Зона прокаженных

***

– У вас удивительная нервная система! Такое впервые встречается в моей практике. Вы умудрились задремать накануне опасного эксперимента! Однако, какие редкие показатели энцефалограммы! Просто чудо! На быстрый сон не похоже, такое впечатление, что вы бредили наяву. Очень высокая электрическая активность мозга, господин Чернышев! Вы не употребляли накануне психотропные препараты? – увеличенные линзами очков, глаза доктора Евтушенко выражали искреннюю заботу и недоумение. Она быстро пролистала склеенную по старинке карту. – Хотя нет… Отличные показатели крови, остаточные следы алкоголя… Тест на наркотики отрицательный. Да вы и не похожи на наркомана! – бледные губы тронула улыбка. – Думаю, все будет хорошо. Кровяное давление, сердце, иммунный статус – выше всяких похвал. Люда, можно заканчивать! – доктор отошла в сторону, продолжая листать странички.

Над распростертым мужчиной склонилась рыжеволосая девушка. Непокорная прядь ласково коснулась обнаженной груди человека. Она неловко отлепляла присоски от груди, ног, бедер. Веснушчатое лицо алело как у школьницы при первом поцелуе.

– Я думала, что прибор сломается! – она укоризненно покачала головой. – Стрелки зашкалило…

– Черт побери! – хриплым голосом прошептал Виктор. – Что случилось?!

– Вы лежали на скамье, мы с Верой Павловной снимали показатели энцефалограммы, потом вы задремали, буквально на секунду, и вдруг, чрезвычайно сильный всплеск мозговой активности! В такие мгновения люди совершают великие открытия! – она сгорбилась над большим конторским журналом, и быстро чертила какие – то каракули. Кончик языка девушка высунула наружу, как прилежная ученица. Нелепо было видеть обычную бумагу и ручку в эпоху компьютерных технологий. Девушка перехватила его взгляд, и виновато улыбнулась.

– Наше руководство требует вести бумажную документацию. Причин не объясняют. Но вы не волнуйтесь, вся информация хранится на сервере организации.

– Что сейчас было?! – повторил мужчина.

– Крепкий сон – залог отличного здоровья! – улыбнулась доктор Евтушенко. Она сжимала в руке пневматический шприц. Казенное лицо без следов косметики обнимали очки с толстыми линзами. Огромные голубые глаза под линзами превращали обычного человека в сказочного персонажа. Ничего не изменилось. Лицо стареющей феи.

– Присядьте, пожалуйста!

Виктор послушно сел, скамья неприятно холодила обнаженные ягодицы.

– Вы – доктор Евтушенко, родственница знаменитого поэта?

– Всего лишь однофамилица. Можете звать меня Вера Павловна. – она усмехнулась – А вы – шутник, голубчик… Поднимите руку наверх, пожалуйста!

Послушно, как манекен, он завел кисть за голову.

– Что здесь происходит?!

– Обычная инъекция… – подмышку пронзила острая боль, под кожей тотчас образовался плотный желвак.

– Это уже все было! – прошептал человек. Он изумленно смотрел на обеих женщин. Рыжая Люда принесла голубой халат.

– Оденьте это…

Виктор автоматически продел руки в широкие рукава.

– Эксперимент… он разве еще не состоялся?!

Евтушенко коротко на него взглянула поверх очков, достала из кармана халата две красные таблетки, с глубокой риской посредине.

– Это не рекомендуется, но я понимаю ваше состояние. Не каждый день люди стоят на пороге величайшего открытия. Примите, только не выдавайте меня, хорошо? – она позволила себе подмигнуть, и стала немного похожа на живую женщину.

Чернышев отрицательно помотал головой. Он порывисто встал на ноги, прошелся по сверкающему белизной кабинету, подошел к чудо-машине, провел пальцами по проводам, трубам и присоскам. Внимательно ощупал холодный металл.

– Да, да… все было именно так, конечно! Виноградная лоза! Пространства, нанизанные на ветку времени! Штраус говорил об изменении времени, только я слушал его вполуха! Где профессор?!

– Сейчас придет! – ответила доктор. Она обменялась с лаборанткой многозначительным взглядом.

