Все пиарщики делают это!

На нижнем уровне это происходит примерно так. Если тебе выделяют бюджет размером в пятьдесят тысяч на поиск пятидесяти агитаторов, ты нанимаешь только двадцать пять, и они с небольшой доплатой выполняют двойную работу. Все довольны. Или, например, печатаешь в типографии четыреста тысяч листовок, а агитаторы разносят только двести тысяч (из остального получается шикарный костер для барбекю).

Средний уровень: если требуется разместить предвыборный материал на телеканале, ты округляешь расценки в свою пользу и еще можешь рассчитывать на «откат» у руководства канала за то, что именно они получили выгодный заказ на размещение.

На высоком уровне, когда речь идет о бюджете всей кампании, махинации приобретают фантастический размах. Ловить всех воришек за руку нереально, да на это и нет времени: кампании всегда проходят в авральном режиме...

Перцель поправил на носу очки в дорогущей оправе и начал вещать на тему не вовремя сданных отчетов и ведомостей. Интересно, как его дразнили в школе – Перец? Пеппер? Старая Перечница? И все-таки не сломался, покорил Москву и работает в министерстве, читает лекции в университете. Таких людей нельзя не уважать, и по отрешенной улыбке Васьки я поняла, что она думает о том же.

– Ну, конечно, это он, – прошептала Василиса.

– Кто? Герой твоего романа? – спросила я без энтузиазма, ибо у Васьки все встречи – судьбоносные, а все мужчины – прекрасные принцы.

– Мы встречались на одном экономическом форуме. Финансовые рынки, инвестиции и все такое... Он читал доклад о Стабилизационном фонде. Такой милый – зашел на трибунку и говорит: дорогие друзья, не бойтесь, я постараюсь кончить быстро...

– Очень романтично. А ты-то что там делала? Ты ведь даже не знаешь, что такое индекс Наздак!

– Ну и что?! Я общалась с интересными людьми.

В этом вся Васька. В поисках «интересных людей» она с одинаковым воодушевлением спешит и на собрание экономистов, и на литературный вечер, и на политический митинг. Ее привлекают энтузиасты, и, по-моему, с Васькиной стороны это особый вид энергетического вампиризма.

– Слушай, Дашка, а Петров – как на транквилизаторах: молчит и взгляд не от мира сего.

– Тебе бы у него поучиться: совещание, а ты расшумелась...

* * *

Кандидата Петрова нам представили в самом начале, и теперь он действительно сидел тихо, сложив мягкие ручки, как старательный первоклашка. Наглое осеннее солнце било ему прямо в ухо, но в глазах его перекатывал волны вековой океан.

Мы не раз видели упитанную фигурку господина Петрова по федеральным каналам, когда он в качестве премьера комментировал очередные глупости нашего правительства. Получалось, что в жизни он точно такой же – плотный, спокойный и очень уютный. Ему бы не по сибирям разъезжать, а сидеть у камелька в халате и шелковых туфлях, читать «Financial Times» с чашечкой чая в руке...

Вполне возможно, что и сам Петров придерживается того же мнения – незаметно, чтобы он горел радостью по поводу развития своей политической карьеры.

Наконец Гарик объявил, что совещание закончилось, и одним движением бровей дал нам понять, что расползаться надо быстро, потому что у него есть свои вопросы к московским гостям. За годы совместной работы Гарик хорошо выдрессировал свою команду, так что уже через две минуты в кабинете не осталось посторонних.

– Ты думаешь о том же? – спросила я Ваську, когда мы оказались в коридоре. Она с готовностью закивала головой. Мы дождались, когда все наши разбегутся по своим норам, и заняли позицию рядом с дверью в комнату совещаний. Теперь мы обе превратились в два огромных уха. Но мы недооценили коварство шефа. Внезапно дверь резко открылась, и из проема выглянул Гарик.

– По-моему, было ясно сказано: совещание окончено. Хочу напомнить, что у вас куча работы. До свидания!

Проходя мимо кабинета, куда поселили Андреса, мы услышали смех, возбужденные голоса и, не раздумывая, завернули туда.

