Читать книгу: ««Orbi Universo». Править всем миром», страница 2

Глава Вторая, Где Зою сватают в Министры, а Пётр Петрович мнётся и сомневается

Двадцать первое декабря две тысячи двенадцатого года, пятница, после полудня

Глава Вторая, Где Зою сватают в Министры, а Пётр Петрович мнётся и сомневается

Двадцать первое декабря две тысячи двенадцатого года, пятница, после полудня

…Не успели двое кареглазых таджиков под надзором длинноносого загрузить джутовый мешок с золотым гербом в багажник черного джипа министра, присовокупив к нему также и картину («Мы заметили что она вам понравилась, это подарок от нашего Хозяина», а огонь на картине и правда был зачетный, завораживающий какой-то, он поднимался вначале стеной, затем летел струями, а затем искрами прямо в какую-то бездонную немыслимую прорву в небе, словно раздвинутую крыльями огромной птицы, летел как живой, блеск, а рама какая! Плевать на дыру) как раздался телефонный звонок. Звонил ответственный товарищ из Аппарата Президента, его старый знакомец ещё по тем временам, когда они открыли первое в стране частное придорожное кафе «Таверна», на 141-м километре Минской трассе, в те годы, когда говорили: «Куй железо, пока Горбачёв», вот они и ковали.

Товарищ доковался до степеней известных, и самого Петрова давно бы двинул куда-нибудь в губернаторы Засранского или Угрюмского края, но Петров был настолько удовлетворен своим нынешним положением, настолько чувствовал себя нужным людям, особенно некоторым, что запретил ему даже думать об этом. «Слава, – говорил он, – Я в твою тмутаракань в срань-засрань не поеду, мне и тут хорошо», и все оставалось на своих местах.

Мобильник заверещал знакомым: «Выборы, выборы, депутаты – пидоры», сигнализируя, что звонит лицо весьма значительное, и Пётр Петрович снял трубку.

– Петрович, такое дело, – начал с места в карьер знакомец, – У тебя твоя Зоя – сейчас где?

– Сейчас работает у меня помехой справа, – удливлённо ответил Министр, – В принципе, справляется.

– Нет, кем она работает в рабочее время, – уточнил товарищ из Администрации, – Что жены делают в нерабочее время я знаю, я сам женат.

Не так давно жена из скромного старшего бухгалтера Саратовского водоканала, пару лет после свадьбы поработав под мужним крылом в финотделе Правительства Московской области, была удачно пристроена заместителем финансового директора крупнейшей Госкорпорации, совершенно случайно, ровно после того, как этой Госкорпорации потребовалась земля в Московской области. Просто так удачно сложилась, и никто не виноват.

Петрович рассказал, кто.

– Ну, я так и думал – облегчённо вздохнул знакомец, – Опыт работы в гос структурах! Опыт работы в нефтегазовом секторе! Класс. Супер. То что нужно. Будешь мне должен по гробовую доску, понял?

– Может, и буду, – откликнулся Петрович, выруливая на Бульварное кольцо – Обрисуй в общих чертах, на черта тебе Зоя?

Зоя подняла левое ухо, и сделала вид что занята ремнём безопасности. Замок как-то всё не застегивался и не застёгивался, поэтому поневоле пришлось наклониться к мужу поближе.

– В Правительстве перетрубация намечается, Брюнетку съели методом возгонки наверх, Блондинко уходит сама, короче срочно нужны две бабы – срочно две бабы! – на посты министров, будем рассматривать. САМ сказал. Ты понял? САМ сказал! Готовь объективку прямо сейчас. Быстро! Кто не успел – тот опоздал.

Петрович слушал с интересом. «Не наступить бы кому нить на хвост, – подумалось ему, – Съедят же с потрохами».

– Ты самого главного не знаешь, – продолжил знакомец, – Старик, того-с… уходит. Всё решено только что, вот около двенадцати. Не сработался он с бульдозером.

Петрович засмеялся.

– Слушай, там без моей Зои тяжеловесов своих хватает. Не шути так.

