Конечно, лучше всего я помнила детство и школьные годы. Эти годы не были моими любимыми, и я бы предпочла вспоминать что-то другое. А теперь, к тому же, первыми вспоминались худшие эпизоды: я отчетливо помнила все уже, казалось бы забытые ужасы…

Например, в 12 лет весь класс устраивал мне бойкот. Никто не общался, но часто ставили подножки или обзывали. Причиной была какая-то мелкая ссора с одной из одноклассниц, вокруг которой все объединились в дружный злобный коллектив. Я, молча, ходила по школе целый месяц. Родителям ничего не рассказывала, потому что они стали бы переживать и все равно не могли помочь. Толпа одноклассников могла прибежать ко мне во двор и громко выкрикивать разные ругательства.

Я помню себя в одной из этих сцен, когда они все стояли напротив и очень смело обзывались, а я сдерживала ужас и думала примерно так: «Надеюсь только, никто не двинется с места и не попробует начать драку! Я же могу сейчас и убить. Меня не посадят, мне 12 лет, а уголовная ответственность наступает с 14-ти, но в какую-то специальную школу же можно попасть… Нет, лучше учиться в английской спецшколе. Не дай бог кто-нибудь попробует ударить!»

Никто не попробовал, от чего все мы очень выиграли. Понятно, потом все повзрослели, и отношения наладились. Но до окончания школы я мечтала не видеть больше этих лиц, и с нетерпением ждала выпускной вечер. Думаю, для них это осталось «дурацким» эпизодом из детства, который можно забыть, и спустя годы после которого начинается «настоящая жизнь»… Скорее, детство это полноценный и необыкновенно важный этап этой жизни.

Девочки меня особенно не интересовали, но удивили мальчики. Которые потом, в 15–16 лет, почти все, по очереди трогательно чувствовали «влюбленность», и намеками и признаниями говорили о своих чувствах. Я старалась быть милой и улыбчивой, и очень забавлялась, когда думала, что они всерьез могут рассчитывать на какую-то взаимность. Они не чувствовали то, что я пережила в свои 12 лет, и у меня не было сомнений или переживаний, когда все по очереди получали отказы в такой дружбе.

Но все равно, и конечно, у меня была образцовая «школьная любовь»: он пришел в наш класс уже через год после этой истории и даже не знал о своем безусловном преимуществе перед другими одноклассниками!

Уже с появлением знаменитого odnoklassniki.ru многие участники тех событий присылали мне предложения общаться. Все повзрослели, но мне по-прежнему нечего им сказать.

Видимо, такими воспоминаниями давала о себе знать приближающаяся депрессия…

И вот…

Я привыкла, что все меня любят, заботятся в первую очередь о моем благополучии, всегда рады со мной встречаться и общаться. А тут все изменилось: благополучия особо не было, и заботиться можно было только о восстановлении. Да, для окружающих это тоже было испытанием, но мне пришлось тяжелее.

Теперь можно сказать, что это был прекрасный тест: кто из друзей как себя повел. Хорошо, что я восстановилась и все помню, но вот как раз этого никто и не мог предсказать. Уже после одна из подруг сказала мне: «А ведь никто не верил…». Я прекрасно это чувствовала, но услышала лишь в самом конце этой истории, когда все плохие прогнозы уже не оправдались. И я точно знаю, что мои родители «верили»!

После аварии для меня стало фантастической новостью, что люди предпочитают видеть меня реже. Это не касается моей семьи, но всем остальным, разумеется, было не очень приятно. И, тем не менее, все мои близкие друзья с объяснимыми паузами, но всегда старались меня поддерживать. Что очень приятно.

Однако даже при всей заботе и поддержке мне приходилось слышать и такое: «Аня, да ты никогда уже не вылечишься! Только ТЫ еще этого не поняла!». Ок, я-то была уверена, что вылечусь, но все равно слышать это было страшно. Невролог посоветовал сразу посылать таких комментаторов, но догадаться об этом я могла уже сама.

Тяжелее всего были занятия лечебной физкультурой. Конечно, у каждой «группы мышц» и при каждом движении есть свои названия и «схемы работы». Их знают медики, а я просто бесконечно приседала, шагала, тренировала пресс и мышцы спины – это очень много специальных упражнений! Результаты стали видны потом, а сразу я чувствовала только чудовищную усталость! И еще был этот бег!

