Читать книгу: «Фантастика и пр. Vol. 2 (he sunt iocos)», страница 2

– Я—я, – надменно подтвердил иностранец.

– Очень интересно, – пробормотал Денис. – Иностранец—провокатор. Симптоматично. Наверняка он их и распускает. Да, шельма рыжая?

Андерсен взял стакан с недопитым чаем, отхлебнул с причмокиванием и закурил. По комнате потянуло водочным перегаром.

– Я могу рассказать тебе о летчике—космонавте, восьмидесятилетнем старике, – безо всякого акцента сказал он. – Этому человеку предложили лететь в космос. О чем это говорит? Был ли человек на орбите или это всего лишь большая, пока что непонятная нам игра, комбинация, блеф?

– Сплетник англоговорящий, – Денис с вызовом посмотрел на иностранца. – Сейчас ты начнешь пичкать меня байками?

– Вовсе нет. Выслушав этого человека, я сопоставил имеющиеся у нас факты: наличие спутниковой связи и телевидения, систем противоракетной обороны, статьи в «желтой» прессе о попытках совокупления в невесомости. Вероятней всего, старик лгал, как это говорится, набивал себе цену. Но я могу рассказать десятки подобных историй, я могу выложить перед тобой сотни слухов, похожих на реальность… На самом деле слухи – это сложная взаимосвязанная система. Слухами и различными сплетнями я занимаюсь с детства. Это своего рода даже правдивый и более чем возможный мир. Но он перевернут с ног на голову. И это очень опасный мир, пожирающий неподготовленного человека. Потому что он открывает просто—таки фантастические возможности.

– Складно. Но как бы ни о чем… А об Изумрудной республике что говорят?

– О ней слухов нет. Потому что Республика – это реальность, а не вымысел. Кое—что поговаривают о дороге на Тверь. Но все остальное, и самолет, и удаленность во времени, и тысячи, казалось бы, фантастических деталей – правда… Друзья, я принес вам билеты. Билеты в будущее. Не побоюсь этого слова! Но это не просто билеты, друзья мои…

И в этот миг Денис почувствовал, что все задуманное ними сбудется.

А сплетник—американец тем временем нес околесицу, разводил мутную водицу говорильни, пытаясь найти в ней и смысл, и надобность происходящего с ним.

– Беги, пока осень не сменилась безрассудством весны и ужасами лета, – твердил он. – Беги до начала зимы. Все нужно делать вовремя, а не иначе… Но вы еще вспомните мои слова, потому что клоны погубят нас! Они, как гамельнские крысоловы заманят нас в страну мертвых! Я это уже вижу. Бесконечные вереницы непричастных к новому порядку, миллионы… Нет, миллиарды жертв!.. Великое приношение душ и проклятой плоти!..

– Последняя пьянка! – тем временем драл глотку Виктор, расплескивая вино из стакана. Пальцы у него были мокрые и липкие, и он все время хватал Дениса за руку и с безумной силой сжимал его запястье. – Понимаешь ты это или нет?!

– Уйдет и этот год, – бормотал Андерсен, – и мы забудем всех кто жил и не жил. А что дальше? Что?!

И еще американец кричал: «Мерзкий старик убивает людей! Убивает людей!!!»

За окном летела непроглядная, дождливая, холодная ночь. Временами казалось, что поезд преодолевает не будничное отечественное пространство, а проносится сквозь чуждые, непостижимые миры. На слепое окно с мутной, отраженной в стекле обстановкой, налипали слезы дождя и, повисев мгновение, срывались вниз стремительными ручейками.

Шел двенадцатый час ночи. Денис сидел на нижней полке, поставив локти на стол и обхватив руками кудлатую голову. В окно он не смотрел и не читал раскрытый журнал. Он мучился с похмелья.

На верхней полке осторожно возился сосед по купе, этакий представитель интеллигенции лет сорока. Был он в круглых очках без оправы и был он до полусмерти напуган их вечерним пьяным дебошем.

