Черные комиссары

11

На спуске в очередной овраг Гродов немного отстал от майора и, метнувшись в сторону, за кустарник, прошелся короткой очередью из автомата по широкому стволу старого дуба. Затем выстрелил из пистолета. Ни одна щепка от ствола не отлетела, ни одного входного отверстия от пули не осталось.

«Вот теперь все стало на свои места, – остался доволен собой капитан, пристраиваясь у дерева, чтобы помочиться. – Там и там патроны холостые. Гранаты нам тоже наверняка учебные подсунули».

– Что за пальба, артиллерист?! – возмутился майор, когда, метнувшись наискосок, Гродов догнал группу. – Ты что, совсем обезумел?

– Все те же обстоятельства, товарищ майор.

– Какие еще обстоятельства?!

– Отошел к дереву по нужде, а там – змея, – решил Гродов не разрушать легенду учений. – Если бы не скосил – случилось бы непоправимое.

– Ну, разве что змея… – недовольно проворчал Воронов.

– К тому же неизвестно, куда именно эта змея ужалила бы, – хохотнул капитан Сергеев, доселе считавшийся наиболее молчаливым в группе.

Лишь когда последовала еще одна команда: «Всем – вниз!», Гродов понял, что явно недооценивает берегового подполковника: второе десантирование все же состоится. К моменту их приземления в перелеске между двумя деревушками десантники подполковника Савельева, высадившиеся чуть раньше, уже разворачивались в цепь, готовясь прочесывать густой, чернеющий в низинной равнине бор. И командир отряда, и его подчиненные были явно взволнованы: звучали приказы, красноармейцев готовили к серьезной стычке с врагом. К тому же Гродов обратил внимание, что бойцов здесь вдвое больше, чем тех, что были сюда десантированы.

«Неужели даже подполковник Савельев не знает о том, что появление здесь вражеских диверсантов – всего лишь учебная легенда?» – усомнился Гродов. Или же случилось непредвиденное: диверсанты действительно есть, а ему и прочим офицерам, которые прибыли с ним, по какой-то чудовищной ошибке выдали оружие с учебными холостыми патронами?

Гродов уже хотел поделиться своими подозрениями с майором Вороновым, но поступила команда подполковника: «Продвигаться скрытно, без разговоров и стрельбы. Огонь открывать только в самом крайнем случае. Всех обнаруженных в лесу – задерживать и передавать группам второго эшелона, которые продвигаются за основной цепью в виде арьергардного заслона и резерва».

Бор оказался небольшим и обрывался у края обширной низины, за которой проходила железная дорога, судя по всему, заброшенная, поскольку рельсы едва просматривались сквозь заросли сорняка. Пройдя еще немного по кромке низины, десантная группа обнаружила себя почти у самого болота, в полуразрушенной лесной сторожке, над обвалившейся крышей которой еще издали просматривалась радиоантенна.

Когда сторожку окружали по периметру поляны, на которой она располагалась, Гродов обратил внимание, что никакого охранения диверсанты не выставили, но объяснил это тем, что, очевидно, за подходами к стоянке наблюдают из руин. Однако все прояснилось очень быстро. После команды подполковника: «Всем, находящимся в развалинах, выйти и сдаться, жизнь гарантируем! Стреляем пока что в воздух!» действительно последовало с полдесятка автоматных очередей и винтовочных выстрелов в сторону полуосевшей крыши, над которой вскоре появилась какая-то белая тряпка. Когда выстрелы затихли, из руин донеслось:

– Прекратить стрельбу! Мы сдаемся!

Но голос, который извещал о победе десантников, капитан Гродов не спутал бы ни с каким другим, поскольку он принадлежал Бекетову. Каковым же было разочарование подполковника Савельева, когда он действительно увидел, что из руин выходит Бекетов, а вслед за ним, убедившись, что «сдача» проходит мирно, появились девушка-радистка и двое бойцов с автоматами.

– Учебная операция завершена! – прокричал береговой подполковник. – Всем оставаться на своих местах. Оружие разрядить. К нам приближаются только подполковник Савельев, майор Воронов и капитан Гродов!

– Товарищи офицеры, только что вами успешно завершена очередная учебная антишпионская операция. Всех благодарю за службу.

