С другой планеты. Сборник

Светит мылый огонек,

Заснуть глазки не дают мне,

Ранен в сердце паренек.

Пою тебе, ласкаю песней,

Не заблужусь и без глаз.

Очи твои затмили дыхание,

Жмет, мнет и не угас.

Айда тройка, мчится тройка.

“Гуси, муси” да пролет.

Старость по улицам подплывает,

Спеши, лети “мимолет”.

                  1996.

Завлекла

Завлекла судьбина переполох,

Мольба на мольбу не похожа.

Жертвоприношение безумие

Дерзость такое поведение.

На завтра надееться заветно и у грешника.

Темный по светлому ему хочется.

Обманы, греха… так не исчезают же.

Порыв сей обильно реет в нем,

Нет милосердия.

Не тлеет сон, как-то у грешника,

Зевает, бродит… вертится.

Священник что-то ему не помогает,

Прилежно проведать многим

Как он бесится.

                  1990.

Хлеборобам

Когда солнце вот

За теми деревями упадет,

Спустя два часа только

Хлебороб с поля уйдет.

Горделивым взглядом

С края поля бросив луч -

Она, вот она жатва,

Какой я еще неуч.

Утро туманное на небе угасшем,

А искры из сердца, не напраснее…

Задрожат лучами глаза по-ярче.

И шагами быстрыми на поле “гремящем”.

                  1989.

По ночам

По ночам в бою

Мать солдату снится,

Без любви, отваги…

Родина позабытся.

Храбрый ты русский,

И силен, будь здоров,

Знаешь цену Родины

Бешь врага у ворот.

Счастлива страна та родная,

Где растят сыновей.

Вперед! Родина наша одна!

Врагу не отрадна.

                  2000.

Всетлоглазая

Светлоглазая девушка

Пела песню про солдат.

Бойцы наши, деритесь гуще еще,

Славу нужно воссоздать.

Доброту нашу враг не понял,

Пятится и пятится безобразно.

Мы их кровь и слезы столько польем,

Сколько дождь не сошел с облака.

Слов меньше, больше силу!

Наши сердца, во, на Вам.

Пули метко попадайте,

Бойцы наши, нужно до конца.

                  2000.

Люди

Люди друг другу радость должны принести,

Я превратился бы деревом обояния,

Кто мои скудные дни проглотил!

Не наступай, там гнездо, моя милая.

Дерзко смотришь ты на день грядущий

Ну и что, часы твои на исходе сияния?

Грешница в тебя не так были влюблены.

Превращайся, Мир – бездна. И без конца и так тлеется.

Заблуждается кто на этом свете, не так наступит.

Тщетно гонится за свои вредные мысли, цели, деяния.

Душа моя в облаках грохочет все равно.

Умру небесследно,

Люди, берегите друг-друга. Народ облагоденствуйся.

Мир мой суетен, был жесток, коварно вертелся

Вредно всякое излишество – упорно мерился.

А я собственному богу верил все равно.

Счета не водил.

Человек над собой победит, верил я,

И ты надейся.

                  1998.

Маме

Так давно ушла и моя мама

Страстно ее я ожидаю.

Помню сердечко, седину… ее

Да глаза, вот теперь, я отличаю.

Мама! Кто может оценит роль ее.

Пусть у всех она будет разная.

Да мама, берегите и после ее дух.

Мать всегда незаменимая.

                  1999.

Удел твой

В твоих страданиях, причем тут я.

Во мгле, во тьме… сам еле брожу.

В твоих грехах ищи свой удел ты сам.

Удел твой в твоих грехах, в твоих страданиях.

Беда, что сквозь тучи и солнечных лучей

Многие тут греха свои в улыбке таят.

Пойми меня, ты счастливее среди них,

Кто греха творит, вновь улыбаясь.

                  1998.

Типчик

Хитрый, уязвимый типчик

Широко двери распахнул.

Бери полтора еще, что же ты?

Видишь, тут зря все-таки мятится.

Печалюсь мятежно. Скорблю не суеверно.

Поздно я за умом кинулся.

“Человек человеку волк” – развели?

На совесть, на честь не у всех надейся.

Богатство, тщеславие искушает меня.

Коль вижу гость впустую томится.

Что толку беззаботливо жить среди нуждающих,

Душа не покинула же, если совесть даже двинулась.

                  1998.

Я пью

Я пью еще раз,

Удрученный

За каждого грешника,

За каждого из нас,

За умение жить

На черном свете.

За их права.

За их сердца.

И хотел бы верить,

Что будет каждый

Выполнять роль свою

Получше.

Закон восторжествует

Человеческому разуму,

Их взаимоотношение

Произойдет мило более.