В это же время я находила новые и разные способы усиливать свою депрессию: например, рассматривала старые фотоальбомы. Там я была веселой, красивой и с разными прическами, и вот как-то слез у меня это не вызывало – все было гораздо «серьезнее»…

Я видела эти фотографии не как свои! У меня не было ощущения, что это я! Это была очень хорошо известная мне, но другая девушка! Ну, хотя бы эта новизна ощущений меня развлекала – хоть что-то! Я даже улыбалась: ну вот к какому врачу стоит обращаться с такой проблемой?! И вот как это лучше объяснять?! И как это лечить-то?!

Еще я вспомнила, например, как одна из коллег при обсуждении моей карьеры и оптимальной рекламной стратегии музыкальной группы спросила: «…Ну, а потом, что будет потом?!». Я не смогла понять ее вопроса, потому что «главное же, как сейчас!». И, действительно, кто бы мог предположить, что «потом» у меня будет авария, реанимация и реабилитация, и вряд ли это зависело от оптимальной на тот момент рекламной стратегии… От чего это зависело? Ну, на этот вопрос я тоже себе ответила, но уже ПОТОМ…

Почему так?!

Оказаться в такой ситуации ужасно: кажется, что весь мир «против тебя», что все хорошее в жизни уже в прошлом, и совершенно неясно будущее. Но если все неслучайно, и такие аварии тоже, то можно поставить и другие вопросы.

Почем у так?! Почем у я живу?! Почему я да же мог у начать новую жизнь?! И могу ли я отказываться от такого дара?! Конечно, нет! Я живу, а уже это бывает не со всеми, и, значит, «так было нужно» Но на вопрос «почему» каждый ищет ответы сам…

В следующей части дневника – самый сложный период, когда я уже вполне могла воспринимать действительность, как это делают все, но еще выглядела «слабоумной» для незнакомых и «человеком сложной судьбы» для друзей. Тогда начиналась депрессия – я еще не могла толком говорить или улыбаться, но уже вспомнила многое, что знала раньше (замечала чужие недостатки, видела чужие ошибки и раздражалась от всего). И действительность этому ужасному настроению соответствовала…

Но я понимала: если ничего не делать, то все так ужасно и останется…

Раньше мне было всегда комфортно, а в этот период я была настолько энергетически истощена, что видела только плохое. Я сама этого не понимала – а ведь хорошее и в отношении ко мне тоже было! Но я ограничивалась иронией в дневниках…

Вот только не надо меня жалеть!

У меня было образование, и я помнила многое из учебников, но выглядела умственно отсталой, и все общались со мной соответственно. И я готова была променять свой диплом на умение ходить и говорить… Каждый поход в магазин был испытанием: продавцы смотрели с «понимающим» видом, размашисто жестикулировали и потом активно обсуждали все за моей спиной. Все искренне меня жалели, но именно этого мне хотелось меньше всего. Я плохо говорила и только в бешенстве каждый раз думала: «Вот только не надо меня жалеть!».

Имелось в виду, что не надо чувствовать себя лучше меня… Жалость начинается с некоего чувства высокомерия и снисходительности, и даже скрытого удовлетворения: «хорошо, что это не со мной». Хорошими примерами могут быть известнейшие актрисы: таких историй много и в мировом и в советском кино. Успешные актрисы кружили головы поклониикам, вдохновляли и сводили с ума своей красотой, а потом старели и умирали в одиночестве… Как их «жалко», да?!

Еще в качестве примеров можно вспомнить и то, каким превосходством всегда наполнены слова «Да мне тебя жалко!» или «Мне вас жаль!»… По-настоящему важными становятся не жалость, добрые слова или даже сердечное тепло, а именно содействие и участие, когда к заботе прибавляется и постоянная и практическая помощь, необходимая для облегчения страданий. Сострадание – это нечто гораздо большее и благородное, чем жалость.

«Роскошь человеческого общения»

Со временем я немного научилась говорить, но могла делать это только медленно и очень хрипло, иногда путала слова. И меня уже перестали «жалеть», а принимали просто за сонную алкоголичку. Реагировали по всем правилам и предлагали сначала «проспаться», а уже потом начинать любые дела. Со временем я привыкла к таким эпизодам, перестала переживать и даже забавлялась, описывая их в дневнике.

Хотя, именно такое отношение спасло меня от некоторых желаний. Желания спиться, например – такого простого и предсказуемого в подобной ситуации, даже не возникало. Просто потому, что я не могла с таким лицом и с таким голосом покупать условную бутылку водки. Меньше всего я чувствовала бы себя красавицей или звездой.

