Как мы стали детективами после того как я умер
ТекстХанако поднял на тебя удивлённые саднящие глаза, когда ты снова оказалась рядом.
– Мегуми, – беспомощно произнёс он.
Она не спрашивала, что произошло.
Она знала, что, когда он пришел со школы домой его, тут же выгнал на улицу пьяный отец.
– У меня нет сил бороться, – навзрыд прошептал мальчик. Мегуми не могла видеть его сломленным. Ей было больно. – Я не желал такую жизнь. Я не хочу возвращаться домой.
У девушки тоже больше нет сил жить. Жизнерадостность уже давно пропала.
Никто не мог сказать ей подсказать, что делать дальше.
Нет.
Даже этого не хочется.
Внезапно Мегуми вспоминает однажды увиденный мультфильм. На фоне хаоса это кажется полнейшей глупостью, пока она не вспоминает предпоследние несколько минут, которые дали ей просветление.
– Люди живут, чтобы спасти себя.
Воинственно завершив фразу, девушка копирует действия героини, смело приникая губами к влажной щеке.
Наверное, это всё детские грёзы. Внушения. Просто сумбурная сказка для романтичных девочек, чтобы они продолжали верить в чудо и первую любовь.
Но это помогает.
Им обоим.
Мегуми пытается поддержать, показать, что они вместе.
У них все получиться.
И она хочет, чтобы Ханако понял этот простой факт.
Он не один.
Слёзы больше не идут.
И кажется появились силы.
Друг встаёт, и они под одним зонтом, близко-близко, добредают до кафе. Благо, открыто и покупателей нет. Работница кофе приносит полотенце и Ханако убегает в туалет.
Когда парень заканчивает переодеваться, отдает баристе полотенце, садятся за стол и девушка заказывает два крепких кофе.
Мегуми смотрит на него, и что-то искристое рождается в груди, очень похожее на безграничную радость.
– Часто дожди стали идти.
– Ага.
***
Бесформенные тени ползут по доскам пола – мрачно-медные отблески догорающего дня, предвестники июньских сумерек.
Мегуми идёт к женскому туалету, но шаги её мелкие, неуверенные, робкие. Вчерашнее не отпускает: клокочет в груди вязкой обидой, давит, расползаясь, опутывая рёбра словно вьюнок, и кажется, что это таится в каждом зеркале, в каждом блестящем изгибе и грани, где можно хотя бы мельком поймать собственное отражение.
Кажется, что знакомые силуэты, искажённые темным дымом, подделки – смеющиеся и кривящие рты, сыплющие страхами, облечёнными в злые слова, всё ещё преследуют её. Ханако тоже был среди них, и смотрел на неё с презрением.
И сейчас ей просто необходимо убедиться, что там был всего лишь ненастоящий кошмар.
Мегуми замирает перед дверью на несколько мгновений.
Собирается с мыслями, чтобы не сбежать сразу же и шагает внутрь. Туалетная комната выглядит неизменной – красные оттенки стен и кабинок, витражное стекло, сквозь которое солнечный свет причудливо ложится на кафель, – и девушка немного успокаивается, делает новый шаг, третий, четвёртый, ещё и ещё, на всякий случай держась подальше от мутного прямоугольника зеркала над раковинами. Прижимает руку к груди – а сердце-то всё равно что пташка в силках. И так каждый раз, когда ей необходимо побыть рядом с Ханако, поговорить с ним.
Но Ханако не встречает прямо с порога, не слышно его тихого смеха.
Нет его силуэта на подоконнике, и это приводит в ещё больший ужас.
Это кошмар.
Это всего лишь сон.
Но ещё хуже было услышать слова презрения от матери с утра.
Как же Мегуми ненавидела это чувство.
Чувство отвращения к себе.
Иногда девушке было противно смотреть на свое отражение в зеркале.
– Ох, мама лучше бы ты молчала, – пробормотала Мегуми.
***
Мегуми растерянно моргает, кладёт ладонь на дверцу кабинета, и на кончике языка почти рождается чужое имя, как тонкий мелодичный звон неожиданно разбивает тишину на осколки.
На своей парте в классе девушка нашла записку от друга.