– Делаем сначала замом, затем без особого шума – первым замом, – (знакомец перешел на театральный шепот) – присваиваем Действительного Госсоветника. Потом наш Отмороженный подаёт в отставку, и Зоя Павловна автоматом становится ИО. Затем высочайший Указ – и Министр Финансов – наш человек. Упс.

– Шутишь, да?

– Какие шутки… Там расклад такой. Старик сидел на кассе десять лет. Все реальные люди (ты их всех знаешь) накопили друг на друга мешки компромата. Читал вчера в «МХ» про N…? Это только начало… Короче, они заблокировали друг друга намертво, нужен совершено новый человек, не из Системы… Им самим нужен, прежде всего… Иначе они там все яйца друг у друга поотрывают, поочерёдно, и с удовольствием.

Петрович представил себе жестких мужиков, каждый из которых по кругу держит соседа за яйца, чтоб тот не дернулся невзначай, и не отпустит ни при каких обстоятельствах, хоть что, хоть небесная твердь рухнет на землю, и ситуация стала ему понятна.

– А вместо кого? Кого будем двигать? Сил-то хватит?

– А, ты ещё не знаешь. Никого уже таки двигать не надо. Всех уже подвинули за нас. Зам министра финансов скончавшись у нас сегодня ровно в полдень, прямо на рабочем месте. Под конец года поработать хотел. Видишь какая польза от трудолюбивых иногда проистекает.

Собеседник сдержано засмеялся.

– Ты представляешь, Петрович, вот как нарошно сегодня: Только часы пробили двенадцать, ну наверное минут через десять вызывают наверх насчёт двух баб-министров, потом звонок, что Старик уходит с Минфина, начинаю думать, кого туда толкать, и кого куда двигать, через пять минут звонок – зам минстра финансов отошел в мир иной, шикарная вакансия. Просто сказка какая-то. Никого двигать не надо, все сами уходят.

– А, вот ещё, – вспомнил вдруг товарищ, – У тебя Зоя сейчас блондинка или брюнетка?

– Брюнетка. И всегда была, – удивился вопросу Пётр Петрович, – Но если надо можем и перекрасить.

Зоя аж подскочила на кресле, так что стукнулась головой о потолок, и стала набирать воздуха побольше, побольше, чтобы объяснить глупым, что перекрашивать её невозможно ни при каких обстоятельствах, но не понадобилось.

– Отлично, отлично не надо прекрашивать! Блондинок у нас и так перебор, из кандидаток очередь стоит. Тут у нас Премьер ещё в кадровую политику вмешивается, говорит, привык что на заседании у него слева блондинка а справа брюнетка сидит, на Правительстве, требует, топает ногами чтобы так и осталось, а то дескать, работа пострадает, у него там супруга на феншую тронулась, а он за ней.

Ситуация окончательно прояснилось. «Что-то как-то попёрло, – подумал осторожный Пётр Петрович, – Факт попёрло. Это к добру или не к добру?!» – и он задумался об этом, взвешивая риски. Впрочем, долго думать ему не пришлось, так как помеха справа занучтокала.

– Ну что?! – Спросила она уже возмущенно, так как в третий раз, – Ну что там. Что там я?!

– Все очень серьезно, Зоя, – сделал мрачное лицо Министр, – Более чем. Ты знаешь что сегодня конец календаря Майя?

Зоя знала.

– Так вот, через шесть часов конец света Это секретная информация. Всех кому следует знать предупреждают, срочно собираем вещи, и в Бункер. Я с трудом уговорил их чтобы тебя тоже вязли. Но тебе придётся мыть там полы.

Министр сделал длинную паузу, и придал лицу форму кирпича.

Зоя вначале с полминуты ошарашенно смотрела на дорогу, представляя себе, как моет полы в Бункере, а потом долбанула мужу по кумполу, и он понял, что шутка раскрыта.

– Зой, – спросил он просто, – Министром финансов пойдешь?

