Сезон охоты на мужей

Глава 2

Отец Анатолий их уже ждал. Он стоял у ворот, приветливо улыбался и махал им. Высокого роста, дородный и упитанный. А уж его борода! Густая, длинная, красивого каштанового цвета с серебристыми нитями седины. Такой бороде мог позавидовать и какой-нибудь ветхозаветный пророк.

Рядом с будущим духовником обители стоял его сын и тоже приветливо улыбался прибывшему подкреплению. Сын отца Анатолия во всем его копировал. И повадками, и манерами, и внешним обликом. Вот разве что обзавестись такой же густой и окладистой бородой сынок не сумел. Бороденка у него была жиденькая, как говорится, в три волоса. И поэтому весь вид у Пети, несмотря на рясу, в которую он был облачен, оказался каким-то неуверенным.

Но он был ласковый, никто не слышал от него не то что дурного, а и просто грозного слова. Так что если отца Анатолия уважали, то Петю все просто любили. И если чего хотели добиться от отца Анатолия, то действовали через его сына, зная, что ему отец Анатолий никогда не откажет.

Первым Петя подбежал к Вере, которой помог выбраться из машины. Этому была своя причина: Вера с семьей отца Анатолия была в очень теплых, дружеских и даже родственных отношениях. Веру там все любили. Она всегда бывала приглашена и на Рождество и на все прочие праздники, которые случались в семье отца Анатолия. Знала Вера очень хорошо и Петю, и его жену, и двоих их детишек. А младшую она даже крестила, что было большой честью и делало Веру частью семьи священника.

– Верочка, Вера! Рад тебе!

Но Вера в ответ лишь слабо улыбалась. И вообще, казалась измученной и несчастной. Что с ней такое? Катя была удивлена. Уж не заболела ли их Вера дорогой?

Стоило девушкам выгрузиться из машины, только поприветствовали друг друга, только завели приятный дружеский разговор, как откуда ни возьмись появилась матушка Анна. Вот она могла похвастаться истинно богатырским телосложением. На пятерых таких Петь хватило бы одной матушки Анны. И еще парочку отцов Анатолиев удалось бы прилепить. Впереди и сзади.

– Девочки! Приехали! Наконец!

Губы у матушки Анны улыбались, а глаза нет. Глаза у нее вообще теплели редко. Разве что когда она смотрела на своего сына. И очень редко когда на мужа. Больше никогда и ни на кого. Как обычно, с появлением матушки Анны возникло множество срочных дел, которые необходимо было решать отцу Анатолию. Так что с девушками остался один Петя.

– Пойдемте, я покажу вашу келью.

Девушки подхватили свою поклажу и пошли за Петей по поскрипывавшему на морозце снежку. Вера шла впереди и о чем-то сосредоточенно разговаривала с Петей. Тот постепенно от ее разговоров утратил свое первоначальное радостное настроение и выглядел теперь озадаченным. Он что-то втолковывал Вере, разводил руками и, казалось, оправдывался. Но Вера не отставала от него и не унималась, отчего Петя делался все более и более озабоченным.

Но Кате было не до них. Пусть себе хмурятся, если им хочется, а ей горевать нечего, она станет радоваться.

Стоял ясный зимний день. Еще с утра было пасмурно, но сейчас погода разгулялась. И синее небо плюс яркое солнышко создавали самое праздничное настроение. Девушка совсем забыла о своих опасениях. Она весело семенила за Петей, с любопытством оглядываясь по сторонам.

– Как хорошо! – воскликнула идущая рядом с ней Наташа. – Правда, девочки?

Ответила ей одна Катя, которой тут тоже все нравилось.

Вокруг стучали молотки, жужжали пилы, раздавались голоса рабочих. Чувствовалось, что строительство тут ведется в полную силу и скоро будет закончено. Это радовало.

Центром всех монастырских построек был храм, освященный во имя Николая Чудотворца, чья чудотворная икона находилась в этом храме до революционных событий начала прошлого века. Со слов отца Анатолия подруги уже знали, что этот храм большевики закрыли в восемнадцатом году. Тогда же была проведена инвентаризация и опись всех церковных богатств, собираемых духовенством на протяжении многих столетий. Сам храм был переведен из культового строения в складское помещение и на протяжении почти ста лет ветшал и постепенно разрушался.

