Избранные стихотворения. Том II

ЮЛЬКА

 
Юлька, Юлька, дева-красотулька,
Почему же я тебе не люб?
Может, совершим с тобой прогулку —
И тогда поймешь, что я не «дуб».
Я тебе напомню, как Есенин
Персиянке пел свои стихи,
Как ее склонял в саду весеннем
Постигать любовные грехи.
Расскажу о том, как Маяковский
Лилю Брик смертельно обожал
И, не выдержав тоски чертовской,
На курок для выстрела нажал.
О Володе и Марине Влади
Без меня ты знаешь хорошо,
Как загнулся он любови ради,
Выпитый мирскою томошой.
Было много байронов и гёте,
Пушкиных, гомеров, окуджав,
Кто страдал в своем духовном гнёте
И в чаду рифмованных держав.
Вот теперь и я к святой когорте
Подбираюсь робко, не спеша,
И в моей взволнованной аорте
Еле дышит скромная душа.
Завершая краткую прогулку,
Я шепну одним движеньем губ:
Чтобы жил я в этом мире, Юлька,
Должен быть тебе мой образ люб.
 

И ЭТО ТОЖЕ ЛЮБОВЬ

 
А если я тебя не поцелую,
Когда ты согласишься на любовь,
Ты мне споешь осанну-аллилуйю
Или из носа выпустишь всю кровь?
Не знаю я, и ты не знаешь тоже,
Какая боль привидится во сне,
Когда окажемся на брачном ложе
Вдвоем на удивление стране.
Но, может быть, нам стоит попытаться,
Длиннющие отвергнув словеса,
Поведать всем доходчиво и вкратце,
Что нас роднят сердца, не телеса.
Конечно, ты к такому не готова
И вряд ли пожелаешь обменять
На миску щей ляган крутого плова
И на топчан роскошную кровать.
Да и характер у тебя не сладкий:
Чуть что – и все: спасайся, визави!
Я на любовь не очень-то и падкий,
Когда проблемы светят от любви.
Но все равно ты мне ужасно люба,
И потому согласен я терпеть,
Когда твои порхающие губы
На мне заменит хлещущая плеть.
Пусть я судьбой не так уж и балуем,
Но ты меня отметь своей звездой
И награди сердечным поцелуем,
И укроти волос твоих уздой.
 

ПАНИКА

 
Мне хочется сегодня умереть:
Вы не пришли на первое свиданье.
Не заслужил я муки ожиданья,
Не заслужил и от обмана смерть.
Я Вами был нежданно очарован,
Когда явились Вы моей мечтой.
С тех пор, сраженный Вашей красотой,
Я без цепей любовью к Вам прикован.
Я думаю о Вас и не могу понять,
Вы – наказание мое или награда,
Вы – сад в раю или пустыня ада,
Вы – боль души иль сердца благодать.
Вы не пришли, хотя и обещали,
А я стою и мну в руках букет,
А Вас нигде, в помине даже, нет!
Ужели Вы на память обнищали?
Вы говорили, что придете в семь,
А на часах на две минуты больше!
Не вынесу я мук подобных дольше!
Вам чуждо сострадание совсем.
Все, смерть моя близка.… Но – Боже славный! —
Вы все-таки пришли…. Не опоздав?
А ну-ка сверим… да, я был не прав:
Мои часы немного неисправны.
 

НЕИЗБЕЖНОЕ

 
Я вышел, друзья, из-под ига любви,
Теперь я свободен от мук и страданий,
От грустных ночей и пустых ожиданий,
От боли в душе и безумства в крови.
Как долго терзал я себя рифмоплетством,
Как едко смеялись враги надо мной!
Опале подвергнут я был тишиной
И был уничтожен духовным сиротством.
Во что превратился я, страстью дыша, —
Я голоден в холоде города хлеба,
Я пасмурный пасынок пазанок неба,
В котомке – ветра, в кошельке – ни шиша.
Но «Баста!» сказал я себе и уехал
На Северный полюс в мороз и пургу,
Где белый медведь о любви ни гугу,
Где светлые ночи одна лишь утеха.
Но здесь, на краю и судьбы, и земли,
Куда не проникнет вселенская смута,
Ловлю я себя на одном: почему-то
Мне хочется снова увидеть Лейли.
 