– Вы знаете, окно все—таки лучше прикрыть, – осторожно посоветовал он Денису. – Мало ли что может случиться. Времена неспокойные, шутки ради могут и выстрелить в освещенное окно.

Денис попытался нашарить над головой штору, но его рука обессилено упала обратно на стол.

– Выживем, – пробормотал он, роняя голову на локоть.

Попутчик его с минуту раскачивал в воздухе ногами, загребая одной другую, почесывался и бессмысленно глазел на Дениса.

– Меня зовут Игорем Петровичем, – наконец, сказал он.

– Рад, – Денис приподнял голову и посмотрел на него полуобморочными глазами. – А где мой товарищ?

– Виктор? То есть, этот молодой человек? – поправился Игорь Петрович. – Примерно с восьми до десяти вечера он не появлялся. Затем пришел и предложил мне вот эти часы по очень сходной цене… Терять я не стал.

Он протянул Денису японские часы с автоматическим подзаводом и массивным браслетом из того же металла желтого цвета. На нем была выгравирована какая—то надпись то ли на армянском, то ли на грузинском языке.

– Ворюга, – со злобой пробурчал Денис, возвращая часы их новому владельцу. – Спрячь и в поезде никому не показывай. По—армянски читать умеешь?

– Мне кажется, это не армянский, а иврит, – сказал Игорь Петрович. – Ваш друг еврей?

– Он похож на еврея? – усмехнулся Денис

– Честно говоря, евреи похожи на всех, – пробормотал попутчик и тотчас поправился: – Надеюсь, я не позволил себе лишнее?..

Игорь Петрович натянул тренировочные штаны и спрыгнул вниз. Было в его прыжке что—то кошачье. Денис сидел, закрыв глаза ладонью, и слушал, как он чем—то позвякивает, со звоном расставляет посуду. По купе медленно растекался запах дешевого коньяка.

– За знакомство! – наконец, провозгласил Игорь Петрович.

Денис открыл глаза и увидел, что столик ломится от закусок, а бутылка коньяка на стыках медленно пододвигается к банке тушеной свинины. Он судорожно сглотнул и взял наполненную до краев рюмку.

– Здоровья ради…

– Вы знаете, Денис. Вы закусывайте, не стесняйтесь!.. У меня теща еврейка. Мощная такая, знаете ли, старуха. Глаза черные, волосы в мелкое кольцо, крашенные. Языка не знает совершенно, ни иврита, ни идиша. Но ведет себя, как еврейка, вот ведь что самое поразительное!

– А супруга твоя как? – Денис с одобрением поглядывал на бутылку.

– Жена – золотой человек, – с воодушевлением сказал Игорь Петрович, наливая еще по одной. – Она совсем не похожа на мать. Русая, сероглазая. На русскую она похожа больше, чем я на…

– Точно, – поморщившись от выпитого, кивнул Денис. – Ты сам—то часом не из жидовинов будешь? Скажу сразу, мне все равно, хоть конголезец, лишь бы человек был хороший. А то, что тещу свою недолюбливаешь, так это нормально… Правильно! Как он говорил? Зима, что ли, накатит и укроет все постоянством двух красок?..

– Вы любите стихи?

Денис почувствовал, что снова опьянел.

– Слушай, Игорек, ты мне выкать прекращай! Я, может, сам интеллигент в седьмом колене, но я этого не люблю! Мы же с тобой братья по оружию! Однополчане в царстве единоутробной войны! Завтра стрелять друг в друга будем! Из—за угла… И я сброшу на твой город двадцать тонн мин!

Они почеканились, зачем—то выкрикнули во всю глотку: «На брудершафт!», хотя лобызаться не собирались даже по—русскому обычаю, и выпили.

– А там кто спит? – спросил Денис, показывая растопыренными пальцами на верхнюю полку.