– А вы знаете, где сейчас наш гениальный оператор Ванюша? Ну, тот, кто снимал все ролики на выборах в Украине? В Ханты-Мансийске! Безобразничает на местном телевидении, и, между прочим, за совершенно неприличные деньги. Зачем ему столько?! Звонит мне тут на днях и первым делом важно сообщает: «Я по спутниковому телефону!» И вот я думаю, может, мне встать и вытянуть руки по швам, раз такое дело?.. О, кого я вижу – мои любимые грязные писючки! Дарья, не могу понять: ты похудела или загорела?

– Все вместе. Привет, Митька, ну как жизнь?

– Спасибо, регулярно. А у вас как?

– А у нас тут выборы намечаются, если ты не заметил. Почему тебя не было на первом совещании? Гарик про тебя спрашивал и обещал наказать.

– Ага, в особо изощренной форме... – подмигнул Андрес.

Причина, по которой наш старый знакомый Митя, идеолог и разработчик смелых предвыборных мистификаций вроде подкупа избирателей или организации маршей протеста, не явился на встречу с кандидатом, ясно читалась в его шальных зрачках. Митьке нет и тридцати, но под глазами его окончательно поселились нездоровые тени, а о безбашенных приключениях Мити ходят легенды. Он гомосексуалист и человек большого личного обаяния. Может быть, благодаря, а может, вопреки своей сексуальной ориентации.

– Да клал я на эти совещания! Делать мне нечего... Лучше, девочки, зацените примерный план пиар-акций, раз уж пришли.

– Заценим, конечно, – ответила я, – но ты береги себя. Чтобы не получилось, как тогда в Красноярске.

Года два назад мы проводили избирательную кампанию в этом сибирском городе, и первые два месяца Митя, по своему обыкновению, фонтанировал идеями, много работал, мигом очаровал заказчика и кандидата своей кипучей энергией, всех смешил и даже успел приобрести популярность в красноярском сообществе представителей нетрадиционной ориентации.

Кончилось все неприятно – на вечеринке по случаю моего дня рождения он вдруг упал на пол и забился в судорогах. Десяти минут, пока ждали «скорую», лично мне хватило, чтобы раз и навсегда понять: наркотики – это плохо. И очень неэстетично.

Митька вышел из больницы через два дня, и все началось сначала. Его пытались воспитывать, а он в ответ задушевно декламировал:

 
– Я бы новую жизнь начал снова опять,
Я бы бросил курить,
Стал бы книжки читать!
 

Воспитатели махнули рукой, и Митька беспечно продолжал грешить. Его друзей радовало уже то, что он, по крайней мере, больше не проводил над собой рискованных наркотических экспериментов – не опустошал бабушкину аптечку и не бродил по лесам в поисках «грибов радости».

С монитора Митькиного ноутбука на нас глядел обещанный «план pr-акций» и подкупал своей лаконичностью.

1. Праздничные гуляния – православное торжество (календарь?), народный обычай, традиции, презентация кандидата, отработка его русских корней.

2. Праздничный концерт знаменитостей – поп-звезды поют и агитируют, все бесплатно.

* * *

– Что бы еще придумать... – озаботился Митька. – Нужен третий пункт. На счастье. А то композиция имеет незаконченный вид. Это просто некрасиво.

Трудоголик Андрес не удержался:

– А по-моему, отличная работа – в духе примитивизма.

– Ладно, Мить, когда созреешь, чтобы обсудить концепцию, звони, – сказала Васька, – нам еще надо составить медиаплан.

Мы вновь оказались в коридоре, но теперь уже с твердым намерением добраться до компьютеров и начать работу. Видимо, как это ни странно, Митькин план нас воодушевил.

В нашем кабинете я первым делом включила чайник, выудила из своей сумки чайные пакетики и вафли, которые позаимствовала еще в самолете, а Васька достала откуда-то из закромов пластиковые стаканчики, яблоко и йогурт. Обед складывался.

За чаем выяснилось, что Василиса успела познакомиться с лучшим в Северске мастером модных причесок и выяснила все расценки салонов красоты, но слабо представляет себе наш будущий медиа-план.