Вот примерно так начинался каждый мой день в течение года. Это страницы из тетрадки с упражнениями для восстановления речи, написанными логопедом (я бы так ровно не сумела). Я должна была произносить это вслух, восстанавливая голос и артикуляцию. Я делала такие упражнения утром, днем и вечером. Да просто, чтобы снова разговаривать.

В первый месяц занятий логопед «по программе» оставляла мне и домашние задания, помогающие вспоминать слова (упражнения на толкование слов, нахождение синонимов и т. д.) – эти примеры тоже есть «в картинках».

Один из них вызывает мою улыбку до сих пор: логопед написала «грация», и я должна была это слово пояснить. В качестве толкования я написала «тонкое поведение» (и я понимаю, что имела в виду – синоним к «изяществу»), и доктор исправила: «красивое движение». Но я и сейчас, уже все вспомнив и восстановившись, все равно написала бы тот, первый вариант.

Бывшие «телевизионные» коллеги не появлялись (хотя, вроде мы так весело дружили), но, действительно, может, это и хорошо. Я помню, когда, например, в гости заехала солистка «Тату» Юля Волкова, то я очень оценила такое участие и действительно настоящие человеческие отношения, но с ужасом представляла, как меня, наверное, «жалко». Хотя, Юля, думаю, «все понимала»… но были же и многие другие!

Впрочем, недавние коллеги не исчезли совсем: когда мне позвонил хорошо знакомый редактор с канала MTV я все равно и конечно обрадовалась! Возможно, потому, что после реанимации прошли всего пара месяцев, и я еще не успела погрузиться в раздумья и в депрессию… Однако редактор звонил «по делу» – хотел попросить в долг. Я еще не умела толком ходить и говорить, но не могла не спросить его с привычной иронией, слышал ли он о том, что со мной произошло. Тот ответил, что да: он знает все про аварию и про долгую кому, но ему сейчас нечем «платить за квартиру», и вот поэтому он обращается с такой просьбой. Ну, я еще не могла оценить абсурдность ситуации и поступила привычно: конечно, я одолжила ему деньги. Больше я их не видела и через пару лет с грустью уже вспоминала эту сумму, как «гигантскую». Впрочем, эта история не поставила печать на моих воспоминаниях о телевизионном мире, была и другая (я пишу о ней в дневнике)!

Не знаю, откуда пошел такой слух – что я плохо соображаю и никого и ничего не помню, но и через несколько лет многие бывшие коллеги (да и врачи, помогавшие мне в самом начале восстановления) по телефону и при встрече спрашивали: «Привет, Беата (или Аня), ты меня помнишь?». Со временем я привыкла отвечать: «А ты меня?»…

Окружающим невозможно было сказать или показать, что я понимаю значительно лучше, чем им кажется. Мои речь и мимика пугали еще больше: поэтому я научилась молчать и прятать рассеянный взгляд. В дневнике я описала несколько историй о том, как люди на него реагировали, а в зеркало я почти перестала смотреть.

Меня поддерживали немногие друзья, и я уже тогда радовалась, что их было немного. При встрече любые мои знакомые сравнили бы меня в прошлом и в настоящем – которое было ужасно. Выглядела я тоже ужасно и легко могла улавливать испуг и ужас в глазах своих собеседников, что не могло придавать мне сил. Поэтому я иногда даже сознательно не отвечала на некоторые звонки своих знакомых, чтобы избежать подобных эмоций.

Особенно стабильны и настойчивы были бывшие коллеги-журналисты. У меня остался старый номер телефона, известный многим по работе, и мне регулярно звонили разные корреспонденты, задавая вопросы о шоу-бизнесе. Из их вопросов было очевидно простое любопытство, но с моими заторможенными реакциями это становилось понятным уже только после разговора, когда посылать было уже поздно… В течение двух лет они спрашивали про группу «Тату», потом «ошибались номером» и спрашивали какую-нибудь Изольду Тимофеевну.

Мне стоило столько сил поддерживать ужасный, но «статус-кво», а звонки этих любопытных ребят очень легко нарушали это условное спокойствие и снова заставляли меня бессмысленно и сильно переживать…

С незнакомыми людьми, даже в магазинах, разговаривать было, ну, просто невозможно! Думала-то я быстро, но сказать быстро ничего не могла… Сначала незнакомцы или продавцы пугались моего рассеянного вида и говорили как с душевнобольной, потом с удивлением оценивали мои реакции как вполне «адекватные», и в итоге почти всегда говорили: «Ой, а я думал(а), что…» (ну, тут были вариации, но смысл был один – они думали, что я невменяема). После этого, конечно, надо было улыбаться, но одновременно я привыкла внутренне усмехаться: «А ты не думай – тебе не идет!». Вряд ли моя улыбка в такие моменты была жизнерадостной и добродушной – ну так, образцовая вежливая улыбка… И как же я хотела исчезнуть!