– Я не знаю, – Игорь Петрович помотал головой. – Какой—то армейский офицер. Капитан, кажется. Я с ним не знаком.

– Я тоже… Эй, кэп! – заорал Денис. – Кэп, вставай, выпей с нами!

– Перестаньте, Денис, – залопотал Игорь Петрович, но сам потянулся за бутылкой.

– Ты мне это прекращай! – угрожающе сверкнул глазами Денис. – Ты меня во все это втянул, сволочь! Ворюга!!!

– Денис, что с вами? Вот выпейте, и сразу станет легче, – умиротворяющее забормотал попутчик.

– Ох, Игорек, прости ты меня, дурака пьяного, – Денис пришел в себя. – Посплю я немного…

Он завалился на бок и мгновенно заснул. Голова у него свесилась на бок, а лицо налилось малиновой кровью. Игорь Петрович пристально всмотрелся в потемневшее лицо собутыльника. Без интереса, как воду, выпил рюмку коньяка и встал. Бесшумно вытащил из—под стола сумки Дениса и Виктора. Еще раз пристально вгляделся в лицо Дениса.

– Щенячий возраст, – презрительно процедил сквозь зубы. – Всегда с ними одно и тоже. – Женщин ставить на колени собираются, города нарекать своими именами, мосты взрывать. А пить толком не умеют.

На верхней полке принялся возиться армейский капитан:

– Все—таки я подам на вас рапорт за систематическое пьянство при исполнении, – он тоже по—кошачьи спрыгнул на пол, приподнял голову Дениса и подложил под нее подушку.

Игорь Петрович, не обращая на него внимания, продолжал перетряхивать сумки попутчиков. «Капитан» выглянул в окно, после чего запер дверь.

– Этот не похож на домушника, – сказал он.

– Нет, этот, судя по информации, честный парень, пролетарий.

– Какого черта они бегут из страны?! Чего им не хватает? Работай, учись, спекулируй, наконец!

– Бегут, негодяи, – сквозь зубы процедил Игорь Петрович. – Ничем их не остановишь. – Он вытащил из сумки Дениса пачку рекламных проспектов и бросил их на стол. – На слово верят. Подумать только, до сих пор верят на слово, не любят евреев, много пьют и мало закусывают. Похоже, это уже не изменить. Менталитет…

Он вытряхнул из сумки содержимое и вытащил из кучи барахла квитанцию на кассеты с компроматом.

– Нашел!

– Ну, слава богу, – с облегчением выдохнул его напарник. – Давай, убираться отсюда.

А Денису в это время приснилось спьяну то же самое, что изредка чудилось нервной и до крайности впечатлительной бабенке Вере Павловне Лопухиной—Кирсановой из бессмертного эпоса «Что делать?»

Снились ему какие—то широкие мраморные лестницы, уходящие в поднебесье, и велеречивые, блондинистые дамочки, похожие на продажных женщин, и горбоносые мужики с надвинутыми на глаза лакированными козырьками капитанских фуражек. Одним словом, бред привиделся. То ли греческий коньяк подействовал, и снились его непосредственные производители, то ли бесконечная говорильня о евреях не в то горло пошла.

Одна бредовая картинка сменяла другую. И вот уже вождь мирового пролетариата привиделся ему сидящим под пальмой. Он сдвинул кепку, обнажив половину лысины, и потягивал из горлышка пластиковой бутылки пиво, с любопытством поглядывая на зеркальные окна небоскреба напротив. А потом вдруг появился Андрей Миронов в костюме Остапа Бендера и, небрежно прикрыв рот блондинистой женщине, произнес слова совсем из другого фильма:

– Я бы сказал: «Чушь! Ерунда!», как это я называю, – сказал он, невесело усмехнувшись, и плавно обвел рукою сверкающие позолотой и глянцем окрестности. – Рио—де—Жанейро…

После Андрея Миронова ни к селу, ни к городу приснился Денису его старый товарищ Александр Сергеевич Колонов, просто Сашка. И вот этот самый тяжелый и непостижимый человек, обидчивый бумагомарака стоял на коньке крыши крестьянской избы, а к нему раскорячившись, впиваясь пальцами в щели между темного теса, полз человек.