А что такое медиаплан? Это всего лишь схема размещения материалов о нашем клиенте в средствах массовой информации. Вы составляете простую табличку с названиями СМИ, которые работают на этой территории, и временем выхода в эфир их программ или номеров, если речь идет о газетах и журналах. Обзваниваете редакции, заключаете договора. В результате план должен показывать, как проходит информационное сопровождение клиента: например, 15 сентября, канал «ОК-ТВ», 20.00, «Новости», рекламный ролик 30 секунд.

Но написать медиа-план невозможно без заранее составленного списка всех СМИ с их контактами. Подготовить этот список – муторная и скучная работа, которую обычно стараются спихнуть на секретаря или первого попавшегося бездельника – таких хватает на каждой кампании. Но Василиса решила, что «торопиться незачем», и несколько дней ставила новые рекорды, играя в «сапера».

– Слушай, Васька, ты хотя бы в курсе, сколько в Северске телеканалов?

– Ммм... Айда спросим у Капышинского.

Мы подхватили стаканчики с чаем и отправились на поиски одного из самых загадочных персонажей в нашей команде и вообще среди всех знакомых политтехнологов.

По пути нам встретился Гарик, вид он имел несколько растерянный – похоже, конфиденциальная беседа с москвичами заронила в его мятущуюся душу смутные сомнения. Наш босс – признанный король переговоров, он виртуозно играет на нервах своих оппонентов, умело нажимает на нужные кнопочки в душах высокопоставленных чиновников (или там, где, по замыслу конструкторов, должны были быть души), каким-то чудом заставляет клиентов подписывать дикие счета, при этом на его лице всегда сохраняется широкая улыбка честного человека. Люди после общения с ним обычно стыдливо ухмыляются, как будто они стали жертвами изнасилования, но с удивлением обнаружили, что им это понравилось. В общем, если Гарик недоволен переговорами, значит, на то есть веские причины и стоит готовиться к серьезным испытаниям – возможно, бюджет придется делить с еще одной пиар-бригадой, либо москвичи зарубили предложенные Гариком проекты...

Босс даже не заметил нас, пронесся мимо, погруженный в тревожные думки. А мы начали заглядывать во все двери в поисках Капышинского. Найти его удалось по запаху – господин Капышинский, будучи мыслителем в полном смысле слова, курил не пошлые сигареты, а табак. С трубкой в зубах он выглядел величаво, уже ради этого его стоило приглашать на выборы. Тем более что у Капышинского был яркий талант – он мог писать на любую тему с любой точки зрения и в рекордно короткие сроки. Из-под его пера выходили серьезные, логически безупречные статьи, аналитические записки и стратегические разработки. Писал Капышинский неохотно, но много.

Сколько помню, наше общение выстраивалось в форме пассивного диалога: Капышинский не разговаривал, а как бы мыслил вслух в моем присутствии. Он был сам по себе в самом высоком смысле этого выражения. Мы советовались с ним в особо сложных случаях орфографии и пунктуации, а также логики, философии и антропологии. Филолог, кандидат каких-то смежных наук и ужасный сноб, Капышинский попал в мир политических манипуляций неведомыми путями. Говорят, он собирался всерьез приняться за творчество, но обстоятельства неумолимо подталкивали его к пиару – занятию пустому и безнравственному (с точки зрения основательного и глубокого ума, каким себя не без оснований считал Капышинский), зато прибыльному. А деньги Капышинский не то чтобы любил – он их уважал. За ощущение свободы, независимости, за комфорт. В этом мы с ним похожи, и потому общаться мне с Капышинским всегда было легко, несмотря на все его многочисленные странности. Планерок и летучек он по возможности избегал, как и любой предвыборной кутерьмы.

– Буза, суматоха... зачем? – говорил он, бывало, и брезгливо морщился.

Он никогда и ни с кем не согласовывал стратегию своей работы. Мог часами размышлять вслух о геополитике, историческом развитии России и ее роли на мировой арене. По своим убеждениям Капышинский был, кажется, нео-монархистом, выступал против демократии вообще и принципа выборности в частности. Он заявлял:

– Все это фикция, обман, мираж... И бессмысленная трата денег.