Еще тогда же, в восемнадцатом году прошлого века, из храма была выброшена и уничтожена вся церковная утварь, сняты все украшения, уничтожена большая часть церковной библиотеки. Большевиков интересовали золотые и серебряные оклады, украшенные драгоценными камнями, которые можно было переплавить и продать. А сами иконы и книги они выкидывали прямо на снег, где их потом потихоньку подбирали немногочисленные верующие прихожане, которые еще имели в себе силу духа сопротивляться, пусть и не всегда явно, новой власти.

Благодаря этим людям, которыми руководил святой дух, не иначе, до наших дней и дожил чудотворный образ Николая Чудотворца, который по благословению епископа епархии был несколько лет назад торжественно возвращен в храм. С того дня и началось активное восстановление, а кое-где и строительство новой обители. А отцу Анатолию поручили надзор за ним и поиск будущих послушниц и сестер, поскольку монастырь, подразумевалось, будет женским.

– Петя, скажи, – внезапно произнесла Наташа, – а перед нами сегодня кто-нибудь приезжал?

Петя после разговора с Верой казался задумчивым. Он с трудом вынырнул, и голос его звучал растерянно:

– Сегодня? Строительные материалы привозили. Рабочая бригада приехала.

– А женщины приезжали?

– Сегодня вы первые.

– А ты нам скажешь, когда кто из женщин еще приедет?

Петя удивился странному интересу, но Наташа имела над ним особую власть. Перед этой долговязой дылдой, которая была выше его почти в полтора раза, Петя испытывал странный трепет. Отказать Наташе он не мог решительно ни в чем. И пообещал, что как только кто-нибудь приедет, Наташа узнает об этом от него первой.

Келья, куда привел их Петя, оказалась чистой, светлой и теплой. Она приятно пахла свежей сосной, из бревен которой и была срублена. На срезах еще виднелись подтеки смолы, и подругам здесь понравилось.

– Хорошо, когда новое.

Хуже было с мебелью. Кровати представляли собой наспех сколоченные из несортовых досок топчаны, на которых прямо на голых досках и полагалось спать.

– Ничего, на твердом для спины полезно спать.

– Очень уж шершаво, – с сомнением произнесла Наташа. – Могли бы хоть рубаночком ради нас пройтись. А то сплошные заусенцы. Ляжешь спать, наутро вся в занозах встанешь.

Петя мигом сбегал к плотникам, вернулся от них с рубанком и неумело, но очень старательно выстругал ложе для каждой из четырех подруг. И хотя работал он одинаково для всех, как-то так получилось, что топчан Наташи оказался глаже и лучше обструган, чем три остальных ложа. Когда стали сравнивать работу, это стало поводом для нескончаемых шуток над Наташей.

– Петя к тебе неровно дышит. Вон и кроватку для тебя какую приготовил. У нас ладонью не проведешь, а у тебя гладенько, хоть на коньках катайся.

– Отстаньте вы. У Пети жена. И дети.

– Будто бы это мужикам когда мешало!

– Я сюда с другой целью приехала.

Наташа даже разобиделась на своих подруг. Хлопнула дверью и ушла. Подруги застелили кровати: белье, одеяла и подушки они привезли с собой. На голых досках никто из них спать не стал. Сегодня на доски постелили одежду, какая нашлась, а на завтра решили заказать матрасы по Интернету. Постепенно келья принимала жилой вид. Появились иконки, салфеточки, даже маленький кактус откуда-то появился. Оказалось, что это Янкин любимец, которого она звала Прем Кокусом и уверяла, что Прем Кокус каждый год будет их радовать по весне волшебными темно-малиновыми цветами.

– Ты что, уже точно решила тут на многие годы остаться?

– А чего бегать? Место, посмотри, какое замечательное. Или тебе не нравится?

Катя промолчала. Ей здесь тоже нравилось. Но остаться в монастыре на многие годы… Нет, к этому Катя еще как-то не была готова.