«Приходи в класс изобразительного искусства. Я буду ждать тебя там с подарком»
И девушка могла, только лишь гадать, что такого придумал друг. Радовало, только то что девушка пришла в школу раньше и уроки начнутся не скоро.
Она поднимает голову и замечает, что окно чуть приоткрыто, а на раме болтается круглый фурин. На его стеклянных боках красуются золотые бабочки и вишнёвые цветы.
Пыльный ветер рвёт бумажный листок – узкую полоску с надписью, привязанную к колокольчику, и звон снова рассыпается в воздухе, будто горсть жемчужин.
Она всматривается в слегка небрежные иероглифы:
«Новая любовь.
Сквозь шрамы от жизни
На нежной коже
Пробивается робко
Разноцветные крылья»
Щеки становятся красными от этих строк.
Изящество и одухотворенность.
Мегуми машинально повторяет их про себя шёпотом. Ещё один порыв ветра вдруг с силой толкает створку окна, прокручивает колокольчик, который запутывается в её волосах.
Она жмурится, заправляет светлую прядку за ухо, когда тень на полу обретает чёткие очертания, и голос, вкрадчивый мальчишеский голос, от которого по венам разбегается кровь, говорит:
– Привет, Мегуми.
– Привет, Ханако-кун.
Он расслабленно сидит, согнув одну ногу и положив ладонь на колено. Чуть лукавое выражение лица и след мягкой улыбки делают его бессовестно открытым и притягательным.
Будто обнажают и без того нагую душу.
С ним таким просто хочется побыть рядом, без всяких загадок, недомолвок и происшествий. Мегуми отворачивается и стискивает пальцами школьную форму.
Ей нужно спросить.
Необходимо сказать
Но Ханако опережает её.
– Что такое? Ты чем-то встревожена? – он склоняет голову на бок, и его зеленые глаза удивлённо смотрят на подругу.
– Я, – говорит с трудом одноклассница. – Да. Я хочу знать, считаешь ли ты меня отвратительной, уродливой и надоедливой?
Ханако замирает, стучит пальцами по столу.
Молчание.
Слишком долгое молчание.
Она знает, что не должна это говорить.
Она знает, что мама неправа.
Она знает, что она такая же, как и все остальные подростки.
Но обида обжигающей волной плескается внутри, будто море и Мегуми чувствует, как горький и горячий комок встаёт в горле.
Она должна сказать об этом хоть кому ни будь, чтобы сомнения и ненависти к себе, пропали.
Она должна сказать это.
Неловкость затягивается до неприличной паузы.
Ветер, опять ворвавшийся в окно, уносит тяжелую атмосферу в кабинете и Ханако наконец тихо произносит:
– Подойди ближе и взгляни на меня.
Просьба пропитана усталостью, извиняющейся нежностью и тает на губах сладкой конфетной крошкой.
Мегуми дрожит, но не от ветра, дующего из окна, а от отвращения к самой себе.
Но сопротивляться нет желания, и подчиняется.
Она сказала Ханако об этом.
Время утрачено.
Парень протягивает ладонь и еле ощутимо щёлкает по лбу.
– Глупышка. Опять, что-то в доме произошло? Забудь про все, что слышала от отца или от матери.
– Но! – она кусает губы, бормочет что-то ещё, запоздало понимая, что глаза всё-таки слезятся.
Отвратительно.
Как же она ненавидела слезы.
Ханако качает головой.
– Ты. Слишком. Много. Думаешь, – и прикладывает руку к её губам. – Ты не отвратительная, не уродливая и не надоедливая. Или что ты ещё могла слышать? Это не важно! Ты – самая замечательная девушка, которую я когда-либо встречал.
Мегуми всхлипывает, и сердце в груди стучит ещё сильнее.
Ханако перехватывает её руки, переплетает пальцы и притягивает ближе к себе. Рыжие пятна раннего утро тускло мерцают за окном, когда он медленно принимается кружить её по кабинету под звук звенящего колокольчика.
Слова Ханако будто накладывают печать на обиду.
Помогают забыть ужасные слова.
Девушка почти подстраивается под его ритм, который с каждой секундой становится озорным и непринуждённым.
В какой-то момент Ханако наклоняется ближе, широко улыбается, а на щеках – розоватые пятна. И смотрит с какой-то нежностью и обожанием.
