Странные истории. повести и рассказы

Ответа так и не последовало. Мы шли по ночной пустыне. Ссохшаяся почва потрескалась. Верхний слой стал хрупким серым прахом, в котором чётко печатался каждый шаг. Мне невольно подумалось, что вот она – идеальная площадка для съёмок фильма про высадку на Луне. Так тихо было вокруг, так безжизненно и странно. Прохладный ветер доносил непривычные ароматы горьких трав. Стрекотали невидимые в темноте насекомые.

– Скажи, куда мы идём? Там есть телефон? Мне надо вызвать эвакуатор. Глупая затея…

Время имеет странное свойство, в зависимости от нашего внутреннего состояния оно прихотливо меняет темп. Спрессовывается и обращает в мимолётные вспышки те моменты, что радуют нас. А стоит ему только почуять нашу тоску или отчаяние, и оно сразу обращается в тягучую чёрную смолу.

Я снова огляделся и отметил, что вижу пространство вокруг, так словно наступили сумерки. Но между тем, небо заволокло чёрными непроглядными облаками, и за ними скрылся любой намёк на звёздный и лунный свет. Пустыня сама по себе излучала призрачное сияние. Этого вполне хватило, чтобы осмотреть ещё раз моего проводника.

Он немного меня опережал. Как бы я ни ускорялся, этот человек неизменно шёл на полкорпуса впереди. Если этот чудак и не был Эскуро, то приходился ему сородичем. Индейские черты лица угадывались сразу. Высокие скулы, крупный с горбинкой нос, узкий лоб обтянут широкой повязкой из ткани чёрного цвета, длинные седые волосы по плечо держались неподвижно, будто отлитый из платины парик – всё это лишь усиливало сходство с привычным образом.

Мужчина был немного выше меня, но более худым. Посаженные глубоко глаза в сумраке отсвечивали жёлтым, как у филина. Он не пугал, а скорее завораживал. Что касается возраста, тут выводы путались – ему могло быть и сорок, и пятьдесят, и шестьдесят.

Наряд абсолютно не вписывался в образ отшельника. Новый чёрный костюм и ботинки того же цвета. На шее вместо галстука был повязан платок. Но он не носил рубашки и тем ни менее выглядел как-то торжественно и даже официально.

– Я бы хотел понять… – в который раз была предпринята попытка разговорить спутника.

– Так пойми, кто тебе мешает, – голос прозвучал насмешливо и никак не походил на старческий скрип или брюзжание, – Хин’ма’тоо йа’лат’кехт!

– О! Так вы говорите. Отлично, а что это значит?

– Истина не требует много слов. Что ты хочешь понять, Джо?

– Я был прав! Чёрт возьми! – это было что-то средние между восторгом и злостью, – А вы умеете заставить понервничать. Господин Эскуро?

Индеец остановился и обернулся ко мне лицом.

– Не иди позади меня – возможно, я не поведу тебя, не иди впереди меня – возможно, я не последую за тобой, иди рядом со мной – и мы будем одним целым. Ты многое видел. Для человека твоего народа это тяжёлое испытание. Люди, которых вы зовёте мексиканцами дали мне это имя. Я’ат’ээ, Джо. Можешь пользоваться этим именем. Имена мало значат в темноте.

– Да, я ожидал чего-то подобного, – мы продолжили идти, – теперь вы расскажете, куда и зачем мы идём?

– Мы идём, Джо. Просто идём. Эта земля не знает тебя. Я бы мог ей спеть о тебе, но сейчас она ничего не хочет слушать, кроме песен дождя. Поэтому надо тебя показать.

– А-а… – ответ озадачивал и обескураживал.

Несвязная болтовня колдуна пугала ещё больше, чем молчание. Ведь, если ему довериться, то ночная прогулка нужна для того, чтобы представить мою персону пустыне. Степень происходящего вокруг бреда явно приближалась к критическому значению.

– Скажи земле: «Я’ат’ээ».

– Я’ат’ээ… это что-то вроде «привет»?

– Умный, – старик широко улыбнулся и постучал указательным пальцем себя по лбу, но тут же нахмурился и добавил, – не люблю умных, от них только вопросы.