Закончив обустраиваться, подруги пошли знакомиться с остальными послушницами. Рядом с их кельей находилось еще четыре таких же комнатки, двери выходили в общий коридор, в конце которого нашлась маленькая кухонька, в которой за раз могло поместиться не больше двоих человек. Тут можно было попить чаю, сделать себе бутербродик, и, пожалуй, это было и все. Потому что ни плиты, ни даже микроволновки тут не имелось.

Зато свет был и тепло было. Все тепло в кельи шло от печек-буржуек. А вот воду и канализацию еще не провели. Так что за водой приходилось ходить на колонку, а по естественным надобностям на улицу.

Катя, посетив оба этих места, как-то еще больше задумалась. И поэтому на вопрос Яны ответила уклончиво:

– Надо посмотреть, как здесь кормят.

Столовая, или, как ее тут называли, трапезная, находилась в старом здании, оставшемся еще с прошлого века. Было оно кирпичным. Его неоштукатуренные стены еще зияли кое-где провалами, но в окнах уже стояли стеклопакеты, наверху лежала железная крыша. В трапезной, куда сунули носы подруги, несколько дней назад настелили новые полы, установили лестницы, расставили в верхней и нижней зале все же те грубо сколоченные столы. Но вот ни тепла, ни света тут еще не имелось.

Поэтому, пока стояли морозы, чтобы едокам не замерзнуть и еду не застудить, обед приходилось вкушать внизу, в кухне, и делать это надо было партиями и очень быстро, потому что очередь из желающих стояла и во дворе. Подругам тоже пришлось подождать. Вера была вместе с ними. И как заметила Катька, после разговора с Петей подруга снова приобрела свою обычную жизнерадостность. Что бы ни тревожило Веру по дороге в монастырь, это осталось в прошлом.

– Ох, я бы слона съела!

Когда они оказались в кухне, толстая повариха заявила:

– Каша кончилась. Хлеб белый тоже вышел.

– Что же осталось?

– Суп. И ржаного буханка. Будете?

– Будем.

Привередничать было в данной ситуации глупо. Впрочем, суп был густой и наваристый. Картошка, морковочка, вермишелька успели основательно сдружиться в нем. А еще теплый ржаной хлеб, посыпанный крупно похрустывающей на зубах солью, оказался выше всяких похвал. Вообще, в таких местах даже самая простая пища казалась очень вкусной. Девушки навернули по две тарелки и почувствовали себя почти счастливыми.

– Теперь бы отдохнуть, – осоловело моргала глазами Катька, которую после сытной еды всегда тянуло в сон.

Но не тут-то было. У выхода из трапезной их поймала матушка Анна.

– Как! Вы еще не на работе? – удивилась она. – Я как чувствовала, что застану вас у трапезной. Лентяйки вы.

– Так мы с дороги, первый день…

Но матушка их и слушать не стала.

– Живо ступайте в прачечную, – уже без всякой ласковости скомандовала она. – Там сестры с ног сбились, а вы тут прохлаждаетесь!

Подруги пытались объяснить женщине, что после долгой дороги и сытной еды работницы из них будут аховые, но матушка Анна их как и не слышала.

– Пойдемте, я вас сама провожу.

И не успокоилась, пока не довела всех четерех до прачечной.

– Матушка Галина, привела к тебе подмогу. Принимай!

– Давно пора.

Из душной парной комнатки выглянула сухонькая маленькая тетушка. Она окинула подкрепление и одобрила:

– Ну какие красавицы! Хоть в строй ставь.

– Пользуйся, матушка.

– Уж не премину.

И матушка Анна перемигнулась с матушкой Галиной. Если бы подруги думали о людях чуть хуже, то неминуемо заподозрили бы тут какой-то заговор. Снова эта мысль появилась у них, когда матушка Галина завалила их работой по самую шею. Причем в буквальном смысле этого слова. Грязного белья, нуждающегося в стирке, а затем и глажке, оказалось так много, что даже Наташа могла бы закопаться в нем по самый подбородок. А уж всех прочих белье накрыло бы и вовсе с головой.

Катя принялась озираться по сторонам. Ее, уже опытную, несколько настораживало отсутствие стиральных машин в прачечной.

На наивный вопрос о том, где же им найти стиральные машины, матушка Галина просто возмутилась.