Многое еще привиделось Денису в эту ночь. Сновидение мелькнуло перед глазами призрачным калейдоскопом, показало роскошный райский хвост и обернулось тошнотой, резкой побудкой…

– Мать твою! Да ты же все прое…л! – во всю глотку вопил Виктор. – Бля… бля…

Денис резко сел и увидел, как он пролез в купе через разбитое окно с улицы. В купе царил полный разгром. Игорь Петрович и армейский капитан исчезли. Из сумок все было вытряхнуто на пол, сами сумки распороты по швам. Коньяк был допит, закуски съедены, а столик усеян крупными осколками оконного стекла.

– Все, прое…л, сука… Все прое…л… С голой, бля, жопой остались…

– Не понял?! – с вызовом осведомился Денис.

– С—с—суки! – выдохнул Виктор.

За окном начинался мутный, серенький рассвет.

В этот момент в дверь забарабанили и выкрикнули несколько раз: «Открывайте! Немедленно открывайте!»

Денис вздрогнул и посмотрел на Виктора.

– Нормально все, – сказал тот. – Это проводница. Про окно придется что—нибудь соврать. Тебе…

Проводницей оказалась немолодая, крашеная рыжим тетка. Она довольно резко высказалась, что чушь, которую они ей рассказали и в обстрел поезда камнями в Загогулинске она не верит. Мол, Загогулинск – спокойное местечко и отродясь там не учиняли хулиганства проходящим поездам. А указав на пустую тару из—под спиртного и на остатки закуски, сказала, что, видно, парни, то есть Виктор с Денисом, напились пьяными, разодрались между собой и разбили окно вдребезги.

– Вообще—то, мы курить выходили в это время, – врал Виктор. – Может быть, попутчики наши окно разбили, а потом скрылись? Мы их с трех часов ночи не видели.

Денис поспешно закивал и прикрыл ногой окурки, лежавшие под столиком.

– Какие такие ваши попутчики?! – очень натурально удивилась проводница. Виктор подмигнул Денису. – Знать ничего не знаю, ведать не ведаю… Едете вы в купе одни, а насвинячили, как целый табор.

Она повздыхала, потопталась на битом стекле, скосив глаза в сторону.

– Ладно, на первый раз прощаю. Спишу окно на Загогулинск. Но только на первый раз, учтите!.. Приберусь позже. Но чтобы теперь до Твери ни звука!

Когда она ушла, Виктор смахнул мусор со столика на пол и закурил. На минуту в купе воцарилось тягостное молчание. Денис все порывался сказать, что, мол, не пора ли поворачивать обратно – коли все так неудачно складывается. Расхотелось ему продолжать путешествие. Испугался. Но сказать это вслух он так и не решился. Вроде бы и речь приготовил славную, убедительную, разумную. А сказать не смог – язык не повернулся, совестно вдруг стало, неловко сказать такое. Сам удивлялся своей нерешительности.

– Кто с нами ехал, теперь ясно, как божий день, – угрюмо пробормотал Виктор. – То—то проводница засуетилась: «Прощаю!», «Смотрите мне!» Небось сейчас с ними водку хлещет, тварь божья, да над нами посмеивается.

– Все этот поджидок – Игорек! – в тон ему поддакнул Денис. – Я сразу заметил, что коньяк его не берет. Видно, мне дряни какой—то подсыпал, вот я и вырубился.

– «Вырубился!» – передразнил его Виктор. – Водку надо меньше жрать! Знал ведь, на что идешь!

– А чего ты на меня гавкаешь?! – повысил голос Денис. – Ты сам—то где был? Часики по поезду срезал! Ворюга, на…

И неизвестно, чем бы их разговор закончился. Оба вскочили, сбычились, засверкали глазами. Но, к счастью, в этот момент в дверь осторожно побарабанили.