Я не пытался заговорить снова. Чутьё подсказывало, что безумие отшельника может только усугубить моё, и без того плачевное положение. А, следовательно, не надо лишний раз нарываться на неприятности. Рано или поздно он устанет и пойдёт к своему дому. Это же очевидно, что без укрытия и жилища Эскуро не смог бы так долго здесь прожить. Там можно будет перевести дух и подумать, что делать дальше.

Словно подчиняясь ходу моей мысли из темноты выплыли очертания странного вида сооружения. Едва ли его можно было назвать домом. Больше всего оно напоминало обмазанный глиной сарай.

– Пять стен укроют от ветра и койотов. Пять стен защитят от полуденной жары и злых духов. Пять стен – дар Говорящего бога. Хооган – дом для того, кто слышит шёпот мёртвых.

– Выбирать не приходится.

За скепсис меня одарили ещё одним взглядом полным презрения.

– Ты спишь у входа. Я принесу тебе одеяло, Джо. В доме тебе места не хватит.

– О, да, ну, брось, старик. Это огромный дом. Знаешь, если ты обиделся, прости меня. День был трудный, и я мог наговорить лишнего. Это прекрасный дом. Это будет необычный опыт… Это, как экотуризм, точно!

– Как много шума от одного человека. Нет. У меня будут гости и тебе там места нет. Мы будем говорить завтра. Заходи, я дам тебе тряпки, чтобы укрыться.

Чтобы войти в хооган пришлось немного согнуться. Узкий коридор выводил в просторное помещение, в центре которого был разложен костёр. Угли едва тлели. Ароматный пахнущий хвоей дым поднимался через специальное отверстие в крыше. По краям у стен были разбросаны циновки, в беспорядке сложены различные вещи и домашняя утварь. Но, вопреки ожиданиям, ни одной живой души кроме нас там не было.

– А где гости?

– Придут, – буркнул старик, и, вручив одеяло из грубой шерсти, вытолкал меня за дверь.

Злость и обида переполняли. Не желая мириться с несправедливостью и мечтая о маленькой ответной подлости в будущем, я привалился спиной к двери и укрылся одеялом.

– Что ж посмотрим, как эти гости пройдут мимо…

Сон пришёл почти сразу. Всё-таки усталость и волнение этого дня оказались сильнее моей решимости проучить шамана навахо. От одеяла пахло мочой и плесенью, но без него становилось нестерпимо холодно. Такая вот шутка природы, одна и та же пустыня за сутки нагревается до 120 градусов по Фаренгейту и остывает до 50. Выбирать не приходилось, и я скоро начал отключаться.

Уже сквозь сон до меня стали долетать обрывки разговоров и смеха. Мало ли что может почудиться, когда уставший мозг настолько перенапряжён, что восприятие искажается. Самый незначительный шорох представляется громким и опасным звуком. Впрочем, это не было похоже на игру воображения. За дверью кто-то был. Я рывком проснулся и прислушался. Действительно, в доме слышались приглушённые удары в барабан и пение. Но не одного, а нескольких десятков голосов. Определённо, внутри находились люди. Но как они могли пройти мимо меня незамеченными. Может быть, пролезли в то окошко для дыма? Но это так нелепо. Я толкнул дверь и шагнул вперёд. Всё так же тлели угли костра, и их тусклого света хватало, чтобы осмотреться и оценить обстановку. Дом был пуст. Абсолютно. Даже вещи куда-то пропали.

– Эскуро? Где вы? – но никто не отозвался.

От углей поднимался жар, наполнявший просторную комнату теплом.

– Если здесь никого нет, может быть и старик – очередной фантом. Тогда зачем спать на улице? Лягу здесь.

Но стоило устроиться поудобнее, и зажмуриться, как внезапная боль пронзила левый бок. Кто-то со всей силы ударил меня под рёбра. Я откатился в сторону и открыл глаза, готовый дать отпор, однако, вокруг царила тишина, пустота и покой. Неужели это очередная необъяснимая штука, из тех, что медленно, но верно сводят меня с ума. Надо было рискнуть, чтобы убедиться, что внезапная догадка верна, и я на мгновение прикрыл веки. Удар не заставил себя долго ждать. В этот раз били точно между ног. Глаза полезли из орбит. Хотелось кричать и ругаться на чём стоит свет, но от боли перехватило дыхание.