А хлеба… и вино

Получит каждый,

Намного заслуженнее.

            1990.

Словами…

Существует слово могила…

Она и горька и мила.

О изменчивости судьбы говорим?

Пусть не забываем, что мы творим.

Из слов исходит многое.

Словами венчаются молодые,

Словами молятся отважные,

Словами проклинают недругов,

Словами рождается человек,

Словами провожают покойного,

Словами поднимают настроение,

Словами выражают и грусть,

Словами говорят… Иисус!

Славами…

А во всем виноваты слова?

Но если повернется судьба?

Придет время, задумаешься,

Из разума ли исходил – я.

Действуйте только без волнения

Вдумайтесь прежде, в меру суждения.

                  1990.

Робкие рыцари

Робкие рыцари бунтовать начали.

Попали среди жуликов,

Конец. Убежали.

Зря старались,

Княжество продали,

Из камней строили,

Казнят едва ли.

Вздыхают, шепчат

Ои, пропали.

Кто нас сюда вызвал,

Мы же не плакали.

Рыцари действуют,

Не ждут как цари.

            1990.

Наконец-то

Наконец-то явилась и ты,

Не похожая на затмение сердца.

Я миру не обещал ничего,

Кроме одного мертвеца!

И под небом, и под землей

Неторжественные лица.

Наконец-то явилась и ты

Как милая царица.

              1990.

Вспоминай

Вспоминай, ты милая, мое разочарование,

Много лет спустя в вишневом саду.

Времени забытую для нас обылую,

Пробуждаи, не даи погаснуть.

Воздержись, ты, черноглазая,

Проклянуть меня прекрасным сном.

Не даи погаснуть и предвкушаи

Невиданные слезы, мою любовь.

Оголились те вишни в любимом саду,

Ведь зима бросила свой взор суровый,

Но любовь прежняя вновь залечивает

Сердце разрезанное новый…

И вновь прихожу.

            1996.

О, милая птичка

О, милая птичка!

О чем ты мне поешь?

Листопад тебя смущает

Или печальный мороз?

Видишь как сама скучает,

Береза, кажется устала.

Тягостно. Говор не подвластен

Человеческим устам.

От чего исходит дыхание?

Вечно бродится сила.

Я тут не… ты понимаешь?

Говор, тишина, тишина.

О, милая птичка,

Хочу услышать вновь.

О, как мила, мила,

Березовый сок.

            1996.

Среди звезд

Средизвезделе катилась луна,

Тучи сердитые улетали вдаль.

Ох, судьба – горестно, неуютно

На пиру разбесившегося зачем свела?

Тебе доверял я кочующий,

Удел свой, пел, обожал,

Неизменно скорблю о будущем,

Пленяет печальная луна.

Во мраке покидает грусть постепенно,

О, боже мой, поймешь в душе естественно.

Разбежались среди полей досадные воспоминания,

И трепет сердца по новому зацвел.

                        1996.

Прошла юность

Прошла юность, зовет старость,

Здравому уму едва привыкать.

Сказать легко, летает сон

Я не доволен самим собой.

Меня судьба занесла не туда,

Стал я поэтом без условий.

Скромно сказать все мешали мне.

От бурь не отходил. Нет доверия.

Обратясь коротко к вам, Откровенно.

Небрежно поранил я годы свои.

В груди ношу поздние разочарования,

Не смущаюсь, все равно, кругом враги.

                        1996.

Всю ночь не спал огонек

Всю ночь не спал огонек,

Кудрявые очи, волнующим сердечком.

Что мы пережили, не звал я погаснуть,

Шепчет под ухо кто-то сердито.

Не понять мне унылое лицо,

Боль тоскующая, твое дыхание.

Оставайся память, ты незабвенная.

Я вас люблю, буду любить вечно.

Люблю я чувство нежное,

Весь измученный, но живет вечно,

Мечте непоколебимой, нельзя погаснуть.

Всю ночь не спал милый огонек.

                  1996.

Одесса

Я не захочу делиться морем,

Когда нахожусь в Одессе пою.

Пусть назначают смертную мне казнь

И не захочу быть там в раю.

Лишь бы увидеть Одессу-маму

Иль спешившему…

Иль на взлете в строю.

Стесняться я и здесь не захочу,

На дерибассовской, в оперном… в краю.

И гордоливые предметы не балдеют меня.

И “привоз”, рынок. Сквозь вечер уходя.

Мечтаю лишь про те чудеса,

Про пушкина улицу. Про строения… Алей.

Дьюг Де Ришелие, что не ошибся

И народ, и землю выбрал он OuKKei!