Его точку зрения разделяли многие политконсультанты, но говорить об этом вслух считалось моветоном. Когда же президент отменил выборы губернаторов и началась великая эпоха назначений, за Капышинским утвердилась недобрая слава пророка и буревестника.

– Привет, можно к тебе?

– Что это, – Васька потянула носом, – вишня? Вкусно. А у тебя есть со вкусом шоколада?

– Мы по делу. Ты случайно не готовил список СМИ Северска и прилегающих районов? Ну, чисто из любопытства?

Капышинский презрительно выдохнул из себя ароматный дымок.

– Некоторые деятели, – начал он, – почему-то уверены, что стоит им натянуть короткую юбку и каблуки с ромашками, и мир будет у их ног. Так вот – это неправда.

Я в очередной раз подумала, что заниматься сексом с этим человеком, наверное, то же самое, что читать словарь технических терминов на немецком языке.

– Ну хорошо, мы лодыри. А ты что делаешь?

– Читаю обзор местных материалов, в которых фигурировал наш кандидат за последние три месяца. Надо же хоть кому-то понимать, какой у Петрова здесь сложился имидж.

– А где ты это взял? – удивилась Васька.

Оказалось, у Андреса, которому было просто лень тащиться с большой папкой до нашего кабинета. Вот что бесит больше всего на кампаниях – все считают себя творческими личностями и не хотят работать командой. Как заметил однажды Гарик: «Кругом гении, некому даже телефонную трубку поднять!»

Мы все-таки договорились с Капышинским встретиться вечером за ужином и обсудить дальнейшие действия. Из соседнего кабинета доносились повизгивания неугомонного Митьки.

– Зайдем на минуточку, – предложила я, – заодно поговорим с Андресом.

– Давай, – быстро согласилась Васька, – все равно день потерян.

Митя встретил нас неуместным вопросом:

– Ну, как продвигается медиа-план?

– Потихоньку, – призналась Василиса.

– А знаете, почему? – захихикал Митька. – Потому что...

 
Ни строительство дома,
Ни путь капитана
Не получатся, если их делать без «плана»!
 

Угощайтесь!

– Теперь у нас появился свой дилер, – забурчала Васька, но трубочку из рук Мити приняла без колебаний, запыхтела и вскоре стала похожа на маленького симпатичного дракончика.

Первый рабочий день подходил к концу.

* * *

По правилам политического консалтинга отвезти нас в роскошный северский особняк полагалось централизованно, всех вместе. Хотя бы на первый раз. То есть – нас с Васькой, Гарика, Николая, Тимура и Капышинского. И, естественно, Митю. Иначе, как любит говорить Гарик, возникает «атмосфера нездоровой свободы», консультанты идут вразнос, кто-то стремительно выпадает в запой, кто-то пытается подраться со стриптизершей в клубе, кто-то просыпается в чужих трусах в неизвестном подъезде – одним словом, летят графики, срываются сроки выпуска агитматериалов, и возникает столь нелюбимая Капышинским буза и беготня...

Да что там говорить, если однажды в теплом приморском городе Гарик сам звонил нам и нетвердым голосом шептал:

– Аоооо... Даша... я на шестьдесят седьмом километре, пришлите за мной, пожалуйста, машину.

– Гарик... какой шестьдесят седьмой километр? Какая трасса? Как ты туда попал в шесть утра?

– Тихо, Даш, не ори, голова раскалывается, и телефон разряжается... Ничего не знаю. Проснулся – рядом дорога и столбик: «67 км».

Одним словом, ехать полагалось вместе. Дело осложнялось тем, что Тимур и Капышинский люто ненавидели друг друга. Прямо-таки органически не переносили. Что-то такое у них в свое время произошло – то ли не поделили девушку, то ли разошлись во взглядах на концепцию государственной политики. А может, это была инстинктивная ненависть Капышинского, рафинированного интеллектуала, к плебеям-маргиналам в лице Тимура.