– Именно так! Конечно, у Михаила Семеновича болело сердце. Но в прошлый раз все было немного иначе! Ну по другому, понимаете? Другие слова, события… – Виктор возбужденно носился по комнате. – Значит, я вернулся в точку времени предшествующую эксперименту, это ясно?!

– Не понимаю, о чем вы сейчас говорите, но профессору давно следует начать лечить гипертонию и ишемическую болезнь сердца. Может быть, вы уговорите его начать принимать лекарства? А как врач, я бы не рекомендовала бы вам в таком состоянии входить в зону! – она раздраженно сунула таблетки в карман халата, и вышла наружу. За ней следовала верная Люда, девушка кинула затравленный взгляд на мужчину, скрылась за дверью, держа подмышкой верный журнал. Виктор опустился на скамью.

– В прошлый раз я не знал имени лаборантки и врача… – он грустно усмехнулся. Ужасно хотелось курить. Раздавленная бабочка привела к изменению языка, страны, политической власти. Вместо гуманиста к власти пришел новоявленный фашист. Даже фамилия у персонажа рассказа была Дейчер. В переводе – «немецкий». Наивная ассоциация с Гитлером. Рассказ назывался «И грянул гром…»

– И грянул гром… – повторил Чернышев вслух. Распахнулась дверь, вошел профессор Штраус. Он болезненно морщился, растирая ладонью грудную клетку.

– Ну, как вы себя чувствуете? – присел на кресло, и неуклюже похлопал мужчину по коленке. Он все делал неловко, этот честный профессор, в коротких отутюженных брюках.

– Рассказ Рея Бредбери назывался «И грянул гром…» Наверняка читали?

– Неоднократно! Герой охотился на динозавра, сошел с тропы, раздавил бабочку, и это повлекло за собой цепь измененных событий. Красивая сказка. Мы с вами беседовали на эту тему, машину времени создать невозможно даже теоретически.

– А как же зона?

– Зона – не более чем одно из вероятных пространств. Я уверен, что мы сумеем про нее узнать больше после вашего, ну, скажем так, вашего визита в зону. Мы возлагаем на этот эксперимент большие надежды.

– Благодарю за оказанную честь! – усмехнулся Виктор. – А как же опыты с мышами, собаками, кроликами и котами?

– В зоне постоянно находятся десяток мышей, ничего особенного с ними не случилось.

– И никто из них не погиб, не провалился в тар-тартары, не обратился в чудовище с рогами и третьим глазом на лбу?!

– Упаси Бог! Конечно, эксперимент небезопасен, я вчера об этом говорил. У мышей меняется поведение после кратковременного пребывания в зоне, но с точки зрения физических кондиций, они выглядят здоровее своих собратьев!

– Они становятся агрессивнее?

– Пожалуй… – осторожно ответил Штраус.

– И кошки никуда не исчезли?

– Не понимаю, о чем вы говорите… «Жук» теряет стабильность, мы боимся, что зона ускользнет, иначе бы я не предложил вам туда отправиться немедленно. Мы рассчитывали провести еще серию опытов, но спонсоры давят… – мягкие черты лица исказила недовольная гримаса.

– А что вы скажете, Михаил Семенович, если я вам отвечу, что уже проделал это?! Ну то есть, уже побывал в зоне.

– Что значит… это шутка такая?! – круглые очки поползли наверх по лбу Штрауса, словно дужки были привязаны невидимыми ниточками.

– Что показал зонд? Страшный и удивительный мир, не правда ли?! Только запись не сохранилась, вернее сказать она изменилась спустя полчаса.

– Какой зонд… Вы хорошо себя чувствуете?!

– Доктор Евтушенко в восторге от моего здоровья. Вы проводили съемки в зоне?

– Конечно! Несколько камер работают круглые сутки без перерыва!

– И что они показывают?

Профессор поерзал на месте, снял очки, и нервно протер стекла носовым платком.

– Вы мне не нравитесь, Виктор, ей Богу! Давайте, я сейчас позвоню господину Рослову, и мы отменим эксперимент.

– Рослов?! Димка Рослов?!

– Дмитрий Алексеевич, ну да… Он представитель заказчика моего проекта. От военного ведомства. Кстати сказать, он хотел с вами встретиться. Вы ведь кажется бывшие сослуживцы?

