Сжигая пред собой мосты

Николай ещё некоторое время сидел над Петром Евграфычем, что-то бормоча над ним. Затем с трудом выволок его подмышки на улицу и уложил на сани, которыми дрова зимой возил, прикрыв сверху черным овчинным тулупом. Вернувшись в дом, предупредил жену:

– Я его в больницу свезу. Ты ложись.

Вернулся Николай под утро. Наталья же едва вздремнула часок за всю ночь.

– Ну, как он? – спросила с волнением.

Николай хмуро присел за прибранный кухонный стол. Вздохнул.

– Не довёз. Помер по дороге.

Она молча перекрестилась. Николай поднялся, подошёл к печи, в которой ещё тлели угли, заброшенные с вечера. Набрав в лопатку угля из стоявшего подле ведра, он достал из кармана сверток и, бросив его поверх, высыпал всё в печь, приоткрыв сверху заслонку. В печи радостно полыхнуло.

– Наташа, Петра у нас в доме не было. Запомни это хорошо! Ни вчера, ни позавчера – давно не было: уж и не вспомнить, когда заглядывал последний раз. Услышала меня?

Жена что-то тихо произнесла.

– Мы рано вчера легли, Наташа, умаялись – проспали до утра: это всё, что тебе нужно уяснить, ради всех святых и детей наших. Ясно?

– А как же…?

– Схоронил я его, сам, по-христиански, можно сказать. Зачем лишние церемонии? Помер и помер, из родни всё одно никого нет у него тут, а сотоварищи… переживут. Услышала меня?

– Да.

– Да простит меня господь…

* * *

Бориса, младшего внука Кузьмича, из армии на похороны деда не отпустили. Иван в какой-то миг, закрыв глаза, словно увидел брата Борьку воочию: стоит в карауле с автоматом, укрывшись под «грибком» от моросящего мелкого дождя, всматривается куда-то вдаль мимо закрытых боксов охраняемой спецтехники; грустный, толком не спавший почти сутки в наряде. Накануне Иван разговаривал с ним по телефону из почтового отделения – но связь с Комсомольском-на-Амуре была до того поганой, что лучше бы и не звонил вовсе: только расстроил парня ещё больше, после высланной телеграммы о смерти деда.

А потом вспомнился их старый дворик и такое, казалось бы, близкое, но навсегда утраченное детство. И брат с дедом…

«А я тоже так умею!» – сказал маленький Боря.

Николай Кузьмич посмотрел тогда на него с некоторым сомнением. Внук стоял уже минут пять и наблюдал возле двери в комнату, где дедушка ровным тонким слоем наносил белую шпатлёвку на очищенную от старых материалов поверхность.

«Ты вырастишь строителем?» – улыбнулся дед. – «Наверно. Я ведь тоже могу вот так…» – и Бориска показал рукой в воздухе, как шпателем наносится белая тягучая масса на стену и красиво растирается по неровной потрескавшейся штукатурке.

Ему очень нравилось, как у деда всё это получается: быстро, точно и правильно. Все трещинки, выпуклости и ямочки скрывались под этой ослепительно белой мягкой, похожей на зефир, пасте. Стена выглядела ровной, как скорлупа куриного яйца.

«Можно мне попробовать?» – «Чего ж пробовать, если ты и без того умеешь?» – спросил Николай Кузьмич. «Я просто давно не делал», – ответил Боря.

На самом же деле последний раз, когда он что-то делал похожее с пластилином на виниловой подстилке, было в детском саду – они лепили домашних животных, и как Борька ни старался тогда, кроме пупырчатой лепёшки с неровными краями и крошечными дырочками в самых неожиданных местах, у него ничего не выходило. Когда он представил свою работу воспитательнице, Мария Александровна была очень озадачена, рассматривая на свет чудное изделие.

«Ну ж что же, Боря, это очень похоже на рыбу – камбалу», – сказала тогда она. Дети весело засмеялись, но зато с тех пор он точно знал, что камбала – это такая плоская рыбка с парой глаз на одной стороне.

«Деда, а у тебя есть ещё одна такая же железяка с ручкой?» – «Это называется шпатель, – ответил Николай Кузьмич, – у меня их целых три, все разных размеров». – «Дашь мне помазать?» – «Дам. Обязательно. Но попозже. Вдруг сейчас испачкаешься? Думаю, бабушка твоя не разрешит». – «А я сейчас спрошу у неё!» – внук побежал по коридору в комнату, где бабушка вязала ему носочки на зиму.

Он остановился на пороге, посмотрел на свои чистые, опрятные шортики и весёлую оранжевую футболку с пляшущими разноцветными человечками, и подумал, что, наверно, не стоит спрашивать у бабушки – он же аккуратно всё сделает: помажет немного шпателем по стене, выровняет, и ни капельки не упадёт на его одежду – чего зря бабушку беспокоить? Внук походил немного по комнате, поговорил с бабушкой про то да про сё, и вновь направился по коридору, обратно к своей цели.

У заветной комнаты он остановился – проход был задвинут листом фанеры, и дедушки внутри не было. Он услышал, как Николай Кузьмич на кухне что-то говорил бабуле про обед – сейчас будет занят, наверно. «Вот и замечательно!» – подумал Боря и осторожненько, чтобы не нашуметь, проник в комнату.