– Жаль, что это всего лишь оказалось учебной игрой, – проворчал Савельев, – я уж поверил было…

– И даже готовили себя к тому, чтобы привинтить к гимнастерке орден за ликвидацию особо опасной диверсионной группы, – едва заметно улыбнулся Бекетов. – Понимаю. С орденом придется повременить.

– Да нет, я не к тому… – попытался оправдываться несостоявшийся орденоносец, однако Бекетов прервал его:

– Вы, подполковник, сейчас посадите всех бойцов на грузовики, – указал он в сторону выдвигавшихся из лесной дороги машин, – и доставите их на полевой аэродром, с которого взлетали. Кстати, он расположен всего лишь в шести километрах отсюда. А здесь, под руинами лесной хижины, находится дот передового охранения аэродрома. Сами эти руины, как вы понимаете, всего лишь маскировка. Еще несколько таких же дотов построено по всему его периметру.

Майор и подполковник Савельев удивленно и в то же время разочарованно переглянулись. Они чувствовали себя людьми, над которыми некорректно, почти глупо, подшутили. Но самого Гродова это не касалось. В эти минуты он вообще плохо воспринимал происходящее. Как только радистка задвинула на затылок капюшон своего маскхалата, он сразу же узнал в ней Валерию. Поняв, что их миссия завершена, сопровождавшие радистку автоматчики скрылись в своем доте, серый купол которого просматривался сквозь щель между блоками руин, а девушка осталась и продолжала сверлить Гродова взглядом своих черновато-коричневых, «сливовых» глазищ. Причем влюбленных, как хотелось бы верить капитану.

– А вам, капитан береговой службы Гродов, предстоит еще один прыжок. Понимаю: третий в течение дня – перебор. Зато основательно закрепляет опыт.

– К третьему тоже готов, товарищ подполковник, – даже переведя взгляд на Бекетова, он все еще косил глаза на девушку, само появление которой казалось ему наиболее невероятным во всем этом контрразведкой поставленном спектакле.

– Майор Воронов, наш артиллерист поступает под вашу опеку и ответственность. Кстати, как считаете, «благотворительный десантный пинок» пошел ему на пользу?

– Свидетельствую: капитан Гродов обошелся без пинка и прыгал без колебаний. Редкий, доложу вам, случай, если учесть, что парашютом его наделили вообще без какой-либо предварительной подготовки, что крайне опасно.

– Ну, извини, артиллерист-береговик, – одарил выпускника курсов своей милейшей ухмылкой Бекетов. – Что поделаешь, такой у меня метод подготовки настоящих контрразведчиков.

– Да это я уже уловил.

– Теорией парашютного десантирования мы с тобой потом как-нибудь займемся, на досуге.

– После двадцать первого прыжка, – ответил ему с той же ухмылкой Гродов.

– Но ведь майор утверждает, что все идет нормально. Кстати, замысел мой штабистский ты так и не разгадал: поверил, что действительно идете на задержание вражеской агентуры.

– Ошибаетесь, товарищ подполковник. Сомнения возникли с самой первой же минуты.

– Сомнения могли возникать у кого угодно. Доказательств нет.

– На холостых патронах вы прогорели. Еще по пути к водяной мельнице я специально чуть отклонился от группы и в упор расстрелял ствол дерева – из автомата, а затем пистолета. Майору объяснил, что истребил попавшуюся по пути змею.

– Так ты уже тогда все понял?! – с обидой спросил его Воронов.

– Не хотел срывать штабной замысел подполковника Бекетова. Он ведь строился на вере десантников в правдивость легенды о заброске в тыл группы диверсантов, снабженной рацией, – вновь перевел капитан взгляд на Валерию.

– Извините, забыл представить, – только теперь «вспомнил» о стоявшей чуть позади него девушке подполковник. – Перед вами одна из лучших наших десантных радисток, и не только радисток, – лейтенант Валерия Лозовская. По-моему, вы уже немного знакомы, а, капитан?

– Извините, впервые вижу.

– Значит, показалось. Бывает, – спокойно отреагировал подполковник. – Не исключено, что в ваши южные края отправим, уже в виде инструктора.

Гродов прошелся по девушке взглядом так, словно и в самом деле видел ее впервые, и почти разочарованно пожал плечами.

– Знать бы, где к тому времени окажусь я сам…

– Тоже верное замечание.