– Вроде того, был грех… – Чернышев поднялся со скамьи, нахмурил лоб. – А если я откажусь от участия в эксперименте?!

– Не скрою, вы нас сильно подведете, но мы не можем насильно принудить испытателя отправиться в зону. Однако, вознаграждение можно получить лишь после выполнения миссии, таково условие договора. Вы сами его давеча подписали.

Виктор закрыл лицо ладонями, и громко рассмеялся. Профессор смотрел на него выпученными глазами, полное лицо покрыли красные пятна, он поглаживал грудную клетку, и ждал, пока странный собеседник насмеется всласть.

– Ну да, конечно! – Чернышев вытирал слезы, и не мог остановиться. – Заключение серьезного договора, выглядит как покупка джинсов у спекулянта! Скажите пожалуйста, ваша фамилия Штраус?

– А вы имеете что-нибудь против? – толстяк насупился, как обиженный ребенок.

– Упаси Бог, упаси Бог… Я родился в ту эпоху, когда национальность не имела принципиально значения! Проверяю одну версию. Вам пятьдесят восемь лет, холост, заведовали кафедрой в Политехническом, так?

– Все именно так, я вчера сам об этом рассказывал! Зачем вы спрашиваете?

– Извините меня…. – Виктор прекратил смеяться вытер глаза, и серьезно посмотрел в лицо Штраусу. – Это значит, что Настя не покрыла долг. Впрочем, вас это не касается, дружище. – он порывисто поднялся. – Я готов! Куда идти?! Где эти ваши пространства нанизанные на виноградную гроздь?

– Запомнили? – Штраус покраснел от удовольствия. – Не скрою, удачная метафора, но не более того. С научной точки зрения процесс выглядит много сложнее и объемнее. Эйнштейновская база знаний безнадежна устарела, мы должны это признать, хотя и она явилась основоположницей квантовой физики. За сто лет релятивистская механика обросла могучими колоссами, мир Минковского, теория струн, а за последние годы, благодаря созданию адронного коллайдера, появилась так называемая частица Бога. Бозон Хигса, если вам это что то говорит. Но если быть честным, мы ни на йоту не приблизились к истинному понимаю пространства и времени! Ну получили бозон, а дальше что?! Господин Хигс – блестящий ученый, но наличие поля Хигса предполагалось еще в семидесятые годы прошлого столетия! Так, мир обзавелся очередной остроумной гипотезой, которая якобы, разъясняет Стандартную модель микромира. Да ни черта она не объясняет! – пухлые щеки профессора рдели как революционные стяги, речь приобрела плавную текучесть, слова выскальзывали изо рта как отшлифованные стразы. – Вдумайтесь, на пороге сколь грандиозного события мы с вами сейчас стоим?! Банальные гравитационные поля, облаченные в жидкокристаллические кузни, приоткрыли ворота в параллельные миры! Кстати сказать, наша система сокращенно называется «ЖУК», – Жидкокристаллическая универсальная кузня! Забавное название, согласен! Но расшифровка займет чересчур много времени…

– В прошлый раз вы мне этого не говорили! – Усмехнулся Виктор. Различие сценариев пока было незначительным, на первый взгляд почти незаметным. Он вспомнил детские идентичные картинки в иллюстрированных журналах. Найди девять отличий. Мальчик играет с собачкой на дворе, а из окна за ним наблюдает бабушка. Без особых усилий можно увидеть раскрашенное ухо дворняжки, и кривые полосы на портфеле ее хозяина. А вот то, что у бабушки платок завязан разновеликими узлами видно не сразу. Требуется внимание, терпение и усидчивость.

В дверь робко постучали, в проеме показалась черноволосая женская головка.

– Михаил Семенович! Последние тесты показывают погрешности гравитации в верхних границах! – девушка обращалась к профессору, но не отрывала глаз от мужчины мешковатом голубом халате. Штраус споткнулся на полуслове, Чернышев подмигнул брюнетке, и старательно копируя манеру разговора собеседника, чревовещал.

– Стабилизируйте гравитацию, и подключите целевой генератор, как дети малые, ей – Богу!