Зоя помолчала, глядя на дорогу, затем пошарила у мужа в правом кармане, достала пачку жевательной резинки, взяла две мятные, и вместо того чтобы жевать проглотила их.

– Пойду.

И кивнула для верности головой, а потом ещё.

Глава Третья, Мы встречаем Якова Самуиловича, он грызёт печать и рассказывает как пил кровь молодого фельдегеря

Двадцать второе декабря две тысячи двенадцатого года, суббота, около десяти утра

…Яков Самуилович появился в доме Петровых как плесень – тихо, незаметно, и навсегда. Избавиться от него было практически невозможно, да никто и не пытался. Тем более, что старичок-то был забавный.

Странности в доме, впрочем, начались ещё до прихода Якова Самуиловича. Не успела Зоя Павловна выскочить из-под края одеяла – того самого, прижимающего, спалось под которым, как оказалось, слаще сладкого, и не нужен ночник, так как оно распространяло какой—то янтарный свет, очень приятный и так слегка-слегка, как ноги сразу нащупали кота Мардана, а под ним – (Мя-у!) -теплые тапочки, которые не пришлось, как обычно, по утрам, собирать по всей акватории, удивляясь, как и кому могла придти в голову мысль разместить их вечером в такой странной конфигурации, что само по себе было необычно, хотя, конечно, пустяк. Такими же пустяками, впрочем, было и всё остальное. На кухне расцвел кактус, который не цвел все последние четыре года, с тех пор, как был в шутку подарен на свадьбу дальним родственником из Саратова, дядей Женей, ничего больше не сделавшего заметного для Истории, а в доме стоял полный и идеальный порядок, который не смог порушить даже уехавший с утра по делам муж, что само по себе было странно, так как Зоя любила наводить а он нарушать и убежать потом, потому что работа. Размышлять над приятностями, впрочем, проще, чем чахнуть над неприятностями, особенно с утра, тем более таких мелких пустяков в это утро было предостаточно, и Зоя приняла все это с чувством человека заслужившего всякие мелкие радости потому что жизнь сложная и почему бы нет.

Зоя Павловна вдумчиво полила разродившиеся сразу семью роскошными цветами колючее растение, поощряя его к дальнейшим славным свершениям словами (один цветок наверху, и по три с каждого края, ровной лесенкой, совершенно роскошно, словно садовник, в которого наконец-то влюбились, решил сделать даме приятное), когда её занятие икибаной прервала мелодия домофона.

– Откройте, Зоя Павловна, вам пакет, – раздался в трубке слегка грассирующий голос, настолько приторно вежливый, что было понятно, что с его обладателем лучше не связываться, себе дороже. Зоя, которая, в общем, привыкла, что последние годы ей по почте ничего, кроме рекламы не приходит (и ведь шлют, заразы, заказными письмами, денег им не жалко) решила было отказать, и вообще пусть кидают в ящик, но вместо почему-то этого ответила: «Входите» и нажала белую перламутровую кнопочку.

План «Взять, расписаться, и закрыть дверь» также провалился. Во-первых, запропастилась ручка. Во вторых, пакета, при ближайшем рассмотрении, оказалось два, причём один из них был перечеркнут по диагонали красной полосой, с надписью «Правительственное», и скреплён большими сургучными печатями Фельдъегерской службы, почему-то сломанными, и даже какие то верёвочки болтались, а второй конверт, серого пергамента, оказался на иностранном языке, весьма лохмато обклеенный марками очень странных государств и княжеств, на котором острый Зоин глаз, просканировав первый ряд, успел обнаружить марки Ватикана, Княжества Лихтенштейн, Герцогства Швабия, изображение Его Светлости принца Монако Альбера Второго из дома Гримальди на Северном Полюсе в окружении семи собак, и марку, повещенную пятой победе Михаэля Шумахера на Гран-при Монако в 2001 году.

Подивившись богатству филателической мысли, Зоя Павловна не углядела, как утренний гость, словно растворившись из прихожей, материализовался за её спиной, в гостиной, расположившись в её любимом кресле у камина.