Самолет появился так внезапно, словно вынырнул из самой гущи бора. Описав круг, он уселся на поляне рядом с офицерами.

– Диверсионное десантирование на «вражеский» аэродром будете осуществлять только вы, капитан Гродов. – Объяснил Бекетов, указывая рукой радистке в сторону машины. – На сей раз в одиночку. Считайте это своим зачетным прыжком.

– В принципе, я могла бы прыгнуть вместе с товарищем капитаном, – наконец-то прорезался голос у радистки.

– Уже сказано было: прыжок одиночный, зачетный, – отчеканил Бекетов, а выдержав небольшую паузу, объяснил: – Опасаюсь, как бы после такого совместного десантирования вас потом не пришлось долго искать по окрестным лесам.

– Уж не намекаете ли вы на то, что мы собираемся бежать от вас? – с легкой долей игривости поинтересовалась Валерия.

– А кто вас знает?! Может, и собираетесь. Не зря же всех вас полковник Мытищин именует не иначе, как «вояками Тутанхамона двенадцатого».

Во время этого прыжка Гродова роль «благотворительного десантного пинка» сыграл возрожденный им в памяти взгляд радистки, под которым капитан готов был шагнуть за борт самолета даже без парашюта.

Уже дергая за спасительное кольцо, Дмитрий успел заметить, что, подхваченный мощным потоком воздуха, он несется прямо на огромное, охваченное предзакатным пламенем солнце. «Нет, это пока еще не то пламя, на котором тебе суждено полыхать, капитан!» – напророчил себе новопосвященный десантник.

12

Не по-армейски располневший штандартенфюрер фон Кренц поражал своими чертами лица. Несоразмерно выпяченный угловатый лоб, надбровные дуги, нос, губы, скулы – все удивляло своими размерами и своей первозданной неотесанностью. Он был похож на статую Гаргантюа, очертания которой мастер поначалу основательно наметил, а затем вдруг, разочаровавшись в своем замысле, так и оставил в виде гранитной заготовки.

– У вас, обер-лейтенант Крамольников, всего семь дней для того, чтобы надышаться воздухом свободы, забыть о повседневной опасности и вдохновиться перед новым рейдом, на сей раз – в предфронтовую полосу. – Движением фокусника, расстилающим перед зрителями скатерть-самобранку, штандартенфюрер развернул перед поручиком карту юга Украины и Молдавии. – В духе, так сказать, откровенной фронтовой авантюры.

С момента появления в каюте фон Кренца бригадефюрер решил довольствоваться молчаливой ролью случайного присутствующего. Вот только и сам штандартенфюрер, и поручик так и не смогли ни избавиться от его иронически оценивающего взгляда, ни демонстративно проигнорировать его.

– Десантирование будет производиться вот здесь, – указал он пальцем на точку, к северо-западу от Балты, которая до недавнего времени была столицей Молдавской автономии, – в районе Савранского леса. Если верить этой карте, южнее сколько-нибудь больших лесов уже нет.

– Проверено: дальше – голые степи. Тем не менее хотелось бы оказаться в районе балтских лесов в мундире и с документами не лесничего, а, на худой конец, милиционера, чья форменная одежда воспринимается в Совдепии с глубоким почитанием, или же – что еще внушительнее – офицера НКВД.

Штандартенфюрер тут же намерен был оспорить это желание, но запнулся на полуслове. Такого властного диктата он не ожидал. До сих пор агенты, с которыми ему приходилось работать, покорно принимали ту легенду, которую им навязывали режиссеры из разведывательно-диверсионного отдела РСХА.

– Вообще, мы намерены были забросить вас в гражданской одежде и с документами директора некоего поселкового Дома культуры. Учитывали, что эта должность соответствует вашей артистической натуре, а главное, не представляет никакого интереса ни для милиции, ни для НКВД.

– Прикажите срочно подыскать в «костюмерной» разведки или пошить мундир с погонами капитана милиции. Удостоверение личности на этот чин у меня есть. Причем абсолютно надежное.

Кренц вопросительно взглянул на бригадефюрера. Тот едва заметно кивнул и произнес:

– Только учитывая особую важность операции…

– Принимается, о мундире мы позаботимся, – согласился штандартенфюрер с плохо скрываемым раздражением. – Сегодня же этим займется наш специалист по экипировке агентов. Не исключено, что мы действительно экипируем вас как офицеров НКВД. Что уж тут размениваться на офицеров милиции? Но в таком случае легенду вы разрабатываете сами.