– Что за чёрт… проклятье, – я поспешил выбраться из дома и закрыть за собой дверь, и как только это случилось, в доме снова послышались голоса, песни и смех…

До самого рассвета не получалось уснуть. И всё это время из дома доносились обрывки разговоров и песен. Шумная компания гостей-невидимок продолжала свои посиделки всю ночь напролёт. Но стоило только солнцу показаться далеко на востоке, и голоса смолкли.

Усталость брала своё. Глаза слипались, а мысли начинали замедлять ход. Пережив немало пугающих встреч, я едва ли могу сказать, что испытывал страх. Скорее это было похоже на тревогу. А может быть, это остатки моей логики пытались подчинить происходившее строгому порядку рациональных умозаключений. И от бессильных попыток росла моя досада и дискомфорт. Наверное, так и становятся шизофрениками. Двойственность восприятия разрушала привычную линию поведения и позволяла принимать как данность самые невероятные факты. Ночь близилась к концу. Я лежал на земле, укутавшись в грязное одеяло, и медленно погружался в сон. Из хижины теперь слышался лишь стариковский храп.

– Плохая была идея приехать сюда. Проснусь и буду выбираться.

Вы не задумывались, что в последнее время получаете мало удовольствия от пробуждения? Это городская болезнь. Происходит она от жизни по графику. Работая сменами, периодически ночуя на работе, я напрочь забыл об удовольствии сна. Для меня этот процесс превратился в техническую необходимость. Так же обстояли дела с едой. Поесть и поспать – досадная необходимость. Расстройства сна часто приходилось лечить старым добрым способом: таблетка снотворного на полстакана виски. От такого рецепта мозги скоро превращаются в кашу. Этот побочный эффект меня даже радовал, он позволял заглушать боль и приступы. Может быть, есть и другой, более гуманный метод борьбы с кошмарами и галлюцинациями. Только мне было не до поиска решений. Хотелось просто перестать чувствовать что-либо. Я не уверен, что это легко объяснить. С одной стороны, как медику, мне всё ясно. Случай клинический и требуется немедленно обратиться к специалисту. Изоляция оградила бы от пути разрушения личности и потакания безумию. Умные парни от психиатрии прописали бы лошадиные дозы транквилизаторов, а все заботы на себя принял бы окружной центр для душевнобольных. Весьма кстати, страховка как раз покрывает стационарное лечение. Ирония заключалась бы в том, что, как врач, я полностью согласился бы с таким исходом. А человек во мне всем своим естеством противился и кричал о помощи иного рода.

И вот, я нашёл Эскуро.

– Мистер Кроу, проснитесь, пора принимать лекарство, – мелодичный женский голос вывел меня из оцепенения.

От яркого света неоновых ламп глаза начали слезиться.

– Где я?

– Вы в госпитале Корпус Кристи. Мистер Кроу, меня зовут сестра Глэдис. Сейчас сестра Джулия сделает вам укол, нам бы не хотелось применять силу. Вы обещаете быть паинькой на этот раз?

– На этот раз? Как долго я здесь?

– Это лекарства, у вас могут быть временные провалы в памяти. Можете забыть что-то маловажное. Но память вернётся. Это из-за лекарств. Доктор Моррис прописал вам интенсивный курс. Разумеется, всё для вашего блага.

– Как долго я здесь нахожусь, сестра?

– Не надо так нервничать. Иначе мне снова придётся просить санитаров, чтобы вас пристегнули ремнями. Мы же не хотим этого? – женщина обезоруживающе улыбнулась и коснулась ладонью моего лица.

– Я не понимаю. Это сон. Просто очень много переживаний.

– Понимаю. Это нормальная реакция. Препараты действуют, и вы понемногу начинаете воспринимать действительность. Мистер Кроу, вы поступили к нам год назад. По собственной инициативе. У вас были вспышки агрессии и неприятные видения, галлюцинации.

– С кем можно поговорить? Где лечащий врач?

– Доктор Моррис. Он скоро подойдёт, а сейчас уколы. Вы готовы?

– Да.

Женщина закатала рукав моей рубашки и аккуратно ввела препарат прямо в вену. Я смотрел, как в прозрачный раствор постепенно наполняет катетер.

– А теперь вам нужно поесть. М-м, обед сегодня просто замечательный. Стейк из койота и немного кукурузы. Вы ведь любите кукурузу?

– Что?

– Главное – это ма’ии, его мясо отбили палками специально для вас, мистер Кроу.

