Грань

– Бери пса, – сказал он, – кошка на мне.

– Давай-ка наоборот! – запротестовала девушка. – Кот явно сильней, а у меня возможностей больше. Поэтому давай-ка, наоборот, ты бери собаку.

Пока они спорили, два биоробота продолжали медленно сокращать дистанцию. И вот когда между ними и парой людей оставалось порядка 10 метров, саблезуб, совсем коротко и быстро присев, прыгнул вперед. Анна среагировала быстрее. Пока Эрик в замешательстве смотрел на пса, готовясь переключиться на него, девушка сделала шаг в сторону и, выбросив вперед руку, попыталась сразить саблезуба в воздухе телекинетической волной. Но кот, чей бок должно было смять и разорвать, лишь окутался на миг своей странной черной материей будто чернилами. Волна обогнула его, не причинив никакого вреда, а лишь взметнула ворох снежинок вокруг синтетического корпуса. Однако удара девушки все же хватило, чтобы саблезуб не долетел до своей цели. Вместо этого он упруго, словно настоящая кошка, приземлился на лапы в нескольких метрах от людей. В это время, увидев, что напарник пошел в атаку, и получив от него незримый приказ, пес уже бежал, наступая с другой стороны. Металлические зубы его блестели в страшном оскале.

Эрик же оказался, пожалуй, в самой уязвимой позиции, какую только можно было себе представить. Он стоял прямо между двумя киборгами. Кот уже присел для нового прыжка, в то время как пес бежал прямо на Эрика, немыслимо быстро сокращая дистанцию. Эрик выбросил обе руки вперед по направлению к псу, и тот резко остановился, подняв за собой ворох снега. Он словно ударился в невидимую стену. Если бы на его месте была живая собака, она непременно сломала бы шею от такого удара. Но пес лишь неестественно выгнул голову, показывая свою морду Эрику в профиль и яростно сверкая синим глазом. Эрик поднял напряженные руки, и тяжелая собачья туша оторвалась от земли. Тем временем саблезуб снова прыгнул. Расставленные в стороны лапы с выпущенными длинными когтями готовы были мертвой хваткой вцепиться в Эрика, а острые клыки – подписать смертный приговор. Но Линдгаард, словно чуя это, резко развернулся, все так же удерживая перед собой вытянутые руки с расставленными и скрюченными пальцами. Собака, которую эти пальцы удерживали в невидимом плену, развернулась вслед за движением Эрика. Две смертоносные машины с чудовищной силой, переданной им их же инерцией, столкнулись в воздухе. Кот, не успев остановить размахнувшуюся лапу, погрузил когти глубоко в собачий бок. Саблезубый же его клык, к удаче молодых людей, по самую челюсть вошел псу в глаз. Комок синтетических тканей рухнул на снег, взметнув вверх белые хлопья. Саблезуб очухался первым. Он вытащил когти из ребер товарища и как можно аккуратней медленно вынул из глаза пса свой клык. Но и пес не был повержен. На нетвердых подрагивающих лапах он с трудом, но все же смог подняться и теперь стоял, в то время как из его растерзанных ребер толчками выливалась синяя жидкость, застывая на морозе.

Киборги немного отошли. Они не спешили со следующим нападением. Машины эти явно обладали интеллектом и теперь тщательно продумывали следующую атаку. Звери переглянулись. А затем саблезуб потряс боками в стороны, будто отряхивался от воды. От спины его после этого отделилось несколько длинных пластин, соединенных тонкими гибкими прутками. Затем одним резким взмахом, подобно вееру, эти пластины раскрылись в два сверкающих металлом крыла.

– Аня, огонь! – скомандовал Эрик. – Пока эта тварь не взлетела!

– Но почему?!

– Потому что! – рявкнул Эрик. – Животные боятся огня.

Последняя его фраза прозвучала не шибко уверенно, но действовать надо было быстро. Поэтому Анна, не став тратить время на споры, приготовилась к бою. Не сговариваясь, пара молодых людей ударила по киборгам самой настоящей гудящей струей огня. Казалось, что механическим отродьям сейчас противостоит настоящий дракон.

– Хватит! – выкрикнул Эрик.

Он и Анна прекратили атаку. На снегу грудой обугленной стали лежала и дымилась собака. Синяя жидкость, кое-где льющаяся из нее, горела зеленоватым пламенем, придавая теперь уже металлолому потусторонний вид. А вот кот просто закрылся крыльями как щитом и был невредим.