– Стиральные машины им подавай! Вот нахалки! Обитель только строится, а вы хотите на нашего отца такие траты повесить?

– Помилуйте, какие же это траты?

– А вы думаете! Электричество дорогое. Машины стиральные очень дорогие.

До подруг стала постепенно доходить страшная правда.

– Так стиральных машин здесь нет? А как же тогда стирать?

– А вам руки на что? Или госпожи белоручки не приучены стирать руками? Вы все и отстираете. Вон там стиральный порошок, там тазики, вперед и с молитвой.

Горячей воды тоже не оказалось. Холодной, впрочем, тоже. Ее нужно было таскать с улицы все из того же колодца, потом греть в тазах на огромной печке, в которую кто-то постоянно подкидывал дрова. Дрова тоже сами из ниоткуда не возникали, за ними нужно было ходить к поленнице. Хорошо хоть поленья были уже колотые, махать топором женщинам не приходилось. Это делали за них работники. Но все остальное… И как этого остального было много!

Когда вода в железных тазах нагревалась, ее уносили для стирки, а на ее место заливали новую порцию холодной, и так до бесконечности. Катька сначала обрадовалась, что ее пристроили таскать ведра с водой. В прачечной было душно и парно, а на воздухе легко и привольно. Так что Катя с радостью сделала первые три рейса, а потом призадумалась. Руки тянуло, плечи ломило, поясницу кривило. Долго она так выдержит? Катька попыталась схитрить, уйдя за водой, она теперь не торопилась назад. Но на нее стали ворчать. А после трех задержек отстранили от этой работы и поставили к корыту.

Ну и ладно, решила Катюша. Тут отдохну. Она присела, руки опустила в теплую мыльную воду и сделала вид, что стирает.

Тут же послышался окрик матушки Галины:

– Активней три! Не ленись! Новенькая, тебе говорю!

Пришлось завозюкать руками сильнее. К концу дня Катя почти что с ужасом рассматривала свои руки. Они у нее были красные и от горячей воды увеличились в размере раза в два. Подруги тоже печально подсчитывали убытки. Яна обреченно сковыривала остатки лака со своих ногтей. Наташа посасывала обожженный о раскаленную дверцу печки палец. А Вера откровенно высказала то, что накопилось у всех трех на сердце.

– Я не для того два высших образования получала, чтобы теперь, как первобытная баба, в тазу тряпки полоскать.

– Чего предлагаешь?

– Куплю им стиралку! Самую большую!

– А электричество? Ты же слышала, электричество дорогое.

– И за электричество я заплачу! Счетчик отдельный поставлю и буду платить по этому счетчику, сколько выйдет.

Девушки уважительно поглядывали на подругу. Вера работала в крупном банке и могла позволить себе такие траты.

– Что это отец Анатолий чудит! Не каменный век, чтобы руками белье полоскать.

Вера тут же начала звонить в магазин бытовой техники. И повела переговоры так жестко, что машину ей обещали привезти и установить уже завтра к девяти утра.

– Со стиркой все! – объявила всем Вера. – Можно отдыхать!

И успокоенные подруги отправились в трапезную. На улице было уже совсем темно. Одинокий фонарь, освещавший стройплощадку, был не в состоянии осветить всю территорию монастырского двора. Кое-где было совсем темно. Так что в нескольких метрах от входа в трапезную Яна поскользнулась и упала. Подруги кинулись ее поднимать и увидели, что на белом утоптанном снегу в том месте, где приземлилась Яна, выделяется какое-то темное пятно.

– Лед, – потыкала ногой Наташа.

– Тут что-то пролили, а потом жидкость на морозе замерзла и получился каток.

– Ты не ушиблась?

– Нога немного болит.

Дальше Яна шла прихрамывая. В кухне никого уже не было. А вот в трапезной вроде как топтались. Сначала подругам показалось, что наверху кто-то ходит. Но потом все затихло.

– Ау! Кто-нибудь есть живой?

Никто на этот возглас не откликнулся. И девушки подумали, что шаги наверху им просто мерещатся.

– Ясно, что кормить нас никто не собирается.

Но на столе в кухне стояла корзиночка с порезанным ржаным хлебом, а на еще теплой плите имелся чайник, в котором что-то булькало.