Мегуми глотает слёзы.
Слова остались в раннем утре, и друг, не скупясь, послушно доказывает это сейчас. Красивыми словами, флиртом, хитрым прищуром и мягкими касаниями.
Одинокий мальчик с тяжелой судьбой.
И очень важный.
И он удивляет ещё больше: подхватывает, сажает на подоконник и нависает сверху, сверкая золотистыми радужками-полумесяцами.
– Мегуми, думай только обо мне.
А затем делает очень смущающую вещь: резко опускается и дорожкой лёгких поцелуев через тонкую материю рубашки проходится от кончиков пальцев до плеча.
В голове становится пусто, и Мегуми пытается закрыть волосами ярко алое лицо. Но Ханако ласково щекочет её руку, и девушка отступает. Парень новыми поцелуями обжигает кожу от запястья левой руки до плеча, и останавливается лишь у кромки рукава рубашки.
Девушке кажется, забывает, как дышать.
Румянец у Ханако же наливается ярче, бледные скулы рдеют, как тонкие лепестки ликориса, когда он оставляет поцелуй на её щеке. Нэнэ хватается непослушными пальцами за его плечи, в попытке обнять.
– Я хотел сказать спасибо за ту ночь. Тебя родители ругали?
– Не думай об этом, – она улыбается, думая о случившемся. – Как тебе книга?
– Очень интересная. И прости меня, я неправильно поступил.
– Все нормально, – Мегуми едва ощутима щелкает его по затылку. – Я все понимаю. Спасибо тебе.
Он помог ей забыть эти страшные слова, которая сказала ей мама.
Это было очень важно.
Ханако улыбнулся в ответ.
– Пожалуйста. Мы же помогаем друг другу.
– Ага.
***
По подоконникам звонко стучит дождь, окна залиты ручейками воды, без остановки, льющейся с крыши.
В классе стоит дымный сумрак, который всегда бывает в ненастье, тянет сквозь щель в верхней форточке мокрой пылью и сквозняком.
Мегуми тоскливо вглядывается в размытое серое небо за стеклом. Может, повезёт, и ливень закончится как раз ко времени, когда нужно будет собираться домой.
Но мысли о непогоде быстро пропадают и снова она думает о Ханако.
Она не видела его с утра – ни на одном уроке, ни в коридоре и ни в столовой.
Это рождало смутную тревогу, возвращало память к неприглядным картинкам их первых встреч.
Ханако ничем не выделяющийся, канцелярским ножом водит по своей руке, а под лезвием… набухают алым порезы.
Мегуми вздрагивает и мотает головой.
Нет.
Нет.
Парень давно прекратил ранить себя, и она надеяться, что так подействовала на него их внезапная неловкая дружба. Но все сплетни и слухи, грубые слова могли снова подточить его ранимую, на самом деле, натуру.
Как и её.
Девушка касается пластыря с рисунком дурацких рожиц на тыльной стороне ладони.
Ханако хороший, на удивление улыбчивый и интересный. Мягкий и самоотверженный. Только, слегка беспокойный, но всё это делает его именно тем, кто он есть. В коридоре раздаётся трель звонка. Мегуми смотрит на парту друга, которая сейчас пустует.
Где же он?
Она не видела его со вчерашнего дня.
И все.
Девушка пыталась писать ему на телефон, но Ханако не отвечал на сообщения.
После обеда в школу проходят полицейские и рассказывают, что произошло сегодня ночью.
Мегуми увозят к месту происшествия, чтобы что-то опознать.
И девушка пытается глотать слезы и надеяться, что с другом все хорошо.
***
Призракам не больно – есть такой слух.
Почему им должно быть больно, когда они и так мертвы?
Но слухи не всегда правдивы.
Далеко не всегда.
Кусочек кожи от лица отлетел вместе с ветром. Болезненно, но терпимо. Ханако смирился с мыслью, что вот-вот встретится с твердой асфальтной дорогой.
Как будто весь мир был создан из бумаги.
Цельная картинка разделяется на сотни, тысячи мелких, неровных кусочков. Вздох сам по себе вырывается из груди.