– Аня, еще раз, готовься! – продолжал командовать Эрик.

Но саблезуб понял, что его сил не хватит, чтобы одолеть этих двоих. Поэтому он быстро и высоко оттолкнулся от земли, пару раз ударил крыльями и в мгновение ока оказался в недосягаемости.

– Я за ним не полечу, даже пробовать не буду, и не проси! – громко сказала Аня.

Эрик ничего не ответил, вместо этого он наблюдал за полетом твари. Та, набрав нужную высоту, теперь кружила над ними с высокой скоростью. На несколько секунд саблезуб пропал из виду, увеличив радиус, потом снова вернулся. Эрик подумал, что тот оценивает театр боевых действий. После того как киборг облетел над людьми еще несколько раз, он издал пронзительный полурык-полурев, а из его спины выдвинулась короткая антенна. Маячок на ее конце стал мерно мигать синим. Вскоре после этого Эрик и Анна с ужасом увидели, как в небе, сине-зеленым мерцанием обозначив свои границы, открылся очередной портал. А вслед за ним еще и еще один. Порталы стали открываться по всему периметру облета саблезуба.

И тут откуда-то справа из марева и пепла с электрическим жужжанием воздух прорезала яркая желтая молния. Она ударила в стремительно летящего по небу кота, окутав того множеством желтых искр. Крылья киборга замерли в неестественном изломе, и он рухнул на землю. Из мглы в это время вышла высокая фигура в длинном тяжелом плаще, отороченном черным мехом. В левой руке у вновь прибывшего был короткий фигурный молот, светящийся янтарем. Гигант прошел мимо Эрика и Анны, и Линдгаард тут же узнал рыжую копну густых волос своего недавнего знакомого.

Тур обернул свой молот в руке, тот поменял цвет на темно-фиолетовый. Затем великан направил свое оружие в пытавшегося подняться кота. Молот загорелся ярче, заискрил и выпустил в киборга тугой сгусток электричества. Темно-фиолетовая шаровая молния с шипением врезалась в биоробота. Тот поднялся, присел для броска, но все его тело полыхнуло фиолетовым и в следующий миг взорвалось, заливая Эрика, Анну и Тура синей жижей и расшвыривая вокруг клочки синтетической материи.

Эрик с Анной ошалело переглянулись. Девушка была, мягко говоря, впечатлена.

– Насколько же ты чертовски вовремя! – бросился Эрик к гиганту. – Познакомься, Аня, это…

– Сейчас не время! – пророкотал громовым басом Тур, перекрикивая шипение и гул готовых вот-вот открыться порталов.

Он еще раз крутанул в руке молот, на этот раз тот загорелся зеленым. Тур встал в центр круга порталов и по одному стал быстро указывать на каждый из них своим молотом, каждый раз поворачивая тот в руке на 90 градусов. И когда из некоторых врат уже вылазили морды таких же котов, собак и, казалось, других зверей, Тур поднял молот высоко над головой и резко рванул вниз. Одновременно с этим его движением высоко с небес в каждый из порталов ударило по толстой зеленой и ветвистой молнии. Несколько секунд молнии били в порталы. Места соударения энергий озаряли все вокруг вспышками очень яркого света. А спустя еще миг так же резко погасли. Никаких порталов и молний больше не было. Вместо этого темноту ночи лишь слегка развеивало зарево далекого пожара.

– Тур! Может быть, ты объяснишь нам, что здесь происходит и что все это значит?! Какого черта?! Что это за зверюги??! Почему они хотят нас убить?! Откуда и что это за чертово землетрясение??! И да, разумеется, спасибо огромное, что спас нам жизнь! – поблагодарил гиганта Эрик, вспомнив-таки о порядочности.

Тур молчал. Затем он долго и внимательно посмотрел на Анну и медленно проговорил:

– Откуда землетрясение, говоришь?..

– Да! – быстро продолжал Эрик. – Оно и все остальное.

– Подожди-ка! – и с этими словами Тур чуть ли не ткнул Эрика в лицо своей гигантской выставленной ладонью. Видимо, этот жест обозначал призыв подождать не только на Земле.

После этого гигант достал откуда-то из-под плаща маленькое устройство, очень напоминавшее земной мобильный телефон, и приложил его к уху. У виска под рыжими волосами, прямо под кожей часто замигал зеленый кружок. Телефон отвечал в такт этому миганию таким же зеленым цветом.

