Беспечная жизнь Миши Л. Автобиографические рассказы

В то время ночная жизнь Катманду ограничивалась несколькими дискотеками, самыми популярными были «Медный пол» («Copper Floor») в Лазимпате и «Фут-таппер» («Foot Tapper») в Наксале. Помимо этих двух дискотек было еще несколько небольших заведений в районе Фрик-стрит (Freak Street), предлагавших посетителям напитки, еду и музыку, и где курение марихуаны и гашиша не просто разрешалось, а даже поощрялось. Фаворитами среди них были рестораны «Инь-Ян» («Yin-Yang»), «Не проходи мимо меня» («Don’t Pass Me By») и еще одно место под названием «Эдем гашиш-центр», над его входом висела огромная вывеска со словами: «Лучший гашиш в городе! Предлагаем попробовать бесплатно!»

Обстановка в «Медном поле» была более интимной, в то время как «Фут-таппер» располагался в нескольких больших комнатах старого дворца. Клиентура в обоих заведениях представляла собой невероятную смесь людей из разных стран и разных социальных слоев: члены непальской королевской семьи, государственные чиновники и офицеры иммиграционной службы, высокопоставленные лица из разных посольств, хиппи, туристы, тибетские торговцы и воины-кхампа, международные торговцы антиквариатом, наркодилеры, непальские бизнесмены, экспатрианты, которые долго жили или работали в Непале – этот список можно продолжать бесконечно!

В «Фут-таппере» регулярно вспыхивали драки. Отдавая предпочтение алкоголю перед гашишем и сильными наркотиками я, в основном, довольствовался танцами в одиночестве часами напролет, лишь иногда принимая пару затяжек от друга. Однажды вечером в «Фут-таппере» произошел забавный инцидент. Я сидел в конце бара со своим напитком, а на другом конце стойки расположился высокопоставленный офицер непальской иммиграционной службы. Он был печально знаменит тем, что создавал иностранцам серьезные проблемы во время продления виз, требовал абсурдно высокие взятки и выслеживал тех, у кого истек срок действия визы.

Пока офицер сидел, потягивая ром с колой, два знакомых мне американских арт-дилера подошли к бару, заказали пару бутылок пива и заговорили с ним. В момент, когда внимание офицера было занято одним из говоривших, я заметил, как второй быстро провел рукой над напитком офицера. Вскоре американцы отошли и уселись в нише, откуда начали наблюдать за баром.

«Что, черт возьми, эти двое сейчас делают?» – подумал я и пошел танцевать. Вернувшись в бар через полчаса, я присмотрелся и увидел ту же картину: офицер был в баре, а американцы все еще сидели в нише. А через 15 минут дерьмо попало на вентилятор! Сначала лицо офицера приобрело странное озадаченное выражение. Он забормотал, затряс головой, а затем оглядел бар безумными глазами. Затем, бессвязно бормоча, слез с барного стула, встал на нетвердые ноги и, мгновение спустя, стал мочиться, пока его штаны полностью не промокли! После этого, всё еще мотая головой и пошатываясь, с выпученными глазами он выбрался из дискотеки.

Позже я узнал, что сделали эти ребята: они добавили в напиток офицера изрядную дозу ЛСД⁴⁷! Со скоростью лесного пожара эта новость пронеслась по Катманду, к большой радости многих иностранцев, которые оказались жертвами жадности и злоупотреблений этого офицера. А те два американца год за годом возвращались в Непал, их имена так и не были раскрыты!

Глава 10. Схватка с садху⁴⁸

Я всё еще был без работы, а мои родители собирались в Европу, чтобы попытаться собрать средства на новый ресторан взамен «Як и йети», от которого они были вынуждены отказаться. После нескольких месяцев поисков подходящего здания они сняли отдельно стоящий дом в районе Баттиспутали⁴⁹ (Battisputali), в удалении от центра города. Изначально здание не предназначалось для ресторана, но за ним было достаточно места для парковки, перед ним был сад, на первом и втором этажах большие комнаты, а также большая открытая терраса на верхнем этаже. Планы по реконструкции здания были утверждены, оставалось только начать. Всё, что было нужно – деньги, чтобы превратить его в ресторан, который мог бы соответствовать его имени: «Бо́рис».