Он не думал, что такое произойдет. Отец и до этого его бил, но сейчас было, что-то не правильное. Разве так поступают родители со своими детьми?
Но сейчас единственное, о чем он мог думать – это о Мегуми.
Ему было жаль.
Жаль, что не успел сказать ей.
Да, действительно жаль.
В последние минуты своего присутствия, Ханако такой непостоянный.
Он думает о том, какой отец и мать идиоты.
В глубине души он жалел, что родился у таких родителей. Только тогда бы он не познакомился с Мегуми.
Отстойные мысли.
Душа у Мегуми такая светлая, незапятнанная ничем, кроме ужасной жизни, которое связало их обоих. И этот свет может сотрястись, как свеча в порыве ветра.
И может погаснуть.
Но нет, не для этого Ханако прошел такой тернистый путь, чтобы Мегуми погасла.
Она не потухнет.
Потому что она сильная.
Она справится. Без него, да (он надеялся, что справиться)
Призракам не больно?
Ханако чувствует, что скоро будет очень больно.
Он так хотел бы быть рядом всегда, но это не их судьба. Он не может быть рядом, потому что сейчас летит из окна пятого этажа на встречу смерти.
Боль разорвала его окончательно.
Под аккомпанемент плача Мегуми, которая придет на место происшествия на следующее утро, Ханако закрывает глаза и растворяется в пространстве…
Ярко бордовая кровь повсюду, ничего нельзя увидеть.
Стекло разбилось.
Разбились и их совместные мечты.
***
Стекло треснуло, рассыпалось у неё в руках.
Только этим стеклом секунду назад был Ханако. Мегуми вся сжалась в комок от ужаса. Призрачный холод прошелся по всему телу. Ей было страшно думать, что именно это произошло.
Душу будто вырвали с корнем, но рваные её края болели, кровоточили. В ушах белый шум, от которого никуда не деться. А вокруг все плывет. Слезы текли из её глаз без остановки. Осколки под коленями резали мягкую ткань штанов, оставляя царапины.
Это не могло произойти!
Полицейские застегнули наручники на руках отца Ханако и потащили его к машине. Что они говорят? Девушка пытается расслышать, что происходит.
– Тебя ждет тюрьма за убийство своего сына.
– Но я не убивал его! Он сам вылетел из окна! – ответил пьяный мужчина.
– Да? Скажешь это прокурору в суде.
Всхлипы горьким комом встали в горле.
В голове звучали его последние слова:
«Тогда думай обо мне»
Почему?! Почему все так произошло?!
Мегуми хотела кричать, но сил никаких не было. Голос охрип от рыданий.
Все кончено. Его не вернуть. Он погиб безвозвратно.
Она помнила, как с Ханако убирались, играли, смеялись. Это было буквально вчера.
Или может позавчера?
Сколько времени прошло?
Впрочем, не важно. Уже ничего не важно. Мегуми огляделась, пытаясь понять, что происходит. Во взгляде ничего, кроме пустоты, в душе – ничего. Выжженные поля, где раньше росли цветы, которые появились из-за Ханако. Сейчас не оставили после себя ничего, кроме жгучего песка и пепла.
Возможно, ей только кажется, но запахло гарью?
А может она ещё спит…?
Её воспоминания уйдут к концу этой ночи.
Девушка села на асфальт, усеянный стекляшками, прижимая колени к себе. На боль она не реагировала, душевная пересиливала всё. Ничего не помогало. Сердце билось так медленно, словно сейчас остановится.
Мегуми снова всхлипнула, закрывая глаза.
Она так хотела пожить подольше. Хотела закончить старшую школу и университет, хотела стать потрясающим врачом, но теперь это не важно. Буквально сутки назад она мечтала проводить как можно больше времени проводить с Ханако.
Мечты – такие хрупкие.
Пальцы подцепили аккуратно один осколок.
Да, вот она, её мечта.
Мерцающая, красивая и разбитая.
– Это вы Мегуми? – к девушке подошел полицейский с телефоном в руках. – Посмотрите его телефон. На нем есть какие-то незнакомые номера или сообщения?
Она берет телефон, вводит пароль, экран блокировки пропадает и появляется диалоговое окно с Мегуми. В черновике сообщения написано:
«Мегуми я давно тебя люблю, но никак не сказать тебе это»
Девушка вытирает свободной рукой слезы и пытается не заплакать.