ПИСЬМО ГУЛЬСАРЕ

 
Да, я порой словоохотлив,
Да, я рифмую черте что.
Но ты меня не бей за то,
Что я гулически заботлив.
Ты все, конечно, поняла
Давным-давно, читая строфы
Моей сердечной катастрофы
И обреченности чела.
Но ты притворно молчалива
И производишь всюду вид,
Что не в тебя влюблен пиит,
Чья муза вздорна и ворчлива.
И в то же время в тишине
Ночной бессонницы и скуки
Мои смакуешь рифмозвуки
С моей мечтой наедине.
Ты улыбаешься, встречая
Удачной шутки каламбур
Внутри ямбических фигур,
Воображение включая,
И раздражаешься, когда
Я выхожу за рамки меры,
Вводя ненужные примеры
На грани фола и стыда.
Но ты прекрасно уловила —
Ведь ты сама на службе муз, —
Что мой классический комуз
Сродни строению ветрила.
То будет бриз иль ураган —
Все принимает к сердцу парус;
Пусть он похож на грубый гарус,
Но он из шелка Богом ткан!
Я не угодлив, не расчетлив,
Но я заботлив и влюблен —
Вот почему я расчехлен
И чересчур словоохотлив.
 

НАЯДА

 
У Ваших ног валяется страна,
Лишь я один стою, благоговея.
Я не достиг желанного руна,
Но видел Вас при помощи Морфея.
Вы плавали, как Ева, нагишом,
И волны, чуя Вас, с ума сходили.
Я был на расстоянии большом,
Но мог узреть, как Вы меня стыдили
Своими персями, ногами и
Основой всех основ и мирозданий,
Магнитной тягой сущности любви,
Причиной сладкой всех мужских страданий.
О, как прекрасны были Вы, когда
На берег вышли и легли под солнцем,
Не ведая ни капельки стыда
Перед смотрящим в оба незнакомцем!
На Ваших прелестях речной росы
Блестели жемчуга игривым светом.
И от такой невиданной красы
Ослепло небо, брошенное ветром.
И стало мне понятно, отчего
Страна не хочет столько лет подняться:
Ведь нет на свете выше ничего,
Чем от любви у Ваших ног валяться!
 

ЗАРИСОВКА ПЕЧАЛИ

 
Ты пронеслась на иномарке
И не махнула мне рукой.
Свою обиду в темном парке
Я изложил одной строкой:
«Тебе терзать меня прикольно».
Ведь ты замашками вождей
Плюешь с высокой колокольни
На добродетельных людей.
Ну что же, плюйся, дорогая,
Пока безветренно вокруг,
Пока, по осени шагая,
Не окочурились мы вдруг.
Мы не успеем оглянуться,
А жизнь пройдет – и нам с тобой
Придется в омут окунуться
И распрощаться с ворожбой.
Никто из омута Аида
Доселе вынырнуть не смог.
Сгорит во мне моя обида
При виде длинных, стройных ног.
Но ты летишь на иномарке
По листопаду вдоль шоссе,
А я один в угрюмом парке
Произвожу в слезах шассе.
Со мной вальсирует разлука,
Шурша опавшею листвой;
Аккомпанирует нам скука,
Мешая музыку и вой.
В том жалком дальнем отголоске
Мне слышно, как бездомный пес
Своей судьбы ничтожной фоске
Моё сиротство соотнес.
Не я один в ночи страдаю:
Таких, как я, в избытке псов.
Но я один в любви блуждаю,
Не различая полюсов.
У этой пьесы нет ремарки,
И в эпилоге – ничего.
Ведь ты в комфорте иномарки
Не замечаешь никого.
 