За неделю до отъезда родителей в Европу я выпивал в баре отеля «Аннапурна» и случайно столкнулся с хорошим другом нашей семьи, Джимом Эдвардсом, владельцем «Тайгер топс джангл лодж» («Tiger Tops Jungle Lodge»). Джим был прозорливым бизнесменом и за парой кружек холодного пива он сделал предложение, которое мне сразу понравилось. Вместо того чтобы сидеть и ждать денег из Европы, почему бы нам не выпустить облигации стоимостью 10000 рупий⁵⁰ и предложить их будущим клиентами нового ресторана? Эти облигации могли бы обеспечить владельцам 15-процентную скидку на их счета в ресторане.

«Отличная идея, почему бы и нет?» – подумал я и на следующее утро предложил эту схему отцу. Он согласился, в течение нескольких дней мы составили список потенциальных клиентов, и я начал продажу облигаций.

Пока это происходило, я продолжал посещать ашрам Шивапури бабы, хотя мои визиты были реже. У меня вновь появилось тревожное чувство какой-то внутренней незавершенности, что бы я не делал, я лишь сильнее чувствовал свое бессилие. Вечерами я стал наведываться в Пашупатинатх⁵¹, он был совсем рядом с ашрамом. Я находил мимолетные моменты утешения в успокаивающей музыке бхаджанов, исполнявшихся на противоположном берегу реки, в этом священном для индуистов месте.

У реки Багмати, немного вверх по ступеням от моста, стояло несколько небольших хижин с соломенными крышами. Они использовались странствующими садху для временных остановок, там они отдыхали и, покуривая мощные чиллумы с ча́расом⁵², проповедовали священные писания небольшим группам верующих индуистов.

Однажды поздно вечером, сидя на уступе широкой стены, я услышал доносившиеся из одной из хижин громкие голоса и решил подойти ближе. Войдя под навес, я увидел покрытого пеплом садху, сидящего скрестив ноги перед небольшим костром. Найдя свободное место у стены рядом с ним, я сел на глинобитный пол.

– Зачем ты пришел сюда? – спросил он меня на хинди.

– Я пришел послушать, о чем вы говорите, – ответил я, тоже на хинди.

Слегка озадаченный, он продолжил:

– О, так ты умеешь говорить на хинди?

– Я выучил его в детстве, когда рос здесь, в Непале. Но по-непальски я говорю более свободно, – сказал я, на этот раз на непали.

Он перешел на непали и стал задавать вопросы о моем прошлом. Отвечая ему, я хотел, чтобы он поскорее продолжил ту тему, о которой говорил до моего появления. Вскоре он начал цитировать разные индуистские писания, излагая их довольно подробно.

Примерно через час я понял, что его святые речи весьма однообразны. Его слова казались мне пустыми и лишенными авторитета реального опыта, поэтому я решил поблагодарить его и уйти. Увидев, что я встаю, садху посмотрел на меня и сказал:

– Не уходи, прежде покури со мной чараса!

– Нет, спасибо, я никогда не курил чарас и не собираюсь начинать! – ответил я, вежливо отклонив его предложение.

– Ты должен попробовать это хоть раз! – настаивал он.

Сказав это, он тут же взял лежавший рядом плотно забитый чиллум, громко произнес «джай, Шива-Шанкар⁵³!» и поджег его раскаленным угольком. Глубоко затянувшись, он протянул его мне. «Какого черта, только один раз для пробы!» – сдался я с изрядной долей опасения. Взяв чиллум, я сделал одну долгую затяжку.

– Еще немного! – подбодрил меня садху.

