И это было начало долгого пути. Около двух лет у нас ушло на то, чтобы научиться создавать и удерживать «синтезируемую реальность», как назвал ее впоследствии профессор. Пространство, в котором мы закрылись от внешнего мира.

Сперва это была моя комната. Как в том самом трехмерном редакторе из детства, такая же неказистая. Но, разбираясь в своих возможностях, я постепенно улучшал отдельные детали обстановки. Это пространство стало своего рода тестовой площадкой.

Я воспринимал создание окружения как своеобразный виртуальный конструктор, но только не трехмерных сцен, а реальности. Думаю, именно эта всплывшая в памяти ассоциация и помогла мне создать наше убежище. Я перенес понимание работы инструментов редактирования на процесс создания и модификации окружающего пространства, как если бы это была обычная работа с библиотекой трехмерных объектов. Здесь я учился формировать различные предметы, элементы интерьера, даже нашу одежду.

Постепенно в этом процессе ко мне присоединились сперва Светлана, а после и профессор. Мы сформировали несколько сцен нашего прошлого – в дальнейшем стали называть их «слепками», – объединив друг с другом.

В начале нам казалось, что мы просто заняли своими образами часть пространства внешнего мира, и все время ждали, что кто-то ворвется к нам извне. Может, кто-то из выживших, ведь они точно должны были быть. Тот же фотограф, к примеру. Но этого не происходило. Тогда профессор предположил, что дело в том, что мы каким-то образом создаем реальность внутри созданной реальности и можем так расширять площадь без изменения изначального объема во внешнем мире.

Мы это смогли не раз подтвердить, так как первый год нас периодически выбрасывало в то, что можно было назвать реальным миром. Точнее, то, чем он стал.

Мир вовне «зарос» массой объектов, созданных бодрствующими во время конца света. Бесконечные образы наслаивались множество раз друг на друга до такой степени, что потерялась изначальная форма каждого объекта. Все превратилось в сплошную плотную однородную серую структуру. Планета покрылась чем-то напоминающим кокон в десятки метров толщиной с редкими трещинами и пустотами в них. В одну из таких пустот нас и выкинуло однажды. В дальнейшем профессор настоял на нескольких экспедициях вовне, из них мы и получили представления о том, где находимся.

Похоже, пустотами в коконе были как раз места, созданные людьми во время спасения в своих реальностях. И размер нашей трещины был примерно с автобус длиной и шириной. Сюда бы не поместилось все то пространство, что мы насоздавали к тому времени.

Чем больше мы понимали реальное положение дел, тем меньше хотелось выбираться наружу. Но и без этого выход вовне стал бы со временем невозможен. С каждой новой вылазкой мы замечали, что на Земле все тяжелее было дышать. Атмосфера разредилась, было понятно, что планета умирает. Именно тогда мы решили окончательно уйти в свою реальность и больше никогда не поднимали тему внешнего мира.

Мы продолжили изучать возможности создания окружения. Кстати, с едой в этом плане отдельная история. Сперва не было уверенности, что созданное вообще можно есть. Но и вариантов каких-то не было, так как голод пришел быстро. Хотя профессор предположил, что «тут» во вложениях есть нам может и не требоваться вовсе, никто тогда не решил дойти до состояния голодной смерти, чтобы проверить это.

В итоге на вкус все оказывалось ровно таким, как и представлялось. Только относилось это к продуктам, что мы когда-то пробовали. Когда Светлана попросила создать плоды лонгана, которые я никогда не ел, на выходе получалась безвкусная масса, напоминающая виноград, и только потому что я где-то слышал такое сравнение.

И мы так до конца не разобрались, как это работает. Например, я смог создать планшет, который прекрасно функционировал, в нем работали приложения, мы разобрали его и обнаружили внутри все те детали, которые там должны быть, но я не специалист в микроэлектронике. Профессор со Светланой много спорили об этом, в итоге остановились на том, что и существующее понимание механизма работы памяти людей об объектах и событиях весьма ошибочно.

12. Слепок

Мы выработали систему каталогизации наших миров. Она похожа на структуру классической файловой системы в компьютерах. Иерархия из веток созданных реальностей внутри созданных реальностей, карту которых мы разместили в отдельном мире-карте.