– Чай. Больше ничего нет.

Жидкий, чуть сладкий чай и пара кусков оставшегося от обеда хлеба. Вот и весь ужин. Да, жизнь в монастыре с самого начала учила новоявленных послушниц смирению.

Одно радовало: в кухне было тепло, и все сняли верхнюю одежду. Яна повесила свое пальто на вешалку, не глядя.

А вот Катя, сидящая напротив, нахмурилась:

– Где это ты такое здоровущее пятно посадила?

– Пятно?

Яна оглянулась и увидела, что на светлой шерсти ее зимнего пальто и впрямь виднеется отчетливое пятно. Оно было какого-то красновато-бурого цвета. И прикоснувшись к нему, Яна почувствовала холод и влагу. Крохотные снежинки, принесенные снаружи на пальто, быстро таяли у девушки на пальцах, пачкая их какой-то розоватой влагой. Яна присмотрелась и увидела, что пятно все состоит из таких вот крошечных кристалликов, которые сейчас стремительно таяли в тепле кухни.

– Наверное, это я на том пятне испачкалась, – догадалась Яна. – Упала на него боком, грязный снег на меня и налип.

– Интересно, что это такое?

Яна понюхала пятно.

– Понятия не имею. Может быть, компот?

– Компотику бы я сейчас выпила, – мечтательно произнесла Вера. – Особенно вишневого.

– Не похоже, чтобы они тут вишневый компот ведрами бы варили. Скорее уж краска.

Яна забеспокоилась.

– Ой, нет! Если краска – это я так испачканная и буду ходить?

Наташа встала и подошла поближе. Она тоже прикоснулась пальцем к пятну, поднесла палец к носу, изучила его, а затем глубокомысленно произнесла:

– Вы как хотите, а только мне кажется, что это кровь.

Вера чуть не поперхнулась чаем.

– Наташка! Хватит нас пугать! – взвизгнула она.

– А я и не пугаю. Сама посмотри. Это кровь!

И она сунула свой палец Вере под самый нос. Та взвизгнула и вскочила на ноги.

– Уйди!

Но Наташа совсем расшалилась. Она погналась за Верой, норовя ткнуть ту своим испачканным пальцем. Глупость и дурачество, ничего больше. Но Вера, взрослая самостоятельная Вера, повелась на эту детскую шалость, бегала, вопила, увертывалась и снова вопила. Яна с Катькой хохотали, очень уж потешно все это выглядело. Особенно когда Вера начала ронять стулья, а Наташа через эти стулья прыгала, словно горная коза.

– Отстань от меня!

– Сначала посмотри!

Бух! Прыг! Шмяк! Кряк!

– Наташа! Стул сломала!

Неизвестно, чем бы закончилась эта дикая погоня вокруг стола. Наверное, помимо ножки стула сломалась бы еще чья-нибудь ножка, но тут дверь скрипнула и мужской голос произнес:

– Это кто здесь шумит?

Вера замерла мгновенно. Не так быстро среагировавшая Наташа по инерции пробежала еще несколько шагов, ткнула в Веру тем самым торчащим и чем-то испачканным пальцем, но сейчас Вера даже не ойкнула. Все ее внимание было приковано к высокому мужчине, вошедшему к ним в кухню.

Откуда он здесь взялся? Катя недоумевала. Вроде бы с улицы не входил. Значит, из трапезной спустился? Был он широк в плечах и ноги расставил тоже широко, по-хозяйски. Лица было толком не рассмотреть. Нижнюю часть закрывала густая светло-русая борода, а на голове была шапка, из-под которой смотрели два пытливых ярко-голубых глаза.

– Вы чего так расшумелись, бабы?

Вера не ответила. Она по-прежнему не сводила глаз с вошедшего. А вот Наташа застрекотала:

– Янка на улице грохнулась, да прямо в кровь.

– Какую еще кровь?

– Пятно там было.

– Где?

– Да на улице.

– А-а-а… На улице… Понятно.