Девушка и профессор как по команде повернули к нему растерянные лица. Воцарилась пауза. Было слышно, как за стеной гудят машины.

– Ну пошутил, пошутил… – Виктор был не рад, что сморозил глупость.

Михаил Семенович снял очки, протер стекла платком, машинально поправил безукоризненный узел на галстуке.

– Вы что не слышали?! Шагом марш работать! До последнего теста осталось десять минут!

– Или вечность… – тихо сказал Чернышев. Ему было жаль добряка Штрауса, хотя следует признать, в своем прошлом воплощении он нравился капитану больше. Девушка выскочила за дверь, и оживленно судачила с кем – то в коридоре.

«Фальшивая Мерлин…» – уверенно решил мужчина. – «Мерлин, любовь моя…» Различий не так уж много! Вероятно, гибель слепого кота в одном из так называемых пространств не оказала принципиального влияния на ход истории. Глупо ссылаться на фантазию гениального американца, как на аксиому.

– Откуда… – профессор закашлялся, его лицо побагровело. Трясущейся рукой он налил стакан воды из графина, залпом выпил. – Откуда вы знали, что именно я собираюсь сказать!

– Вы все равно не поверите.

– Попробуйте! – Он оседлал стул, оперся локтями на спинку, и поджал губы. – Я вас слушаю.

Дверь по – хозяйски распахнулась, на пороге объявились двое мужчин в штатском.

– Михаил Семенович! Вас ждут в центральном отсеке. До начала эксперимента осталось двадцать минут. Дмитрий Алексеевич велел передать, что ждет с нетерпением.

– Подождет! – кинул через плечо толстяк. – Закройте дверь! – рявкнул так, что задрожали стеклянные колбы.

– Вы вероятно не понимаете, с кем имеете дело… – мягко, будто увещевая душевно-больного заговорил высокий брюнет.

– Закройте дверь! – четко, по слогам повторил Штраус. – Мне необходимо ровно две минуты. Так и передайте вашему шефу.

– Но если… – в голосе брюнета послышались угрожающие нотки, он шагнул вперед.

– Но если вы попробуете оказать на меня давление, уважаемые господа, я выключу систему ко всем чертям! И зона исчезнет в бесконечной вселенной, согласны?! Провалится к чертям собачьим, сгинет в преисподней! Дверь закройте!

Брюнет открыл было рот, но его товарищ, невысокий, плотно сбитый мужчина быстро шепнул что то на ухо коллеге. Они повернулись, и вышли наружу, крепыш тихо говорил по радиотелефону. Виктор восхищенно хлопнул в ладоши.

– Браво! Не ожидал от вас! Честное слово!

– Циничные люди, без сердца и совести! – пробурчал толстяк, и отчаянно морщась, растер грудину. – Времени в обрез! Я – ученый, в телепатию и чтение мыслей не верю, тем паче в вашем исполнении. Рассказывайте!

– Вряд ли вы мне поверите… – устало покачал головой Чернышев. – Рассказ коротким не получится, я приму участие в эксперименте, иначе Настя не вернет долг. Мне некому больше доверять, Михаил Семенович! Обещайте, что если я не вернусь, вы отдадите деньги моей девушке, телефон вбит в сотовом, написано Stasy.

Профессор быстро кивнул.

– Я помню, и все сделаю. Можете на меня положиться. Но вы так и не ответили…

По коридору грохотали тяжелые шаги.

– Времени нет. Капсулу для инъекции вам дал Рослов?

– Ну да… Откуда у меня мог взяться такой препарат?! Но какое это имеет отношение…

– Не важно. – грубо прервал собеседника Чернышев. – В тот раз вы были правы, профессор! Чужой мир, страшный, волшебный и удивительный. Только один вопрос. Что было записано на видео?!

Штраус нахмурил лоб. В дверь требовательно постучали.

– Сейчас иду! – яростно огрызнулся он. Поднялся, оттолкнул стул, и шагнул к дверям. – Я блефовал… Система – мое детище, но они запросто справятся и без профессора – скандалиста. Надо идти, служить! – толстяк сгорбился, и побрел к дверям.