У консультантов вообще сложные отношения с народом. Потому что большинство политконсультантов – так уж складывается – принадлежит к породе экзальтированных эгоистов, и сложнее всего для них думать о ком-то, кроме себя. Волей-неволей приходится думать о клиенте, потому что клиент платит. Но от избирателя консультанты страшно далеки. Они не всегда помнят, чем живет народ, сколько зарабатывает, что читает и что смотрит вечерами. Политтехнологи компенсируют это буйной фантазией.

Порой фантазия дает сбои. Тогда в политических листовках появляются обороты «как мы помним, еще у философа Лосева» или рассуждения о плюсах и минусах японской кухни по сравнению с итальянской. Потому что, объясняют политтехнологи, «все эти рассуждения о коммуналке и нищете людям уже осточертели, им хочется свежей экзотики»...

Неправда. Людям никогда не надоедает жаловаться на сантехников, как женщинам – перебирать воспоминания о беременности, как старикам – оживлять свою молодость, как сантехникам – пить. Смешно сказать, но под веселенькую политическую или коммунальную интригу великий русский народ способен сожрать любой мусор – то есть, простите, нашего кандидата. Судимого за групповое изнасилование или вора в законе, циркового клоуна или опасного психопата.

У Тимура, потомственного люмпен-пролетария, есть свои плюсы. Например, он почти всегда нюхом чует, какими сериалами, ток-шоу, ночными клубами и прочими именинами сердца живет электорат в любом городе. Но есть и минусы. Много. Перечислять все нет смысла, достаточно вспомнить, что у Тимура передние зубы золотые, и его несколько раз жестоко били за воровство на предвыборных кампаниях. Сама не видела, но с удовольствием бы посмотрела. К тому же Тимур раза четыре за вечер озвучил похабные шутки в наш с Васькой адрес.

Поэтому Гарик поспешил выпроводить нас обеих из офиса вместе с Капышинским, глупо хихикающих, вручив бумажку с адресом дома, ключи и велев найти во дворе серебристый «ниссан» с водителем.

«Ниссан» оказался привозным «сэконд-хэндом» с правым рулем (в Сибири такого японского старья много). На месте водителя расселась Блондинка – на руле лежали ее двухсантиметровые ногти с рисуночком в сиропном духе.

– Да, это я вас повезу, – голосом резиновой игрушки сообщила Блондинка, – я – Виолетта.

Мы икнули в унисон.

– Осторожно, не сядьте на масика!

На сидении лежал плюшевый заяц. Синего цвета.

– Вы уверены, – шепнул Капышинский, – что она настоящая?..

– Надо ее потрогать.

– Иголочкой потыкать! – радостно заржала Васька.

Тимур, как выяснилось, встретил Виолетту в ночном клубе. Там она искала свое истинное «я». Тимур сообщил, что президент Путин лично поручил ему найти в Северске заблудшие души, пока он, Путин, слишком занят вступлением в ВТО и другими проблемами. Виолетта ответила, что, в общем-то, Путин ей нравится – у него сексуальные уши. Тимур обещал устроить ее на веселую работу – и вот в результате она весь августовский день проторчала в пыли, не сделала маску для ногтей, пропустила «Сашу и Машу», а сам Тимур так и не объяснил, в чем будет состоять ее новая работа.

– Не может быть, чтоб настоящая, – резюмировала я.

Город Виолетта знала плохо, водила еще хуже, к дому мы прибыли сквозь тернии, но дом заново впечатлил всех.

В комнате, которую Васька припасла для меня, все сияло крахмальным светом, как в раю: недвусмысленных размеров кровать, необъятное зеркало и золоченый иконостас в углу. Солидный Господь для солидных господ. (Привет В. О. Пелевину!)

– Ох, Вась, а чего тут так много Боженьки? Мне перед ним даже переодеваться неудобно.

– Привыкай. Тут в каждой комнате так духоподъемно. И даже в бильярдной. Хозяин, как ты понимаешь, грешил без меры. Еще скажи спасибо, что иконы, а не лица невинно убиенных и ограбленных. И мальчики кровавые в глазах... Бог с ними, Дашка, побежали лучше смотреть камин с инкрустацией!

– В виде лика Божьего? – мрачно ухмыльнулась я.

– Не богохульствуй.