Одесское утро – Одесская ночь,

Навстречу спешившие корабли.

Прозрачное небо, скользящий туман

Добром пожалуста, светящие огни.

Одесса-море, Одесса-гордость,

И отвага самых юных лет,

Сопровождает и меня тоже,

Из своих смелых и умных очей.

                  1990.

Глупый игрок

Одни страдания от этих банд.

Задумался однажды Царь-Пармен.

Надо же не слушаются моему разговору,

Хоть создаваи законы, им до самого неба.

Не горячись порой советуют,

Терпением куют победу.

Как будто, черт возьми,

Я не здешний. Иль гдето?

Кто ждет, тот и доживет,

А достанется ли ему в конце?

Может быть что-то.

И вот пытался сам в облаках

Хотя они правы, я ведь не сокол?

А получается, что я, всего лишь,

Глупый игрок.

Судьбами чужими, сердцами мутными,

Мыслями не здравыми, думами заржавленными.

Ну хотя в этих, я причем?

Выдержка их, вот меня запутала.

Деньгами со меньшими они же хихикали,

Ну и что, порой теряются и цари,

Хотя как игрок, я довольно-таки не слабый,

И что? не надо было вообще затеивать?!

Сами также привыкшие, не слабо развеять.

Наконец додумываются – народ же не ровный,

Что зря мы вобрали Пармена, наврали.

Поймут, что у них в руках… не те карты,

А игра продолжится, и после заката.

                  1990.

Два дурака (интерпретация)

Два дурака взялись за дело

Ой, гуляли они, да смело.

И вот однажды зашли в кабак,

Захотели пивка натощак.

Ели, пели, закутили, и…

Наконец-то зашумели.

Не я сюда тебя приглашал

И не бреди, не тоскал.

А, чем ты все таки не доволен?!

Тебе что-то не додал?

Прими скорее смирно,

И вот отсюда поскорей.

Тащи его туда-сюда,

Неблагодарный, недоволен еще.

Прощай!

Невежество, порок, изменник…

Коль ты оказался

Не мужиком, попробуй опознай.

Тебе не поможет не время,

Не всемогуший.

Заржавела мысль, ой до здравий.

Только хлопот от тебя прибавилось.

Ой, задыхаюсь я.

Кто глуп, а кто попугай?!

Что же ты так ругаешься?

Самоуверенный, вольный, болтливый.

Поспешность и нерасчетливость

Тебя губит. А вдохновлялся

Восхвалением чужих.

И что же ты от меня еще хочешь?

Расплатиться? пожалуйстя, всегда мы рады.

Что тебе пивцо не понравилось?

Пожалуйста, закажу вина да и закуску

Из Франции.

А, вот тебе! за что ты,

Взялся – не подвластен.

И не помог бы в этом

Не я, и даже настоящий.

            1990.

Дураками называют

Дураками называют часто тех,

Которые не умеют жить умнее.

Облизывают пальцы по-глупее, когда

Кастрюли рядом пополнее.

Но мы не забудем, конечно, и про тех,

Которые лезут наверх в мечеть.

С нетерпением жаждящиеся “в новорождении”,

И держать других в заблуждении.

А когда упадут от увлечений

Скажут, ну и что же, не от угнетения.

И кто меня считает дураком? Вот те?!

От дураков слышу. Что ты поделаешь теперь?!

Так бегут дни за днями

Мне жалко – люди бедняги.

Встречался я со взглядами разными.

Убедился, что народ тоже, слишком, не нарядный.

И непонятными, запутанными понятями.

Порой им нравится строгий распорядитель,

А чаще, довольны во всем,

Лишь бы свободно сидеть.

А про все в конце скажут -

Посмотрим, время покажет.

Наверное так и нужно было.

И бывает, покажется со стороны,

Вот он, глупец.

Пройдет время не много,

Нет, оказывается, он мудрец.

Изменится руководство.

Да, те грешили.

Подождут немного – нет

Мы просто поспешили.

И что же получается?

Дурачество – это не излишество, а

Наспех состряпанное “мужество”?

Выберем маршрут. Повезет в погоде?

Погребнем до конца, но вряд ли с победой.

А недовольные многие свирепствуют – Вон!

Законы не те. И не соблюдаются с умом.

И вот, в подобном сумосбродстве,

попробуй и ты разузнать,

Кто умный, и кто останется дураком.

Но а вот, где они живут дом?

Дом-то как прежде поворачивается кругом.

А вот дураки? А дураки на мой взгляд везде те,

Которые время теряют в пустом деле.

            1990.

Париж

И в памяти остается,

И в памяти льется

Столица страны Наполеона.