Внутри стоял неприятный, немного кисловатый запах, и поначалу ему даже пришлось прикрыть нос ладошкой. Осмотревшись, он направился к большому белому ведру с этим несъедобным зефиром, где рядом на клеенчатой подстилке лежали два шпателя. Он сперва выбрал тот, что побольше. Дедушка его тщательно протёр после использования, и его металлическая поверхность сияла так, что Борька увидел в ней своё отражение.

«Красивый интсрументик», – прошептал он. Мальчик присел на корточки рядом с ведром, снял импровизированную крышку из старой газеты и запустил в белую, похожую на творожный сырок, пасту свой инструмент. Шпатель легко вонзился в строительную смесь, но вот вытащить его назад, нагруженным раствором, оказалось не так-то просто – в песочнице Боре это удавалось куда легче! Но песок был сыпучим, а этот материал – тягучим. Он поднатужился, и полный шпатель от резкого высвобождения от остальной массы бодро выскочил из ведра – да так бодро, что все его содержимое разом выплеснулось на стену, и брызги от неё тут же отскочили и на Борькино лицо, и на руки, и на весёлую футболку с пляшущими человечками.

Мальчик озадаченно посмотрел на своё творение: на стене это уже не выглядело так же красиво, как прежде, когда это делал его дед. «Сейчас исправим!» – успокоил он себя и принялся за работу.

Размазывание по стене, однако, тоже давалось ему с трудом. Шпатель оказался тяжелым, а паста – не такая уж и липкая, и её нужно было с силой прижимать к стене, чтоб она не отваливалась тут же, падая комками на пол.

После нескольких мазков мальчик убедился, что занятие это вовсе не так интересно, как ему показалось вначале. Он положил инструмент, критично осмотрел результат своей работы и подумал, что, пожалуй, лучше ему пойти погулять на улицу.

Во дворе, на спортивной площадке, мальчишки играли в футбол, и он подбежал ближе, чтобы посмотреть. Витька с соседнего подъезда ловко обработал мяч – настоящий, «ромбиковый»! – отдал пас Славику с третьего этажа, тот быстро пробежал немного вперёд, вернул мяч Вите, и тот одним ловким движением переправил его в сетку ворот, которые защищал его брат Иван. «Го-о-ол!!!» – закричали все игроки отличившейся команды.

Это было так захватывающе, что Боря на секунду представил себе, будто это он виртуозно расправляется с противником и забивает победный гол, и все бросаются его поздравлять, и он – герой. Ура! Здорово! Иван, впрочем, в этот момент, кажется, не разделял всеобщего восторга – ну, если он «дырка» на воротах, чего тут поделать!

«И я тоже умею!» – вскрикнул он под наплывом желания проявить себя на футбольной площадке. Мальчики оглянулись на него. Витя сказал: «Ну, тогда давай выходи за нас играть, нам как раз одного не хватает». Брат Иван усмехнулся, а Боря с энтузиазмом перемахнул через деревянное ограждение и встал в нападении. Сейчас он накостыляет Ваньке за всё-про-всё, держись только!

Он внимательно следил за мячом, который перемещался пасами у чужой команды, и даже попытался отобрать его у соперника, но это ему не удалось, и он побежал назад к своим воротам. Витя смог всё-таки перехватить мяч, который вдруг отскочил к Бориске, и он, не раздумывая, со всего маху залепил по нему «пыром» – носком ноги. Удивительно – но мяч попал прямо в ворота, и ни защитники, ни вратарь в огромных перчатках ничего не смогли поделать! «Го-о-ол!!!» – закричал Борька и подпрыгнул от счастья. Вот же какая удача – только вышел поиграть и сразу забил гол! Только странно, что «гол» ещё кричали… не его товарищи по команде, а соседские пацаны, даже Иван в своих воротах – тот и вовсе покатывался со смеху, приговаривая: «Вот помошничек, вот молодец, Борька! Давай ещё!»

Страшное осознание ледяным холодком стало забираться под рубашку мальчугана. Товарищи по команде хмуро глядели в его сторону: он забил гол не в те ворота – всё не так просто с этим футболом, оказывается. «Я… это… – забормотал Боря, – но я умею – вы же видели…» – «Ах, ты… он ещё и издевается..!» – и Славка грозно направился в его сторону, но Боря решил не дожидаться рассерженного капитана команды и, перемахнув обратно через бортик, быстро засеменил к дому, не оглядываясь: в такой ситуации на поддержку старшего брата рассчитывать не приходилось, как не крути.

«Славке-то хорошо так говорить – он вон уже целый год в спортивную школу ходит!» – думал по дороге мальчик. Проходя мимо двора, он заметил в приоткрытом окошке одной из стоявших тут автомашин довольное лицо Саши, своего приятеля. Саша сидел за рулём и играл в водителя. Папы его видно не было, а на заднем сидении расположилась Сашина мама.

«Привет, Саня! Ты что делаешь?» – спросил Боря. – «А вот… папа на минутку пошёл домой, а мне пока порулить разрешил», – ответил Саша, гордо изображая гонщика. – «Вот классно! А можно, я рядом?» – обратился товарищ к Сашиной маме. – «Можно, только ничего не трогай, пожалуйста», – ответила она с улыбкой, не поднимая глаз от своей книжки, а Саня отворил переднюю пассажирскую дверь. Борька с удовольствием взобрался в просторный салон «Жигулей». Внутри вкусно пахло бензином, а на приборной доске ритмично мигал индикатор радиоприёмника, и сзади негромко динамик выдавал хрипловатые звуки «Маяка».