– Я всегда разрабатывал их сам, в вольной артистической интерпретации.

– Мне сказали, что у вас есть опыт полетов на планерах. Это соответствует действительности?

– В румынской разведшколе доставка и десантирование агентов на планерах входили в список обязательных дисциплин. Наряду с переброской на воздушных шарах, которые, увы, мало поддаются пилотированию.

– И на воздушных шарах?! – вновь удивленно взглянул фон Кренц на бригадефюрера.

– Вид транспорта еще предстоит определить, – ушел тот от прямого ответа. – Не исключено, что вас могут забросить со стороны моря.

– Многое зависит от того, какова цель этого рейда, – подсказал поручик.

– Самая быстрая и точная выброска обычно осуществляется из самолета, но она же – и самая шумная, а значит, демаскирующая, – молвил штандартенфюрер.

– Однако мне точно известно, – заметил поручик, – что красноармейские части получили приказ огонь по воздушным целям не открывать, дабы не провоцировать военный конфликт с Германией. Все воздушные нарушения границы должны истолковываться местными командирами как провокации, на которые не следует поддаваться. Причем не поддаваться под угрозой трибунала.

– Действительно, ни одной воздушной или зенитной атаки русских в последнее время осуществлено не было, – признал барон фон Гравс.

– В таком случае воздушный бросок некоего самолета-нарушителя над территорией Молдавии, от Прута до Днестра, будет воспринят как еще одна провокация, – попытался подытожить штандартенфюрер. – А лесной массив в районе Балты, – постучал он пальцем по карте, – совсем рядом с Днестром. – Впрочем, детали десантирования мы еще обсудим с авиаторами. А теперь о самом задании. Ваша группа будет состоять из трех агентов, во главе с вами, четвертым.

– А ведь в сигуранце знают, что я работаю в одиночку, – проворчал поручик, однако штандартенфюрер невозмутимо продолжил:

– Так вот, четыре ваших спутника – румыны, точнее, националисты из той территории, которая сегодня составляет Молдавскую Республику. Ваше первое общее задание – заложить где-нибудь здесь, в лесистой местности, неподалеку от железной дороги, тайник с оружием и взрывчаткой. А также создать базу для приема диверсионной группы. Это может быть отдельно стоящий дом, в котором живет какой-либо старик: дом молдавского патриота, который верит в скорый приход румынской армии и создание Великой Румынии…

– …Или же дом человека, который пострадал от зверства коммунистов во время красного террора, массовых репрессий в тридцатые годы, и так далее, – продолжил его мысль поручик Крамольников. – В крайнем случае просто падкий на деньги уголовник. Словом, подобная методика подбора местного жителя давно отработана.

– Вы оставляете здесь группу из двух агентов – радиста и диверсанта, а с оставшимся диверсантом, тоже радистом, уходите вот сюда, – обвел штандартенфюрер небольшой круг на карте, – к Тилигульскому лиману, к месту впадения в него одноименной реки. Подполковник Петреску, который непосредственно будет готовить вашу группу к переброске в Совдепию, укажет явку, которую держит в плавнях некий местный рыбак, наш давний агент. Там вы оставляете своего радиста и пробираетесь в Одессу, в логово вашей Волчицы. За неделю до начала войны во все три точки прибудут группы диверсантов, которые будут действовать по своему усмотрению, уничтожая все, что подлежит уничтожению, истребляя командный состав и партийных активистов, ввергая советские тылы в хаос и шпиономанию.

– Вы сказали «за неделю до начала войны»? – подался Крамольников к штандартенфюреру. – Значит, вам уже известны сроки?

Кренц вопросительно взглянул на бригадефюрера.

– Окончательный срок нападения известен только фюреру, – спокойно объяснил фон Гравс. – В том случае, если он уже действительно определился с ним. Но предполагается, что это произойдет еще до конца июня.

– То есть уже в ближайшие недели? – не поверил своим ушам поручик, вспомнив, что их беседа происходит в последних числах мая. – Буквально через месяц? Понимаю, что это государственная тайна рейха, но перед очередным рейдом для меня очень важно было узнать, что дни Совдепии сочтены уже в самом прямом смысле.