В следующую минуту обстановка в палате изменилась, я лежал на полу посреди огромной комнаты с бревенчатыми стенами, как в хижине индейца. А передо мной на коленях сидела женщина. Из одежды на ней была только меховая накидка из шкур койотов. Её гибкое тело покрывали рисунки из охры и красной глины. Один глаз был карим и живым, в то время как второй заплыл голубоватым бельмом. Чёрные как смоль волосы были перевязаны шнурком. Всё вокруг казалось естественным и столь разительная перемена места действия не вызывала и малейшего подозрения. Кроме того в животе предательски заурчало. Сколько же я не ел? Мой голод буквально раздирал внутренности на части. Запах зажаренного на костре мяса приятно щекотал ноздри. Я сглотнул слюну.

– Ешь! Тебе нужна сила! Ма’ии даст тебе её столько, сколько нужно.

– Койот… это съедобно вообще?

– Кроу… Чёрный Ворон. Разве ты не знаешь? Внутри каждого человека идёт борьба злого койота с добрым. Всегда побеждает тот, которого ты кормишь.

Женщина рассмеялась и неожиданно стала меняться. Черты лица её словно дрогнули, как покрывшаяся рябью водная гладь. И человеческое стало растворяться, уступая место звериному. В следующую минуту передо мной сидел огромный монстр. Я ощутил, как волосы на затылке начинают шевелиться. Из горла рвался крик отчаянья и ужаса.

Женщина-оборотень поднялась на четвереньках и завыла.

Даже очнувшись ото сна, я продолжал слышать звенящий в ушах вой этой твари. Дыхание перехватило. Так словно пришлось его задержать, чтобы надолго погрузиться в ледяную воду. Уже рассвело. Июльское солнце беспощадно опаляло своими лучами всё живое вокруг. Но меня бил озноб, а по спине набегал струйками холодный пот. Воздух с болью выходил из лёгких, меня тошнило, а голова грозила расколоться надвое от боли.

Эскуро вырос чёрной тенью надо мной. Он ждал, пока я приду в чувства и обращу на него внимание. И только убедившись, что мой взгляд сфокусировался на нём, изрёк.

– Ты заблевал моё одеяло. Это невежливо даже для белого человека.

– Сожалею, – это всё что у меня получилось выдавить из себя.

– Поднимайся, у нас много работы, Джо.

Было легче сказать, чем сделать. Каждой частичкой измученного тела я ощущал невыносимую боль. А индеец стоял и ухмылялся, вложив в свой колючий взгляд всё возможное презрение. Дневной свет позволил мне рассмотреть его лицо лучше. И кое-что меня впечатлило. У старика были вертикальные, как у змеи зрачки. А цвет глаз постоянно переменялся с тёмно-карего до бледно-жёлтого, словно подстраивался под настроение шамана.

– Трудно ехать на чужой лошади, Джо Кроу! Кроу – на языке твоего народа это птица, «ворон». Ты ещё маленький и глупый ворон. Вставай, я не потащу тебя на своей спине. – Эскуро нарочито громко рассмеялся.

– Я иду. Здесь есть вода? У меня горло пересохло.

– Здесь есть вода. О, да, Маленький Ворон. Но её нужно забрать.

– Забрать? – прилагая нечеловеческие усилия, я поднялся и встал на дрожащих от напряжения ногах.

Ещё через минут десять мы снова шли по пустыне. Солнце раскалённым шаром зависло высоко в небе и беспощадно источало жар. Воздух плавился от жары и растекался струящимися потоками по равнине. Каждый вдох буквально обжигал лёгкие.

– Маленький Ворон. Чтобы оценить вкус воды, нужно испытать жажду. Ты действительно хочешь пить? – Эскуро остановился и посмотрел себе под ноги.

– Да.

– Тогда пей. Видишь эту ямку? – старик присел на корточки и указал пальцем на небольшую рытвину под камнем размером с кулак.

Я опустился на землю и аккуратно заглянул в ямку. К моему изумлению внутри сидела большая жаба.

– Доставай, старую ворчунью, пока она в хорошем настроении. Не мешкай, Маленький Ворон!

К моему удивлению жаба выползла из своей норы и без лишних раздумий пошла ко мне в руки. Я поднял это необычное существо с земли и поднёс к лицу.

– Что теперь?

– Надо её уговорить, чтобы она показала, где спрятана вода. Кто хочет пить, тот и уговаривает. Видишь на её спине бурое пятно? Его надо облизнуть.