– Отец. Приветствую, – забасил в трубку Тур. – Я нашел их. Да, спас. ЧТО? Ты точно уверен? А девчонку куда?

Недолгая пауза, затем гигант сказал:

– Конечно, хорошо, отец.

– Послушай, ты, не знаю, как тебя зовут, – обратился Тур к Ане, нависая над ней огромным утесом. Девушка едва доходила ему до груди.

– Аня. Спасибо вам. А как зовут вас?

– Я Тур. Но это сейчас не важно. Сейчас я и твой знакомый уйдем. Но ты не волнуйся.

Тур коснулся огромной рукой ее щеки и шеи, и за волосами девушки что-то тускло вспыхнуло. Анна удивилась, насколько теплой, можно даже сказать, горячей была рука гиганта. А ведь была эта рука без перчатки на изрядном морозе! Сама Аня, естественно, не чувствовала холода, так как была во сне. Но тепло руки Тура все равно каким-то образом ощутила.

– Сейчас мы с твоим знакомым уйдем, – продолжал Тур, – ты же не бойся и не волнуйся, вскоре после нашего ухода ты проснешься у себя дома как ни в чем не бывало. С тобой пока все.

– Стоп! Стоп! Мы с тобой?! Уйдем? Куда это?! – вмешался в разговор Эрик. – Может быть, для начала ты снизойдешь до простых смертных и объяснишь нам, что вообще здесь происходит?! Аня вообще-то тоже рисковала здесь жизнью!

– Она ничем не рисковала, уверяю тебя. Сейчас не до этого, нам нужно уходить. Энергии на отражение следующей волны вторжения у Мьёльнира может и не хватить.

– Да куда уходить-то??! – закричал Эрик.

После чего Тур, ни слова не говоря, повесил своей левой рукой в красивой перчатке молот на специальное крепление под плащом на поясе. Затем он взял Эрика этой же рукой. Линдгаард дернулся и вскрикнул.

– Легкая инъекция успокаивающего, – весело сказал он, – а то что-то сильно ты разволновался. Выбора у тебя нет. Либо со мной, либо тебе конец.

Сказав это, Тур снова достал свой коммуникатор. Колечко на виске на этот раз замигало каким-то салатовым, и через несколько секунд Тур сказал, глядя вверх:

– Хеймдал, все готово. Открывай. Да, черт возьми! Биврест! Распоряжение отца, – и убрал коммуникатор обратно под плащ.

Лица стоящих под снегом людей и одного не совсем человека озарило радужное сияние. Вокруг них в радиусе нескольких десятков метров стало светло как днем. Снег переливался, кружась в сверкающем радужном семицветии. Было видно, как снежинки падают все медленней и медленней. И вот они остановились полностью, застыв в воздухе искрящимися бусинами. Эрик оглянулся на Аню. Светлые волосы девушки застыли, чуть приподнятые последним легким порывом ветра. В свете радуги они выглядели словно у сказочной принцессы. Остановка времени коснулась и ее тоже. На щеках играл румянец, а в синих глазах застыло восхищение от увиденной картины волшебной иллюминации.

– Нам пора, приготовься, – сказал Тур, крепче сжимая руку Эрика.

Еще миг – и они исчезли. Пропали. Пропала и Анна, и волшебный радужный свет. Время вновь тронулось вперед. Снег снова принялся неторопливо падать. А суровую ночную тайгу продолжало освещать огненное зарево.

Эпилог

Звук каблуков гулко отдавался по коридору. В этот час в ПНД им. Курчатова было тихо и малолюдно, как, впрочем, и всегда, за исключением часов посещения, которые уже давно закончились. Каблуки смолкли, потому что немолодая, но красивая и ухоженная женщина с образцовой осанкой и в лаконичном сером плаще остановилась возле окошка приемной.

– Здравствуйте, – обратилась она к женщине в белом халате за стойкой, – Мария Линдгаард.

– Часы посещения закончились, – не здороваясь и не отрывая головы от сканворда, ответила женщина.

– Я к сыну. Есть договоренность с вашим главным врачом, – спокойно и негромко сказала Мария.

– Юрия Викторовича сейчас нет, а часы посещения закончились, – ответила женщина с легко уловимым раздражением, оторвавшись от своего сканворда и выпучив глаза, поглядела на Марию.