– Дата нападения на Россию, действительно, является государственной тайной рейха, – молвил бригадефюрер, отбрасываясь на спинку кресла. – Но пусть вас это не смущает. Всякой фронтовой войне предшествует война пропагандистская, то есть война панических слухов, тревожного ожидания, неверия в идеологические и экономические постулаты действующей власти… Поэтому поле деятельности, поле вашей мести «красноперым» – кажется, именно так вы их называете, – безгранично.

– Следует понимать, что теперь я превращаюсь не столько в разведчика, сколько в вольного, самому себе предоставленного диверсанта?

– Считайте, что с того часа, когда вы вновь ступите на землю Совдепии, вы находитесь в состоянии личной войны с коммунистическим режимом, – предложил штандартенфюрер.

– А потому действовать можете, исходя из ситуации, но в любом случае – жестко и решительно.

– Вы забыли добавить: «А главное, эти акции должны быть заметными, вызывающими волну панических слухов».

– Что само собой разумеется, – заметил фюрер «СД-Валахии». – И еще. Учтите, что с первых же дней боевых действий, мы, служители разведки, обязаны сделать все возможное, чтобы война с Германией повсеместно перерастала для Росси в гражданскую войну. Причем на основе и социальной, и национальной розни.

Крамольников удивленно вскинул брови, решительно повел широкими, слегка обвисающими плечами, словно готовился к выходу на борцовский ковер, и только тогда произнес:

– А что, пожалуй, вы правы: растерзанная коммунистами, залитая ими кровью, современная Россия вполне готова к очередной гражданской войне.

– Уведомляю вас, поручик, – подливал масла в огонь его страстей бригадефюрер, – что на сей раз вы получите такое количество советских денег, которые позволит вам не ощущать стеснения в средствах: спаивайте, подкупайте, внушайте, вооружайте и нацеливайте… Можете создавать хоть подпольную организацию, а хоть сразу же – партизанский отряд или повстанческую армию.

– Ну, разве это не золотая пора для истинного диверсанта-профессионала? – романтически оживился фон Кренц, словно это ему самому выпадала счастливая возможность – огнем и мечом пройтись по тыловым объектам ненавистной Совдепии. – Так пусть этот ваш рейд надолго запомнится энкаведистам, войдя уже в историю очередной освободительной войны Белого движения.

13

После прыжка подполковник пригласил Гродова в штабной бункер, где Тутанхамон уступил ему комнатку начальника штаба и провел с ним короткую содержательную беседу, начав ее с фразы:

– Конечно, все то, во что мы тут играли, ничего общего с настоящей боевой подготовкой не имеет, но держался ты для первого раза неплохо.

– Благодарю за высокую оценку, товарищ подполковник.

– Почему ты считаешь, что она высокая? – интуитивно встрепенулся Бекетов, но тут же остыл и махнул рукой. – Впрочем, сейчас тебя доставят в расположение флотского экипажа, где завтра же начнут действовать секретные курсы военной контрразведки. Вас там будет всего-навсего двадцать человек. Лекции о разведках и контрразведках противника, о разработке агентуры и прочем ты будешь слушать вместе со всеми. Но осваивать рацию и заниматься личной подготовкой к спецзаданию придется по особому плану. Не слышу возражений.

– Их нет. Разве что хочу доложить, что начальником завершенных мною курсов мне было обещано трое суток для всевозможных личных дел.

– Странно, мне почему-то казалось, что личные дела твои связаны теперь с Валерией Лозовской.

Гродов немного замялся, но подтвердил:

– Кажется, так все и выглядит.

– Тогда какие ко мне претензии? Инструктором по радиоделу у тебя будет лейтенант Лозовская. Понятно, что личными делами придется заниматься вне аудитории, тут уж извини. А во всем остальном…

Гродов улыбнулся и недоверчиво покачал головой.

– Лихо закручено.

– Говорил ведь, что у меня своя методика вербовки, подготовки и всего прочего, – не без самодовольствия напомнил ему Бекетов.

– Никогда не смог бы распознать в Валерии радистку контрразведки флота.

– А зачем нам готовить радисток, у которых на любу написано, кто они такие и чем занимаются?

– И что, Валерия – тоже профессиональная контрразведчица? – неуверенно поинтересовался капитан.