Нет! Нет! Нет!
Пожалуйста!
Нет! Нет! Нет!
Кто ни будь скажите, что это не так!
Кто ни будь скажите, что с Ханако все хорошо!
Потому что Мегуми не сможет без него.
Глава 7
Пространство вокруг было почти пустым, кроме единственного стола за которым сидели странные существа. На каждом была надета странная черно красная маска с двумя глазами по бокам. На столе перед ними лежали листы бумаги на которых были написаны имена разных людей и прикреплены фотографии рядом.
– Эта девчонка должна была умереть вместе со своим другом! Она поменяла свою судьбу! И теперь она угрожает нашей безопасности!
Другой мононоке поднял руку и прервал его.
– Мы все ещё можем убить её.
– И как же? – спросил сидящий мононоке рядом.
– Мы можем отправить одного из наших лучших мононоке.
– Никто не должен менять свою судьбу! Проблемные подростки должны умирать! Взрослые должны жить во лжи и грехах! Никто не должен нарушать этот вечный круг! – прокричал один из мононоке.
Другой мононоке схватил лист бумаги и посмотрел на фотографию девушки.
– Мегуми может в будущем стать одной из тех, кто спасает других. Она может изменить весь устой мононоке. И тогда нам будет сложнее существовать. Надо уничтожить её.
***
Прошел год со смерти Ханако.
Это ненормально быть настолько гиперфиксированной. Все мысли только об этом. Как же это остановить? Это возможно остановить?
Мегуми рвано выдыхает и смотрит на фотографию друга, которая стоит у неё на столе.
– Я очень сильно хочу к тебе.
Все, чего ей сейчас хочется, это чтобы друг обнял ее. Почувствовать его и понять, что он жив. Девушка не придавала значения своим мыслям и желаниям, даже когда со стороны выглядела странной. Влияли на это экзамены и связанные с ними стресс и усталость, или ее нестабильная еще психика, но иногда по непонятным причинам она могла зациклиться на чем-то ни с того ни с сего, думать только об этом, только об этом.
Родители стали слишком часто устраивать истерики. Мегуми не думала почему истерики стали более частым явлением дома. Плевать.
И однажды, мама отвела дочку к школьному психологу. Психолог поставил диагноз.
Депрессия и возможные суицидальные наклонности.
И порекомендовал отвести к платному психологу для того, чтобы поставить точный диагноз и начать проходить лечение.
Когда мама и дочка пришли домой, женщина сказала, что Мегуми все придумала и солгала.
– Лучше бы ты умерла вместе с тем парнем! Мне было бы меньше проблем.
Раздражает.
Лучше бы мама молчала.
Переведя уставший от экрана взгляд на вечернее небо в окне, Мегуми отмечает красоту оранжевого цвета, переходящего в сиреневый.
Теплое небо.
Такое же теплое, как объятия Ханако.
Мегуми думает, что наверно все-таки ненормально так сильно чего-то хотеть. Она обдумает это позже. Обязательно. Найдет время. Слышно голоса на улице и крики вечерних птиц.
Одиноко.
Она знает, что у нее все есть и она ценит каждый день, но сюда бы еще Ханако.
Ханако.
Ханако.
Такой хороший, добрый и дорогой.
Мегуми живет каждой секундой, она счастлива, что бежит по этому двору в своих спортивных штанах, с заколками в волосах, это все так здорово, как в первый раз.
Родной Ханако на лету перехватывает запыхавшуюся девушку. Удивительно, когда-то они не знали друг о друге, а сейчас будто всегда так было. Он обнимает подругу крепко, он знает, что она сейчас именно этого очень хочет и он в принципе ее понимает.
Нормальной жизни.
Он же тоже несколько… Растворяются в вечере и друг в друге.
Это был сон.
Всего лишь её фантазии.
***
Мегуми проснулась от чей-то ругани, отдавшейся эхом в ее голове. Мужской голос, от которого девушка была готова провалится сквозь землю. Медленно открыв глаза, истерический смешок вырвался из ее груди, а затем в слезы начали душить.
Она была дома.