Сделав еще один вдох, я быстро передал трубку обратно. Мгновением позже меня словно ударили кувалдой! Веки стали тяжелыми, я с трудом держал глаза открытыми. Услышав смех садху, я попытался спросить, почему он смеется, но слова выходили невнятными и звучали совершенно бессмысленно. Всё вокруг приобрело эфемерное и призрачное качество, и меня начал заполнять сильный страх потерять контроль над разумом.

Чувствуя отчаянную потребность в свежем воздухе и просторе, я медленно поднялся на ноги и, спотыкаясь, выбрался из хижины. Делая один нерешительный шаг за другим, я добрался до низкой каменной стены и лег на спину. Здесь я почувствовал себя защищенным, так как оказался ближе к месту самадхи Шивапури бабы.

Луна уже зашла, и осеннее небо надо мной было усеяно красивыми звездами. Постепенно мое тело стало расслабляться, сильный страх, который угрожал парализовать мой разум, утих, а потом я задремал. Проснувшись от заунывных стенаний и плача людей, прощавшихся с усопшими, я всё еще не мог должным образом сосредоточиться. Тело затекло на каменной лежанке, я смотрел в небо, окрашенное в пастельные тона нового рассвета.

Медленно поднявшись, я начал искать источник плача. На противоположном берегу реки я различил длинную процессию людей, медленно приближавшихся к месту кремации. Четверо мужчин несли носилки, на которых лежало тело в белых одеждах. Еще один мужчина нес металлическую подставку с капельницей, от которой к телу шла прозрачная трубка. Человек на носилках был еще жив. Женщины, участвующие в процессии, причитали.

Всё еще находясь под сильным воздействием чараса, я гадал, не происходит ли это поразительное зрелище во сне? Через несколько минут носильщики подошли к каменным ступеням, спускавшимся к реке. Они осторожно наклонили носилки, чтобы ноги умирающего погрузились в реку, и закрепили носилки так, чтобы они не скользили.

Как завороженный я сидел на стене и наблюдал за происходящим. Я видел, как кремируют умерших людей, но никогда не был свидетелем перехода человека из живого состояния в мертвое! В этот момент голова человека склонилась, и он умер! Плач и крики усилились. Это была моя первая близкая встреча со смертью, в этот момент у меня появилась абсолютная уверенность в собственной смерти когда-нибудь в будущем.

Я просидел там еще час, наблюдая за тщательными приготовлениями к кремации. Затем, используя одно из упражнений на восприятие, которому я научился на гурджиевском курсе, я собрался с силами, перешел через каменный мост и направился к своему мотоциклу. Через полчаса я крепко спал дома в мягкой постели!

В течение следующего месяца я посетил садху еще два раза. В обоих случаях мне удалось отклонить его настойчивые предложения выкурить с ним еще один чиллум. Вместо этого мы пили чай и дискутировали на непали о духовных вопросах, обычно в присутствии небольшой группы людей, которые молча нас слушали.

К сожалению, наши разговоры двигались по кругу, не принося ни нового понимания, ни новых идей. Поэтому, планируя последний визит к этому садху, я решил немного оживить нашу беседу и принес ему в подарок бутылку шотландского виски. Это сработало, потому что, вскоре после того, как виски был выпит, мы вступили в затяжной жаркий спор, который закончился тем, что садху стал выкрикивать непристойности в мой адрес! Убедившись, что больше ничего интересного от него не услышу, я выкрикнул ему в ответ: «У тебя нет истинной мудрости! Ты просто болтаешь много святой чепухи!» Затем я ушел, чтобы больше никогда к нему не возвращаться!

Глава 11. Пирушка в Пашупатинатхе

Но мои визиты в Пашупатинатх на этом не закончились. Несколько недель спустя вместе с тибетскими друзьями я проводил ночь на дискотеке «Медный пол», наслаждаясь танцами и выпивкой. Около полуночи один мой знакомый датчанин-антиквар упомянул о вечеринке в доме его друзей у ступы Боднатх⁵⁴. Сказав, что мне будут рады, он дал адрес. Через полчаса я ехал на мотоцикле в Боднатх.