– Это не проблема. Я могу ему позвонить, – Мария открыла сумочку и достала оттуда сотовый.

Женщина в халате, увидев, что длинные пальцы действительно вот-вот наберут какой-то номер, быстро проговорила:

– Хорошо, проходите, думаю, знаете куда.

– Да, знаю. Кто сегодня дежурит?

– Рукосуев Антон Николаевич.

– Спасибо, – сказала Мария, и каблуки вновь застучали, эхом разносясь по пустым коридорам.

Поднявшись по лестнице на третий этаж, женщина свернула направо, открыла большие двустворчатые двери. Двери эти были старые, из дерева, и окрашены простой белой краской, которая уже облупилась во многих местах. Пройдя в них, Мария оказалась в длинном коридоре. Из окон по правую сторону лился яркий предзакатный оранжевый свет. Каменные плитки пола блестели и бликовали в его лучах. Свет расходился из окон конусами. И было видно, как в тех конусах медленно кружится пыль. Мария выдохнула, немного постояла, а затем уверенно с той же идеально ровной осанкой двинулась прямо по коридору. Каблуки снова мерно застучали по полу. Чуть вдалеке слева открылась белая дверь, и оттуда вышел невысокий рыжеватый мужчина средних лет в белом халате и белой же шапочке. Мужчина узнал приближающуюся фигуру и кивнул. Мария подошла к доктору и с легким кивком головы сказала:

– Здравствуйте, Антон Николаевич.

– Добрый день, Мария Эдуардовна, как вы?

– Ничего. Спасибо. Я пришла к Эрику. Как он? Можно его увидеть?

Доктор Рукосуев вздохнул и отвел глаза, поглядев куда-то за окно.

– Боюсь, Мария Эдуардовна, и в этот раз я не смогу вас порадовать хорошими новостями. Пройти к Эрику, конечно, можно, но ничего нового вы там не увидите.

– Ничего страшного, Антон Николаевич. Я просто хотела бы увидеть сына.

– Конечно, конечно! Я понимаю, пойдемте.

И они пошли дальше по коридору. В самом его конце возле стены Рукосуев открыл дверь и жестом пригласил Марию войти.

Женщина снова оказалась в до боли знакомых покоях одиночной палаты. Прямо напротив двери было окно с наполовину задвинутыми темными шторами. В углу слева находился небольшой белый столик с вазочкой и букетом цветов в ней. У противоположной стены стояла кровать и многочисленное оборудование вокруг нее. На кровати лежал укрытый до груди белоснежной простыней красивый молодой человек. Глаза его были закрыты, а грудь мерно вздымалась вверх и вниз в такт дыханию. Рядом на мониторе можно было увидеть, как по черному экрану, ритмично рисуя пики и провалы, бежит зеленая линия, отображая сердцебиение пациента. На голове у лежащего был надет мягкий шлем, сплетенный из многих нитей и датчиков.

– Он так же стабилен. Мы точно так же очень пристально за ним наблюдаем. Однако в сознание он так ни разу и не приходил. Но вы сами понимаете, что, как только это случится, вы будете первая, кто об этом узнает.

– Конечно, Антон Николаевич, я понимаю. Спасибо, – тихо сказала Мария, глядя на сына. И доктор заметил, как ее холодные и грустные зеленые глаза потеплели. А еще в них в очередной раз умерла крохотная, едва видимая надежда.

– Хорошо, что вы пришли сегодня, Мария Эдуардовна, потому как у меня все же есть какие-никакие новости касаемо вашего сына. Сегодня, когда я утром просматривал его ночную энцефалограмму, я отметил ранее небывалую мозговую активность. Такую, которая бывает у абсолютно здорового, а что самое интересное, у бодрствующего человека. Это ключевой момент. И в то же время самый непонятный. Эрик, конечно, и до этого приносил нам много сюрпризов и, можно сказать, сенсаций, но сегодня было что-то кардинально новое.

Мария криво усмехнулась.

– Но тем не менее он до сих пор без сознания вот уже почти как год.

– Да, но после сегодняшних данных есть надежда. Точнее… Не буду вас обманывать или обнадеживать, но это хоть какое-то изменение. Сдвиг с мертвой точки, если хотите.

– Но ведь у него и до этого были всплески мозговой активности, которые вы всякий раз отмечали как «невиданные» и «небывалые».

– Да! Но никогда не было таких, как у человека бодрствующего! Для науки это… – доктор осекся. – Извините. Я понимаю, что вам сейчас вообще не до науки.