– Я уже был в зоне! – громко и отчетливо произнес Виктор. – Я вернулся в точку времени, предшествующую моему отправлению. Некоторые события оказались изменены. Я случайно запомнил фразу про целевой генератор. Подумайте сами, откуда я мог ее знать? Мир за пределами зоны действительно опасен, я могу не вернуться назад живым… что было записано на видео, Штраус?!

Михаил Семенович взялся за дверную ручку, сжал грудь ладонью, будто хотел вырвать из грудины непокорный миокард, лицо исказила судорога боли. Он набрал полный рот воздуха, и быстро проговорил.

– Я не знаю, можно ли вам верить… Все что вы говорите это похоже на фантастику или вы – великий мистификатор. В последнюю версию вериться с трудом, вы не похожи на Калиостро или Вольфа Мессинга, дорогой капитан! Съемки оказались низкого качества, хотя мы использовали дорогостоящую высокочувствительную аппаратуру. Камера фиксирует всего лишь поток фотонов, который отражается на объективе. Внутри колбы находятся кусок земли, и два куба черного воздуха. Когда в фокусе появлялись животные, они вели себя как обычно, хотя, пожалуй, излишне нервозно. Впрочем, имела место одна особенность, но ее удалось обнаружить только сегодня. Микроскопически малая десинхронизация времени между реальным изображением, и таймером, наш сотрудник не придал этому факту значения. Странно, что вы об этом спрашиваете… буквально перед тем, как зайти сюда, я увидел на дисплее нечто отдаленно напоминающее контуры человеческой фигуры. Впрочем, нет! Едва ли заснятый персонаж походит на человека.

– Запись! – подался вперед всем телом Виктор. – Камеры обязаны были зафиксировать мое присутствие в зоне. У вас же имеются приборы, они могут расшифровать изображение!

– Увы! – Штраус грустно покачал головой. – Лаборантка отлучилась буквально на минуту, и по роковой случайности отключила режим записи.

– Еще одно различие! Черт побери вашу контору, профессор! Вы не могли проморгать такое событие, как вход испытателя в зону!

Распахнулась дверь, неуклюжего толстяка едва не сбили с ног ворвавшиеся клоны в костюмах. Помещение мгновенно заполнилось людьми, остро запахло резким мужским одеколоном.

– Господин Чернышев! Вас ждут для беседы! – коренастый офицер смотрел на него настороженно, и держался на безопасном расстоянии, словно зашел в палату к буйно помешанному пациенту.

Виктор тряхнул головой, широко улыбнулся, и поднялся со скамьи.

– Господа, я к вашим услугам! – фраза прозвучала напыщенно, но он смог удержаться от соблазна.

***

– Привет, Черныш!

– Здорово, Рослик! Я думал, что ты погиб!

– Многие так думали… – Димка набрал несколько лишних килограмм, круглый череп проели глубокие залысины, серые глаза смотрели бойко и насмешливо. Дорогой костюм, цвета вороненой стали сидел на нем как влитой, запястье обнимал золотой браслет часов, на мизинце сверкал голубой камень кабашон, утопающий в изящной золотой оправе, и два небольших бриллианта по бокам. Такое кольцо антиквары называют «офицерским», говорят, украшение стоит немалых денег. Рукопожатия не состоялось. Бывший товарищ вышел навстречу посетителям, и присел на краешек стола. За его спиной жужжал факс, на столешнице был воссоздан проект «кузни», – изящная модель стеклянной колбы, опутанная крохотными проводами.

– Ты стал большой шишкой, Рослик!

– Это?! – он небрежно обвел ладонью кабинет, бережно тронул безымянным пальцем сапфир. – Ничего особенного, так, халиф на час!

– Тогда, в Ливии, мы думали, что тебя взяли в плен.

– Зачем? – Рослов пожал широкими плечами. – Я сам предложил американцам сотрудничество.

– Кажется, раньше это называлось – предательство?

– Раньше были другие ценности, многое поменялось, люди стали другими. Ты все еще встречаешься с этой девицей, ну как ее… – он щелкнул в воздухе пальцами, притворно нахмурился, якобы силясь вспомнить имя девушки.

– Настя. Ее зовут Настя, не переигрывай, Рослик! Помнится, ты пытался за ней ухлестывать, или я что – то путаю?! Теперь это уже не важно. Мы с ней обручены.