Когда я приехал туда около часа ночи, вечеринка была в самом разгаре. В прилично укомплектованном баре был большой выбор спиртного высшего качества, по заполненным людьми комнатам плыл тонкий туман от дыма марихуаны, все танцевали под ревущую музыку. «Эх, мой мальчик, возвращаться домой на мотоцикле тебе будет нелегко!» – сказал я себе. «Но раз уж я здесь, что ж, будем наслаждаться!»

Часа в три утра, один из датчан предложил мне здоровенный косяк: «Привет, Миш, я только что получил этот чудесный чарас из Афганистана. Я знаю, что ты редко куришь, но попробуй, это нечто!»

Я уже выпил, я знал, что если еще и покурю, то навлеку на себя настоящие неприятности. Но, отбросив осторожность, сделал три или четыре затяжки. И это было очень большой ошибкой! Я настолько одурел, что танцевал без остановки следующие 2 часа!

Внезапно вспомнив, где нахожусь, я подумал, что мне нужно возвращаться домой на мотоцикле, выпил две чашки крепкого черного кофе и почувствовал себя достаточно уверенно, чтобы ехать домой. Поблагодарив хозяина, я сел на своего надежного коня и медленно поехал.

Солнце уже взошло, и дувший в лицо прохладный ветерок немного меня отрезвил. Я проделал уже три четверти трудного пути домой, когда проезжал поворот на площадь у главного входа в Пашупатинатх, окруженную с трех сторон домами и храмами. Решив немного отдохнуть и выпить чашку горячего и сладкого непальского чая, я свернул в переулок и припарковал мотоцикл. «А где все?» – подумал я.

Было еще слишком рано, чайные на площади не работали, но мне удалось найти одно место на углу, где я сел, потягивая обжигающий чай из небольшого стакана. Через некоторое время стали открываться лавки, и я просто наблюдал за происходящим. Тут мое внимание привлекло нечто странное и необычное. Я увидел, как из обращенных к реке домов, один за другим, начали осторожно выходить люди в лохмотьях. Они выглядели какими-то инвалидами, у некоторых были забинтованы руки или ноги. Когда некоторые стали приближаться, я с ужасом осознал, что в них было странным! Раньше я видел людей с такой болезнью только на фотографиях, но сразу понял, что у всех была проказа на разных стадиях. Некоторые подходили совсем близко, и я начал беспокоиться.

– Кто эти люди? – спросил я владельца чайной на непали.

– Ой, не бойся! – успокоил он меня, – это несчастные прокаженные из святого Пашупатинатха. Они не опасны, около сорока человек всё еще живут здесь.

– Если я предложу им чай, вы их обслужите? – поинтересовался я.

– Да, я подам им чай в пластиковых стаканчиках. Но, знаете, они будут намного счастливее, если бы вы предложили им ра́кси⁵⁵! – добавил он со смехом.

Видеть этих несчастных человеческих существ с частично отгнившими конечностями, изгнанных, одиноко доживающих свой век в изоляции, было невыносимо, это было душераздирающее зрелище. И внезапно я подумал, что мог бы привнести в жизнь этих бедных людей хоть немного радости, хотя бы на несколько часов!

Я не потратил все свои деньги прошлой ночью, в кармане у меня оставалось около 700 рупий. На эти деньги можно было многое купить в дешевых окрестных чайных. Обратившись к владельцу моей чайной, я объяснил, что хочу сделать: «Не могли бы вы организовать всё для пирушки, которую я хотел бы предложить всем здешним прокаженным? Вы можете закупить ракси и чанг⁵⁶ в местных лавках и подать эти напитки в бумажных стаканчиках? А из еды мы можем подать им буйволятину с чхуро́й⁵⁷ в одноразовых тарелках из сушеных листьев». Затем я отсчитал 600 рупий и, вручив ему деньги, сказал:

– Этих денег должно хватить на еду и выпивку примерно для 60 человек и на вашу работу. Сможете это организовать как можно быстрее? Если денег будет недостаточно, скажите, я привезу еще. Я вам полностью доверяю, ведь мы находимся в священном Пашупатинатхе!»