– Такой же новичок, как и ты. А вот в чем она действительно профессиональна, так это в том, что имеет диплом фельдшера, поскольку окончила медицинское училище. Мало того, сейчас Лозовская учится на вечернем отделении Военно-медицинской академии. Чего ты, капитан, предположить тоже не смог бы, – явно подтрунивал над ним Бекетов.

– Всегда буду помнить, что к вам приходят люди из разных профессий, – признал Гродов.

– Вот видишь, какую массу информации ты получил о женщине, которая тебе нравится. При скрытности Валерии и твоей нерешительности ты выуживал бы у девушки эти сведения как минимум полгода.

– Если я верно понял, детство и юность ее прошли в Молдавии?

– …Захваченной румынами. То есть она была румынской подданной. Они с матерью – беженки. Отец ее, профессор медицины, был связан с коммунистическим подпольем, арестован и убит, как официально было уведомлено, при попытке к бегству. Им же с матерью удалось уехать в Венгрию, к родственникам, уже оттуда спустя несколько лет через Австрию и Польшу – в Советский Союз. Кстати, мать ее происходит из австрийских дворян с румыно-венгерскими корнями, из графского семейства Кошичей. Что же касается отца, то он – из австрийско-польских дворян, с польско-румынскими корнями, из рода баронов Лозецки, или, на польский лад, Лозовских. Порода, так сказать. Зато в совершенстве владеет немецким и румынским языками, то есть языками наших потенциальных противников.

– Странно, что с такой родословной она в нашей стране уцелела и даже дослужилась до офицерского звания.

– У нас служат и более «породистые». Если, конечно, они действительно преданы нашей идее.

– Вот как? Лично мне такие, с высокими дворянскими титулами, пока что не попадались.

– Один из таких – перед вами. Из татарского княжеского рода Бекетовых. Не скажу, чтобы это способствовало моему продвижению по службе или вообще чему-либо способствовало, но факт зафиксирован.

– Увы, мне своей родословной хвастаться не приходится.

– Что тоже имеет свои… преимущества, капитан, – грустно раздвинул уголки губ подполковник. – Были времена, когда многие из нас, породистых, охотно поменялись бы с тобой своими родословными, почитая «беспородность» как великое благо.

– Не уверен, что о тех временах следует говорить в прошедшем времени.

– Следует, – отрубил подполковник. – Возвращаясь же к Лозовской, скажу, что она нами проверена. В деле. Так что с этой стороны знакомства с ней можешь не остерегаться.

– Спасибо за предупреждение.

– Но ты ведь хочешь встретиться с Валерией не для того, чтобы обсуждать с ней «родословные» ваших предков?

– Ясно, что не для того.

– Тогда и не стоит касаться этой темы, – решительно постучал костяшками кулака по столу подполковник. – Вообще никогда. И еще. Во время занятий вести себя с Лозовской следует как с инструктором. Как с инструктором, – жестко подчеркнул наследник княжеско-татарского титула.

Они уже попрощались, когда на самом пороге Бекетов неожиданно остановил его фразой:

– Тем не менее ты к ней все же присматривайся. Все-таки австрийская, а значит, германская кровь; баронесса, жила в Румынии, в Венгрии, в Австрии, в Польше… Все может быть. А, как считаешь?

– Вряд ли она признается мне в чем-либо таком, что не смогли выбить у нее КНВД и военная контрразведка.

– А не надо ничего выбивать. Однако вдумчиво слушай, анализируй, сопоставляй. И чуть что, хоть малейшее подозрение… Немедленно докладывать. Немедленно! Неужели ты думаешь, что мы просто так подставили тебя этой красавице? Ты ведь, наверное, решил, что это мы подставляем эту девицу тебе. Валерия тоже так решила. На самом же деле все выглядит иначе.

– В свою очередь вы обязали баронессу докладывать обо мне.

– Само собой! – на лице подполковника не появилось даже тени смущения. – Да, следить и докладывать. В обязательном порядке. А как же иначе?! Но еще раз предупреждаю: на занятиях вести себя с Валерией исключительно как с лейтенантом-инструктором Лозовской. И никаких любовных шашней. Строго-настрого!