Девушка даже не пыталась успокоить себя. Она дико смеялась от своей же безысходности.
Она дома.
Все это было сном. Пьяный отец все так же орал на пьяную мать, где-то в соседней комнате.
Она снова дома.
– А я-то уже понадеялась! Да кого я обманываю?! – истерически она схватилась за голову.
Слезы ручьями стекали по лицу. Все те же стены с пожелтевшими, грязными, местами отсутствующими обоями, которые очень приелись Мегуми, за всю жизнь. Тот же старый, рваный линолеум, те же побитые, заколоченные досками окна, от которых веяло холодом, заставляя девушку дрожать. Эта серая, мрачная комната, очень отличалась от тех ярких, цветочных полей, которые доставляли девушке такое удовольствие.
Она снова здесь.
Больше не было того, кто готов был ее защищать. Он ушел год назад. Прошли, как сон. Сон, в котором она хотела остаться.
– Это опять был кошмар?! Не может быть!
Она вспомнила о том, как сильно бьёт ее отец. И о том, что мать никогда не заступится за нее. Мегуми не знала, ни дня недели, ни время, ничего. Все, чего ей хотелось, это снова вернуться туда. Она была готова, ласково трепать Ханако по голове, хоть вечность, она была готова, согласиться на все, лишь бы снова вернуться туда, где опасности нет места, где есть друг и где ты нужен.
Но увы, это была реальность, ничего такого не происходило. Девушка все ещё истерично рыдала, закутавшись в этот колючий, дырявый плед, который совсем не спасал ее от холода.
Временами, родители, громко топая, проходили мимо ее комнаты, в которой была дочка, и тогда, ее сердце сжималось до невозможного. Страх, снова почувствовать ту адскую боль, от палки, которой ее обычно били, не давал покоя.
Медленно успокоившись, Мегуми смирилась. Ей уже не впервой приходится так страдать. Поэтому медленно вздохнув, девушка поднялась с пола.
Она бросила безразличный взгляд на руки, на которых красовались фиолетовые синяки.
– Что я сделала не так? – сухо произнесла она.
Ей никто не ответит.
Она одна.
В целом мире, она одна.
Девушка была в старом потрепанном свитере и таких же старых штанах. На улице ночь.
Звезд не видно.
Девушка тихонько пробралась к кладовке и вышла через пожарный выход в своей медленно шагала по ночной улице. Фонарей не было. Луна тоже не светила. Просто тьма.
Ей было все равно, что на улице могут быть маньяки, убийцы и прочие люди, что представляют опасность простому населению. Сейчас дома было так же опасно, как и на улице. Поэтому особой разницы она не чувствовала.
– Ханако, ты ушел, а я осталась одна. Иногда мне хочется уйти следом за тобой, – горестно мычала себе под нос она, а слезы снова застлали глаза.
Это был лишь сон. Обычный сон.
– Но, Ханако ты знаешь – отпустив голову, тихо произнесла она. – Это все равно больно. Я думала, думала, что теперь, я буду в безопасности, что теперь, меня больше никто не предаст, не побьёт, не унизит.
Но что сейчас?!
– Сейчас, я снова в это ужасном месте! Я никому не нужна! И кажется, я поняла, поняла! – ее состояние потихоньку перетекало в истерику. – Никому нельзя доверять! Все люди алчны, ну, а я просто мусор.
Лишняя в этом мире.
Девушка дошла до недостроенной многоэтажки, она часто приходила сюда. Мегуми очень любила сидеть там на крыше. Ей казалось, что она не так уж и одинока. Звёзд по-прежнему, не было видно. Даже звезды отвернулись от неё.
– За что?
«Кажется, на следующий день нужно идти в школу. Но желания нет совсем. Снова выслушивать от учителей, какая я тупая, и то, что я ничего в жизни не добьюсь. Достало» – без эмоционально подумала Мегуми, смотря вниз с крыши.
– Эй, Ханако как ты думаешь, могу ли я умереть сейчас?
Девушка спрашивала Ханако, но ей никто не отвечал, очевидно, потому что никого не было.
– Я забыла, тебя же не существует.
Девушка уселась на самый край и свесила ноги. Конечно, опасно. Но что ей терять?
Все кончено.