Камин тихо сиял – судя по всему, в доме было кому разжечь камин, позаботиться о туалетной бумаге и даже выстирать носочки усталым политтехнологам. Он был великолепен, как Лувр, как Шанхай, как лосось-гриль под мятным соусом. Мы зарылись пузиками в ковер и смотрели на огонь. Васькина кожа казалась темно-персиковой от огня, а глаза были цвета вишневого варенья.

– Ты думаешь о том же, о чем и я?

– О чем? – вяло уточнила Василиса.

– В каких словах обрисовать электорату радужные дали. Как дать им понять, что Петров любит их безмерно и придет, как добрый царь-батюшка.

– Ага... только я совершенно об этом не думала. Я думала – интересно, сколько лет Перцелю?

– Тридцать семь? Тридцать четыре? Тридцать пять?

– Баба ягодка опять...

– Он заказчик.

– Но ведь не кандидат.

– Еще не хватало – соблазнить будущего президента России!

– А что, – мечтательно потянулась Вася, – это было бы... роскошно.

У нас есть один-единственный нравственный принцип – не заводить романов с заказчиками и кандидатами. Юной женщине немыслимо сложно иметь достойную репутацию в политическом закулисье, а о какой репутации можно говорить, если за тобой тянется амурный шлейф?

Страшно сказать, когда я была почти ребенком и организовывала встречи с народом для своего первого в жизни кандидата в Облдуму, меня несколько раз настойчиво просили надеть юбку подлиннее. По мере того, как обретались длинные юбки, опыт и репутация, наш с Васькой нравственный принцип стал накрепко въевшимся атавизмом – вроде детской привычки не наступать на собачьи какашки и трещины в асфальте.

– Какой еще роскоши тебе не хватает, Василиса Прекрасная? – хитро вполз в каминный зал Гарик. – Чего еще, после того, как мы привезли тебя в этот роскошный дом, где ты окружена нами?!

– Вот именно. Если бы вас не было вокруг, меня бы еще могли принять за приличную девушку. А так никто не ошибется...

Потом мы утащили коллекционное «Шато Лафит Ротшильд» из хозяйского бара и распили всей толпой на кухне, из чайных чашек. Традиционно обсудили эволюцию российского политического режима и сравнительные достоинства телефонов Nokia и Sony Ericsson – причем Тимур с Капышинским снова чуть не подрались.

– Друзья мои, а теперь внимание-внимание! – томно изрек Митя. – Судя по исследованиям, у нас тут проблемы с психоэмоциональным фоном. Говно жизнь у электората, одним словом. И чего-то грустит наш электорат... Так что параллельно с агитацией запускаем поддерживающий проект. Кодовое название «Я люблю жизнь». Что-нибудь вроде «Болен СПИДом с бодрым видом!» Праздники! Фейерверки! Конкурсы! Модельеры и телезвезды! Мы за групповой секс! Пиво и шашлыки каждому сибиряку и северцу!

– И групповой секс будет? – деловито уточнил Николай.

– Нет, – опечалился Митя, – это метафора. Будут Дима Билан, Елка, братья Гримм, девочка Глюкозка, снова беременная Алсу... Вот думаю, может, Эминема позовем?

– С хуя ли загуляли? – ошарашенно спросил Капышинский. В переводе на дипломатический язык это означало: «А не выйдем ли мы из границ бюджета предвыборной кампании, пригласив всю высокооплачиваемую российскую попсу?»

– Гуляем! – беспечно махнул рукой Гарик и потянулся за текилой. – Не каждый день преемника выбираем. Кремлю от проекта чистая выгода – народная любовь на далеких окраинах, все танцуют и поют, и семечки плюют.

– Тогда давайте позовем «Ундервуд»!

– Или Юлю Савичеву, – застенчиво сказал Николай и от смущения откусил лимон вместе со шкуркой.

Домашняя вечеринка узким кругом, по всем признакам, набирала обороты. Тимур уже собирался звонить Виолетте и приглашать ее на секретное ночное совещание. Гарик с недопитой бутылкой текилы и солонкой отправился выяснять, на какую кнопочку нужно нажать, чтобы включить сауну. Капышинский мирно дрых носом в винной лужице. «Летящей походкоооой! Ты вышла за водкоооой!» – вопили Коля с Митей, приличные, казалось бы, люди, искупая неверный мотив энтузиазмом.