– Как старомодно! Только колечко придется снять, Черныш! В зону ничего нельзя проносить с собой.

– Пожалуйста! Вместе с пальцем!

Димка широко улыбнулся, и непринужденно оперся локтями о гладкую полировку стола.

– Да… – протянул он. – Ты совсем не изменился. Все тот же без башенный отморозок! Профессор! – он небрежно повел бровью, тотчас подошел бледный Штраус. Он нервно комкал в пальцах носовой платок, испуганно глядя на обоих мужчин.

– Я слушаю!

– Как быть с кольцом? Я неплохо знаю этого молодца. – Рослов усмехнулся. – Если потребуется снять цацку силой, он нашу богадельню в щепы разнесет, прежде чем его скрутят!

– Ни в коем случае! Ни в коем случае… последние дни система весьма нестабильна, мы не имеем права рисковать! – он искоса взглянул на Виктора. – Конечно, золото – инородный материл, но у нашего испытателя наверняка стоят пломбы, коронки… я думаю, ничего страшного, не вижу противоречий…

Чернышев с симпатией посмотрел на Штрауса. Он, конечно, отчаянно трусит, вон скулы бледные, как у мумии, но своих не предает.

– Ну что же! Будь по вашему, господа ученые! – Рослов развел руками. – К сожалению, времени в обрез, Бог даст, коли вернешься целым и невредимым, поболтаем еще. У нас ведь есть что вспомнить, не так ли Черныш?

Виктор молча кивнул. Появление Димки Рослов в корне меняло нынешний сценарий. Теперь он боялся входить в зону, вспомнилась едкая слизь, чуть не сожравшая его заживо, и сердце забилось часто и тревожно. Мужчина стиснул кулаки, и отвернулся.

– Лучше бы вам уйти, подобру-поздорову, Дмитрий Алексеевич! Мне конечно нужны деньги, но я ведь могу передумать! – его лицо искривила злобная гримаса. – Безнадежный романтик, говоришь! Ты ведь не хочешь, чтобы я в присутствии подчиненных свернул тебе шею, а Рослик?! Крепкие ребята, но они едва ли они успеют мне помешать, а ты набрал пяток лишних кило, да и всегда был никудышным рукопашником.

Рослов поднялся со стула, его лицо побагровело, кулаки яростно сжимались. Стоящий рядом офицер неуверенно смотрел на шефа.

– Дмитрий Алексеевич! Какие будут приказания?

Мужчина вдруг запрокинул голову, громко расхохотался, и хлопнул в ладоши, словно оценив удачную шутку бывшего сослуживца.

– Ты не меняешься, Черныш! Каким был весельчаком, таким и остался! Лады. Продолжим беседу после твоего возвращения. Я не прощаюсь! – он стремительно вышел из помещения, оставив после себя дымок сладкого одеколона. Сильно разило лимоном, имбирем и бергамотом. Чудно видеть офицера, пользующегося духами фирмы «Пако-рабан». Группа сопровождения поспешно следовала за шефом. В комнате остались насмерть перепуганный профессор и Чернышев.

– Тьфу, черт! – весело выругался капитан. – Терпеть не могу запах имбиря. Воняет, как в дамской гримерке. Странно, что он еще губы не накрасил! Рослов всегда был дешевым пижоном, но его часики стоят не меньше чем моя пожизненная военная пенсия.

– Мне страшно! – тихо признался Штраус. – Знаете, Витя, я на секунду представил себя на вашем месте, и аж поджилки затряслись. Нашего брата исследователя нельзя судить строго. Ученые люди немного похожи на жестоких детей, уничтожаем себе подобных из пустого любопытства.

– Мне тоже страшно… – Виктор крепко сжал руку толстяка. Ладонь была холодной и влажной. – Говорят, любопытство сделало из человека обезьяну. И спасибо, вам, Михаил Семенович!

– За что?!

– За кольцо… Я ведь тоже немного блефовал. Эти парни в отличной форме, вряд ли они дали мне возможность приблизиться к их шефу.

Металлический голос из селектора объявил о пятиминутной готовности. Этого тоже не было в прошлый раз. Красная лампочка над дверью тревожно моргала воспаленным оком.