ВОЗМОЖНОЕ СПАСЕНИЕ

 
На этой мстительной планете
Террористические сны.
Заложен страх в святом завете,
И этот страх – залог войны.
Но нам ли, Гуля, падать духом
И сердце местью наполнять?
Любовь – не баба-повитуха,
Чтоб на неё за боль пенять.
Мне все равно, кто что пророчит,
Когда мою волнуют грудь
Твои эпические очи,
Твоя лирическая суть.
Взорвутся пусть к чертям собачьим
Земля, Галактика, миры —
Мы всем назло себе назначим
Свиданье в стиле Гульсары.
Там, за Вселенной, за границей,
Куда вовек не проникал
Ум человечий, мы, как птицы,
Себе устроим карнавал.
Там, в недоступности эфира,
Нас разлучить не смогут сны
Террористического мира
И человеческой войны.
 

РАЗГОВОР ВО СНЕ

 
Сегодня мне приснился Маркес.
Он мне сказал: «Твоя Лейли
Не даст рифмованной примарке
Ни пяди выжженной земли.
Ведь ты же помнишь, мой полковник
Все ждал, когда придет письмо,
Признав в конце, что злой чиновник
Его заставил есть дерьмо.
Вот и Лейли твоей до фени,
Какую боль, какую страсть
Вложил ты в плач стихотворений,
Коль не способен деньги красть».
Но я с маэстро Габриелем
Не согласился, возразив,
Что я сражен любовным хмелем,
Но не такой, как тот Сизиф;
Что и Лейли – не кукла Барби,
Не айсберг северных морей
И не подобье желчных гарпий,
Тем боле алчных мизгирей.
Моя Лейли – как парус в море,
Как облака на синеве,
Как вольный ветер на просторе,
Как луч, скользящий по траве;
Она – мелодия полета,
Она – симфония любви,
Она – противница комплота,
Она – судьбы моей пахви.
Но Габриель Гарсия Маркес
Лишь улыбнулся мне в ответ,
В его мимической ремарке
Лишь отразился грусти свет.
Конечно, он велик и мощен,
И в уважении моём
Не мог быть мною отчихвощен
И назван старым упырём.
Я лишь сказал словес приору:
«Зря, Габриель, прошу простить,
Вы на мою Лейли-синьору
Посмели «бочку накатить».
Она прекрасна, Вы поймете,
И экстерьером, и душой.
И я уверен, Вы введете
Её черты в роман большой».
На этом месте сон прервался.
Кричал петух издалека,
Как будто мне сказать пытался,
Что я обидел старика.
 

ГРУСТНАЯ ЭПИСТОЛА

 
Здравствуй, милая Настюша.
Коротенько расскажу,
Что сегодня я не кушал
И, не выспавшись, сижу
За компьютером, и душу
На экране вывожу.
 
 
А душа моя больная
И боится темноты.
Временами, как чумная,
Мечет бурные финты.
Излечить ее, родная,
Можешь, Настя, только ты.
 
 
Бью по клавишам, как будто
Забиваю гвозди в стол.
Так, наверно, марабуты
Создавали свой престол.
Заболею я скорбутом
Без любви и фарандол.
 
 
Буквы пляшут на экране,
Собираются в слова,
А моя в угаре пьяном
Не фурычит голова.
Только ты в Узбекистане
Для меня всегда права.
 
 
Твой портрет передо мною,
А тебя со мною нет.
И от этого я ною,
Как страдальческий сонет.
Жить с душой своей больною,
Видно, мне остаток лет.
 