Отлично.

В последний раз, когда мы пили в общем составе, в одном симпатичном городе на Волге, Гарик наутро забыл надеть носки, идя на совещание к заказчику, а я чуть не опоздала на самолет и к тому же забыла в этом вертепе ключи от собственной квартиры.

– Заметь, Васька, пятеро мужчин в доме, а мы по-прежнему одинокие женщины.

– Четверо. Четверо мужчин и Митя, – уточнила Васька и обняла ножку стола, потому что была не трезвее остальных. – И когда это мы успели наклюкаться, как зонтики?..

– Тьфу, заррраза, так и пройдет вечер без пользы для души! А хочется с природой соприкоснуться, погрузиться в ее лоно... то есть чрево...

– Васька! Мы – клопы. Мы еще не видели великой сибирской реки! Ну-ка соберись, тряпка! Ну что ты расползаешься, как листовка!

Васька вяло отбивалась. Отказывалась обувать туфли. Зачем-то взяла тапки Тимура. Потом помню только машину и отсветы на шоссе.

– Ямщик! – кричала Василиса. – Отвези нас по ленинским местам! В шалаш!

– Хлопай ресницами и взлетааай! – пронзительно орала я. – Что значит – не было Ленина?! Я чую его запах! Тогда Пришвин! Вези нас к Пришвину, извозчик!..

Ночь размазывалась. Васька тихонько и очень деликатно наблевала в машине. Мне казалось, шофер тоже искренне веселится. Потом река окружила нас – кажется, отовсюду одновременно. Тяжелая и гладкая, как цеховая труба, она была воплощением всего великого и чудовищного в нас.

Не помню, как мы спустились к воде. Не помню. Не помню ничего.

– Я рыба, – заявила Васька, нетвердо переступая в тапках Тимура по камням. – Нет. Я океан, и рыбы у меня внутри.

Порнографически бледнел рассвет, а с ним возвращались чувства времени и пространства, замещая пьяную лирику.

– Пойду писять, – хмуро заявила я, разглядывая черные кусты у воды и осознавая, что шофер давно и несомненно уехал.

– И я! Какого черта ты не проследила за моей обувью?! Я не могу свободно дышать в этих лаптях!

– Тут наверняка змеи...

– Подвинься, ты сейчас обоссышь тапки Тимура!

– Васька! Да не журчи ты так громко! Это что за звук?!

Мы застыли без штанов, как перепуганные кошки, и слушали.

Шаги.

И голос. Человеческий. ГОЛОС ПЕРЦЕЛЯ.

– Андрей Вячеславович, я не понимаю... вы мне полчаса объясняете, что никакого проекта «Преемник» не существует? С тем же успехом вы можете сказать, что не существует рассвета и заката. Или меня, или вот этих кустов... Вы в своем идеологическом отделе можете дофилософствоваться до чего хотите, но это, извините, бред!

– Егор Сергеевич, успокойся, – отрезал Курочкин. Ну конечно, Курочкин! Кстати, у него обаятельный голос, у старого интригана, мягкий и порочный. – Посмотри на воду, подыши, где ты в Москве подышишь... Я говорю – хорошо бы, если бы этого проекта не существовало. И это пока в наших силах.

– Объясните...

– Объясняю. Петров – человек слабый. Петров – человек зависимый. Он – марионетка, и сам понимает это лучше других. Поэтому у него всегда такой скучный вид. Он не хочет быть президентом, и я, между нами говоря, прекрасно его понимаю. Мирный человек, хороший исполнитель. Подумай, Егор, что лично ты приобретаешь и выигрываешь, если Петров станет президентом? Да ничего. В лучшем случае премию. А что страна получает, если Петров становится президентом? Даже меньше, чем ты.

– Не пойму, к чему вы клоните.