– Проходите, проходите, Зоя Павловна, – наглейшим образом програссировал незнакомец сзади, из гулкого зала, с потолками ростом в три этажа, камином и лепниной, из которого отрывался вид на можжевеловый сад и каменную горку с фонтаном и водопадом, замёрзшим по причине зимы.

Зоя, теперь уже совершенно уверенная, что сейчас вышвырнет непрошеного гостя вон, пришпорила коней, и решительными шагами – цок-цок-цок (муж бы точно понял зловещее значение именно этого цок-цок) – в общем, шагами, от которых, как от шквала в полдень, не стоило ждать ничего хорошего, влетела в гостиную. Яков Самуилович – а звали его именно так – нагло, и причём удобно расположился в её любимом насиженном месте, широко закинув ногу на ногу.

– Я попросила бы вас! – решительно начала слегка взбешенная хозяйка, но замолкла на полуслове, словно приклеившись взглядом к подошве ботинка утреннего гостя, где, вместо протектора обнаружились горельефы древнейших средневековых орденов и стертые надписи вокруг них.

Как большой любитель старины и магии Зоя не могла не спросить, что за…

– Я вижу вы немного удивлены, Зоя Павловна, – не спеша начал гость, – Я должен вам кое-что объяснить. Так что же вы меня попгОсите… простИте?

Тут следует остановиться и описать его наряд, несколько необычный для наших последних времён. Вышеупомянутые башмаки светлой кожи с тиснеными мелкими рисунками каких-то мистических сюжетов покоились на довольно толстой резной сандаловой подошве, обитой по контуру золочеными гвоздиками, как банкетка в цирке, а сюртук, напоминающий костюм Петра Первого надетый им утром 4 января 1700 года, открывал в портном несомненный талант ретродизайнера. Это был скорее камзол, из камлота ангорской шерсти, глубокого темно-вишневого, почти черного цвета, заметно приталенный, с небольшим раструбом на рукавах и длиной почти до колен. Рукава и карманы, были пришиты к данному камзолу тесьмой из конопляной бечевки прошитой толстой золотой нитью.

На коленях гостя лежала кожаная папка с гербом, на котором в центре угадывалась стилизованная свастика левого вращения, обрамленная золоченой звездой Давида, и слегка стертым девизом «Imperare Orbi Universo» набранным готическим шрифтом.

– Я буду курировать вас от Мирового Правительства, Зоя Павловна, – будничным голосом, как о чём-то само собой разумеющемся произнёс гость, – Чтобы по первости Вы не наделали глупостей. Да, в конверте – Указ о назначении вас заместителем Министра Финансов, и руководителем Комитета по ценным бумагам и финансовым рынкам.

– Что-то я не виду фельдъегеря. Который должен был это принести. А не вы, – обнаружила знание процедур Зоя.

– Фельдъегеря? Ах, фельдъегеря… Мы его убили. Это раньше, знаете, ли мы по старинке пили кровь христианских младенцев. А сейчас мы на Хануку и Песах отлавливаем по фельдъегерю, иногда двух, и выпиваем их кровь.

Яков Самуилович взял конверт и погрыз на неё печать, показывая, как они пили кровь молодого румяного фельдъегеря.

– Это молодые крепкие парни. Вы не представляете, как это полезно!

Выдержав звенящую театральную паузу, Яша (позвольте его теперь так называть) рассмеялся своим неподражаемым грассирующим смехом.

– Это шутка. Фельдъегерь к вам придет на работу, в понедельник. Здесь копия, которая пришла нашему человеку в Правительство. Да вы присядьте, присядьте, Зоя, право… «В ногах-то правды нет, но нет её и выше», как у вас говорят?

Выяснить, где нет правды в этом сеансе удивительных историй не удалось, так как в калитку снова позвонили.

«Шумел, горел пожар московский, – запел звонок мелодию забытой песни, – Зачем я шел к тебе, Россия, Европу всю держа в руках…»

Но отвечать на наполеоновский вопрос было некогда – шторы пришли.

