Веселые приключения мальчишек

Я чувствовал, что никого не поразил своими знаниями, но явно вызвал удивление.

Учительница, набиравшая учеников в класс «А» сразу сказала, что такого ученика ей не нужно, то же самое, но другими словами выразила пожилая тетка лет тридцати из «Б». И к своему ужасу я узнал, что меня как умственно отсталого запихнули к таким же в класс «В», где учительницей была моя старая знакомая регулировщица движения со своими подзатыльниками!

Дома сразу по приходу за меня взялись всею семьёй всерьез – даже братец подключился.

Во-первых, мне дали рулон туалетной бумаги и посадили на толчок, – что бы привыкал!

Потом мне пришлось еще сдавать по вытиранию попки экзамен. Оказывается, в школе мамы не будет, и я все буду делать сам. Даже застегивать на пуговицы штаны.

Буквы мне под страхом выключенного телевизора тоже пришлось учить. Но когда я попытался прочитать из них написанное слово, у меня, почему-то всегда получалось слово АПТЕКА.

К первому сентябрю я более-менее стал грамотным. Знал свой адрес и как зовут маму и папу и что у нас есть телефон, правда номер я не запомнил, потому что звонить не собирался.

Такого богатства как две копейки я все равно не имел, а звонить домой бесплатно от директрисы боялся.

Вначале нас собрали на школьном дворе и, слишком радостно, поздравляли.

– В первый раз! В первый класс – выло из репродуктора.

В руках у меня был дурацкий букет, как будто я девчонка

Вокруг толкались и возбужденно шмыгали носами такие же умственно отсталые, как и я, одноклассники – мои будущие друзья!

В самой школе нам сразу показали туалеты, и мы почти все сразу туда захотели. Особенно приспичило мне. Поэтому я прыгал от нетерпения, оказавшись последним в очереди, зажав себя ладошками с обеих сторон.

Потом нам показали столовую на первом этаже, но меня больше заинтересовал здоровенный таракан, высунувшийся из-под плинтуса и голодно шевелящий усами.

Затем мы оказались в своем классе на втором этаже, где я специально оказался на самой последней парте, поближе к выходу. Если училка станет снова драться, я сразу убегу.

Я сидел на задней парте с каким-то мальчишкой, и с каждой минутой мне становилось все грустнее и грустней. Я печально думал, как я сейчас одинок, и очень скучал по маме. У меня даже губы задрожали и стали кривиться. Я еле сдержался, чтобы не зареветь.

Спустя какое то время ко мне заглянул братцев друг и, потрепав мои вихры, спросил с понимающей улыбкой: – Ну, как ты Димка, уже привык?

Он, конечно же, видел, что я готов в любой момент расплакаться и что я нисколечко не привык. И что вообще я хочу побыстрее оказаться дома!

Но то, что со мною разговаривает старшеклассник, заставило ко мне повернуться весь класс.

Мальчишки и девчонки с интересом смотрели на меня, в их разноцветных – карих, серых, голубых глазах читалась зависть и немой вопрос: – что счастливчик, у тебя здесь учится старший брат?!

Откуда дети берутся

Как-то мой школьный друг Сережка спрашивает меня таинственным шепотом: – А ты знаешь, откуда дети появляются?

– Знаю, конечно, – пожимаю я плечами, – от поцелуев.

– А вот и нет, – обрадовался Сережка, – и совсем не от этого!

– Да брось ты, – говорю, – ерунду городить, я точно знаю!

– А вот и не знаешь, мне мама сказала, а соседский мальчишка из восьмого «В» класса подтвердил. Дети совсем по-другому делаются: – Ложатся мама с папой в постель без трусов и всякие глупости делают.

– А если они в трусах лягут, так ничего не получится? – с насмешкой спрашиваю я. – Врешь ты все, Серега, тебе всякой ерунды на уши навешали, а ты и рад, соседу поверил!

Ну, тут Сережка обиделся, заспорил.

– Спорим, – говорит, – что я прав!

– На что? – спрашиваю.

– А на твоего индейца!

– Ну, уж нет, – замялся я, – мне он самому нравится.

– А, струсил! Знаешь, что я прав, поэтому не споришь, – прям-таки запрыгал от негодования Серега.