– Егор, те люди в Кремле, которые несколько лет двигали в президенты Петрова, – они, как ты знаешь, не единственные, кто может на что-то влиять. Есть другие группы влияния. Тебе это известно как никому другому, так что я с тобой не собираюсь играть в прятки. Просто ответь мне, вот здесь и сейчас – ты готов работать на то, чтобы пришли в Кремль люди, стоящие за Петровым? Все эти банкиры с нацистским душком...

– Ваша речь, Андрей Вячеславович, похожа на дешевую разводку. За другими претендентами тоже не ангелы стоят. Группировок в Кремле не так много. Реальных ставленников у них тоже не так много. И что-то я не припомню среди них принцев Гамлетов.

– Гамлеты в наше время, сам понимаешь, фигуры нежизнеспособные. А насчет группировок... Ты уверен, что все знаешь? Уверен, что нет сообществ, объединенных чем-то, кроме минутных политических амбиций и желания повыше вскарабкаться? Какой-нибудь Ложи принятия решений?

– Странноватый вопрос...

– Егор, это не первый раз, когда мы с тобой работаем вместе, в связке. Я тебя использовать втемную не собираюсь и подставлять тоже. Есть люди в Кремле, достаточно информированные, достаточно влиятельные, и они заинтересованы в другом преемнике. Объединяет их не политика. Я бы даже сказал, это историческое объединение.

– Предположим, вы мне не сказку тут рассказываете. Кто этот «другой преемник»? Раскрученная фигура?

– Вполне. И я тебе ее назову. Нет, не здесь и не сейчас. И, скорее всего, она тебе покажется не идеальной. Потому что – ты прав, Егор Сергеевич! – нет принцев Гамлетов среди наших политиков, над этим нам еще работать и работать. Но с ним может произойти некая метаморфоза за эти месяцы...

– Метаморфоза?.. – уточнил Перцель. – Какая метаморфоза? Я ничего не понимаю, Андрей Вячеславович. Как можно... Да и главное – кто, если не Петров? Демократы? Самоубийственно. Все, на что они способны, – это истерики. Скоморошные радикалы? Коммунисты? Еще более самоубийственно, и вы знаете почему. Вы же сами работали со всем этим. Я вам, конечно, доверяю... но, Андрей Вячеславович! Мы с вами не в общественной организации «Солнышко» работаем. Велась работа по проекту «Преемник», деньги выделены, и я за них отвечаю. Какой у меня резон ставить под удар свою репутацию и работу?

– Егор Сергеевич, а ты никогда не задумывался о более спокойной работе? И более интересной? Уйти, например, на должность замминистра экономики и финансов в правительство?..

Повисла натуральная, не театрализованная пауза.

– Интересно девки пляшут... – пробормотал Перцель.

– Пойми, Егор, тут нет никакого заговора, и переворота тоже нет. Я тебя не подкупаю. Переманиваю – может быть, но тут уж я в своем праве. Ты не офицер лейб-гвардии, а Петров – не наследник короны Российской империи. Никто из нас клятву верности ему не приносил. И мы не просто можем, я бы сказал, мы должны сделать эти выборы не безальтернативными, а вполне альтернативными. В пользу людей, которые не продадут Россию под шумок. Конечно, сейчас, под шумок, можно провернуть любую аферу. А шумок будет такой, что мама не горюй!

– Андрей Вячеславович, мне нужна информация. Чего хотят люди, о которых вы мне тут рассказываете? Кого они хотят? Какие деньги за ними стоят?

Голос Перцеля звучал глуше. Мы стремительно трезвели и выворачивали уши наизнанку, сжавшись в позе эмбриона на грязных камнях.

– Не понимаю, если все это глобальный отвлекающий маневр, зачем разворачивать штаб, зачем приглашать этих консультантов? В конце концов, можно было набрать команду подешевле!..

Васька рядом со мной протестующе, но абсолютно беззвучно сжала губы.

– С ума ты сошел, Егор Сергеевич. На штабы Петрова вся Россия смотрит. Не только электорат. Сотни кремлевских глаз. Настоящий герой до самого последнего момента не появится на сцене – в этом, конечно, есть определенный риск, но если он вылезет раньше времени, то проиграет сразу и бесповоротно. Так что стоит рискнуть.