– Но придут еще и нищие, они тоже захотят получить бесплатную еду и выпивку! – заметил он.

– Пожалуйста, обслужите их тоже! – ответил я.

Он согласился и тут же позвал на помощь жену и сына. Подойдя к небольшой группе прокаженных, я поприветствовал их и рассказал о предстоящей пирушке. Указав на лавку, которая будет заниматься их обслуживанием, я сообщил: «Буйволятину, чхуру, ракси, чанг и чай вам подадут из этой лавки через час. Давайте отметим этот день вместе, устроив веселую вечеринку. Пожалуйста, поделитесь этой новостью со всеми!»

Через час перед чайной выстроилась очередь из прокаженных, подходили старые и молодые нищие. Владелец и его жена начали раздавать еду и напитки. Было уже 9 утра, я чувствовал сильную усталость, стали сказываться последствия прошедшей ночи. Но, будучи хозяином этой спонтанной вечеринки, как я могу уйти, когда всё только началось? Так что, отбросив сомнения, я налил себе стакан ракси и нырнул в гущу событий!

Над площадью у Пашупатинатха висел размеренный гул оживленных голосов, она постепенно заполнялась прокаженными, нищими, любопытными местными жителями, туристами и паломниками. Единственное, чего здесь не хватало – музыки, чтобы петь и танцевать! Заметив неподалеку молодого человека с большим магнитофоном, я подошел к нему и спросил, не хочет ли он оживить нашу пирушку, включив непальскую народную музыку? Он без малейших колебаний согласился, выбрал оживленную народную песню, и спустя мгновение начался настоящий праздник! Взяв еще стакан ракси, я присоединился к танцам и сразу оказался в окружении весьма необычного сборища людей: смеющихся, поющих, хлопающих в ладоши и танцующих прокаженных!

Прошел еще час, постепенно площадь начала пустеть. Один за другим прокаженные и нищие, пошатываясь, разбредались по затененным местам в окрестностях площади и там отдыхали! К 11 часам лишь дюжина самых стойких держалась на ногах. Сам я уже выпил стаканов 5 ракси и еле стоял. Приблизившись к владельцу чайной и опустившись на табурет с ним рядом, я спросил:

– Вам хватило денег?

– Да, хватило, осталось еще немного выпивки и еды, – ответил он.

– Оставьте это себе в качестве заработка, уважаемый. Большое вам спасибо за то, что вы всё так хорошо организовали! У меня есть последняя просьба, пожалуйста, помогите мне завести мотоцикл, чтобы я мог добраться до дома и поспать.

Вместе с сыном хозяин довел меня до того места, где был припаркован мотоцикл. Сын завел его, отец помог мне сесть, и я очень медленно выехал из Пашупатинатха. К тому времени движение на улицах было уже довольно оживленным, и мне потребовалась вся моя сосредоточенность, чтобы проехать 3 км и остаться невредимым. Я никогда не верил, но всё-таки интересно, существуют ли ангелы-хранители?

Придя домой, я заметил, что в детском саду, который уже несколько месяцев работал у нас дома под руководством жены, было тихо. Прислонив тяжелый «энфилд» к стене, я, шатаясь, добрел до спальни и рухнул на кровать. Как только я принял горизонтальное положение и закрыл глаза, события последних суток обрушились на меня с силой цунами! Я был уверен, что умираю, и позвал жену. Она прибежала с кухни, села рядом и, взяв меня за руку, встревожено спросила:

– Что случилось?