Подобных вечерков

Разве забудешь?

Пусть они даже

Не из Лиона.

Здесь и мужики также выглядят

Как-то поиначе.

Многие повторяют – Мадам!

А парижанок везде ты узнаешь

По внешености, разговору… глазам.

Трудновато мне что-то и сказать,

Не бывшего нигде еще в странах…

Но предусмотрительны наверно французы

“Афиши” клеют не только по словам.

Светлые улицы… культурный народ,

Наука, искусство… издревне цвело,

А музыку Французскую, если послушаешь,

Возвышешся до самого… “Эйфелева”.

                  1990.

Пусть она

Пусть она вновь напишет мне письмо,

Коль так мигом разлюбить захотела.

Пора мне вздохнуть, глубоко, наконец-то.

Не верю, не верю словам чужим понапрасну.

И было время она, что не обещала мне.

Ужели нынче заснуть нищенским сном захотела.

Утреннюю зарю, мрак странный бросила,

Не верю, не верю! Дайте мне платок.

                  1996.

Англия

Когда-то в мире царствовала

“Морская Королева” Британия.

И хотя что-то она отдавала,

Если от них, ну, скажем, доставала.

Применительную дипломатию?

Перестройку? Ой, когда она еще знала.

И оставляла без усилия, всю ихнюю нужную.

Не жалеет, показывает. Если даже в сторону лучшую.

Хотя “промелькнет” кое в чем другом,

И не плохо понимает, нужно как мутить,

Наивная дипломатия?! Это что? Разве бывает?!

“Intelligence Servicе”-y, спросите сводки как добывают.

Развитая… страна, богатая.

Своеобразно и милая, а порой… нудная.

Прелесть миру импульсы во многом придает.

Без нее? – Как птица без пера метет.

                        1990.

Intermedio

Кругом пустыня. Туман.

Глаза потускнели у мужика.

Сердце зажалось, волнуется.

Горечь вчерашней… пробежала.

О, с чего начать мечты мои.

Нет покоя от пробуждения и суеты.

Минуты молчанием не обойти,

Излится кровь наверное, ну погоди!..

И, долго жестокой мыслю боролся тот,

Вскипела кровь, душа трепала,

Огонь снова горел. О, где же – Я?!

И могучей страстью – intermedio.

                  1990.

Коненок синий

Коненок синий несется вперед,

Гоняет страсть тянутой дороги,

Поднятый бокал и бутерброды.

Скучная пора, повлек дружок.

На лаврах пусто, завод умолк.

Милая девушка невольно тянет,

Уселась рядом, все переменяет.

Вечерняя прогулка, вечерный шуток

Пропало веселье. Еще раз стукнем.

Коненок синий, коненок синий,

Коненок синий, несется вперед.

                  1996.

Ночь спала

Ночь спала дико трезвым сном.

Дверь отворялась на небо.

онемевшие золотистые ивы

истекали из кровавых слез.

То подкашливали вынося сердца,

Не видя бесчувственное успокоение.

Ярко осветившиеся облака,

Кружились пустым вдохновением.

В горах слышны были шум и гам,

Море бушевало отчаянием.

Трепетали птицы, гудели звери

Земля кружилась не по тому направлению.

Среди кустов еле полз старичок

Беспочвенным озорением,

На миг раздается звон и,

Все успокоились – появлением…

                  1996.

И вновь....

И вновь махнул он перед рассветом,

За ним шли еще двое.

Ночлег у них прошел довольно беспокойный,

А мгновение не меняло путь спокойный.

Как знак один подкашлял,

Выходя из леса,

Слегка сьежился на это

Молодая повеса.

Готовился тот еще раз перепрыгнуть,

Тфу, выругался и в болото нырнул,

Достался в плен, жабам, и…

Видимо и снился.

Нет нужды. Другой озарился.

                  1996.

Он любит

Он любит ночные затеи,

Туманы густые, кучу солостей,

Обнаженная девушка не надоедает,

Предпочитавши крутых солостей.

Могильный сон порой не смущает,

Не будоражит вечерный звон,

В поляне несет тайную загадку,

Каснется если, пленить на догадку.

Он любит ночные затеи,

Цыпленок жаренный на Бродвее,

Красивая брюнетка с синими глазами,

До утра оставаися. До конца развей.

                  1996.

Почему?

“И розы зевают, когда

задрожат листья” (Бежан)

Почему не дерутся розы?

Ой, как много их. Расцвели.

Друг с другом соревнуются,

Выглядет красивее,

Еще не “поспели”.

И когда пора их срезать,

Напрашиваются лишь смелые -

Оставьте молодых! Пусть растут.