Но я хитрый, не поддался на слабо! Вот спрошу у мамы, как это делается, тогда и стану спорить.

Пришел я домой – и сразу к маме, она на кухне обед готовила.

– Мам, – говорю, – а от чего дети получаются? Сережка говорит, что от голых родителей в постели, когда они глупостями занимаются.

Тут, мама вроде бы как растерялась, морковку чистит и молчит, явно, что-то выдумать собирается.

А я ей так ехидно говорю: – Ты только мне всякую чушь не рассказывай насчет капусты, в которой ты меня нашла, и что в родильном доме меня купила (я уже взрослый, чтобы в такое поверить).

Ну, мама поняла, что я все знаю, и говорит: – Конечно, ты не из капусты появился, и ни у кого я тебя не покупала, я просто таблеток детских съела, чтобы ты родился.

– Как это таблеток? – изумился я. – Разве есть такие таблетки?

– Конечно, есть, только их в специальных аптеках продают, для взрослых.

– Честное слово? – спрашиваю.

– Честное слово!

– Честное, пречестное?

– Да, – отвечает мама.

Поел я супа, пообедал – и сразу на улицу, встретил Серегу.

– Давай, – говорю, – спорить, если тебе так хочется.

– На индейца?

– На индейца! Все равно ты его не получишь. Я точно теперь разузнал, откуда дети берутся – от таблеток таких специальных, одну съешь, – мальчик получится, а две – девочка в придачу!

Дневные ежики

Их было семеро…!

Семеро диких ежиков!

Но это я так думаю, что их было семеро, на самом деле, может быть, их было и больше!!! Поди, разберись!

В общем, их было много – целая ежиная семья и фамилий их я не знаю.

Просто как-то раз их одновременно собралось у моего крыльца ровно семь штук.

Ровно семь штук чавкающих, обжирающихся кактусят с торчащими во все стороны иголками и острыми черноносыми мордочками.

Собрались они вместе случайно, наверное, у кого-то из них сломались часы, и они запоздали, а другие невежды приперлись слишком рано.

Они пришли с разных сторон и стеклись к моему крыльцу со всех концов света, кто по одиночке, а кое-кто со своим микроскопическим потомством, но пришли не даром!!!!

Надо было видеть, как они смели с импровизированного стола протухшую курицу и чуть не сгрызли пахнувшую бульоном тарелку.

Походив кругами, они, по-английски не прощаясь, потопали в свои норы, и никому из них не пришло в голову, что днем ежам ходить в гости просто неприлично.

Коник

У бабушки дома на книжной полке среди фотографий и разных интересных безделушек стоял замечательный стеклянный коник.

Он был прозрачный как родниковая вода и словно парил в воздухе, а когда на него падал солнечный свет, то он сиял как драгоценный камень. Он был очень красивый, этот коник, с развевающейся хрустальной гривой, с согнутыми в беге стройными длинными ногами.

Я часто держал его в руках, согревая холодную поверхность ладонями, и мне очень хотелось, что бы бабушка мне его подарила. Но бабушка была художницей и рисовала с него конька Горбунка (когда он взмывает с Иванушкой в небо!) А еще он ей самой очень нравился. Я видел это по тому, как она бережно брала его из моих рук и ставила обратно (на полку) рядом с деревянной пирогой с индейцами.

– Хочешь, возьми пирогу, – предлагала она, – а конька я тебе пока не дам – разобьешь!

И я, конечно, хотел индейцев в пироге и долго с ними играл. А потом, вопреки запретам, стал запускать ее в наполненной ванной и устраивать им шторм и даже топить ее выстрелами воды из шприца.

Вскоре пирога рассохлась и покрылась глубокими трещинами, и с нею стало неинтересно, и я забросил ее в таз под ванную, где у меня был склад ненужных, надоевших морских игрушек.

А коник все стоял на своей полке, и лучи света резвились, разжигая в нем звезды!

И вот наступил день, когда бабушка мне его подарила!

И я так обрадовался, что пустился в пляс и всю дорогу домой держал его в руке и не мог на него наглядеться. И мне не хотелось расставаться с ним ни на минуту, и поэтому я на ночь поставил его перед собой на тумбочку, а когда проснулся, долго смотрел на него.