Мужчина прошел в кухню. Новость его ни шокировала, ни взволновала. Он выглядел совершенно равнодушным. Его ноги, обутые в теплые высокие ботинки, тяжело бухали по деревянным половицам. Бух, бух, бух! Что-то было странное в этом всем, но что именно, Катя понять не успела, потому что мужчина вновь заговорил. И все внимание девушки переключилось.

– Чаю налей.

Это он обратился к Яне. Ни пожалуйста не сказал, ни будь добра. Отдал команду и стал ждать ее исполнения. Янка пожала плечами, мол, мне нетрудно, встала и налила чаю.

Мужчина пригубил, но тут же отставил стакан.

– Холодный.

– Какой есть.

– Ужин давай.

Янка не выдержала.

– Я тебе не жена, чтобы давать! Сам встань и возьми, если найдешь.

Мужчина какое-то время разглядывал ее.

– Дерзкая, – произнес он затем то ли с осуждением, то ли с уважением. – С дерзкими, знаешь, что делают?

И быстрым движением притянув Яну к себе, он выдохнул ей прямо в лицо:

– Их учат!

– Отстань!

Мужчина своих клешней не разжимал. Видимо, ему доставляло удовольствие наблюдать за тем, как трепыхается в его руках Яна. А той стало уже больно, потому что она жалобно пискнула:

– Девчонки!

Поняв, что Яне нужна их помощь, девушки вскочили со своих мест. Но за мгновение до этого мужчина уже отпустил Яну.

– Вы откуда свалились? Я вас раньше не видел.

– Мы сегодня приехали.

Кате этот тип решительно не нравился. Но она не знала, как ей с ним себя вести. Держится этот наглец по-хозяйски. Вдруг в самом деле какая-то шишка?

– Новенькие, значит. Свежее мясо снова прибыло.

И задрав рожу к потолку, мужчина громко расхохотался. Зубы у него были отменные. Ровные и белые. И почему-то это еще больше взбесило Катюшу.

– А сам-то ты кто такой?

– Я-то! Я брат Игнатий. Слыхали про меня?

Наташа, Яна и Катя покачали головами.

– Я слышала, – произнесла Вера. – И я знаю, кто вы такой.

Она специально выделила голосом слово «кто», так что Игнатий даже встревожился. Это было заметно по его забегавшему взгляду.

Но он попытался скрыть свое беспокойство и для этого шутливо спросил у Веры:

– Ну? И кто же я такой?

– Я встречала вас у Димы.

– У какого Димы?

– Димы – брата Светы! Или не помните такого?

Игнатий явно помнил. Но отчего-то на этот раз Игнатий ничуть не смутился. Напротив, лицо его прояснилось, он даже весело заржал в ответ на слова Веры. Похоже, что всякое смущение оставило его. А раз так, то Игнатий вновь вернулся к своему обычному хамовато-панибратскому тону.

– Слышала, значит, обо мне? – хмыкнул он, глядя на Веру. – Ну расскажешь тогда своим по-дружкам. Во как вам повезло! На всю ночь разговоров вам теперь хватит.

И поднявшись со своего места, странный тип вышел из кухни не прощаясь. Когда за ним хлопнула входная дверь, девушки повернулись к Вере.

– Кто это такой?

– Что за Игнатий?

– Откуда ты его знаешь?

Но Вера не была расположена к разговорам.

– Пошли отсюда, – раздосадованно сказала она. – Все настроение испортил!

Девушки снова оделись и вышли на улицу. Небо было усыпано звездами. Такого неба в городе и не увидишь. Там оно постоянно затянуто облаками.

– Хорошо-то как! – мечтательно вздохнула Наташа.

– Стоп! А где пятно?

Это произнесла Яна. Она стояла на том самом месте, где давеча навернулась, и растерянно смотрела по сторонам. Девушки тоже стали озираться.

– Место вроде бы то самое.

– Что значит вроде бы? То же самое и есть!

– А пятно?

– Его нет.

На дороге в самом деле было все гладко. Белый снежок и никакой черноты на нем.

– Я не понимаю, – пробормотала Яна. – Здесь был ледяной каток, на котором я поскользнулась, упала и испачкалась. Где же все? Куда делось?

После недолгих поисков выяснилась следующая картина. Замерзшее пятно все еще имелось, но оно было основательно присыпано свежим снегом, который кто-то брал из сугроба целыми пригоршнями и засыпал им испачканную дорожку.