– Мне пора! – встрепенулся Штраус. – Он замялся у дверей, затем, повинуясь внезапному порыву подбежал к мужчине, и обнял его. – Я холост, у меня нет, и уже наверняка не будет детей, но я мечтал бы о таком сыне! – он отвернулся, смущенный своим порывом, и выскочил за дверь.

– Дай Бог вам здоровья, Михаил Семенович… – прошептал Виктор. – А капитану немного везения…

Конечно, он лукавил, когда делал вид, якобы встреча с Рословым не произвела на него впечатления. Чернышев растерялся, но виду не подавал. Он и сейчас чувствовал себя подавленным, а отвратительный запах имбиря надолго засел в памяти. Как докучливая заноза. Он помнил его даже когда входил в колбу, и не мог отличить, или это навязчивое дежа-вю, или стены камеры пропитались ароматом одеколона. Важно другое. Он забыл переспросить у профессора, что запечатлели камеры, а вспомнил, когда уже шел по длинному коридору.

– Черт с ним! – проговорил Виктор вслух, желая себя подбодрить. – Прорвемся…

***

Шлюзы распахивались, один за другим, повинуясь неслышной команде, как сердитая змея шипел сжатый воздух, нагнетаемый в помпу, моргали лампочки. Голый человек шагал по холодному полу, боковым зрением он увидел, как из дверей высунулась, и тотчас исчезла брюнетка. Ему стало немного спокойнее, события давшие было изрядный крен, возвращались в привычное русло. Что там было в нацарапано первом варианте договора? От испытателя требовалась психическая стабильность! Где они такой термин выкопали?! Последняя дверь уверенно закрылась за его спиной.

– Капитан, капитан, улыбнитесь!

Что сказал Гагарин перед стартом? Покорившее весь мир словечко «Поехали!». Надоедливо моргала тусклая лампочка. Со свистом насосы выравнивали давление, заложило уши. Виктор зажмурил глаза. Милая Настя… они не виделись всего несколько часов, но казалось, будто минули недели. Перед сомкнутыми веками объявилась миниатюрная девушка с золотой кожей. Мужчина тряхнул головой, иллюзия подчас кажется убедительней реальности! Что – то неприятно кольнуло кожу на ладони. Он разжал кулаки, в тусклом свете цветной лампочки явственно виднелись короткие волоски шерсти, смешанные с подсохшей сукровицей. Виктор приблизил ладонь к глазам – он всегда неплохо видел в темноте. Жесткая щетина, наросшая на кусок свежей плоти… Проклятье! У героя из рассказа Брэдбери на сапог налипли останки древней бабочки, и вместе с куском доисторической глины, тот приволок ее в наше время, и что там было дальше?! К власти пришел господин, напоминающий фюрера. «Создать машину времени невозможно!» Чернышев хотел закричать, он даже распахнул рот, как задыхающаяся рыба, но не успел. Лампочка погасла, и узкие ворота, раздвинулись в стороны…

Раскаленное солнце немилосердно жгло кожу. Пот стекает по лицу, слепит глаза, каждая клеточка тела покрыта распаренной влагой. Время сконцентрировалось в крохотной точке вселенной, почти неуловимой, незаметной даже сверх точными измерительными приборами. Несуществующее мгновение – здесь и сейчас, оно уместно только в литературных описаниях. Настоящего момента не существует в природе, это сжатая с обеих сторон пустота, где позади исчезнувшее навеки прошлое, и впереди – еще не случившееся будущее. Ничто. Упомянутый Штраусом бозон Хигса – гигант в сравнении с настоящим временем. Для настоящего времени нет определения в физическом мире. Пустой вектор, направленный на себя. Змея, кусающая свой хвост – символ бесконечности у индейцев племени майя. Оно используется в грамматике всех языков кроме арамейского. В арамейском языке настоящее определяется как производная свершившегося события. Во всяком случае, так было в древности. Нынешние сирийцы используют обычную версию сочетания глаголов, для определения времени. Тысячелетия поменяли историю, но они не изменили человеческую природу…