Это был конек, на которого нельзя было посадить солдатика или прилепить пластилинового всадника, под ними он словно растворялся в воздухе. Он был слишком нежен и хрупок для такой ноши! Мне даже приснилось, как он летает! Во сне у него выросли такие же прозрачные крылья, и он взлетел высоко, высоко в небо и превратился в радугу!

Однажды я принес его в школу и на уроке (по секрету) показал сидевшей со мной за партой девочке – Кире. И она сначала замерла от восхищенья, а потом стала предлагать за него много интересных вещей и целый блок жвачки, но я отказался.

Мне так он нравился, что я брал его в кинотеатр, носил на дискотеки, а как-то раз взял его с собой в поликлинику.

Это произошло в самом начале весны, после того как я переболел простудой. Я вышел из кабинета со справкой в кармане и неожиданно увидел в конце коридора испуганную женщину с неподвижным ребенком на руках. Она несла его, спотыкаясь от волнения, и спрашивала, где здесь врач, и кричала что ее сынишке очень плохо, а за нею еле поспевая, бежал малыш и горько плакал.

На мгновение, остановившись, женщина, обернулась к малышу и, подтолкнув его к стоящему у стены дивану, ворвалась в кабинет. Дверь со скрипом захлопнулась, а малыш остался один. Он сел на диван и стал ронять на пол крупные слезы, и мне вдруг очень захотелось его успокоить, развеселить чем-то, и я присел рядом с ним и стал рассказывать ему смешные сказки, но он все равно рыдал не переставая. И тогда я достал из кармана своего хрустального, волшебного коника, и тот запарил в воздухе, словно облачко, и засветился на весеннем солнышке звездочками внутри, и от него повеяло каким-то загадочным теплом и светом, и я вложил его в протянутую ко мне ручку, и увидел сразу просохшие ясные глазки, и улыбку на мальчишеском лице, и сказал прерывающимся голосом: – Возьми его себе…. Он очень хороший.

У меня в носу проблема

У меня в носу проблема

У меня сопливый нос

В нос засунул палец смело

Чтоб козявкой не зарос

И конечно ковырянье ненадолго помогло

Но козявок разрастанье прекратиться не смогло.

Глупо, глупо ковыряться, и козявками кидаться, если твой сопливый нос до леченья не дорос.

***

Я на лбу нащупал шишку

Я на лбу нащупал шишку

Я не елка – я мальчишка.

***

Настоящая актриса

– Тетенька, а тетенька – спросил я ее после спектакля, а почему вы играете мальчиков, ведь вы толстая и взрослая!?

Она отвесила мне щелбан, как настоящий мальчик.

Посылка

Летом наш детский сад целиком переезжает на дачу, и мы живем там до осени.

Конечно, я скучаю по маме и папе, но здесь у меня столько друзей. А потом все-таки лето и солнышко весело светит, и птички интересные летают, и можно с воспитателями ходить в лес и собирать грибы и ягоды, петь песни и играть в разные игры, и даже посмотреть кино, по проектору, в расположенном рядом пионерском лагере. И на пионеров посмотреть тоже интересно, как они воздушных змеев на поле в воздух запускают.

А еще мне очень нравится вечером и если гроза, когда в небе над тобой собираются тучи и что-то ворчит и гремит в отдалении.

Тогда мы сидим на стульчиках в гостиной и слушаем сказки про Илью Муромца и Алешу Поповича.

А еще мне нравиться получать от бабушки посылки, потому что это всегда интересно и не знаешь что в этом загадочном фанерном ящичке с красивыми, словно шоколадными пломбами.

И тогда мы собираемся, все вокруг него и от любопытства подпрыгиваем, и ждем, когда воспитательница принесет ножик и перережет им крученые веревки и со скрипом отогнет всю в маленьких гвоздиках крышку. И тут мы от нетерпения просто начинаем вертеться и глотать голодные слюнки, потому что уж точно там есть чего-нибудь вкусненькое. И все вдруг со мною мирятся и даже Надька, у которой я сломал куклу! А мне нравится, когда со мною все дружат, и я радуюсь!