– Я умираю, пожалуйста, не оставляй меня! – простонал я.

Применив свои замечательные познания в гомеопатии, она быстро взяла свой набор для неотложной помощи и бросила мне в рот несколько горошин. Она просидела со мной около часа, пока я не погрузился в глубокий сон. Моими последними туманными мыслями были: «Ого, мой мальчик, разве это не была самая невероятная и чудесная пирушка, в которой ты когда-либо участвовал?» Я проспал 12 часов подряд, и с того дня полностью отказался от марихуаны и гашиша на следующие 15 лет!

Проведя большую часть детства в непосредственной близости от величественных гималайских хребтов, которые возвышаются за предгорьями к северу от долины Катманду, я воспринимал их необыкновенную красоту как должное и никогда не испытывал желания оказаться в высокогорных районах.

Всё изменилось, когда однажды, во время ужина с гостившей у нас дома английской подругой, жена неожиданно объявила:

– Мы с Перонель хотим сходить в трек в район Хеламбу⁵⁸ (Helambu) и собираемся взять с собой Ника. Не хочешь ли пойти с нами? Это будет совсем несложный трек, говорят, оттуда открывается очень красивый вид на Гималаи.

– Спасибо, дорогая, но нет, не хочу, – немедленно ответил я. – Но я готов всё для вас организовать!

Нику было 5 лет и он с трудом ходил на большие расстояния из-за проблем с правой ногой. Жена была на пятом месяце беременности, и ни она, ни Перонель никогда раньше не ходили в горные походы. Но, какие бы отговорки я ни придумывал, чтобы отвертеться от похода, они всё-таки меня дожали! «Ладно-ладно, девочки!» – сдался я наутро во время завтрака. «Всё равно я не буду чувствовать себя спокойно, зная, что вы отправились в горы, даже если пойдете с шерпом и носильщиками!»

Через неделю мы отправились в 7-дневный поход по району Хеламбу в сопровождении гида-шерпа и трех портеров, которые несли туристическое снаряжение и провизию на неделю. «Что бы ни случилось, мой первый поход будет легким и непринужденным!» – уговаривал я себя.

Николас в предвкушении похода в Хеламбу

Отец выдал нам большую удобную палатку, которую ему подарил Эдмунд Хиллари после успешной экспедиции на Эверест в 1953 году, когда они вдвоем с Тенцингом Норгеем достигли вершины Эвереста. Еще одна небольшая палатка была арендована для Перонель, а третья – для нашего шерпа и носильщиков. Все палатки были тщательно проверены на предмет дыр и наличия комплектующих.

За полтора часа мы доехали на «лендровере» до Сундариджала⁵⁹ (Sundarijal), откуда начинался наш трек. Извилистая тропа постепенно поднималась до гребня холма Шивапури (Shivapuri), после чего начался медленный спуск к деревне Чисапани (Chisapani), вблизи которой мы разбили наш лагерь для первой ночевки.

На следующее утро после завтрака мы продолжили спуск и достигли деревни Чауки Бханджанг (Chauki Bhanjyang), где насладились неспешным обедом, приготовленным нашим гидом, Мингмой Шерпа. Оттуда мы снова поднимались к деревне Кутумсанг (Kutumsang) и там разбили лагерь у тропы. До сих пор нам везло с погодой, а от красоты пышных бамбуковых лесов и ярко цветущих рододендронов, в сочетании с великолепными видами на горные массивы Лангтанг, Ганеш-Химал и Ролвалинг, просто захватывало дух!

Третий день похода оказался довольно напряженным: мы шли из Кутумсанга почти 6 часов и поднялись на высоту 1150 м, чтобы добраться до деревни Тхарепати (Tharepati) – самой высокой точки нашего маршрута с захватывающими видами. Около полудня погода стала меняться, собирались темные тучи. «Похоже, ночью будет сильный дождь и ветер, сэр. Нам нужно крепко привязать палатки!» – предупредил меня Мингма по-непальски, когда он и его помощники спешно разбивали лагерь на небольшом плато на дальнем конце деревни. Дневной переход нас сильно утомил, и после сытного непальского ужина дал-бхат-тарка́ри⁶⁰ мы разошлись по палаткам, чтобы отдохнуть и выспаться.