– Ничего-ничего! Продолжайте.

– Мы каждый день регистрируем мозговую активность Эрика. И по всем результатам его мозг работает как у полностью здорового человека, живущего полной жизнью. Можно даже сказать исходя из этих данных, что жизнь он проживает очень яркую и насыщенную!

– Доктор, вы что, смеетесь надо мной? – с горькой усмешкой спросила Мария. – О какой жизни вы говорите?! Мой сын, считайте, целый год овощем лежит на вашей больничной койке!

Женщина указала пальцем с красивым маникюром на мирно лежащего Эрика. Видно было, как ее рука нервно подрагивает. Антон Николаевич в ответ на это тяжело вздохнул и, разведя руки в стороны, сначала отвел взгляд, а затем с болью в глазах посмотрел на Марию.

– Мария Эдуардовна, – мягко и тихо сказал он, – у меня самого две дочки. Как отец я вас прекрасно понимаю. То, что произошло с вашим сыном, ужасно и немыслимо. Я бы врагу не пожелал испытать подобное. И мне искренне жаль вас. Все, что я хочу сказать, – это то, что благодаря этим чудовищным обстоятельствам науке выпал невероятный шанс разобраться в работе нашего мозга на совершенно новом уровне. Уровне, который нельзя было предположить даже в самых смелых фантазиях.

Смысл сказанных доктором слов доходил сейчас до Марии очень отдаленно. Она почти не слушала Рукосуева, ведь он в очередной раз пел ей ту же самую старую песню о науке и, как и все разы до этого, ничего не говорил о шансах самого Эрика выйти из комы.

Антон Николаевич продолжил свою горячую речь о том, как волею случая ее сын стал локомотивом мировой нейробиологии. В то время как она сжимала легкую и тонкую руку сына в своей и всматривалась глазами, подернутыми пеленой слез, в его серое, такое спокойное сейчас лицо. И, как и всегда во время своих визитов, в тысячный раз прокручивала в своей голове ту самую ночь, после которой Эрик заснул и больше не просыпался.

Тогда он пришел к ней. Был уже поздний вечер. С порога мать сразу же увидела мрачную тень на лице сына. Живые, умные и яркие глаза его были полны горя и усталости. Она уловила это в них по самому первому взгляду, несмотря на то что Эрик тогда вообще старался как можно меньше встречаться с ней взглядом.

– Что-то случилось, сынок? – осторожно начала она. – Ты так неожиданно… Даже не позвонил.

– Эх, мама… – Эрик поднял голову кверху и выдавил из себя подобие улыбки. Улыбка получилась горькой и печальной.

– Случилось, да… – продолжал он. – Тебя как всегда не проведешь! С чего бы начать… В общем, сегодня застал Марину с другим…

Мария Эдуардовна после этих слов даже прикрыла рот ладошкой, так что на ее лице остались видны только огромные округлившиеся глаза.

– Мальчик мой!.. Вы же с ней должны были пожениться через месяц! О Господи! – было видно и слышно, как всегда сдержанная, а кто-то бы даже сказал, холодноватая Мария Линдгаард сейчас была вне себя от шока.

– Да, вот так! – развел руками Эрик и выдавил из себя еще одну кривую улыбку. – А ехал я домой, чтобы поделиться с ней другой интересной – в кавычках – новостью. О том, что наш проект по многоствольному заканчиванию, над которым я вот уже черт знает сколько работал, внезапно пошел по п… Ну, ты поняла. И обвиняют во всем меня. Сегодня директор недвусмысленно дал понять, что дальше нам будет не по пути. М-да… И я хотел поделиться этим с ней!

– Мой дорогой! – сказала Мария Эдуардовна, подходя и обнимая сына. – Ну, подумаешь, проект!.. Пошли лучше поедим, выпьем чаю…

– Да какой чай, мама! Там при первых же испытаниях погибло два человека. Там рисуется уголовная статья!

Опешившая Мария при этих словах снова закрыла рот ладонью, а в ее глазах отразился самый настоящий ужас.

– Я прямо сейчас позвоню твоему отцу. У него, помнится, был неплохой адвокат, – сказала она, взяв себя в руки после недолгой паузы.

– Да-да… позвони, конечно. А я прямо сейчас почему-то очень хочу спать, – тихо сказал Эрик и прошел в свою старую детскую комнату.