Пустым взглядом, она смотрела в даль. На то, как в центре города кипела ночная жизнь, фонари освещали все, отражаясь оранжевым оттенком на ночных облаках, заполонившим небо. Там же, где была Мегуми, не было никого. Возможно, иногда пробегали бездомные собаки, в поисках еды.
Она сидела так до самого утра.
Когда солнце встало, девушка спустилась с здания и направилась в школу. Ей было откровенно плевать на учёбу. По крайней мере сейчас. Раньше, девушка изо всех сил училась, стараясь достигнуть своей мечты – стать врачом, но сейчас ей было все равно.
Мегуми шла вдоль поломанных деревянных заборов, с облезшей краской. Чуть позже вдали виднелись серые здания. Серые, пасмурные облака из дыма и выхлопных газов, застлали небо, отчего на улицах города всегда было мрачно и тоскливо. Однотипные серые здания дополняли всю картину.
Когда девушка добралась до школы, было не так уж и много времени, поэтому она поспешила в класс.
***
За этот год школа будто погрузилась в непроглядную черноту. Многие увязли в печали, а другие превратились в бездушных существ.
Мегуми лежит на земле и глотает слезы. Рядом с ней стоят трое высоких парней старшеклассников и их одноклассница.
Девушка поднимает голову и смотрит на одноклассников, кажется они смеются над ней. Ну и пусть смеются. Она жалкая и ничего не сможет сделать. Они правы.
Уже давно наступил вечер, уроки давно уже закончились и все ушли. Мегуми же душила себя мыслями. Мыслями о том, что будет дальше. Она боялся, что снова существовать в одиночестве и выполнять чужие желания, и жить по воле родителей.
Она переживала, что никогда больше не увидит Ханако.
(Дура)
Он умер, а она осталась одна.
За все время в этой академии, что до своей смерти, что после, он не раз слышал на уроках японской литературы о поэте Накахара Тюя. Но одно из стихотворений она запомнила хорошо и на долго.
Смутная печаль моя, мутная печаль
Ничего не бережет, ничем не дорожит…
Солнечные деньки, жаркие переменки, начало августа…
Такие сладкие и одновременно колючие воспоминания. Так ужасно существовать без цели в жизни.
То чего она больше всего боялась, то и произошло сней.
… Смутная печаль моя, мутная печаль
Только смертью одержима, радостей бежит…
Плач цикад, дождливые уроки, совместные приключения – все это будто сон, один длинный и почти всегда приятный сон.
– Смотри Киёко-тян! Мы её побили!
– Будет знать, как оскорблять тебя!
– Я не оскорбляла её – тихо прошептала Мегуми. – Я всего лишь проходила мимо.
Одноклассники переглянулись. Киёко-тян подошла к Мегуми и села рядом.
– Как ты меня раздражаешь. Лучше бы ты умерла вместе с тем парнем.
Вокруг начал появляется странный черный дым из которого вышел мононоке.
– Интересная девочка. Давно я не ломал сознание таким интересным людям.
***
Мегуми понимала Ханако, как никто другой.
Его ярость. К людям вокруг, к жизни, что одарила не той семьёй, отцом с больной психикой и не теми приятелями, ужасной матерью, которая в последствии после смерти сына уехала.
Его ненависть. К отцу, к его мерзким друзьям, что пили на их маленькой кухоньке до потери сознания. К матери, которая позволяла его бить.
Его привязанность. К не тем людям, что лишь использовали его доброту и ломали его день за днём.
Его сожаление. О не сбывшейся мечте стать химиком и сделать интересные открытия.
Ханако был очень закрытой личностью.
Он постоянно сидел около окна в классе во время перемены и любовался плавно падающими лепестками деревьев, как в это же время остальные ученики гуляли по школьным коридорам и образовывали маленькие компании, рассуждая насчёт какой-то темы. Парень находился глубоко в своих мыслях и так было изо дня в день, и не сожалея об этом ни капли. А Мегуми всегда была рядом, садилась рядом и поглядывала то на него, то на природу, иногда могла крепко-крепко обнять со спины, прислоняя щекой к широкой спине, тем самым вгоняя его в краску.
Это было самое спокойное время, и она бы многое отдал, чтобы вернуться назад.