Пару часов спустя, ближе к полуночи, нас оглушили раскаты грома! Наша палатка была просторной, в ней свободно были разложены 3 спальных матраса. Яркие вспышки молний озаряли ночное небо, за ними быстро следовали сотрясающие землю раскаты грома. Потом пошел дождь, и поднявшийся ветер с сильным шумом стал бить в стены палаток. Гром и молнии продолжались без остановки, а крупные капли дождя вскоре превратились в потоки. «Слава богу, мы тщательно проверили палатки перед началом похода!» – подумал я. И сразу после этого раздалось зловещее: «кап-кап-кап». Этот звук был внутри палатки! Дождь стал проникать повсюду, намочив сначала спальный мешок Ника, затем жены. Они перетащили свои матрасы и спальные принадлежности ближе ко мне, в угол, который пока не протекал. Дождь лил не переставая, всё больше воды просачивалось внутрь, пока мы втроем не оказались под моим спальным мешком, тесно прижавшимися друг к другу.

– Мама, я промок и замерз! – захныкал Ник.

– Я хочу домой, я просто хочу домой, – повторяла моя жена.

«А я вообще никуда не хотел идти!» – хотелось крикнуть мне, но я решил оставить эту мысль при себе. В конце концов шторм утих, и нам удалось поспать несколько часов в наскоро свитом сухом гнезде.

Мингма разбудил нас сразу после восхода солнца, и какой же это был необычайный рассвет! Сладко-ароматный воздух был кристально чистым, открывая незабываемую панораму величественных гималайских хребтов, омытых мягкими оттенками восходящего солнца. К тому времени, как мы закончили завтрак, все воспоминания о дискомфорте и страданиях прошедшей ночи растворились в бескрайнем синем небе!

В этот день 5-часовая прогулка привела нас к постепенному спуску от Тхарепати к деревне Меламчигаон (Melamchigaom), где мы разбили лагерь и наслаждались долгим и спокойным сном всю ночь. Устанавливая вечером большую палатку, мы обнаружили главную причину, по которой прошлой ночью в нее набралось столько воды: отсутствовала 2-футовая секция металлической трубы, соединяющей центральные стойки палатки с вершиной! Вода скапливалась в центре, а затем просачивалась сквозь швы старого тента, который пролежал у отца на складе 25 лет.

Пятый день похода, предполагавший 5-часовой подъем в деревню Таркегьянг (Tarkegyang), начался с весьма неприятного сюрприза. После завтрака я не увидел среди портеров нашего шерпа Мингму, который нес Ника на всех крутых участках тропы.

– А где Мингма? – спросил я.

– Он пошел в туалет, у него живот болит, – прозвучал ответ.

Спустя несколько минут я увидел Мингму, который шел ко мне с лицом сероватого цвета.

– Что случилось, Мингма?

– У меня сильный понос и болит живот. Простите, сэр, но сегодня я не смогу нести Ника!

– Черт, ну вот, началось, – простонал я.

– Все носильщики полностью загружены, сэр!

– Так организуй для Ника пони или мула, спроси в деревне! – попросил я с надеждой.

– Здесь нет пони и мулов, сэр! Но, позвольте сказать, деревня Таркегьянг, куда мы идем, славится лучшим в Непале яблочным ракси!

– Спасибо тебе за эту действительно ценную информацию, Мингма! Если сегодня ты еще раз скажешь какую-нибудь глупость, я тебя задушу!

Так начались самые долгие 5 часов в моей жизни: вверх по склону, с Ником на спине, вцепившимся в меня руками и ногами. Конечно, мы делали много коротких остановок и одну более долгую, чтобы пообедать. Но по мере того, как ползли часы, минуты и секунды, склоны становились всё круче, а мой сын – тяжелее!