– Входите, не заперто! – злобно выкрикнул Денис.

В купе медленно, тактично покашливая, словно не на них только что голос подняли, вошли два пожилых человека. Он и она. И на Дениса с Виктором, словно дохнуло из прошлого, и им сразу же захотелось подобраться, и быть очень внимательными, очень корректными. «Белая кость» появилась в их купе, остатки битой гвардии.

– Здравствуйте, молодые люди, – улыбнулась попутчикам старушка. – Надеюсь, мы не помешали?

– Вот, решили перебраться к вам… Н—да, – старик незаметно согнал Виктора со скамьи. – Шумные у нас были соседи.

– Два обормота, – рассмеялась его супруга. В руках у нее появились ведро с веником.

Старик задернул на окне штору, включил освещение. А старушка с грохотом ссыпала в ведро осколки стекла.

– Да и вы не тихони, – заключил старик. – Но думаю, мы поладим. Обязательно поладим.

Виктор с Денисом ошеломленно наблюдали за новыми соседями.

– А папа?! – вдруг ужаснулась старуха.

– Еще и папа?! – вслед за ней ужаснулся Денис.

– А что папа? – рассудительно заметил старик. – Что ему сделается?!

– Действительно! – рассмеялась старушка. – Что ему сделается? Но мы обязательно познакомим вас с папой.

Беседа завязалась сама собой. Несколько раз появлялась всклокоченная проводница, в наспех надетом кителе и с красным бланшем под левым глазом. Сначала она принесла чай, потом выпечку. Старик коротко и доходчиво высказал ей неудовольствие от медлительности обслуживания. А старушка, потешно кивая в такт его словам, вытащила из недр своей черной сумки торт.

– Посудите сами, молодые люди, – тем временем говорил старик. – К сожалению, достигнутое редко радует и удовлетворяет нас. Чаще всего оно озадачивает результатами или раздражает. Почему озадачивает? Во—первых, потому что вожделенная цель представляется нам в радужном свете. Мы воображаем ее не так, какой она выглядит в действительности. А, во—вторых… Впрочем, хватит и первого объяснения. В качестве примера я могу привести своих внуков. В детстве они мечтали о полном, до отказа забитом телеэфире. Мечтали о том, чтобы программа телевизионных передач была толще газеты «Правда». И что же? С течением времени и обстоятельств это произошло. Но повзрослевшие, уже отцами семейств, погрязшие в повседневных хлопотах, они забыли, что их детская мечта стала явью. Ведь в наши дни стоит только купить и установить хорошую антенну, и телевидение, насыщенное фильмами, викторинами и рекламой придет в дом… Живем мы в глубинке, на метровом канале показывают у нас всего три телеканала, хотя с современными антеннами можно принимать массу телевизионных каналов… А лучшим примером может стать мой тесть…

– Олег Святославович, прекратите! – старушка отставила стакан с чаем в сторону и с укором посмотрела на мужа. – То, что произошло с моим отцом – настоящая трагедия. Он стал жертвой своего времени. И я не позволю навешивать на него ярлыки! В конце концов, любой человек не застрахован от ошибок. Особенно много досадных ошибок и заблуждений совершено его поколением. Если мне не изменяет память, в свое время вы даже воспользовались его служебным положением. И это вас отнюдь не смущало!

– Хорошо, Клара, – кивнул старик. – Вы правы. Это довольно бестактно с моей стороны.

– Вы к чему это, собственно? – Денис осторожно взял кусок торта и посмотрел на попутчиков.

– Изумительно! – пискнула старушка.

– Н—да, – хмыкнул старик. – Дело в том, что мы уже в третий раз летим в Изумрудную республику, – сказал он. – Это очень удобно. Не нужно оформлять визу, нет пропускного режима. Заплатил деньги и спокойно отдыхай, либо обделывай свои дела. Все очень просто, почти никакой бюрократии. Месяц там, три месяца здесь.