– Это мерзко…

– Мерзко? То, что ты сделал с моим одеялом, было действительно мерзко. Если ты не хочешь пить, то мы пойдём обратно.

– Вы ведь не шутите так?

Эскуро пристально посмотрел мне в глаза и после минутной паузы снова рассмеялся своим безумным гортанным смехом.

– Нет, я не шучу.

Жаба раздулась, словно осознавала свою важность. Её тело липкое и тёплое на ощупь подрагивало, как свежий студень. В остальном она могла спорить с индейцем за право называться самым невозмутимым жителем пустыни.

– Ладно. Попробуем. Хуже не будет уже, – я присмотрелся к бугристой коже амфибии и увидел пятно.

Для действия потребовалось чуть больше времени. Скоро я смог собраться духом и распухшим от жажды языком коснулся жабы. В ответ послышалось утробное «ква». Я моргнул и ощутил непривычную лёгкость в голове.

– Иди на запад, за разбитой скалой ты найдёшь старый колодец. А теперь верни меня назад, – я бы мог поклясться, что чётко слышал каждое слово. И голос принадлежал сварливой старушке.

– Чего застыл? Ворчунья просит положить её обратно! – шаман рассерженно топнул ногой, а я, рассыпаясь в извинениях перед земноводным, поспешил положить жабу в её дневное укрытие.

– Она сказала, что нам нужно идти на запад…

– Я знаю, Джо. Я слышал.

– Но вы же не облизывали её спину?

– Это и не надо. Ты же это сделал и так. Ты её задобрил. А чтобы услышать жабу, нужны только уши. Идём.

Та часть меня, что по-прежнему цеплялась за логику, отказывалась воспринимать происходящее иначе, кроме как наркотический бред или транс. Я читал давно в одном из научных журналов, что некоторые виды лягушек выделяют фермент, который в больших концентрациях ядовит, но если дозу существенно убавить, то получится мощный анестетик с побочными психотропными свойствами. А может быть, старик загипнотизировал меня и решил от души посмеяться над доверчивым дурачком. Чтобы не случилось со мной, отступать уже было некуда.

Эскуро шёл рядом и в полголоса напевал слова своего языке. Ничего общего с пением это не имело и больше напоминало завывание старого пса. Изредка шаман останавливался и обращался ко мне.

– Ты их запомнишь. А потом поймёшь. Так это работает, Маленький Ворон.

– Что? Вы о песнях?

– Да, это слова динэ, нашего народа. Многое забыто. Но здесь земля ещё помнит, и она может учить. Твой друг, он умер плохо.

– Сэм?

– Да. Но его здесь держишь ты. Никто не учил тебя, что мертвецов нельзя возвращать, когда они встали на свою тропу и Великий Койот назвал их по имени?

– Я не понимаю.

Эскуро грустно улыбнулся в ответ и покачал головой

Ноги уже гудели от усталости, когда впереди замаячила гряда красноватых скал. Ближайшая к нам гора напоминала разбитый молотом термитник. Жаба не обманула. Ветер и редкие дожди выхолащивали песчаник, пока крепкая на вид громада не обрушилась под весом более твёрдых пород. И всё равно, скопление камней походило на величественную стену затерянного города. Мы обошли эту преграду и почти сразу нашли колодец. Было очевидно, что он давно заброшен. До определённого момента я подозревал, что Эскуро задумал очередной урок для меня, и был осведомлён об этом месте. Просто старику снова захотелось показать свою силу, только и всего. Но я ошибался.

– Подумать, только. Колодец! – индеец всплеснул руками и запричитал, – О, старая Ворчунья! Мать всех ведьм! Ты над нами решила посмеяться?

– Что-то не так?

– Это плохой колодец. В нём сидит злой дух. Понимаешь? Я пришёл в это место, только для встречи с тобой. И даже не думал, что мы найдём Колодец Слёз.

– Это усложняет задачу. А что на счёт воды? – жара становилась нестерпимой, и тень от нависших скал едва ли спасала.

– Мы уходим.

– Но жаба сказала… – я запнулся, осознавая весь абсурд аргумента, – но здесь есть вода! И я хочу пить.

– Вот как? Ты всё ещё хочешь пить…

Шаман обратил лицо к небу и протянул ко мне руки ладонями вверх. Он отрывисто выкрикивал слова на своём языке. От напряжения на его высоком лбу залегли глубокие морщины.

