнус с такой силой толкнул сына, что тот потерял равновесие и упал. И в этот момент вбежала Агриппина, которой донесли, что в таблинуме совершается какая-то ужасная сцена.

– Это что такое? – всплеснула она руками при виде сына, поднимающегося с пола.

– Боги нас покарали! – ответил ей Магнус.

– Что такое?!

Магнус подошел к ней вплотную и грубо проговорил:

– У нас нет больше сына.

Агриппина даже отшатнулась:

– Как нет? Что это значит? Что случилось?

– Альбин – христианин!

Агриппина помертвела.

– Христианин? Мой сын – христианин? Это ложь! – вскричала она.

– Если бы это была ложь! – ответил ей Магнус.

Агриппина стремительно бросилась к сыну:

– О, Альбин! Правда ли это? Я отказываюсь верить! Скажи, что это неправда! Умоляю тебя, скажи!

На лице ее было написано страшное горе. Слезы градом хлынули из ее глаз.

– Да, мама, я христианин. Об этом заявляю твердо и решительно. И от Христа я не отрекусь.

Но Магнус бешено топнул ногой:

– Замолчи! Ты одумаешься, иначе смерть тебе! Среди Магнусов не должно быть презренного христианина!

Агриппина, выслушав такой грозный окрик, в глубоком обмороке рухнула на пол.