– Ах, – засуетилась Зоя, – Это же мастер…

– «Судьба играет человеком, – проявил удивительное знание русской песенной культуры ранний гость, – То вознесёт его высоко, – внимательно посмотрел он в зелёно-голубые глаза Зои Павловны, словно не договаривая главного, – То в бездну бросит без следа»…

Но Зое некогда было на намёки. Как раз в это странное утро в её уютный особняк должен был наведаться обмерщик, так как на окна Главного каминного зала (был ещё и Малый) были задуманы новые шторы. Зал этот, надо сказать, соединял разом все три этажа здания, а заканчивался наверху стеклянным фонарем в форме египетской пирамиды. Семь высоких окон, из которых то что по центру было выше остальных, а потом пониже и ещё пониже, выходили в можжевеловый сад (только розы и можжевельники, среди каменных горок красного гранита и мраморных дорожек, и более ничего, скромный минимализм). В проёмах между окнами на массивных позолоченных цепях были повешены подсвешники и светильники из страусиных яиц покоящиеся в резной золотой оправе, точно такие, как Зоя видела в монастыре Святой Екатерины на Синае, в одном из самых древних на Земле православных храмов. В храме этом, где растёт Неопалимая Купина и до сих под действует колодец Моисея, из которого тот поил свои стада случился также случай, позволяющий лучше понять за кого Зоя вышла замуж. Муж тогда на минуту исчез, и вскоре появился с блеском в глазах, как у пятнадцатилетнего мальчишки. Зоя подозрительно посмотрела на него косым супружеским взглядом.

«Что-то стырил, – подумала она, – Точно что-то стырил. По глазам вижу».

Оказалось, что лучше бы стырил. Петров наклонился к её завиткам на виске и громко-громко зашептал:

«Я в колодец Моисея плюнул».

Почему после этого нехорошего поступка следовало так радоваться Зое было не понять, так как она была девочка, причем послушная. Но – следует это признать – её всегда почему-то влекло к нехорошим дворовым мальчишкам сотворяющим всякие хулиганства, и она даже прыгала с ними с гаражей, а ещё потом со стройки с третьего этажа в кучу песка где оказался камень, отчего у неё на голове навсегда осталась отметина заботливо прикрываемая челкой.

«Так что ты, Петров, у меня не первый лежачий камень в жизни», – говорила она мужу, когда была в хорошем настроении.

Муж, который был тот ещё хулиган, и, несомненно, ободрал бы и растущую там же Купину Неопалимую на букеты, но умные монахи предусмотрительно огородили это место, и бдили.

– Будешь наказан, – сказала она мужу строго, – Тебя накажут за это.

– Кто?! – удивился муж, – Никто ж не видел.

– Кто надо, – ответила жена, – Кто надо видел. Будешь гореть, а тебя черти будут смолой поливать. Хочешь, фреску покажу? Там ты есть.

И они пошли смотреть фреску, а после и совершенно забыли об этом случае. Но тут вдруг вспомнилось все разом, и даже то, что с привезенного тогда с Синая барабана ни разу не стиралась пыль, и надо бы стряхнуть.

Посмотрев вверх мастер поцокал языком и достал лазерный дальномер.

– Двенадцать метров в высоту, – пояснил он, щёлкая что-то на калькуляторе, – Семь окон… Это будут … – Он показал получившуюся сумму хозяйке. Сумма эта, равная цене небольшого авто слегка удивила заказчицу, Но при госте торговаться было неудобно.

– Это же натуральный шелк, – попытался развеять сомнения хозяйки мастер, – Это дорого.

– Хорошо, пишите счёт, но муж его проверит, – холодным голосом сообщила она.

Утренний гость, кажется, только и ждал случая подать голос.

– Не кажется ли вам, Зоя Павловна, что натуральное золотое шитьё было бы более уместно в вашем нынешнем высоком положении?