– Усмиряешь духа, так ведь? – мне не терпелось снять с колодца деревянную крышку придавленную булыжниками.

– Кв’еэ кин Ма’ии ат’э, Ч’аль! Гоне’э ан’ка доотль’иж! Тата аже’э йанакс’пача йах! – Эскуро продолжал свою странную молитву, а меня одолевало раздражение.

– Я думаю, надо просто отвалить эти камни и заглянуть под крышку. Если не глубоко, попробуем достать воду так. А если понадобится верёвка и ведро… Чёрт, если там глубоко, придётся вернуться в дом и поискать что-то подходящее. Сомневаюсь, что осилю переход туда и обратно.

Внезапно Эскуро прервался и посмотрел внимательно мне в глаза.

– Ты уже встречал злого духа, Маленький Ворон? Этот демон приходил в твои сны? Можешь не отвечать. Твои глаза опережают слова, Джо. Вижу, что это не случайно. И вижу, что тьма взывает к твоему сердцу, не меньше чем свет.

– Я смутно помню сны. Приснился кошмар какой-то. Женщина, она превращалась в волка.

– Она была из народа Великого Койота. Одна из ведьм ма’ии. Дети Великого Обманщика когда-то жили здесь, пока Говорящий Бог не создал навахо. Они знали многое. Научились сами гулять по тропе мертвецов в наш мир. Ей не нужен проводник, «тот, кто помогает душам обрести покой», но ей нужен ты. Зачем?

– Не знаю. Она пыталась накормить меня. Звучит странно, да?

– Странно. Да.

– Ты же шаман, вот и скажи, что делать? Я в этих ваших штуках ни чего не понимаю. Другой на моём месте уже давно слетел бы с катушек, или покончил с собой.

– Великий Койот любит шутить. Он мастер в том, что касается насмешки. И ещё он даёт знание. Это твоё испытание, Маленький Ворон.

– Ты же говорил, что ведьма-оборотень из его прихвостней? Или нет? Я уже совсем запутался…

Эскуро помедлил и продолжил объяснять.

– Мир, который мы видим, сотворили боги. Но им было трудно дать всему сущему имена. Тогда и появился Великий Койот и помог. Мы почитаем его за мудрость. Потом на смену Древним пришёл народ динэ или, как говорите вы навахо. Койоту было любопытно. Он часто подсылал своих сыновей и сам приходил к людям, чтобы узнать нас поближе. Тогда его порочная сущность пробуждалась. Вскоре рождались дети, которые могли видеть глазами койота или волка. Им не было место среди динэ. Многие погибли, другие ушли в пустыню. Мы враждовали.

– Вот именно. Почему бы не помочь мне разобраться с этим злом?

– Не перебивай, – шаман хлопнул меня ладонью по лбу и снова заговорил, – Враг не всегда – зло, а зло – не всегда твой враг. Можно постичь тайную сущность плохого человека, чтобы уничтожить его. Можно разгадать загадку Койота, чтобы защитится от злого духа. Если он хочет испытать тебя, придётся постараться, Джо. Иначе ты умрёшь.

– И что теперь?

– Тебе нужно спуститься вниз. И встретиться с духом у входа в Страну Скорби. Это перекрёсток нашего мира и тропы мертвецов. Мы называем такое место Колодец Слёз. Его вода не подходит для питья. Солёная и горькая на вкус, как слёзы плакальщицы.

– Спуститься и что потом?

– А потом вернуться обратно. Хорошо, если живым, – по лицу индейца было трудно понять, насколько он серьёзен. С его тонких губ не сходила кривая ухмылка, а колючий взгляд карих глаз испод нависающих бровей прожигал насквозь, – Кажется, кто-то хотел пить?

Эскуро снял с пояса маленькую, меньше ладони, фляжку.

– Нет, только не виски.

– Глупый, Джо! Это пейотль!

– Мне только не хватает стать наркоманом… – я нехотя принял флягу и открыл крышку, ноздри защекотал характерный запах.

Последний раз эту отвратную вонь я ощущал, когда в реанимацию привезли парочку мексиканцев. Бедолаги хотели поймать кайф, и обпились чая из кактуса пейот до отравления. У новичка он вызывает сильнейшие приступы рвоты, а когда спазмы измучают тело и опустошат желудок, наступает опьянение. Сильные галлюцинации сталкивают разум в пропасть.