Как у меня хватило ума не думать о самоубийстве

Покончить с такой ужасной жизнью может показаться значительно проще, чем вылечиться… Ну, я пришла в себя, вышла из реанимации, приехала домой, осознала весь ужас ситуации и… ну как-то мне в голову не приходило покончить жизнь самоубийством!

Во-первых, это ничего не решает (а может и создать новые проблемы – ну, тут я некомпетентна), а во-вторых, это точно ничего не улучшает, и сила для этого особо не нужна – нужна больше слабость. И в-третьих, это было бы просто отвратительно по отношению к дорогим мне людям, которые спасали меня, потому что любили меня. А я бы поблагодарила их за это своей смертью?! Ну, это фантастическое неуважение и просто глупость…

Конечно, писать сейчас и думать так в самом начале легко, но это не значит, что мне так просто удалось избежать этой дурацкой идеи о самоубийстве. Она снова возникла уже через три года восстановительного процесса – впрочем, это уже не было целиком связано с аварией. Просто в тот момент в моей жизни сразу объединились все причины – я была по-прежнему нетрудоспособна, плохо ходила и говорила, влюбилась и теряла надежды на будущее. Последние две причины часто толкают на самоубийства даже здоровых людей, а у меня уже давно были и другие «аргументы». Как у меня хватило ума этого не сделать? Помимо личного подспудного понимания глупости этой затеи мне очень помогли и три хороших и навсегда запомнившихся разговора на эту тему:

1. С отцом – самый прекрасный.

Мы обсуждали эту тему с улыбкой спустя примерно год моих мучительных реабилитационных занятий и в очередной раз заключили, что это вообще «не вариант». Отец сформулировал это прекрасно и просто: «…потому что жизнь – это такое чудо!».

Два следующих разговора состоялись уже позднее, но тоже имели большое значение – я рассказываю о них в конце истории.

Всегда ли помогают врачи? Неа

Конечно, я очень благодарна врачам за мое спасение! Я побывала на десятках консультаций у многих специалистов – неврологов, психологов, нейропсихологов… Ну и могу предупредить: иногда бывает тяжело!

Вот самый ужасный пример:

Был запланирован один из многочисленных приемов – у нейропсихолога. Я не знала, в чем именно помогают эти специалисты, но знала, что клятву Гиппократа дают все врачи, а, значит, «хуже не будет»…

Я вошла в кабинет и у видела, что нейропсихолог решила сделать из нашей консультации практическое занятие для своих студентов: помимо врача в кабинете сидели еще примерно 15 человек с тетрадками. Им было лет по 20, и я понимала, что они как раз и были моей аудиторией совсем недавно. Конечно, они смотрели MTV, конечно, они слушали группу «Тату», конечно, они меня узнали. И, конечно, сама нейропсихолог этого не понимала…

Зато это поняла я, и начался самый ужасный прием у врача в моей жизни…

В «прошлой жизни» я бы просто резко развернулась и вышла, хлопнув дверью, но в то время я даже медленно передвигаться могла только с чьей-то помощью. И вот целый час мне пришлось сидеть в кабинете, отвечая на «нейропсихологические» вопросы и представляя, какое чудовищное впечатление я произвожу на студентов. Конечно, я чувствовала себя ужасно, и такой стресс даже сложно придумать специально! Помогла ли мне та нейропсихологическая консультация? Конечно, нет.

Похожие примеры бывали очень редко, и, конечно, они есть в моем дневнике, и стоит их учитывать перед приемами врачей – и, да, бороться за свое внутренне равновесие! Ну, мне показалось, что это самое важное.

Спасает ли алкоголь?

Ну, каждый же в России знает, что «водка лечит от всего»…, но я не стала даже пробовать. Разумеется, желания так просто отвлечься и забыться возникали, но были и непреодолимые барьеры: я не могла внятно попросить бутылку в магазине, и мое самочувствие от алкоголя в общем-то совсем не улучшалось. Ну да, есть и супермаркеты с тележками, но это было то же самое – я ужасно выглядела и разговаривала, и не была готова выдерживать волны презрения от кассиров, увидевших среди моих покупок вино и сигареты!