Мы лучше же выглядем.

Ей, ты, “пастух”.

И лишь печальными выглядят розы,

Зачахнутые среди смелых.

Но почему все-таки, не дерутся розы?

Потому, что они все хорошие,

А хороший же не скверный.

                  1990.

И только

Скатилось солнце у берегов Сочи,

Стремится народ к “жемчужине” своей,

И только в сердцах рассуждают страстно -

Ой, до скольких будет… сегодня – Кобзон.

А на сцене… рядом там,

Выдвигается очаровательными песнями – der Man.

И только утром, где-то к девяти часам,

Из зала когда вышли,

Темноту превративши свет,

“STELA” – увидим.

                  1990.

Звезды

Звезды волнующей красотой,

Трепет могильный напоют,

Розы и соловьи неравнодушно,

Звон вечерний мне вспоют.

Придет время лягу и я.

Спешу, хлопочусь, потому не зря.

И порадуются тогда душеломые,

Заплачут впустую друзья.

Прости, мой покойный, прости,

Унылый голос всякий раз,

Они пошатнулись отомстит.

О, бедная судьба. В сердцах стучат.

                  1996.

Мне грустно

Мне грустно, тоскливо, нет покоя,

Нет светлых дней, слезами истекаю.

Ты моя радость, бывало, нежно роптала.

Куда ты, нынче. Хожу понапрасну.

Лишила меня радости, стал безотрадным.

Дни превратились во мраком.

Попал в чужие руки. Жалею, переживаю.

Слышу говор твой на могилке.

Я верю, и ты видешь, меня

Тревожат встречи и разлуки наши.

Эх, как плохо берегли мы счастье,

Гляжу во сне, снова встречаешь.

                  1996.

Быть может…

Быть может, света не будет,

Быть может, наступит мрак.

Ветер надует, вода затопит,

Огнем окутаемся

И это не слова.

Быть может, нечто… приблизится,

Быть может, рванем на шар,

Быть может в прах превратимся,

А сияние будет в дали.

Зажженное пламя,

Крыльями становится,

А голос дыханием почувствуешь так.

Быть может, повторно воссоздадимся,

Против воли и напоказ.

Как шепот, грохот послышется,

К примкнувшим тогда к облакам.

Местонахождения никто не спросит,

Вот к примеру скажу на словах:

Быть может, и луна не поднимется,

А сами превратимся в караван.

Быть может…

            1990.

А вот?…

И каждый день приносит бедствие,

Если нет хода лучшего вперед.

Не шутит же время, а жмет посильнее,

Чем правды нет – гремят позывные.

Это было так и будет

В любом столетии.

Гром сражений

Зачахнет и прошлолетие.

А народ в последующем

Все увидит тоской.

Они же не верили в правду,

А вот ее детище.

            1990.

И каждый воин

И каждый воин железо кует

В двенадцатом часу, на поле, в бою.

И каждый воин святой поет -

Пусть горькая, но правда, остальное потом.

Еще вчера перед сумерками

Прощальную песню пел, вот солдат;

И что ответить там, моему сыну?…

Но с правдой, видишь? он побеждал.

И каждый воин радуется победой.

Любой ценой приближался он.

И днем и ночью над горизонтом.

Опять с правдою не страшно в бою.

                  1990.

За того

За того, которого не стало,

Белым сном ушедшего без времени,

Улетели все мечты и мысли его.

Эх, стал человек мертвецом.

Бились, вылись… порой холодели,

Улыбались, возвышались и падали.

Мне жалко, того молодого.

О, жалко больно, обидно за него.

За того, которого не стало.

А, ведь, могло блеснуть счастье вновь,

Мне жалко того молодого,

Прощайте. про остальное потом.

                  1996.

Вдоль реки

Вдоль реки томился я

Под дождем, в тумане.

Ждал, жалко унывшись.

Заблудившись, с журчанием.

Не щадя, без надежды,

Без чувства, без жалости.

Тихо, со страданием,

Слышу зов заветный.

Ты верил зря, излишне уверенный.

Хватит лжи, ищи покой,

Измену легко найдешь. Сам виновен,

Забудь обо всем.

                        2000.

Не умеющий

Не умеющий и не послушный,

Красоту свою и ту утратила,

Стоит пустой, пустой и был,

Одна красота – это не сила.

Красота – это не везение,

Нужно соответствующее деловедение,

Иначе бысто спускается с глаз,

Чем способный, выглядевший не так.

                  2000.

На другом берегу

На другом берегу души

Блестели слезы у девицы.

Она была смущена вниманием, и…

Но женихом подобрали иного.