Старичок опрометчиво вторгся в ту заветную область отношений жён и штор, куда вторгаться не позволялось никому. Право выбирать шторы было отвоёвано женщинами в тяжелых классовых боях, и такой стратегический плацдарм затак не сдают.

Зоя смерила наглеца взглядом, который мог бы удавить удава, и постаралась промолчать, но не вышло.

– Вы играете с огнём, – предупредила она не в меру распоясавшегося гостя подтвердив сказанное движением ладони левой руки сверху вниз рассекающей голову нахала пополам как арбуз.

– Ах нет, Зоя Павловна, увольте, с огнём на этот раз играете вы… Но кто же знает, что порох, пока не упала свеча.

Зоя не нашлась, что ответить.

– Мы бы, конечно, клали соломки погуще, там, где бы упали, если бы знали заранее, где упадем, но тогда, увы, нас в этом месте ждал бы не лёд, а пожар… Бог у нас большой шутник, верно? Впрочем, что это я разговорился. Разговоры пустое. Запал и порох, Зоя Павловна, нельзя разлучить, можно лишь отсрочить это свидание.

Яша ненадолго замолчал, что всегда давалось ему с большим трудом, и грустно покивал головой, словно зная что-то такое, о чем не мог говорить.

– Я хорошо знал вашу прабабушку, Фамарь Моисеевну – наконец продолжил Яков скомканною шторами беседу, – Очень хорошо знал.

Зоя, которая помнила, что прабабку вообще-то всегда завали Тамара Михайловна, не стала возражать. Фамарь Моисеевна, так Фамарь Моисеевна – по сравнению со всем, что случилось в это утро это были такие пустяки.

– Фамарь Моисеевна, зачем же вы сомневаетесь, родом из Польши, львовская мещанка, крещеная в Саратове для своего замужества с дворянским сыном, от которого была тяжела уже вашей бабушкой, нашедшая счастье с этим очаровательный чернобровым юношей, названного за этот брак отцом Иудой сраным, и проклятого за их помолвку, и затем лишенного отцом всякого наследства…

Всё совпадало, кроме имени. Решив пока не связываться с разбором туманной саратовской генеалогии, Зоя наконец поняла, что её беспокоило в этом визите, кроме гербов на подошвах незнакомца, о которых она решила спросить позже и отдельно.

– Вы мне вот что объясните. Яков. Как же вы сюда прошли, в наш посёлок, без пропуска?

Зоя Павловна склонила голову ожидая объяснений.

– О, это так просто, Зоя Павловна. Вы конечно помните Вольфа Григорьевича Мессинга, уроженца Голгофы, Кальварии, и великого представителя гурских хасидов. Нашего человека, который работал с Эйштейном, Фрейдом, Ганди, с Марлен Дитрих, через которою знал весьма многое, с маршалом Пилсудским, и наконец, со Сталиным. Помните тот самый случай когда он прошел к Иосифу без пропуска?

Это не сложно, все мы умеем это, возможно, без такого блеска, с каким это делал Вольф. Как? Вы смотрите человеку в глаза – важно чтобы он оторвался от своих бумажек и наконец посмотрел вам в глаза, вот так смотрите – (Яша показал глазами как) – и после этого он верит во все, что вы ему скажете. Вы протягиваете ладонь и он видит пропуск. Вы велите военному отдать вам честь как генералу – и он отдаёт вам честь как генералу. Наконец, вы велите женщине раздеться – и она таки раздевается!!!

Яша торжественно воздвиг руки к небу намекая что на то тоже есть воля Всевышнего.

– Шучу, шучу, шучу, – опять засмеялся он своим неподражаемым слегка картавым смехом, – Шучу. Ох уж, эта молодость…

Зоя Павловна умерила строгость взгляда.

– Итак, Мессинг… Впрочем, вы вскоре встретитесь с ним и спросите всё сами. Он научит вас таким вещам!

– Мессинг? Он же умер сто лет назад?!

– Я вас умоляю Зоя Павловна, такие люди не умирают. Они лишь уходят в тень.