ИЗБРАННАЯ

 
В элитной части Ваших губ
Мой поцелуй еще трепещет,
Но Вы уже собрали вещи,
Остановив мой «ледоруб».
Из Вашей VIPовской груди
Волненье слышится глухое:
Ведь Вы подумали плохое,
Когда стоял я позади.
И Вы мою прервали речь,
А я хотел излить Вам душу,
Сказав, что грязи не обрушу
На элитарность Ваших плеч.
Ужели я посмею Вас
Обидеть страстностью молений,
Взяв августейшие колени
В заложники в неровный час?
Не уходите, я молю,
Не одевайтесь так поспешно.
Свиданье было столь безгрешно! —
Его стихами восхвалю.
Но Вы уходите в свой клуб
Высочеств разных и Величеств,
Моих не вытерев язычеств
С элитной части Ваших губ.
 

ТВОИ ГЛАЗА

 
Я устаю глядеть в твои глаза,
Твой взгляд меня энергии лишает:
Я словно покрываюсь весь лишаем,
И будто колет сердце дереза;
Как будто кровь куда-то вытекает,
И мышцы овивает паралич,
И кости поедает злой тирлич,
И в голове мышленье иссякает.
Ты ведьма или фея, Гульсара?
Какие чары множишь в этом взгляде?
Таишь ты гибель мне в любовном яде
Или готовишь неги вечера?
Твои глаза прекрасны и опасны —
В них и обман, и мысли красота,
В них жар души и гнева мерзлота,
Презренье в них и взор, со всем согласный.
О, не смотри так! Лучше разъясни,
Зачем твои глаза меня буравят —
Они мой дух к великому направят
Иль сердце мне оставят без брони?
О, смилуйся, Гули! Дай мне окрепнуть,
Нам ни к чему такая гомоза.
Я устаю глядеть в твои глаза —
Боюсь от них пожизненно ослепнуть.
 

ФИНАЛЬНОЕ

 
Я закругляюсь, Гульсара,
Не потому, что исписался,
Но потому, что не касался
Тебя с утра и до утра.
А как хотелось навестить
Тебя во время ночи лунной
И на гитаре семиструнной
Грядущий день оповестить
О состоявшейся любви!
О воплощении надежды!
(Она рифмуется с «одеждой»,
Быть может, и на пехлеви).
Но ты, как небо, далека,
Но ты, как звезды, недоступна.
Твоя обитель неприступна
В нагорной зоне Чарвака.
А просто так писать стихи
И воспевать твой образ дивный
В порожней страсти – дефективно:
Так блеют горе-валухи.
И потому, чтоб не упасть
В твоих глазах, оповещаю,
Что с этой ночи прекращаю
Являть тебе пустую страсть.
Своей душе постанови
Не исключать из списка знаний
Науку песенных признаний
Моей отвергнутой любви.
Благодарю тебя за то,
Что ты живешь на этом свете
И что не будешь ты в ответе
За все, что нами нажито.
Будь безнаказанно щедра,
Не отдавай себя гордыне
И не жалей о том, что ныне
Я закруглился, Гульсара.
 

«ВЫ» и «ТЫ»

 
Я встретил Вас во глуби Интернета.
Подобьем свежей утренней зари
Вы были вне забытого сонета,
Но ты была у нового внутри.
Мир Интернета оказался тесен —
И я нашел Вас, мышью копоша.
Мне статус Ваш ничуть не интересен,
Но интересна мне твоя душа.
Я посвятил Вам песенную душу,
И Вам одной я музу подчинил.
Но, черт возьми, милейшая Настюша,
Ты предпочла поэзии верзил.
Испорчен век – испорчены и судьбы,
И Вас, увы, испортили жлобы.
И приговор озвучили нам судьи,
Что ты соната не моей судьбы.
Такой вердикт любого обезличит,
Кто не избег духовной нищеты.
И Вас моя любовь не возвеличит,
Пока меня не возвеличишь ты.
 