А потом меня подзывает к себе воспитательница, и я первый заглядываю в коробку!

Я достаю оттуда кучу сокровищ, и множество глаз в этой комнате заинтересованно следят за моей рукой.

Вот шоколадка, большущая изумительно пахнущая – Бабаевской фабрики шоколадка! А вот пачка печения, и еще одна, а за нею конфеты и какие конфеты, и главное – куча леденцов на палочке – больших, разноцветных в липкой обертке в виде листиков. Я смотрю на это богатство в радостном настроении, а воспитательница спрашивает меня: – Ну и что ты с ними будешь делать?

И все замирают в ожидании моего ответа, а я говорю, улыбаясь и немножко гордясь собой: – Угощать!

И тогда наша группа садится за стол, потому что уже время полдника, и я иду вдоль стола с воспитательницей и вкладываю в протянутые руки, пахнущие карамелью леденцы.

И кто-то обеспокоено кричит: – а мне! А кто-то просит, жадно облизываясь, сразу три леденца, но я раздаю всем поровну, чтобы никому не было обидно, но Надька снова обижается на меня, потому что считает, что ей должны дать больше, раз она со мной помирилась!

Мне нравится сладкое, и я обожаю конфеты, но больше всего я люблю их дарить! Это так здорово!

Я угостил всех, и воспитательница прекращает возмущенный писк: – дайте мне еще, ведь я с тобой дружу! – унося почти полную коробку в кладовую комнату.

У меня в карманах приятно шуршат фантиками конфеты, и я раздаю их своим самым близким друзьям – Зойке и Борьке. Мы жуем конфеты и лижем леденцы и строим планы на будущее по съедению посылки.

И вдруг в раздевалку, куда мы пошли поиграть в прятки заходит с улицы Дашка, оказывается, к ней сегодня приезжали родители, и она целый день с ними гуляла. Я смотрю на нее с завистью – везет! Родители приехали! И протягиваю ей леденец.

– Спасибо, – говорит она, засунув его по уши в рот, и вдруг достает из своего пакета удивительного пластмассового клоуна – А мне вот что подарили!

Я раньше ничего подобного не видел! Он был похож на волшебника изумрудного города Гудвина и смешно кривлялся и ломался у Дашки в руках. Это было так удивительно, что я вытаращил глаза и разинул рот, пока не догадался, что Дашка нажимала на кнопку в его подставке.

Он весь состоял из маленьких пластмассовых суставчиков и трубочек, нанизанных на леску, и был такой забавный!

Я смотрел на него затаив дыхание, и мне захотелось поиграть с ним, и я попросил Дашку: – Дай поиграть, пожалуйста!

Я протянул к клоуну руку, но Дашка тут же спрятала его за спину и сквозь недолизанный леденец пробубнила: – Не дам!

– Ну, дай хоть потрогать! – стал упрашивать я ее, и она, подумав, нехотя отдала мне игрушку: – Можешь даже один раз на кнопочку нажать! – милостиво разрешила она, – Только за леденец.

– Но у меня больше нет леденца, я отдал тебе последний! – растерялся я.

– Завтра подаришь мне два! – согласилась она. И я нажал на кнопочку, и клоун весь зашевелился, словно живой! И мне захотелось узнать, как он сделан, и что у него внутри, и я перевернул его кверху тормашками, и стал ковырять кнопку! А Дашка, запищав, что с меня хватит, схватила клоуна и отошла подальше и начала с ним играть и так и эдак, а я с зависть смотрел на нее, как она играет, и больше всего на свете хотел иметь такую же игрушку!

И тут она предложила: – Давай меняться.

И я сразу согласился: – Давай! А на что?

И Дашка сделала вид, что не знает, а потом хитро на меня посмотрела и сказала: – А на твои леденцы!

– На сколько? – спросил я ее (любуясь игрушкой).

– На все! – жадно блеснув глазами, заявила она.

– На все!? – переспросил я ее. (Я готов был отдать за этого клоуна миллион леденцов, так он мне нравился).

– Ага, – закивала головой Дашка и стала бешено нажимать на кнопочку, так что клоун просто задергался, словно от смеха и закрутился.