Побледневшая, огорченная,

В горе подобном не бывавшая,

От венчания томившаяся страданием,

Хотя чем-то и была озарена.

                  2000.

Пустота жизнь

Пустота жизнь, неравномерна,

Кругом бесцелие, суетение,

Милый друг, брось суеверие,

Но ты еще во сне.

Этот мир – не тот мир,

Голубым зря кажется,

Этот мир – странный мир,

Черным покажется.

Пустота жизнь. Суеверие.

Милый друг – безцелие,

На огоньке – смутение,

Но ты еще во сне.

            2000.

И вот уже

И вот уже почти стемнело,

Забыт колокол. забросили гроб.

Один за другим исчезали прихожие,

Не смущавшиеся, с равнодушием.

Бывали времена тяжелее.

И видал я, плакали неискренне,

Но ныне и поп сконфузился что ли?

Странноватое зрелище,

Поп держится чопорно.

                  1996.

Не теряются

Безветренное поле,

На закате промчалось,

Спутницы же нет,

Скучновато иногда.

Ликуются волны,

Забывшие страх.

И сила прибавляется,

Ой, крепко помчал.

А спутницы снова нет,

И где ее достать?

Не теряются кони, все равно,

Всадник будет, если восстать.

                  1990.

Учите

Учите девицы побольше законы,

До венчания опознайте возможный крах.

Парень так просто цепляется,

Или он тоже все порассчитал?

Советоваться тоже вовремя необходимо,

И с кем, более чем важно еще.

Опасайтесь, неискренних, обещанников…

Да и просто скромных… “хулиган”.

Среди ночи не гуляйте с женихом,

И прощать умейте что и как?

Излишнее сомнение тоже не в пользу,

Супружество – дело это незабавно.

                  2000.

По степи

По степи бродил я среди лунной ночи,

Следы твоих грустных очей не давали спать.

По ушам трещал ропот на прощание,

И лик твой с глаз не спускался.

Мне жаль. Ты из за страдания,

И не наступи на горе мое.

Мила ты, мила добрая, горделивая,

И как тучи перед грозой.

Отыщи меня, хватит страданий,

Не я тебе туманил глаза.

Черные думы вновь пробуждаются,

Вспоминай! Пиши! Быть мне как?

                  2000.

Фаетонщик

Фаетонщик язык

Bорочит,

Лошади понеслись,

Ой, заносит.

Длинные усы

Искривляются:

От горечи наверное.

Кони же не овцы.

И лишь на щеках

Румянных:

Куда же мчусь я?!!

Вид забросит.

Глаза на лбу привяжет,

Ушами похлопает,

Виноват пробормочет -

Дру! О, Дру!

Виноват. Во сам.

Вижу я: пыл;

Надо ж, до дна,

Без узды еще.

И… наворочит.

            1990.

Вдуй

С музыкой люди чудо творят,

Теряют пределы. крылья приобретают.

От радости поют… Пьют и утихают.

Выздоравливают снова,

Бывает, и усыпают.

Вдуй, ей, вдуй,

Видищь? Хихикают,

Вдуй в трубу поглубже.

Смотри, принимают.

Дуй и вино еще,

Хлеба ухватывают.

Целуют, гладят, уносят,

Строго оберегают.

Многим не достается.

Плачут, от грусти унывают.

Вдуй в трубу, вдуй,

Жалко. Вот те, умирают.

            1990.

Бывает

Бывает, что

И кони пропадают,

И кони летят

Мгновенно исчезают,

Жажду со слюнами

Напрасно гоняют,

Как грозу сожженными

Верами успокаивают.

От судьбы не уйти.

Рассвету уступают.

И осторожно бьют.

Кровью обливают.

Слова – мать, земля…

Мгновенно забывают.

.

.

.

Бывает и кони летят,

И снова оживают.

            1990.

Наполненной тоской,

Наполненной тоской, порой,

Пробуждалась она среди ночи,

Шла по тропинке замиравшая

На могилке его. Чистой душой.

Тишина. Сквозь туч издыхает луна.

Ветерок тревожно пожимает листья.

Измученным сердцем, молчаливой тоской,

Хранит сквозь сердце, что-то, кажется, она.

Вспоминается говор. Звуки напрасные.

Жизнь – это радость. Прелести разнообразные.

Эх, встречей с тобой сгубил сердце и ты.

Дни печальные. Улыбки нет впереди.

Да. Он любил ее. И в ту ночь любил.

Страстной надеждой понапрасну.

Наполненной тоской дышала грудь,

Вспомнится та ночь снова ужасно.

                  1996.

Широка Волга

Широка Волга – речушка.

На русское поле. В степи.