ОБРАЩЕНИЕ К СИНЬОРЕ

 
Что ж, если нам с тобой не суждено
Испить из чаши страсти первородной,
Давай хотя бы будем заодно
В любви к стране, пока что несвободной.
Ты говоришь, что любишь край родной
И для него готова стать сардаром,
На деле же играешь со страной
И норовишь все получить задаром.
Любимая, ну как ты не поймешь,
Что все твои грехи давно известны? —
Их знает даже маленькая вошь;
О них в миру уже слагают песни.
Пора тебе оставить эту роль,
И не рисуйся белой и пушистой;
Самой себе быть женщиной позволь;
Не будь такой колючей и ершистой.
Давай объединим с тобой сердца
Во имя счастья нашего народа,
Чтоб даже волей Вышнего Творца
Не ограничилась вовек свобода.
И будет нам величие дано
За то, что мы, преодолев раздоры
И став в любви к Отчизне заодно,
К единой цели устремили взоры.
 

«НЕВЕРУЮЩАЯ»

 
Взойдя на страсти минарет,
Я призывал тебя к молитве,
Но ты сказала строго: «Нет»
Моей кощунственной ловитве.
Я проповедовал любовь,
Лишь для тебя читал Писанья,
Но ты меня в свою ятовь
Не пропустила для касанья.
Я образа от образин
Не различал в порыве страсти,
Но ты сказала: «Муэдзин,
Не ты моё на свете счастье».
Я лбом к стопам твоим припал,
Хотел смягчить тебя намазом,
Но ты опять: «Мой идеал,
Кто освятит меня алмазом».
Я возразил: «Ведь у тебя
И без того алмазов много!», —
Но ты возвысила себя
И избежала диалога.
Я вновь взбежал на минарет,
Но вдруг осекся в краснобайстве,
Поняв простое: больше нет
Тебя в моей иссякшей пастве.
 

ОБЪЯСНЕНИЕ

 
А разве это криминал —
Любить красавицу заочно
И посылать ей неурочно
Душой рожденный мадригал?
Но если это криминал,
Пусть призовут меня к ответу
За то, что глупому рассвету
Я мудрость тьмы предпочитал.
Когда в тиши все гуще мрак,
И даже звезды не мерцают,
Меня камены созерцают
И предвещают тайный брак.
Я не краснею, как бурак,
Когда из древнего поверья
Мечта, выдергивая перья,
Их не бросает в буерак,
Но ежесуточно из них
Сооружает опахала
И навевает для нахала
При каждом взмахе новый стих.
Да, я не ангел и не мних,
Но разве это преступленье —
Иметь особое мышленье
Во времена неразберих?
И мне не нужен мартингал,
Чтобы увидеть путь-дорогу
К недружелюбному порогу,
Где для других в жару мангал.
Я никогда не избегал
Жестоких битв на почве страсти,
Вот почему я шлю на счастье
Моей любимой мадригал.
 

НАБРОСКИ

 
Солнце встает с востока,
Следом за солнцем вечер.
Нет у Творца истока,
Есть только боль увечий.
Вновь за эпохой эпоха
Судьбы людские мелют.
Лишь для последнего вздоха
Землю во тьму постелют.
Будет впадать светило
Устьем лучей в закаты.
Хватит ли нам тротила,
Чтобы взорвать откаты?
Звезды горят и гаснут,
Долго играя светом.
В рыло вопросу хрястнут,
Если правдит ответом.
В нечеловеческой жизни
Молча ржавеет зуммер.
Век свой пройдя эскизно,
Счастливы те, кто умер.
 