– А как же ребята, ведь я обещал!? – неуверенно произнес я.

– А ты им скажи, что со мной поменялся, – предложила она, – какая тебе разница, зато клоун будет твой, и я с тобой буду дружить навсегда!

Я посмотрел на нее, на замечательного клоуна, мне очень хотелось сказать ей да.

Ради такой игрушки я запросто отказался бы от сладкого. Я представил себе как здорово с ним играть по вечерам, а потом на ночь положить под подушку, но я был не один!

Я оглянулся на притихших Зойку и Борьку. Я вспомнил своих остальных друзей и всех тех, кого я смогу угостить завтра.

Я понял, что эти конфеты уже не мои, они принадлежат нам всем, и я сказал напряженно ждавшей ответа Дашке: – Нет, я не буду с тобой меняться.

Сегодня мы идем на речку

Сегодня мы идем на речку – Ура! На речке всегда весело и много всяких игр. Можно играть в куличики, бегать прыгать и даже орать во все горло, – никто не мешает. А главное можно купаться! Правда, только с воспитательницей, но все равно интересно.

Я взял с собой совок и пластмассовое ведерко, а еще надувной круг, не надутый, потому что так удобно. На нем можно плавать далеко на глубину с километр и все равно не утонешь.

Перед походом нас выстроили парами в тенистом дворе и заставили одеть панамки.

– Б-р-рр – терпеть не могу панамки, в них ходят самые маленькие.

Потом мы шли по дороге и болтали. Небо стояло высоко и солнце тоже. Облака были такие интересные и похожи на разных зверюшек.

– Смотри бегемот! – тыкала пальцем в небо Зойка.

– По-моему это крокодил – не соглашался я.

– Ой, самолетик! – восхищенно запрыгала она.

И, правда, в синем небе над нами резал воздух малюсенький самолетик, он был очень красивый и серебристый в солнечных лучах.

– Я на таком летала! – гордо похвасталась Зойка.

– Врешь! – выпалил я.

– Там внутри как в автобусе; мягкие кресла, только еще дают газировку и окна круглые! И вообще ты сам такой четыре раза Врун пере-врун.

– И как же ты в такой маленький самолетик поместилась? – задал я ехидный вопрос, – тебя, что волшебник в мальчик с пальчик превратил?

– Очень даже поместилась, – стала объяснять Зойка, – он, когда на земле стоит, знаешь какой огромный, – с дом, наверное, и крылья у него о-го-го и моторы, а колеса в десять раз меня выше.

– Тогда ты на другом летала! – сделал я вывод, – видишь какой этот самолетик маленький в него даже муравей не поместится.

– Мне мама говорила, что с земли они все кажутся маленькими, а на самом деле большие.

– Смешно, – пожал я плечами, – разве может большой самолет превратиться в маленький? Глупость какая-то. Ты, наверное, Зойка чего-нибудь перепутала или мама твоя пошутила.

– Сам ты перепутала! – обиделась Зойка, – не буду с тобой водиться. Вот!

– Если ты такая умная, – заспорил я, – то попробуй уместиться в моем ведерке! Ну, давай, давай умещайся! Что не получается?

– Что я дура, что ли в ведерко помещаться. Говорят тебе самолет большей на земле, а в воздухе уменьшается!

– Это как!?

– Ну не знаю я, может быть съеживается.

Вообще в мире много всего интересного. Самолет давно улетел, оставив за собой красивый белый хвост (интересно, что это такое) а мы все спорили, так увлеклись, что не заметили, как в лесу оказались.

Все-таки у нас на даче здорово. Такие дремучие леса в других местах не водятся. Здесь ночью страшно. – У-у-у – воют волки, -Р-р-р – рычат медведи, а бабок-ежек говорят нет, потому что это сказки, но мы их все равно боимся!

Сейчас, правда, весело идем, через корни перепрыгиваем, о шишки спотыкаемся, на деревья, задрав голову, смотрим. А они взаправду такие высокие, почти облака задевают, а запах от них смолистый, и по веточкам белочки прыгают хорошенькие такие – пушистенькие.

Кстати из смолы можно жвачку делать, правда, она не вкусная, но зато тянется.