– Наверное, после тебя на этом месте кто-то еще навернулся, вот и решили ликвидировать каток, чтобы другим неповадно было тут заваливаться.

– Может быть. Но отчего снегом? Тогда уж песочком бы посыпали.

Однако дело было сделано. Скользкого катка не наблюдалось больше. И утомленные подруги поплелись к себе. В их домике слышались женские голоса. На кухне собралась небольшая компания. Три женщины, все уже в возрасте, попивали кофеек, закусывая его тортиком. Они явно не ждали, что кто-то еще явится, потому что смущенно уставились на подружек, а те в свою очередь таращились на этих тетенек. Одну из них, Нину, девушки сегодня уже видели, она стирала белье под началом матушки Галины.

Эта женщина тоже узнала подруг и обрадовалась:

– Свои! Отбой тревоги. – И обратилась к самим девушкам: – Заходите скорее, горемыки. Где вас носило?

– В трапезную ходили. Думали, нам ужин оставили.

– Как же! – развеселилась женщина. – Ужин в половине девятого заканчивается. А нас Галина специально до десяти продержала, чтобы мы к ужину никак бы не успели.

– Зачем?

– Харчи экономит, – хлебнув кофе, пояснила женщина. – Пусть и не свои, а хозяйские, ей все едино.

– В чем же экономия?

– Если она пятнадцать здоровущих баб на ужин не пустит, это же какая экономия всему бюджету монастырскому. А если каждый день? Ты сама посчитай.

– И вовсе она не поэтому, – заступилась за Галину другая женщина. – Это она нас смиряет таким образом.

– Чревоугодие – это грех, – согласилась и третья женщина, печально покосившись на остатки тортика на своей тарелке. – А человек слаб. Хотите торта, девочки? Тут как раз каждой из вас по кусочку и осталось.

Думаете, подруги отказались от угощения? Как бы не так. Каждой досталось точно по куску. Торт был очень свежий. Двухслойный бисквит – один корж бесцветный, второй шоколадный – был прослоен нежным маслянистым кремом с кусочками безе. Сверху торт был полит шоколадной глазурью и украшен цветочками. У Кати на кусочке была кремовая розочка. У Наташи шоколадная бабочка, у Веры какая-то завитушка из шоколадного крема, а у Яны просто маленькая меренга.

– Словно только вас и ждали, – радовалась та женщина из прачечной, которую звали Ниной, засовывая в горящую печку пустую коробку из-под торта. – Ешьте, девчонки, набирайтесь сил, завтра еще больше работы предстоит.

Вера помотала головой.

– Не-а. Завтра никто из нас работать не будет.

– Что так?

Подруги объяснили, что завтра привезут стиралку. И Нина хлопнула в ладони:

– Порушили вы Галине всю ее учебно-воспитательную работу!

– Так ей и надо! Иезуитка!

– А кто она вообще такая? По какому праву распоряжается тут?

– Да вы что! Не знаете, кто такая Галина?

– И кто же?

– Она же родная сестра нашей матушки Анны.

Вера казалась удивленной.

– Родственница?

– Вот именно! А когда отца Анатолия с семейством нет, а отсутствуют они часто, тогда Галина с сыном здесь всем заправляют. Ох и обнаглели они от такой вседозволенности! Всюду носы суют, всем указывают, всеми командуют.

– Гадины! – с чувством произнесла Нина. – Что она, что он!

– Особенно он!

– Вот от кого бы я избавилась с радостью, так это от него, от Игнатия!

– Что он, что мамашка – скорпионье племя!

Вера перестала хрустеть безе и внимательно посмотрела на Нину.

– Игнатий? Сын матушки Галины – это Игнатий?

– Ты тоже о нем уже слышала?

Вера медленно кивнула. Аппетит у нее совсем пропал. Она отставила тарелку с недоеденным куском торта в сторону. Сама отвернулась к темному окну и совсем «выпала» из коллектива. И как ни тормошили ее подруги, Вера так от своей задумчивости и не очнулась. Так и спать легла молча. Определенно с Верой творилось что-то непонятное.