МЫСЛЕННЫЙ ДИАЛОГ

 
Я совершу, наверное, «наезд»
На женщину с шикарными ногами,
Которая, войдя не в тот подъезд,
Исполнила неправильные гаммы.
Я подойду к ней и скажу в лицо,
Мол, не тому Вы песенки поете,
Что я для Вас купил уже кольцо,
Кредит оформив на своей работе.
Она покрутит пальцем у виска,
Мол, мне к врачу бы надо обратиться,
Что у меня неверная тоска,
Что на другой мне надо бы жениться.
Но я скажу: любимая, лишь ты
(Да, здесь на «ты» я перейду по-свойски)
Во мне рождаешь светлые мечты
И побуждаешь к подвигам геройским.
Давай с тобой познаем горизонт!
Идем со мной – и ты повеселеешь.
Я не беру, любимая, на понт:
Ты все увидишь и не пожалеешь.
Она опять свой палец у виска
Покрутит, выразив холодным взглядом,
Что мне она по духу не близка
И что со мной стоять не хочет рядом,
И, оттолкнув меня, как не фетиш,
Она направится, частя ногами,
Туда, где блещет статусом престиж,
Где сумасбродят чуждыми богами.
А я, оставшись с призраками ног
Её на перепутье слез и страсти,
Не отрекусь продолжить диалог
О красоте и невозможном счастье.
 

ВЕРОЯТНОЕ

 
Ты упадешь со мною на траву
Волшебных романтических познаний
И, в мире провоцируя молву,
Не отречешься от своих признаний.
Объятия продолжатся века.
Изменятся народы и границы,
И перестанут в тучи облака
Преображаться волею денницы;
Не будет разрушаться от стихий
Все сущее на радостной планете,
И разнородный свет патриархий
В одном едином отразится свете;
И в этом свете общности идей
Вселенная откроется для блага
Надежд и созидания людей
Под сенью Высшего ареопага;
Приемлется по сердцу и уму
Вещание небесного анонса.
И это все случится потому,
Что мы с тобой в объятиях сольемся.
 

РАСКАЯНИЕ

Памяти Нигоры

 

 
Я иду по улице знакомой,
Как по руслу высохшей реки,
Думами о женщине ведомый
В прошлое, где светят огоньки
Свеч ее, расставленных у моря
Маяками сердцу моему,
Чтобы я, ахалтекинца шпоря,
Не упал негаданно во тьму.
Я спасался теми огоньками
От прострелов памяти в виске…
Но своими грубыми руками
Я разрушил замки на песке.
Никаких не хватит в мире денег,
Никаких не хватит в мире сил,
Чтоб вернуть тот маячковый берег,
Где любви огонь я погасил.
Женщину мою объяли волны,
На заре в пучину увлекли…
С той поры уста мои безмолвны,
С той поры в душе моей угли.
У любимой, обо мне радевшей,
Не дано мне попросить руки…
Я влачусь по жизни опустевшей,
Как по руслу высохшей реки.
 

ШУТКА

 
Солнце притягивает Землю,
Земля притягивает Луну,
Луна притягивает волны,
Волны притягивают людей.
А я всей душой приемлю —
И сердцем к этому льну, —
Что нахожусь в поле
Гравитации Ваших грудей.
 

О ВАС

 
Вы женщина, с которой не легко
Войти в контакт и обсудить Амура.
Я мысленно представил Вас в трико —
И стало мне на сердце как-то хмуро.
Фигура Ваша, что и говорить,
Отточена прекрасным ювелиром —
Его уместно поблагодарить,
Всем понимающим собравшись миром.
Но грустно мне, что эту красоту
Не я в укромном месте постигаю,
Не для меня снимали Вы фату,
И что не я Вам жизнью присягаю.
 