* * *

Очевидно, Валерия была предупреждена о том же, поскольку на протяжении всех занятий они вели себя так, словно всегда находились под неусыпным оком Бекетова или уже на вражеской территории при выполнении задания и не имели права раскрывать факт знакомства друг с другом или хотя бы малейшей приязни. К тому же сразу после занятий за Валерией и еще двумя преподавателями секретных курсов приезжала легковая машина, появление которой не оставляло капитану никаких шансов и надежд. Стоит ли удивляться, что лишь после десятого занятия девушка неожиданно сказала:

– Все, на этом наш краткий курс ознакомления с работой радиста завершен. Еще в течение трех дней вы будете совершенствоваться в работе ключом. Экзаменовать вас никто не станет, так как это противоречит методике подготовки, предпочитаемой подполковником Бекетовым.

– Меня не станут экзаменовать?! Странно.

– По его методике, проверять нашу подготовку станет сама жизнь. Война, если уж выражаться конкретнее. К тому же каждое наше занятие завершалось проверкой усвоенного материала.

Капитан никак не отреагировал на это уточнение Лозовской; считал, что говорить о грядущей войне категорически запрещено. С Германией подписан договор о дружбе, а больше нападать на великую Страну Советов вроде бы некому. Они немного помолчали, и только после этого Гродов все-таки поинтересовался:

– Но хоть какие-то успехи у меня просматриваются?

– Будем надеяться, что лично вам работать с рацией не придется, – дипломатично ушла от прямого ответа Валерия. – Для этого существуют профессиональные радисты.

– Лучше – радистки.

– Нет, уж поверьте мне, радисты. Они менее эмоциональны и в большинстве своем храбрее; у них больше шансов уйти от преследования, отбиться силой оружия. А главное, – по-мужски поиграла она желваками, – куда меньше вероятности того, что вы влюбитесь в своего напарника-радиста, что тоже облегчит вам жизнь.

– Вот над этим не задумывался.

– Потому что жизнь на стойкость вас пока что по-настоящему не проверяла.

Теперь, вооруженный сведениями «от Бекетова», Дмитрий стал пристальнее наблюдать за радисткой-аристократкой – ее манерой держаться, ее жестами, ходьбой, речью. Не для доносов, естественно, а для души. Увы, ничего сногсшибательного он так и не обнаружил. Зато окончательно убедился, что судьба действительно свела его с по-настоящему красивой женщиной. Широкие, покатые плечи; лебяжья, украшенная природными завитками шея; в меру высокая, по-девичьи тугая грудь. Правда, обращали на себя внимание слегка подпорченные «непородистыми» вкраплениями римские черты лица. Причем в самом деле «подпорченные». Что, однако, делало лицо Валерии не то чтобы менее красивым, а по-своему, с легкими мазками озорства, смазливым.

– Когда я говорил о радистке, то имел в виду вас, Валерия Яновна.

– Напрасно. Почти исключено, что меня станут использовать в качестве радистки. Как и вас, товарищ капитан, в качестве радиста.

– Кто знает? А вдруг…

– Подобное использование выглядело бы неразумным. Слишком серьезную подготовку мы получаем. Умению пользоваться рацией нас обучают для общего развития, и на тот, самый крайний, случай, когда мы вдруг останемся без прикомандированных к нам радистов.

– По-моему, сообщение об экзаменах прозвучало всего лишь началом чего-то более важного, что вы хотели сообщить мне, лейтенант.

– Считайте, что хотела обрадовать: подполковник Бекетов позволил использовать еще три часа времени для проведения с вами общеподготовительной беседы.

– Даже так, «общеподготовительной»?

– Что вас удивляет, капитан? Такой термин действительно существует.

– Мы будем проводить эту беседу здесь?

Стая чаек шумно приблизилась к берегу, совершила несколько кругов над соседним утесом, небольшая плоская вершина которого откололась от материка и, склочно переругиваясь, стала устраиваться на нем. Откуда-то издалека донесся протяжный гудок парохода, однако самого его рассмотреть было невозможно, поскольку он шел в полном тумане, что называется наощупь.

– Можем спуститься к заливу и посидеть там, – неожиданно предложила Валерия, как только затих повторный гудок.

– Давно мечтаю о том, чтобы посидеть вместе.

– Или же взять шлюпку.

– Там решим. Главное, что мы окажемся вне курсов и будем вместе.

– Только наденьте шинель, у воды всегда прохладнее. Я со своей шинелью, как видите, – метнула она взгляд на вешалку, – вообще не расстаюсь, как и подобает южанке.