Мария слышала, как он разделся. Негромко прошелестело покрывало, после чего с легким скрипом матрас прогнулся под давно уже не ночевавшим на нем Эриком. Матрас помнил его мальчиком, потом долговязым костлявым юношей, даже стройным молодым человеком. А теперь принял на себя взрослого, тяжелого как телом, так и душой мужчину.

Буквально через несколько минут Мария зашла в комнату сына, чтобы пожелать ему спокойной ночи, но Эрик уже крепко спал. Тогда женщина склонилась и тихо поцеловала его в лоб. Тогда она еще не знала, что разговаривала с сыном в последний раз.

Доктор Рукосуев тем временем все продолжал говорить. О том, что не стоит отчаиваться, что в любой момент Эрик может проснуться и что Мария, естественно, узнает об этом первой. Говорил также и о том, что жизненным показателям и умственной активности ее сына может позавидовать любой. В общем, все то, что она слышала уже сотни раз до этого. Она отпустила руку Эрика и посмотрела на доктора. Ничего нового не произошло и в этот день, и можно было уходить.

После формального прощания каблуки вновь застучали по коридору, постепенно стихая. Доктор Рукосуев слушал удаляющиеся шаги и смотрел на Эрика, думая о чем-то своем.

Вдруг внезапно энцефалограф высоко пискнул, сообщая об изменении записываемых показателей. Антон Николаевич тут же метнулся к компьютеру и пошевелил мышкой, выводя тот из спящего режима. Три графика в программе аппаратуры бешено скакали вверх и вниз. Доктор щелкнул мышкой, приказывая машине выводить на печать дальнейшие наблюдения, и из принтера поползла лента энцефалограммы. Пульс Эрика также подскочил. Об этом сообщил тревожный сигнал кардиомонитора, к которому тот был подключен.

«А вот это уже кое-что необычное», – подумал Рукосуев и быстро подошел к Эрику. Он взял своего пациента за запястье, проверяя пульс. Убедился, что тот действительно сильно участился и приборы не врут. Другую руку он приложил ко лбу Эрика. Лоб был сухой и горячий. Прямо сейчас температура Линдгаарда очень быстро ползла вверх.

В то время как доктор прикидывал в голове свой дальнейший алгоритм действий, в палате моргнул свет. Один раз. Затем несколько раз заморгал часто. Затем погас на несколько секунд и снова зажегся.

Рукосуев бросился за шприцом и нужной ампулой в соседний кабинет. Он совсем не заметил, как за окнами в это время сгустились тучи и первые молнии прорезали небо. Со шприцом в одной руке и набором ампул в другой Рукосуев быстро вернулся. В палате ярко-ярко горел свет. Казалось, все лампочки светили ярче минимум в два раза. Все медицинские приборы, к которым был подключен Эрик, громко пищали, перекрикивая друг друга в отвратительной какофонии. Гром гремел снаружи. Оконные створки в палате с грохотом распахнулись. Стекла разбились от резкого удара створок о стены. Но самое страшное было то, что тело пациента доктора Рукосуева – Эрика Линдгаарда – сейчас сотрясали крупные чудовищные судороги. Пульс его, отображенный на мониторе зеленой линией, скакал вверх и вниз бешеным галопом. Принтер продолжал выплевывать энцефалограмму, экстремумы графика на которой не вмещались в узкую полоску бумаги. Доктор замер, но лишь на мгновение, мозг его лихорадочно пытался найти решение. И вот он ногтем дрожащего пальца со второго раза подцепил-таки защитную металлическую полоску на ампуле с адреналином. Обливаясь потом, предельно сконцентрированный, он медленно попал иглой шприца в резиновый пятачок ампулы. Набрал шприц, выпустил воздух…

И тут все закончилось.

Свет стал гореть как обычно – не ярко и не тускло. Даже ветер за окном, казалось, стих. Но самое страшное было то, что графики на приборах жизнеобеспечения перестали плясать и теперь бежали вперед ровными линиями под аккомпанемент длинного писка. Тело Эрика больше не трясло. Рукосуев, дрожа всем телом, согнулся, приближая ухо к губам своего пациента. Постоял так около минуты. Дыхания не было. Судя по все показателям, Эрик Линдгаард был мертв.

В оформлении обложки использовалось фотография со следующего ресурса (бесплатный сток): https://pixabay.com/photos/france-thunderstorms-lightning-2658990/