– Пей.

– Не думаю, что это хорошая идея.

– Вот и не думай. Пей. Когда ты окажешься там, это единственное, что будет держать тебя в нашем мире. Ты ещё мало знаешь и без пейотля можешь не справиться.

– Хуже не будет, – процедил я сквозь зубы в очередной раз, и сделал глубокий глоток из фляги, но почти в ту же минуту понял, как жестоко ошибся.

Утренние спазмы показались лёгкой разминкой перед тем кошмаром, который я пережил. От одного только глотка меня буквально вывернуло наизнанку. Хотелось орать во всё горло или задушить проклятого колдуна, но сил едва хватало, чтобы не свалиться на землю без чувств. Приступ закончился так же внезапно.

– Хорошо, Джо. Очень хорошо. Ещё один глоток. Теперь будет легче.

– Нет.

– Глупый Ворон. Один глоток, чтобы тело отпустило дух, второй, чтобы дух мог путешествовать. И третий…, – старик задумался на мгновение, – чтобы вернуться.

– Значит, ещё два глотка, а не один, чёртов старик!?

– Один или два… А ты хотел вернуться?

– Да! – я залпом влил тёплую жижу из фляги себе в рот и с большим трудом смог проглотить.

В этот раз мой желудок продержался немного дольше. Но в итоге остатки его содержимого выплеснуло на рыжие камни возле колодца.

– Ещё?

Эскуро широко улыбнулся и в знак одобрения медленно моргнул. Вертикальные зрачки расширились, а пространство вокруг заполнили звуки. Крики животных, смех, плач ребёнка и индейская музыка. Я поднёс флягу ко рту и выпил всё до последней капли. Вопреки ожиданию, ощущения были абсолютно новыми и приятными.

– Это мой рецепт, Джо. Такого ты больше нигде не попробуешь, если, конечно, сам не научишься готовить. Если, конечно, вернёшься, чтобы учиться.

Шаман без особого труда откинул крышку колодца и большим пальцем правой руки указал на зияющую дыру. Снизу пахнуло сыростью.

– Нет, я передумал. Мне не хорошо, сэр, – голова и в самом деле страшно заболела, в ушах стоял звон, а по лёгким словно растекалась кипящая смола. С каждым вздохом я всё больше терял контроль над собой. Скоро не осталось сил держать равновесие и ноги сами собой подкосились.

Индеец склонился ко мне и зашептал на своём наречии. В его руке блеснуло лезвие ножа.

– А теперь, Джо Кроу, ты умрёшь.

Острая боль пронзила сердце. Крик ужаса перешёл в затихающие хрипы. Кромешная тьма оглушила и проглотила меня без остатка.

Постепенно возвращались чувства. Это были не привычные ощущения физического тела.. Нечто сродни сну, в котором ты медленно начинаешь догадываться, что происходящее вокруг нереально. Тонкий звук невидимой струны, пробуждающий душу. Люди – дети двух миров способные видеть суть вещей и управлять ими. И осознание собственного могущества даёт нам неограниченные силы. В любую минуту можно научиться летать или сразиться в одиночку с полчищами кошмаров. Всё подчиняется прихоти спящего творца.

Я не мог видеть. Но был уверен, что вокруг кромешная тьма. Вязкая и струящаяся. Идеальная чернота без времени и границ заполняла пространство вокруг меня. Беспокойная мысль: «А что если открыть рот? Я захлебнусь тьмой?» Но тревога скоро угасала. Открыть глаза всё ещё не получилось. Только сильнее ощущалась глубина этого космоса. Сколько длился дрейф в чёрном безмолвии, не знаю. Это могла быть и вечность, и мгновение.

Пробуждение получилось резким и ошеломляющим, как удар ледяного ветра в лицо. Заныли рёбра, как после игры в футбол. В колледже у меня был подобный печальный опыт. Тогда пара мощных ударов в грудную клетку на долгое время отбили интерес к спорту. Скорее всего, наркотик вызвал паралич. Я упал на острые камни и…

– Эй, омбрэ, вставай. У тебя мало времени. Ты не похож на обычного гринго. Индеец?

Голос принадлежал молодому мексиканцу. Судя по акценту и смеси английских и испанских слов в его речи, можно было представить обычного трудягу нелегала с юга.