На шепот листьев запрыгивают,

Волнишки ее от суеты.

К вечеру серебристо, добро воет.

С облака несется шум и гам.

Врага казак, тот же русский,

Подобно ни разу колыхал.

Гляжу поднимается солнышко,

Ждал я недолго по пути.

И с гореча Волга оседается.

Так много улыбок впереди.

            2000.

Человек

“О, если бы с природой наравне,

быть человеком, человеком мне…”

Гете

По строптивой дороге.

Ходить кого надоест?!

К небу стремящим елям,

Разве скажешь душу не искалечь?

Кислород приносить, кислород – красавец,

Течет из него как песня дивная исповедь.

Время от времени

Разрядится по грешному

Захочется, лишь,

Кривому по душе.

Две вечности на свете,

Две вечности и сквозь тебя

Доброе приносить счастье, а

Счастливости нет предела.

Эй, что ты хочешь человек?

Чего же суетишься возле стен,

Улыбаешься нахмурившись,

В руках держишь инструмент?

Всему лицемерию конец.

Вот это вечность и тебе

Если хочешь, путь в будущее.

Похожего на солнышко, на небо.

Мне дороже человек.

Пусть как еж под ступней,

Но душой благородный,

Чем искривленный, мерзавец,

Вату будет мне стелить.

            1990.

В баре

Эй, Бармен!

Голубчик – Пармен.

Подайте коктейль теперь.

Не нравится Ваша

Нам еда.

…

Давайте сигаретку покурим,

Хватит нам выпивать до дна.

Корнег Оболенский не соскучится, все равно,

Клиентов у него до фига.

…

Выпивать (танцевать) больше не хочется, Раечка.

Пососи из соломки теперь,

Оставь меня в покое, отдохну,

А то посмотришь, как следует… не смогу.

…

Ой господи! животный настоящий,

Вдруг заскрипела Гришина жена.

Выпить не можешь? сиди спокойно.

Ой, запачкал он мою юбку. Ой, беда.

…

А в другом углу песенки орут.

Ой, сколько они пьют,

И насколько жрут.

Пора незнакомым убираться из зала.

Мы недовольны во всем…

Пространства мало.

                  1990.

Тайга

Я не бывал еще в Сибири.

Где метель и морозы сердито кружат.

И беспредельно растянутая Тайга

Переносит любой туман и град.

И лишь тогда утихомирятся гневно звери,

Когда от солнца туман начнет таять.

И с разной стороны, с неба, с земли

Транспорт, мужики снова зашумят.

А народ мужественный, выносливый…

Сердце у них добрее, даже нас.

Богата Сибирь! Там не только Тайга;

И немало найдете даже переселенцев.

Как в мирное, так и во время войны.

Сибиряки всемерно воспринимали любой шум и гам.

Своим долгом, и сейчас они считают,

С москвичами дружно, духом и сердцем быть по плечам.

И хоть далека и хоть сурова… тьма.

Тянет, все равно меня, далекая и близкая

Эта дивная, дикая…

Необитаемая тайга.

И пусть даже много там снега.

                        2001.

В степи Сибири

Эй, ты, мужик!

На траве что ли заснул?

Коровы твои снова

Тщетно пасут.

По полям, лугам,

По траве, кустам

Солнце дивно нагулял,

А, Ты, с утра, устал?

Облака пособираются,

Ветер их подул.

Пора доить коров,

И не спеши, Ау!

Домой пусть повременят

Ты не один там и тут.

Пусть богатый улеи

Вместе с сыром унесут.

Ой, твои молвой спешат,

Их не звал не ты, не я,

Зря тебя я разбудил,

Прости, Дружище, меня.

                  2001.

В Якутии

Не бывал я в Якутии еще,

Где и моря, говорят, по-иному бушуют,

Где веками в непогодье, нелегким трудом

Ответственность перед страной,

Каждый житель искренне чует.

Где и алмазы, по-иному, блестят как-то.

И всякое добро искать долго не приходится.

Не говоря уж про леса и породистых животных.

Якутия звезда, Якутия сверх ходится.

И, сквозь серый туман,

В мороз, в снегу, во мгле

Якуты терзаются добротой,

Москва! (Русские) вечно поддерживают их,

А якуты прословлены добрым ответом.

                  2001

Коня мне

Эй, приготовьте коня мне,

Я отправиться решил в любимый край.

Печаль тут постепенно разгуливает,

Душа тревожится, скачи быстрее!

И лишь немногие ягненком,

Взором холодным, неуместным

Рисует будущее мое,

С коварной мечтой, чтобы унести.