– Ой! – вот и лес кончился. Дорога по холмам круто вниз спускается. А дальше, за кукурузным полем песочный пляж с полкилометра и река вьется.

А вон на футбольном поле коровы пасутся, с ними лучше не встречаться, а то забодают. Отсюда хорошо видно и дышится по другому.

Хочется расставить руки и полететь как планер. Здесь пионеры их часто запускают, и я им очень завидую! Вот вырасту, тоже буду их запускать, ведь это так здорово!

Наконец мы на пляже. Песок такой горячий, что больно идти босиком.

Мы кричим: – Ой-ееей – и прыгаем на досочки.

Идти по ним неинтересно и ноги можно зазанозить, а вокруг прямо таки белая пустыня, только огромные лопухи местами, словно деревья, стоят, да репейники.

Под лопухами можно прятаться, а репейником друг в друга кидаться, он на рубашку здорово прицепляется. Еще из него погоны можно делать и ордена, если в войну играешь.

Перед купанием нас всегда заставляют загорать! Это ужасно скучно! Зато потом мы с визгом бежим в воду, а она холоднючая.

Плавать я не умею, зато брызгаюсь отлично, а Зойка лучше всех в рот воды набирает, уши руками растопырит, глаза вытаращит, и фонтан из себя изображает.

А можно еще канаву на дне вырыть и в нее усесться или на четвереньках бегать и прыгать как лягушка. Вообще все и не перечислишь. Так бы весь день до обеда плескался, но не разрешают.

Правда и на песке много интересного: можно друг друга в него закапывать или яму до воды в нем прорыть и туда ногу засунуть, чтобы мокро было.

А в песке столько камешков красивых и ракушек, говорят они доисторические.

С песнями: – Тра-ля-ля – мы собираемся в обратный путь.

Босиком забираемся на покрытый колючей травой берег.

Впереди и вокруг нас сочный луг, растут цветы, васильки да лютики и куриная слепота, от которой говорят, если съесть, можно ослепнуть.

Мы разбредаемся по лугу, ловим мух и бабочек, собираем полевые цветочки. Мои руки от них пахнут медом и их вкусно нюхать.

– Смотри – подбегает ко мне радостная Зойка и раскрывает ладошку – Там у нее шевелит лапками здоровенный, пушистый шмель.

– Хочешь подержать? – спрашивает она

– Нетушки! – отказываюсь я, – Вдруг укусит.

– Он добрый, не кусается, наверное, у него жала нет.

– Хорошенький, – глажу я ему спинку.

– Может, посадим его в банку? – предлагает Зойка. – Будем кормить его конфетами!

– Давай, – соглашаюсь я, – чувствуя, как щекотно перебирает лапками шмель.

– Он тебя тоже полюбил, – говорит Зойка, – сейчас в коробочку травки положу, что бы ему было мягко.

– Чего это у тебя? – заглядывает через мое плече Анька.

– Дрессированный шмель

– Врешь! – не верит она.

– Он не кусается, – объяснил я, и нежно погладил пушистый комочек, – Мы с Зойкой назовем его Хрюшей, и он будет жить у нас в стеклянной банке.

– Дай поиграть! – протянула руку Анька

– Не дам, – прикрыл я ладошку.

– Он у тебя не дрессированный, а просто без жала, ему жало вырвали вот и не кусается! – завистливо говорит она.

– Ну и что? – насупился я. – Наш шмель, и тебя не касается, мы его тренировать будем и кормить, а ты можешь себе нового поймать.

– Дай, дай, дай, ну дай, ну, пожалуйста, я только чуть-чуть поиграю и верну! – заныла Анька.

– Да отдай ты ей шмеля, – подбежала Зойка, – Смотри, какого я жука поймала, короед называется.

– Ура – закричала Анька, и грубо схватив шмеля, помчалась им хвастаться.

– Отличный короед, – потыкал я травинкой длиннющего жука с огромными клешнями, интересно, что у него внутри?

Но Зойка не успела ответить, потому что басисто заорала Анька.

Она орала как резаная, стояла как дура, на одном месте широко раскрыв рот и вопила, глядя на свой раздувшийся как сарделька палец.

Все-таки мир интересно устроен, оказывается, у шмеля было жало.