Мы создавали родные места из наших жизней, фантастические инопланетные миры, про которые читали или смотрели когда-то книги и фильмы или просто фантазировали о них, миры с иными законами физики. Все, что могли представить и что помещалось в сферу диаметром шесть километров. Это был предельный объем отдельного мира – профессор определил его, последовательно создав серию сцен, состоящих из все большего размера фуллеритового куба, по одной из плоскостей которого мы обычно прогуливались, пока профессор делал пометки о ходе эксперимента.

И эксперименты продолжались, единственное, чего мы долго сторонились, это попытка воспроизвести людей. Не события с ними, как то объемное «кино», в которое иногда погружались, не просто фантазии, а вернуть их к жизни. Мы не сговаривались, но, похоже, каждый из нас просто боялся того, что может получиться в итоге.

И через полтора года после конца света я встретился со своими родителями. Но это оказались не они, не самостоятельные личности, обладающие сознанием, а лишь образы, какими я их запомнил. Это было видно в их поведении, в реакции на окружение – просто оболочки. Я их стер и больше не пытался сделать подобное.

Где-то еще через пару лет я создал этот слепок с воспоминаниями о пробуждении и последних днях старого нового мира. Не знаю даже зачем. Может, чтобы просто не забыть, как это было в действительности. Тем более мы практически не общаемся об этом со Светланой и профессором.

Да и в целом мало общаемся. Светлана погрузилась в постоянные переживания одного из периодов своей студенческой жизни, пытаясь воссоздать все до мельчайших подробностей события и обстановку того времени. Она сама призналась, что так ей проще переживать то, что происходит вокруг. Но сейчас это, кажется, вышло из-под контроля – Светлана помешалась на точности слепка. Ее постоянно что-то не устраивает, будь то динамика пылинок в воздухе или уровень влажности в определенный момент вдоха.

А профессор… профессор находится в своем мире математических абстракций, пытаясь разобраться в причинах произошедшего с человечеством. Он перестал считать случившееся катастрофической случайностью и выстраивает модель естественного перехода человека на новую ступень существования. И в этой модели он объясняет и парадокс Ферми, и огромные пустые части космического пространства, и еще несколько открытых вопросов в космологии. Точнее, пытается объяснить и увязать в одну модель.

Что касается меня, то в одно время я начал задаваться вопросом о подлинности окружения. Та обстановка и предметы из прошлого мира – это именно «те» объекты или только аналоги, прогнанные через фильтр моего восприятия и искаженные им? Овощи, что я ел недавно, имеют именно тот вкус и запах, что был там, вовне?

Иногда меня посещали мысли о реальности самого профессора и Светланы. Это действительно «они» или такая же часть окружения, порожденная моим сознанием, как и все остальное вокруг? Я понял, что начинаю сходить с ума, ставя все, что вокруг происходит под сомнение, зацикливаясь на этом, как Светлана на своем воспоминании. Нужно было найти смысл в происходящем.

У всего произошедшего должна же быть какая-то цель. Задумавшись об этом, я погрузился с головой в более глубокое изучение наших возможностей, в исследование их границ в надежде за счет этого понять их предназначение.

И за последующие годы я создал и разрушил тысячи миров, играя с пространством и временем. Выворачивал реальность наизнанку, вкладывая одну в другую, в попытке достигнуть хоть какого-то предела. И за это время даже близко не приблизился к пониманию происходящего.

Тогда меня начали беспокоить сомнения иного рода. Что если профессор – реальный он или нет – прав в своей теории перехода? Пусть он был неизбежен для человечества. Но ведь случился этот переход не естественным путем и настолько рано, что мы, те остатки популяции, что теперь ютятся в своих реальностях, просто не можем сделать шаг вперед, выбравшись из шестикилометровой фрактальной скорлупы во что-то, что даже не способны осознать, потому что оказались не готовы к подобному. И теперь, имея возможности управлять самой реальностью, мы уперлись в ограниченность нашего восприятия, нашего понимания устройства действительности, чтобы двигаться дальше.

Не знаю, прав ли я или нет в своих опасениях, но не собираюсь останавливаться. И я вернулся в слепок истории о конце света, чтобы использовать его как своеобразный дневник, тут я буду фиксировать все свои дальнейшие попытки пробиться к истине, гоня мысли о возможной тщетности этих попыток. Ведь при всем всесилии, ограниченном нашим мозгом, больше мне ничего не остается.