– Мне нельзя тебя трогать, Джо. Вставай сам.

Я открыл глаза и понял, что лежу на животе, а подо мной насыпь из гравия. Невысокий холм три на семь фута. Меня угораздило растянуться поперёк него и хорошо, если кости остались целы. Чтобы подняться потребовались некоторые усилия. К моему удивлению холм оказался аккуратной могилой. У изголовья возвышался массивный деревянный крест. Местность казалась знакомой. Однако, вокруг не нашлось ни чего и близко похожего на разбитую скалу, колодец или домик навахо. Зато, буквально в шаге от креста проходило шоссе. Дорога рассекала пустыню на две равные части.

У обочины меня поджидал невысокий парень в чёрной кожаной куртке. Рядом с ним поблёскивал металлическими деталями новенький «виктори». Разобраться в марке мотоцикла помог фирменный логотип. Незнакомец перехватил заинтересованный взгляд и одобрительно улыбнулся.

– Это моя малышка! Она послушная и ни разу меня не подвела, амиго. Понимаешь?

– Тео? Это ты Теодор, сын миссис Лурдес и Лоренцо Нунес? – внезапная догадка слегка удивила меня.

– Он самый, сеньор доктор. Не сомневался, что вы узнаете меня. Вы добрый человек, молитвы были услышаны, – парень перекрестился и коснулся пальцами губ, – Теодоро Виторио Нунес и Марко, сечёшь, мужик? Мы с моей малышкой идеальная пара. Виктор и «Виктория»!

Парень засмеялся собственной остроте. В ответ я выдал лишь подобие улыбки. Труднее всего воспринимать чужой юмор, когда сам по уши увяз в не пойми чём.

– Где мы? – окружающая природа настораживала. При ярком свете дня не ощущалось тепло, и не было видно солнца.

– La Carretera de los muertos.

– Дорога мёртвых. Получается, что я умер?

– Откуда мне знать? Я только пришёл отдать долг.

– Хорошо. Допустим, я не умер, значит, у Эскуро получилось меня отправить в мир духов, чтобы я нашёл ведьму навахо. Нашёл и… Чёрт! Шаман не сказал, что делать потом.

– Это твоя игрушка, Джо?

Прямо у меня под ногами лежал длинный нож с широким лезвием, такой же носил с собой Эскуро. Без особых раздумий я поднял оружие с земли. Рукоять идеально легла в ладонь. Металл не отбрасывал бликов и напоминал дождевую лужицу, осыпанную серым песком.

– Да, это мой нож.

– Торопись. Сядешь за мной, омбрэ. И не вздумай поцарапать своей железкой мою девочку.

Мир мёртвых или его преддверие. Всё, на что падал мой взгляд, едва уловимо изменялось и преображалось с каждой секундой. Небо налилось пунцовыми красками с золотыми прожилками. Линия горизонта странным образом уходила вверх, нарушая любые мыслимые законы физики. А может быть, мы находились внутри огромного кратера. Когда мотоцикл завёлся я услышал рёв мотора, но не почувствовал запах выхлопа. Здесь, в принципе, не ощущались запахи. Определить сторону света без солнца не получилось, и выбор направления я доверил своему провожатому.

– Не оглядывайся. Запомни, нельзя оборачиваться! – парень кричал, но его голос тонул в шуме двигателя.

– Что? Ты говоришь? Не оборачиваться?

– Да, Джо! Ни за что. Иначе конец.

Мы ехали и ехали. За прошедшее время я успел многое обдумать. Вспоминались последние события. Встреча с индейцем. Потом мысли невольно выдернули из памяти образы далёкого прошлого. Мои родители. Луи и Марси Кроу усыновили меня в Арканзасе. Мы перебрались в Техас через десять лет. А ещё год спустя мама умерла от рака. Тогда я решил, что стану врачом. Отец стал пить и очень скоро опустился. Больно и страшно видеть, как близкий человек теряет себя. Хотя, я знал его в лучшие времена. И, как мог, старался сохранить это впечатление. Несмотря на условное родство, мы с ним были очень похожи. Однажды, он обмолвился, что стало с другими моими родителями – погибли в пожаре. Служба опеки нашла сводного брата по отцу. Луи не мог иметь детей, и они с женой сразу согласились меня принять. Я не помнил этого. Но сейчас, все забытые картины прежней жизни, словно высвечивали фонариком в тёмной комнате.