Потом она плеснула в меня водой и засмеялась. Видимо это были такие «детские забавы» которых я не постиг до этого возраста. Я набрал воды в руки и плеснул в ответ, потом она завизжала, засмеялась и столкнула меня в воду целиком, я же, схватил её за руку, и мы вместе упали в воду. Так мы и резвились ещё несколько минут, а когда стало холодновато, мы, с дрожью в теле, с мокрой одеждой на себе, стали делать костёр.

Найдя палки и сухую траву, а также, позаимствовав мои старые неудавшиеся стихи, мы развели костёр. Когда дело было сделано, мы встали в гордые позы от того, что сами это сделали.

– Что-то холодновато становится, – сказала Софа и поёжилась.

Я отдал ей свой недо-плащ, а потом сказал следующее: «Я знаю, что в какой-то стране, на какой-то праздник, считается, что люди, станцевавшие перед костром, будут связаны навеки. Не хочешь попробовать? Миледи?»

Я протянул ей руку.

– Я только с радостью, мисье, – она снова мило захихикала и положила свою руку на мою.

Мы начали танцевать.

Мелодией для нас были звуки сверчков, игравших свою лучшую музыку именно для нас и именно в этот вечер, как нам тогда казалось. Мы плавно танцевали какой-то медленный танец вокруг костра, но смотрели только друг другу в глаза. Софа улыбалась, но не позволила себе издать любой звук, а я старался держать серьёзное лицо весь танец, однако, глядя в яркие глаза Софы, мне захотелось показать, что и я счастлив, поэтому я не сдержался и тоже заулыбался.

Закончив наш танец, мы присели на траву около костра. Тяжело дыша, мы не хотели портить такую природную тишину, поэтому просто взялись за руки. Но Софа всё же начала разговор.

– Красивые звёзды, правда?

– Я не понимал их красоту никогда, но, если ты так говоришь, значит они и правда красивые.

– Нет! Ты не можешь просто доверять моему мнению, ты должен понять их красоту сам.

– Как? Вот в чём вопрос…

– Ты же писатель, ты должен видеть красоту природы.

– Да, я писатель, но себя таковым не считаю, ведь я пишу то, что мне лезет в голову, сам того не понимая, я пишу стихи о любви.

– Кстати, Сём… А где твой дом? Твои родители?

– Их нет.

– Как у меня? Но даже у меня они есть, только я их не знаю.

– У меня их нет, и дома тоже нет.

– Как понять?

– Они мертвы…

– Ой, прости Сёма, я не знала…

– Ничего, это и хорошо, что ты спросила, теперь ты знаешь больше обо мне.

Началось снова молчание.

– Они погибли в ДТП в мой день рождения. Потом я жил некоторое время один, дальше я, выйдя на улицу, забыл ключи, поэтому теперь живу на улице. Какой же я дебил… – я закрыл своё лицо рукой, а на лице была ироническая улыбка.

– Ты не дебил! Сёма, верь в себя! У тебя есть дар, который ты можешь развить до совершенства. Я буду тебе во всём помогать! – она сжала мою руку своими двумя, а лицо было серьёзнее некуда.

В этот момент я почувствовал себя полноценным, я ощутил радость жизни, я понял, что я действительно хочу жить.

– Давай умрём вместе…– тихонько сказала Софа.

– Что? – не понял я.

– А, да так, ничего.

Снова повисло молчание. Оно было долгим, так что на тот момент, когда я хотел его прервать снова, Софа уже спала.

– Давай, я согласен.

Я взял листок, карандаш и принялся писать.

Когда наступило утро, меня разбудила Софа. Она была полна сил и энергии, а я хотел ещё спать. Но вдруг она упала. Просто упала на траву, благо ничего не повредила. Я подошёл к ней, чтобы спросить, что не так, но на мои вопросы она не отвечала. Обеспокоенный, я начал выдумывать развития дальнейших действий. Стало страшно, поэтому я взял её на руки и понёс в городскую больницу.

Сонный, уставший, я принёс её в медпункт, где её положили на кровать в одной из палат. Мне велели ждать в коридоре, пока ей делали осмотр и вычисляли её личность, так как и я не знал кто она на самом деле.

Когда всё было готово, меня позвали в палату, а сами медсёстры ушли. Зайдя к ней в «комнату», я подошёл к ней, и хотел было взять за руку, но тут она посмотрела на меня и сказала: «Ты кто?»

Я остолбенел. Неужели не помнишь меня… неужели забыла всё о чём мы говорили…

– Я Семён. Не помнишь меня, Софа? – дрожащим голосом ответил ей я.

– Какая Софа, дурень? Меня зовут Даша.

– Но… Неужели ты… – я оттянул от неё свою руку и с грустью в глазах посмотрел на её лицо.

В палате были лишь мы, и я отчётливо помню, что её заносили сюда, да и лицо то же самое.

– Простите… – я отошёл от неё, – обознался.

Выйдя из палаты, я заметил мужчину и женщину, которые разговаривали с медсёстрами. Они что-то бурно обсуждали, а в конце женщина расплакалась, а одна из рабочих показала пальцем на палату Софы… Даши. Далее они зашли туда, и оттуда доносились крики, визги, рёвы и так далее. Я же, просто ушёл.

Что теперь делать? Хехе, вот я и неудачник, дурак, кретин. Я шёл и смеялся от собственной безысходности, а шёл я на могилу к моим родителям, а точнее клиньям, вбитым в землю моими руками. Тел там не было, но зато то место навевало воспоминания.

Дойдя до обочины, где были вбиты эти палки, я присел на корточки и начал разговаривать сам с собой.

– О чём я только думал… Доверился первой встречной. Зачем же… Почему так вышло? – у меня пошли слёзы, – Я действительно знал, что такое будет, но продолжил за ней ухаживать, вот же я дурак… Мама, папа, я хотел бы вас увидеть, ещё разок… хотя бы раз!

На коленях я сижу.

Хорошо вам, погляжу:

Сверху всё оттуда видно,

Мне бы так, а то завѝдно.

Я раскрыл всего себя.

Говорили вы: «нельзя!».

Ну а я, лопух в конец,

И к тому ещё юнец.

Ладно, что ж я тут сижу,

Я пойду, да погляжу:

Погляжу на то, как солнце

Мне виднеется в оконце.

Я упал на колени и рыдал, но долго это не продолжалось. После двухминутного траура, я встал на ноги и пошёл обратно в город. Несколько дней я ходил посидеть на скамейке, чтобы посмотреть на окно палаты Софы. Я просто сидел и смотрел на то, как к ней приходили родители. Другого я сделать не мог.

Однако, как-то раз, я заметил Софу одну на улице. Подумал, что она выписалась и уже может одна гулять, поэтому решил её не тревожить, а просто последить за ней. Но в один момент она выбежала на дорогу поймать какую-то вещь, а в это время на неё ехал с бешеной скоростью грузовик. Я побежал со всей силы на дорогу, оттолкнул Софу, а сам бросился под машину.