ДИЛЕММА

 
Мне женщина сказала: «Приходи.
Я все тебе, предателю, простила.
Я ничего такого не просила,
А ты оставил боль в моей груди».
Но я, друзья, ее не предавал,
Я полюбил негаданно другую,
И прежнюю для сердца дорогую
Оставил там, где счастлив с ней бывал.
То время что-то сделало со мной —
И я ушел, как будто на прогулку,
Но был уже влюблен в красотку Юльку,
Которая сравнима лишь с луной.
А женщина моя не поняла
Моей души печальной катастрофы
И все ждала лирические строфы
О том, как звонко бьют колокола,
О том, как звон малиновый плывет
По рощам, по лугам, по светотеням,
О том, куда мы наши губы денем,
Когда весна к нам травы призовет.
Но песни я уже другие пел
В душе своей о той, кому не нужен,
Кто не со мной, увы, вкушает ужин,
Кого я встретить раньше не успел.
Да, я ушел от женщины одной,
Но до другой добраться мне мешает
То, что она за всех сама решает,
То, что она сравнима лишь с луной.
Кого предал я – женщину свою
Или себя, гоняясь за миражем?
Что ждет меня за роковым виражем
И обо что я лоб свой разобью?
Маячит неизвестность впереди,
И я стою перед своей дилеммой:
Достичь любви – сложнейшая проблема,
А женщина сказала: «Приходи».
 

ОТКРОВЕНИЕ

 
Не стоишь ты моих стихотворений,
Но почему-то муза каждый день,
Наперекор тоске разуверений,
Наводит тенью рифмы на плетень.
И снова я пишу, не понимая,
Зачем пишу и для кого пишу,
Зачем сижу, страданию внимая,
И почему так тягостно дышу.
Ведь ты совсем не та, что на экране
И что на фотографиях своих:
Тебе милей держать людей в обмане
И повергать своим всевластьем их.
А может быть, я ошибаюсь, всуе
Виня тебя в надуманных грехах,
Карикатуры весело рисуя
В намеренно критических стихах?
Но то, что ты хитра и многолика,
Мне очевидно, как и божий день.
Ведь ни одна на этом свете клика
Не выправляла то, что набекрень.
Ты видишь, как идет паденье нравов
И человеческий гниет удел,
Но все ж плодишь гламур своих анклавов
И долларовый множишь беспредел.
Возможно, мир таков первоначально,
И мы всего лишь пешки на доске,
Но все равно мне горько и печально
Разуверением потворствовать тоске.
Быть может, мир извечно так устроен —
И вдруг откроется моей судьбе,
Что это я ни капли не достоин
Писать стихи такие о тебе.
 

«ROUND RUN»

 
Клип на песню «Round run»
И твой вид в его начале
Всколыхнули мне печали
В глубине душевных ран.
Посетил я мало стран,
Но и этого хватило,
Чтоб понять, что все уныло:
Миром правит Round Run.
Я открыл на кухне кран
Но вода не появилась:
Видно, в небо испарилась,
Чтоб исполнить round run.
Взял я деву на таран,
Предложив уединиться,
Но она мне: «Я девица.
Здесь не выйдет round run».
Ну, тогда я в ресторан
Отрешиться сном нирваны,
Но и там мне соль на раны
Навалил твой «Round run».
Попытался я в Коран
Погрузить себя смиренно,
Но душа моя смятенно
Повторяла: round run.
Не помог и майоран
Пряный дух придать унынью:
Пахнет все вокруг полынью.
Горек жизни round run.
Пусть твой папа и тиран,
Но не он один на свете
Не нашел в Святом Завете
Многомудрый round run.
Новичок и ветеран
Одинаково бессильны,
Если чан судьбы месильный
Втянет их в свой round run.
Я как будто не баран,
Не похож на идиота,
Но на новые ворота
Все ж гляжу сквозь «Round run».
Как узорчат филигран,
Так и образ твой затейлив.
Потому без канители
Исполняй свой «Round run».
 

АЛЛЕГОРИИ

 
Над лиричностью Вашей всегдашней
Наклонюсь я пизанской башней;
По центральным местам и окрестным
Я прошествую ходом Крестным;
И по Вашим кипящим горнилам
Растекусь сладострастным Нилом;
Будто в небо воткнувшись протестом,
Удивлю Вас моим Эверестом;
И отверзнется волей гурманской
Красота глубины Марианской;
И Вы станете в новом масштабе
Мне священней, чем камень в Каабе.