При этом я еще с ужасом вспоминала, как в прошлой жизни пила разноцветные коктейли под луной на берегу, например, Адриатического моря. А тут… стоишь себе в меховых сапогах у винной палатки… Впрочем, у меня и раньше не было стойкой привязанности к алкоголю, а тут еще этот мой «пафос».

Да, и конечно, я понимала, что запои ничего не решают и не улучшают, и поэтому такая затея сразу показалась очень глупой.

Гадания

И это я еще не все вспомнила… Все знают, что гадания это ерунда, но мало кто в это верит. Можем ли мы знать будущее? Мне и сейчас сложно ответить себе на этот вопрос, но у меня есть фантастические примеры… Одну из историй, и очень яркую мне рассказала подруга. Эту историю она услышала от меня самой буквально за неделю перед аварией. Даже странно, что я ее забыла…

Я рассказала, как побывала у гадалки: разложив карты, та сказала: «Где ты работаешь? Уходи с этой работы! Иначе случится что-то ужасное!». Через неделю я уже про все это забыла, а через две оказалась в долгой коме…

«Все», – размышляла я, – «это такая карма, блин…», и погружалась в депрессию…

А делать-то что?!

Ок, я все вспомнила и поняла, что мой красивый и привычный мир исчез – коллеги и тем более тусовщики меня забыли, друзья со мной мучаются и вообще «у всех свои дела»! Нет, я ни на кого не обижалась (просто потому, что всегда считала это занятие бессмысленным: «обидчики» могут быть даже не в курсе, а я буду тратить свои время и силы на бесполезные переживания прошлого – зачем?!).

Вообще, я и раньше не умела даже скандалить и громко ругаться в каких-то ссорах по этой же причине: после ссоры я ну не могла понять, зачем бы мне теперь напрягаться, что-то выяснять и вообще разговаривать с человеком, который мне неприятен! И если я с кем-то ссорилась, то у меня было только одно желание в отношении этого человека – не видеть его, и свои силы я предпочитала тратить на это.

Я не хотела никого обвинять и тем более жаловаться: учитывая, что обычно в подобных причитаниях люди как-будто жалуются на себя. Ну, действительно, стоит послушать чьи-либо жалобные речи – и сразу понимаешь основные проблемы и беспокойства собеседника! В этих случаях я понимаю, что «я ни при чем».

Мне кажется, доказывать или объяснять что-то стоит тем людям, которые действительно важны, и отношения с которыми видишь долгими и важными для себя – а я почему-то не видела их такими после серьезных конфликтов… И лучшая деталь: а «несерьезных» конфликтов в отношении с близкими и важными людьми обычно просто не случается – ведь мы, наоборот, стараемся поддерживать друг друга!

Еще это можно сравнить с частым примером: если у нас что-то не получается, то мы можем «конфликтовать» прямо и с неодушевлёнными предметами… Ну, допустим, столяр пытается сделать красивое кресло из «массива дерева» – ну из большого такого чурбана. Но у него не получается – хотя дело, возможно, в самом столяре… Он терпит, старается, снова терпит неудачу и, наконец, «срывается»: так можно материть, пинать и даже уничтожить этот чурбан. Это называется «разрядится» – но смысл?! Возможно, такой способ оптимален, если, ну, совсем некуда деть свои силы и совсем нечем заняться, но чурбану-то это точно безразлично. И будущее кресло лучше от этого, ну, точно не получится…

Ох, ну, короче, я ни на кого не обижалась! Мне было о чем подумать…

И снова медицина: врачи, таблетки, больницы, томографии и рентгены! Мы тратили на это любые появляющиеся суммы, не зная, что именно даст наилучший результат. Меня очень поддерживал муж, мне очень помогали коллеги, мои родители говорили со всеми возможными знакомыми медиками. Сейчас цена этого лечения может показаться гигантской, но в то время меня больше беспокоило, что эти траты растянулись на годы…

Со своей стороны максимально старались и врачи: они приходили очень часто – каждый день! Уже потом в своем дневнике я писала, «как нужно было сделать», но тогда были принципиальны две вещи: мое намерение восстановиться и максимум медицинских консультаций!

Впрочем, и они в той ситуации медленно и верно меня мучили – наступала вполне предсказуемая депрессия. Я с успехом и по какой-то причине тратила время и силы на размышления о своей тяжелой участи и непростой судьбе… Чего я только ни пробовала, чтобы выбраться из этой ямы, и в итоге мои поиски все-таки увенчались успехом! Однако, конечно, это произошло не сразу, и до этого я даже успела сделать одну потрясающую вещь!

Но и для этого надо было все вспомнить, все понять и принять, а, главное, настроиться и подготовиться…