Но есть и сила необитаемая,

И цель и надежда, слово – друг…

И милосердие и благоразумие…

Неприятелей что запрут.

                  2001.

Утро в Сибири

Когда рассыпается туман,

И улыбается солнце нам,

Жизнерадостные звуки больше слышатся,

И добро пожаловать, вновь послышится.

И в лесу охотники, кто куда перемещается:

Одни собирают побитых… в бегах,

Иные вновь постреливают, протиравшие

Лица морозные от пыли снега.

И вслед, кто с кем, рюмочками -

За край родной! За мир! За солнце!

За великую русь! За будущее наше!

За москвичей бъется во сердце наше.

Кто на тройке, кто пешочком,

Кто на транспорте в городах.

Мелькают огоньки и в хатах деревень.

Край погружен делами славными

И в период невзгод прославными.

И, снова вдохновленные, блажение в надеждах,

Поморгают глазки, глазки не унылые,

Сибирские взгляды, дела Сибирские

Сибирские ласки, сверх милее.

                        2001.

Горам

Чем приближаешься к вершинам гор,

Тем убеждаешся в своей мощи.

Меня не страшит одиночество

На скале, даже без леса и рощи.

Я не пытался зимой еще

Изобразить себя героем “Ввездеходом”,

Я заполню, позже и эту страницу,

Не было времени еще

И возможности на это.

И пора мне прощаться с Вами, любимые горы,

Подайте руки крепкие.

Приходом осени прошу не хмуриться.

Все рули покоряются же, все равно, вам,

Перед любимыми цветами, даже,

Горы чудятся.

                  2001.

“Вершинам Шваба”

“Немецкие нравы, немецкая речь,

Другая у нас не пошла бы.

Осел, Осел, а не -asinus,

А швабы – те же Швабы”.

Г. Гейне

Горы Шваба, откликнитесь на мой зов,

Это я, твой друг, к тебе на родину еду,

Это я везу к тебе теплоту и радостную весть,

От гор Кавказа – дружбу, счастье и сердечный привет.

Ой, вершины Шваба, как мне близки Вы.

Я же сын Кавказа, твоего брата.

Я приезжаю к тебе с доброй целью,

Чтобы отныне на твоих склонах розы цвели.

Вы меня слышите, горы Шваба,

Да, да я Вас слышу и даже вижу.

Чувствую я твое волнение и дыхание,

Поторопитесь! – мы же ждем Вас, больше года.

Ой! как прекрасно, как чудесно.

Сколько у нас общего, сколько?!

Вершины шваба, безвредные и ласковые

Как жаль, что я не знал Вас, до этого.

Пусть даже будут на твоих прекрасных склонах

Не только розы, но и осень золотая без конца.

Их нету на Кавказе и не знаю когда будут,

Но счастлив буду все равно, если .... у Вас прежде будут.

Вот уже совсем близко, рукой подать,

Но подожди меня встречать, я не устал.

С тебя я прежде Эти облачка развею,

Чтобы от тебя слышал – я твоим приходом

Солнечными лучами лучше греюсь.

Это мне принесет радость и вдохновение, как?!

На твоих склонах увижу я меньше седины.

Вершины Шваба! Поднимите голову еще выше,

Примите меня как сына, брата от ныне.

В месте счасливые будем подниматся еще выше.

                        1988.

Маме

Мама, родная!

Ты меня хорошо воспитала,

Ты вечно живая для меня,

Старуха милая, сердечная,

Только не обижайся на меня.

Прости мне кое-что,

Я же твой, моя Мария.

Я чувствовал, что ты

Для меня все носила,

Было трудно, сложно, но

Ты, все равно, переносила,

Не мешала, а помогала,

Из далека внимательно скосила,

Что я и как делал чего-то…

Именно что-то от меня и ожидала,

Так тихо и спокойно переживала.

                  1988.

Отцу

Михаил ты был,

Кто знает, кто?

То,что ты был умным,

Сердечным, бесхитростным, прямым,

Мужественным, дальновидным,

Строгим и ласковым, деловым,

На этом не приходится остановливаться.

Я, на месте многих

Тебе, без раздумья, детей

Отдал бы воспитывать.

И убежден, что в этом

Не ошибся бы никто.

И кому это посчастливилось.

Если чуть не правду говорю я,

Пусть подтвердят его друзья,

Близкие, знакомые, да и

Сами воспитанники Михаила.

                  1988.

С другой планеты

Бледнело небо, когда мы сели,

Томительным чувством об орле.

Бродился нежно еще окравленный,

Спасавший человека от смерти же.

А горы видны были как на ладоне,

Выглядели страшнее чем обычно.

Деревья шепотом, будто целовались.