– А ты, видно, богатый старикан, – негромко, но внушительно произнес Виктор и перегнулся через столик. – А ведь мы не летим в Изумрудную республику.

– Прекращай этот балаган, парень! – старик тоже перегнулся через столик. И сразу стало понятно, что он еще довольно крепкий человек. И не какая он не «белая кость», а скорее костолом. – От вас за версту разит перебежчиками! Иммигранты, нелегалы, предатели! Вы хоть знаете, что там происходит?

И он вкратце изложил содержание уничтоженных Денисом листовок. Для Виктора его слова стали откровением. И то, что родное государство его любит, а как переселенец он никому не нужен. И то, что в Изумрудной республике сплошной обман и летальные исходы.

– Вот так, ребята, – закончил политинформацию старик. – Но я предлагаю вам достойный выход из положения. Я предлагаю вам путь к отступлению. Я предлагаю вам работу в Изумрудной республике.

– Что?! – страшным голосом переспросил его Виктор. – Ты хочешь меня завербовать?..

– Прикуси жало! Как это у вас говорят, – оборвал его старик. – Заткнись и слушай внимательно!

– Денис, собирай вещи, – скомандовал Виктор.

Старики переглянулись. В глазах Виктора брильянтовыми искрами переливалось злорадство.

– В таком случае, – надменно произнес старик, снова вживаясь в роль белогвардейского офицера на пенсии, – купе покинем мы. Но ежели передумаете, мы всегда рядом. Милости просим.

За окном уже шумел вокзал. За разговорами они не заметили, как поезд сделал остановку. Денис поднял штору и полной грудью вдохнул холодный и влажный воздух. Виктор наполовину высунулся в окно, закурил и принялся озираться:

– Эй, браток! – окликнул он бродягу. – Поди—ка сюда.

– Чего тебе? – угрюмо поинтересовался тот.

– Давай сюда торт, – сказал Виктор Денису и благожелательно произнес. – Не побрезгуй угощением, братец!

– Не на паперти! – бомж презрительно сплюнул себе под ноги и отвернулся.

– Ах ты, гаденыш! – Виктор даже поперхнулся от бешенства и выронил торт. – А это еще что за дела?!

Из сливочного крема выскочил и покатился по асфальту маленький кругляк. Бродяга резво схватил его и бросился наутек, только пятки сверкнули.

– Проклятое старичье! – бешено прохрипел Виктор. – С—с—суки!

– Что это было? Прослушка? – по спине Дениса пробежал холодок.

Но до Твери он все—таки дотянул. Сам себе не смог этого объяснить, его так и подмывало повернуть в обратную сторону. Скорее всего, не сделал этого из упрямства. Все эти Игори Петровичи и ряженые, крутившиеся вокруг них, возбудили в нем ослиное, несгибаемое упрямство.

С поезда они сошли на станции Дизельная. А может быть и не на Дизельной, а Топливной или Локомотивной. В этом ли суть?

Было уже довольно темно, вечерние сумерки окутали туманным саваном окрестности. Свет желтых фонарей пробивался сквозь белесую пелену, как сквозь запотевшее стекло.

– Что это вы надумали? – недовольно осведомилась у них проводница, открывая дверь тамбура. – Вам до Твери!

– Чё за вопросы, мать твою?! – в ответ ей нагличал Виктор. – И скажи по совести: сколько тебе приплачивают за сексотство?

– А ты все—таки не заговаривайся! Я на работе сексом не занимаюсь! – было заметно, что слова Виктора задели ее за живое.

– Ты из себя дурочку не строй! Тьфу, на тебя! – Виктор отвернулся от проводницы и сказал Денису: – А нам в село Куличи. Не ссы, Денис, наша правда всегда неправду подогнет!

– Ты мне лучше скажи, где мы ночевать будем? – спросил тот.