А потом.
А потом она поняла, что такое жизнь.
Ханако хотел вырасти, стать химиком, но розовые очки сломались, и вот его живая подруга уже на сто процентов была уверен, что не хочет взрослеть. Взрослый мир полон жестокости и неизвестности, и хоть такой мир может сделать тебя сильнее, но этот же мир может тебя сломать.
Мегуми не поняла, когда её жизнь начала катиться по наклонной.
Когда её родители перестали бывать дома?
Когда она взяла кухонный нож в руки и начала оставлять на теле глубокие порезы и гематомы?
Когда она, уже не выдерживая этого ада жестоко выдрала себе волосы?
***
Мегуми постоянно снился один и тот же сон.
Жизненный путь её друга пришёл к тому, что он собирается наложить на себя руки.
– Даже не собираешься отговаривать меня? – тихо, почти шепотом спросил парень.
– А смысл? – начала девушка с грустной улыбкой на устах. – Я знаю, что ты меня всё ровно не послушаешь, сделаешь всё по-своему, как и всегда. Я оберегала тебя, как могла, старалась подарить хотя бы чуть-чуть счастливых воспоминаний, но видимо я не так сильно старалась, раз ты решился на суицид.
– Что за чушь ты несёшь? Ты меня осчастливила, спасибо тебе, ты была единственной, на кого я мог положиться, – одноклассник повернул к ней голову, широко раскидывая руки в стороны, приглашая в свои объятия.
Сильный ветер трепал его волосы, из-за чего они лезли ему в лицо, заслоняя собой глаза, которые начали слезиться.
– Но я просто не могу больше жить в этом кошмаре! – прокричал он.
Ханако признался сам себе, что не хочет умирать, ему хочется, чтобы это просто закончилось. И это медленно убивает изнутри.
Он боится и задаётся вопросами:
«Почему всё так? Неужели я этого заслужил? За что?»
Ему хочется плакать из-за сильной боли в груди, из-за угрызения совести, вот поэтому у него нет никаких сил радоваться чему-то.
Подруга в истерике бежит ему на встречу, обнимая так, что невозможно было пошевелиться. Трясущимися руками она схватила его за руки и пыталась остановить. Через силу парень криво улыбается, пытаясь хоть как ни будь успокоить её и легкими движениями руки, приглаживает её кудрявые волосы.
– Тише, тише, тише…
– Не хочу! – в отчаянии кричит она. – Не делай этого, пожалуйста!
Но уже поздно, Ханако разъединяет руки на её талии, отталкивает от себя и летит вниз, подальше от этого пустого существования.
И она просыпается от кошмара, сжимая одеяло в руках и боится пошевелится.
***
Мегуми – мизантроп, и она совершенно не против.
Именно ей – нормально, а на остальных она старается не обращать внимания.
Нормально.
Мегуми уже не ломается, когда собственная мама не обращает на нее свое внимание.
Потому что уже сломалась. И поэтому ей плевать.
Мегуми не ломается, когда ее избивают одноклассники за очередным углом школы или улицы.
Потому что уже сломалась. И поэтому ей плевать.
Мегуми не ломается, когда пьяный отец в очередной раз избивает её (и когда он начал пить?)
Потому что уже сломалась. И поэтому ей плевать.
Потому что Мегуми уже давно сломлена. И уже к тому моменту ненавидела всех людей.
Девушке всё равно, когда те, кто с ней всё же пытаются заговорить, убегают со страхом в глазах. Ей всё равно, когда она слышит в свою сторону «ненормальная», «чокнутая» и «депрессивная» Все равно. Ведь Мегуми ненавидит людей.
Девушка сжимает ладони до боли, посылая каждый раз самым грубым словом весь мир вокруг. Что-то пошло не так внутри неё.
Ей страшно думать, что она думает о смерти.
И ей совершенно не нравится. Мегуми говорит, что все хорошо, когда Тамоко-сан спрашивает о том, как она себя чувствует.
Девушке было все равно, когда ее опять избили одноклассники. Ей было все равно, когда ее мать стала уходить ночью. Ей было всё равно, когда отец перестал приходить домой и жил на своей работе.
Эта и ещё 2 книги за 399 ₽