После трех часов такой ходьбы у меня начались вспышки галлюцинаций, мне стал мерещиться яблочный ракси Таркегьянга: как я подхожу к двери деревенского бара… сын сползает с моей мокрой от пота спины… я вхожу внутрь, беру полную бутылку знаменитого таркегьянгского эликсира, нахожу укромное местечко и наслаждаюсь напитком до полного отключения!

Так и случилось: пыльный, измученный, пропитанный потом и обгоревший на солнце белый человек с глазами навыкате снял со спины 5-летнего сына и отдал его матери. Затем, пошатываясь, зашел в деревенскую лавку, взял бутылку воды и то, что называлось «Особый яблочный бренди Таркегьянг». Не говоря никому ни слова, он удалился на склон ближайшего холма и при помощи огненного яблочного эликсира ушел в себя! В течение часа я выпил полбутылки, но мое состояние «приятного беспамятства» было внезапно прервано Мингмой, который, очень обеспокоенный, подошел ко мне, прижимая к груди большого сопротивляющегося петуха.

– Сэр, мадам попросила приготовить на ужин курицу, – сказал он, запинаясь.

– Так иди и готовь эту несчастную курицу, только оставь меня в покое! – рявкнул я.

– Но сэр, наши носильщики и я – буддисты. Нам запрещено убивать живых существ!

Это стало последней каплей. С меня было довольно! С трудом поднявшись на ноги, я повернулся к Мингме, протянул руку и схватил трепыхающуюся птицу, стараясь крепко прижать ее к себе. Я сделал шаг, споткнулся, хватка ослабла, и несчастное существо вырвалось! Началась охота! Вся наша группа, семеро взрослых и один мальчик, в течение получаса гонялась вверх и вниз по склону за проклятой тварью, а за нами наблюдала небольшая толпа местных жителей. Каждый раз, когда один из нас прыгал за петухом и, конечно, промахивался, они аплодировали и смеялись! Наконец, одному из наших портеров удалось поймать пернатого гада! Он быстро передал петуха Мингме, который тут же принес его мне. Мгновение спустя подошел один из наших портеров с большим острым ножом, на его лице расползалась наглая ухмылка.

– Это вам, сэр! – сказал он на непальском, протягивая нож. – Потому что вы не буддист, сэр. Все уже очень хотят съесть эту курицу!

Я никогда не убивал животных своими руками. Всё еще тяжело отдуваясь после погони, я понял, что выбора нет. Про себя я попросил петуха простить меня за то, что лишаю его жизни, проигнорировал протянутый мне нож, крепко схватил птицу за шею и резко свернул голову. В тот вечер Мингма приготовил на ужин ароматное куриное карри. Но, увы, это была самая жесткая курятина, которую я когда-либо пробовал!

На следующее утро, немного подлечившись от легкого похмелья, я очень обрадовался, увидев, что Мингма в состоянии нести Ника. Путь от Таркегьянга до следующей деревни Шерматханг (Shermathang) проходил по относительно ровной тропе, и у нас было несколько возможностей остановиться и полюбоваться окружающей природой.

Следующий день был последним в нашем незабываемом походе по живописному району Хеламбу. Спуск в течение 5 часов привел нас к большой деревне Меламчи-базар (Melamchi-bazaar), где мы разбили лагерь для последней ночевки.

На следующее утро «лендровер» забрал нас в Меламчи-базаре и повез, через прекрасную долину Панчкхал (Panchkhal) и быстро растущий курортный городок Дхуликхель, домой в Катманду. По возвращении из похода несколько недель я не мог видеть кур – не говоря уже о том, чтобы их есть! И прошло целых 38 лет, прежде чем я отправился в следующий поход в Гималаи: на этот раз в высокогорные районы Нижнего Мустанга.