– Сначала узнаем, есть ли до Куличей автобус?.. По идее автобусы должны быть здесь же.

Виктор открыл дверь станции и отшатнулся как от удара.

– Этого не может быть! – ошеломленно пробормотал он.

Денис оттеснил его от двери и осторожно заглянул внутрь.

Неказистое, аляповатое снаружи здание внутри было насыщено чистыми и свежими красками. По стенам вился огромный транспарант: «Мы вас любим! Не покидайте нас!» Троицы в косоворотках и сарафанах с хлебом-солью в руках ходили по залу. Девушки в обтягивающих футболках с яркими надписями: «Страна заневестилась! Не уезжай!» Чванливые мужики с плакатами: «Одумайся, парень! Пожалей отца с матерью! Не глупи!» А на длинных свадебных столах дымили самовары и лежала снедь.

– Идем отсюда, – Виктор потянул Дениса за рукав.

– Может, перекусим?

– Ты не понимаешь! – неожиданно завопил Виктор. – Это полоса отчуждения! Забвение ждет нас за этой дверью. Вход есть, а выхода не будет!

– Ты чего орешь? – угрюмо спросил его Денис и тоже взорвался: – Катись ты со своей республикой к едрене фене, понял?! А я остаюсь! Остаюсь, понял ты?! Мне все это милее твоего дутого рая!.. А ты катись отсюда, уезжай и не возвращайся! А то повадились, жить там, а «капусту» рубить здесь!..

– Хорошо, – спокойно кивнул Виктор. – Оставайся. Но это был последний шанс стать человеком.

– Да насрать… Насрать!!! – Денис распахнул дверь настежь. И тут же перед ним возникла троица с хлебом и солью. – Мне здесь радостней, мне здесь веселей!

Дверь за ним закрылась. Виктор обессилено опустил голову и пошел прочь со станции.

Вечер вновь дал о себе знать. Только что не было его, забылся в горячке, в парах закипевшей крови, а сейчас обнял Виктора за плечи влажными ладонями, крикнул издалека простуженным голосом тепловоза, зашуршал листвой под сбитыми подошвами случайного прохожего.

– Дурак, – бормотал Виктор. – Какой же ты дурак…

И в этот момент он понял, что приключение закончилось. Словно увидел, что через мгновение остановится возле него старенький, красного цвета «ПАЗик» до Куличей, и будет в нем сидеть дюжина тех, кто, несмотря ни на что дошел, оставил в прошлом, обрубил концы, проклял малодушных спутников, но все же дошел на половину умершим от страха. И в этот же миг ему показалось, что счастья нет, не может быть радости победы после такого, не бывает ее после таких напряжений и тягот пути. Потому что забываешь, как улыбаются, не говоря уже об остальном.

Возле него остановился красный с белыми полосами, похожий на пожарную машину «ПАЗик». Виктор бросил окурок на отсыревший асфальт, подхватил сумку и поднялся в салон.

– Здравствуйте, – поздоровался он с попутчиками и сел на свободное место.

Когда самолет поднялся в воздух, и земля стремительно ушла вниз, Виктор увидел ЭТО. Вокруг радостно переговаривались, свинчивали с бутылок пробки, молились, расспрашивали стюардессу о какой—то ерунде. А Виктор, задрав от удивления брови, смотрел на проявившийся в лучах восходящего солнца огромный, немыслимой величины дуб. В салоне незаметно стихло. На экране телевизора медленно поворачивалось вокруг своей оси могучее древо. Пилот зачем—то завернул самолет на второй круг.

– Великий поэт, – глухо, как сквозь радиопомехи пробивался голос стюардессы, – считал, что Тверь и есть сказочное Лукоморье, и именно здесь произрастает сказочный дуб, вдохновивший его на создание бессмертных произведений…

– А мы будем лететь ровно сто одну минуту? – перебили ее, словно от этого зависела судьба полета.

– Мы будем лететь точно указанное время…»