Оборотень

– Арсюткина работа, – уверяли все. – Отчаянный человек, одним словом…

Недели за две до убийства уже ходили слухи, что Арсютка «выворотился» с каторги и что его видели. Но кто видел и где, оставалось неизвестным, потому что все боялись отчаянного человека, которому было все равно.

– Ну и народец только! – возмущался становой Иван Павлыч. – Боятся разбойника… Да ведь у него не две головы? А что он убил Чернякова, так это верно. По работе видно.

В Белых-Ключах проживала еще мать Арсютки, больная, полуслепая старуха. Арсютка каждый раз ее навещал, но старуха молчала, и даже Иван Павлыч не сердился на нее.

– Что же поделаешь: для нас Арсютка – разбойник, а для нее сын, – объяснял он.

А об Арсютке продолжали ходить самые упорные слухи. Кто-то его встретил на дороге, потом его видели в покосной избушке, потом он просил у кого-то хлеба и т. д. и т. д. Все эти слухи Иван Павлыч принимал за личное оскорбление. Помилуйте, какой же он становой, если разбойник Арсютка ходит у него под носом и нисколько его не боится? Да и перед апрелевской компанией совестно, потому что убитый Черняков вез с собою больше двадцати тысяч и все эти деньги достались Арсютке. А тут еще Степан Никитич подзуживает. Положим, старый друг и приятель, а все-таки обидно.

Главное управление апрелевской компании помещалось в Белых-Ключах, рядом с становой квартирой. По вечерам, когда работа кончалась, Степан Никитич выходил на крылечко и кричал:

– Эй, Иван Павлыч, разе взыгранем?

Иван Павлыч в это время пил обыкновенью чай у открытого окна и отвечал:

– Да что-то аппетита нет на карты, Степан Никитич…

– Боишься остаться без трех, как в прошлый раз?

– Ах, ты, старая кочерыжка!..

Нужно сказать, что Иван Павлыч очень любил играть в карты, но считал своим долгом немного поломаться. Все-таки, как хотите, он начальство, чиновник, а Степан Никитич хоть и главный поверенный, но все-таки служит по вольному найму.

– Иван Павлыч, что же ты… а? – слышался голос Степана Никитича. – И Гаврило Федотыч уж ждет…

Иван Павлыч грузно поднялся, надел летний китель и с недовольным видом отправился в контору.

– Ну, вот и я… – хмуро заявил он, появляясь на террасе конторы, где уж был поставлен столик с закуской и Гаврило Федотыч, промысловый бухгалтер, мрачный и молчаливый господин, разбирал карты.

– Ну вот, ну вот… – бормотал Степан Никитич, играя бровями. – Надо поломаться… а? Хорошо, я тебе объявлю большой шлем… хе-хе…

Нужно сказать, что игра в карты в Белых-Ключах происходила при некоторых особенных условиях. Дело в том, что Белые-Ключи засели в болоте, и летом не было житья от так называемой «мошкары». Это маленькое насекомое, почти едва заметное, отравляло всем жизнь. Ничтожная по величине мушка лезла в глаза, уши, рот, нос и пребольно кусалась. У людей непривычных, с чувствительной кожей в один день лицо превращалось в пузырь. Единственным спасением от этой «мошкары» служили «смолокурки», то есть железные коробки, в которых тлело смолье, пускавшее струю едкого дыма. Конечно, было неприятно дышать таким дымом, кашлять от него, чихать и проливать слезы, но все-таки из двух зол это было лучшим. В июльские жары рабочие носили такие смолокурки на поясах. Особенно надоедала «мошкара» вечером, когда собиралась на огонек. У Степана Никитича была устроена специальная смолокурка для игры в карты, которая и ставилась под карточный стол, так что игроки все время находились в дыму.