Слепой кот застыл в воздухе, как персонаж из диснеевского мультфильма. Невидящие раскосые глаза затянуты белой пленкой, черная пасть открыта, загнутые когти нацелены в горло врагу. Пальцы онемели от рукояти дубины, следы липкой плаценты свисают с плеч, груди, живота и бедер, мускулы напряжены как узловатые канаты, человек похож на дикого самца из архаичной эпохи. Варвар из минувшей эры, когда планета была юная, доверчивая и опасная. Мужчина закрывает спиной крохотную самку, чьи бирюзовые глаза широко распахнуты, золотая кожа блестит на солнце, как полыхающее зарево лесного пожара. Голубые деревья плачут в голос, протяжный стон разносится над горячей землей. Слепящий диск миновал точку зенита, и неподвижно застыл на небосклоне, будто пылающая звезда. Нанизанные на извилистую ветвь гроздья виноградин источают ядовитый сок. Капризное время течет по своим, неподвластным материи законам. Тысячелетия цивилизованных поколений ухнули в бездонную яму небытия, словно их и не было вовсе. Совершив причудливый виток, история вернулась в исходную точку эволюции. Голый самец с примитивным оружием в руках защищает самку. Цикл замкнулся. Девушка закрыла маленькими ладошками глаза, и жидкий воздух обрушился с небес, щедрой золотой россыпью.

Виктор услышал свой яростный рев, удар встретил кота влет. Хищник кувырнулся в воздухе, и упал в кусты с переломанными ребрами. Мужчина резко развернулся, но опоздал на долю секунды – незрячие звери оказались чрезвычайно проворны, едва не сбив человека с ног, ему в плечо вонзил когти взбешенный хищник. Из распахнутой пасти разит ацетоном, приглушенный рык захлебывается, изо рта течет желтая слюна. Капли едкой жидкости падают на кожу, и с шипением разъедают плоть. Отбросив никчемную дубину, Виктор вонзает пальцы в незащищенные глаза противника. Пальцы погружаются в студенистую массу, кот воет, его когти разжимаются, и хищник вертится вьюном вокруг своей оси. Мужчина подхватывает свое оружие, и невзирая на сочащуюся из плеча кровь, атакует животных. Невредимых бойцов осталось восемь особей. Двое лежат без движения в высокой траве, один, утратив ухо, потерял ориентацию, топчется на месте, тихо скулит как обычный котенок. И наконец, еще один корчится от боли, из пустых глазниц вытекает алая жижа. Славная битва! Похоже, звери не ждали такого отпора от чужака! Они поджимают куцые хвосты, уши как локаторы напряжены, густая синь вен на розовой раковине, вздулась от напора густой крови. Они неуверенно снуют на месте. Наконец, словно повинуясь неслышной команде, хищники скрываются в колючем кустарнике. Виктор отбрасывает дубину, вытирает струящийся со лба пот, слепит глаза. Тупая боль пронизывает грудь и плечо – кожа исполосована длинными кривыми порезами. Он опустился на землю рядом с девушкой, и подмигнул.

– А ты говоришь, слепые кошки всегда нападают стаями!

Время сдвинулось с мертвой точки. Боль вернула осознание реальности. Боль – лучший инструмент для постижения смертной природы. Девушка огромными глазами смотрела на мужчину.

– Кап сильный! Кап победил слепых кошек! Кап сильнее леших, и наверное, даже сильнее вепря! Кап может одолеть и Единорога, хотя имя его не следует поминать всуе! Кап – самый сильный и храбрый… – она оплела плечи тонкими руками, прижалась губами к кровоточащим ранам. – У Капа соленая кровь! – в голосе девушки прозвучал благоговейный трепет. – Кап – потомок богов!

– Милая, Ола, ты знаешь, как порадовать мужчину, но это чересчур! – Чернышев осторожно высвободился из объятий. Несмотря на боль от увечий, он опять испытал прилив желания. Точно – извращенец! Потный, липкий как борец сумо, стокилограммовый мужик из города Петербурга, вожделеет золотую девочку, словно вонючий педофил! Похоже на строчку в желтой газетенке! От прикосновений нежных губ к свежим ранам, его словно током пронзило! Держи себя в руках, капитан! А Настя говорила, что он – сексуальный примитив. Здоровья много, а умения – ноль!