Сквозь помехи старого радио доносилась «миссис Робинсон». Мириам монотонно махала шваброй, оставляя на белом кафеле серые разводы. Эндрю Савиц жевал пододеяльник. Кристина Смит тихо плакала в подушку. В ее камере не было ничего, чем бы можно было покончить жизнь самоубийством. Она так хотела походить на брата, чтобы мать гордилась ей. Что бы расстроилась ее смерти так же, как расстроилась, когда Моргана поместили в лечебницу. Морган Смит, единственный, кто пострадал от пожара. У него обгорели лицо и шея, и чтобы посмотреть направо или налево приходилось поворачивать все туловище.

– Опять, я же только вымыла. – заворчала Мириам. Стук трех пар обуви. Резиновые тапочки, туфли и туфли, поверх которых надеты бахилы.

Запах свежего ремонта перебил запах духов и сладких кремов. Такими девушки в Отектвуде не мажутся.

Морган с трудом развернулся к дверям, чтобы хоть глазком увидеть гостью.

Рядом с Джо и доктором Шварцем шла красивая, но грустная шатенка. Морган отпустил комплимент, но девушка даже не заметила.

– Убил свою девушку Диану Эдисон и искал ее труп с другими отрядами добровольцев. Убил священника, санитара, задушил одну из своих пациенток. Помог сбежать опасному преступнику. И все это за пару месяцев. Ума не приложу, как мы это проглядели. Как не заметили вовремя. Вправду говорят, что, светя другим, мы сгораем сами. Во время задержания пришлось применить силу. Суставы раздроблены, в очереди на операцию у него номер двести шестьдесят два. Правую кисть пришлось ампутировать. Он получил травму и не обращался за помощью. Обрабатывал ее сам и пил обезболивающие. У него начала развиваться гангрена. Он плохо видит, но очки мы дать ему не можем, чтобы не причинил себе вреда. В последнее время, он почти не разговаривает. Разве что с самим собой. Мы даем ему седативные и антидепрессанты. Так же светозвуковая терапия, водные процедуры. Истерики урежаются. Но он все еще может быть агрессивным. Не заходите за линию и не приближайтесь к решетке, мисс Лоусон.

– Я знаю. – сказала Рейчел.

– Мы рядом, в случае чего.

Одиннадцатая палата. Не ремонт, не пожар ее не тронули. Отколотая плитка и рисунки Чарльза Крашера остались на стене.

Кори сидел в инвалидном кресле, прямо посередине палаты, будто царь на троне. Клетчатая застиранная пижама. Швы по всему лицу. У Рейчел по щекам покатились слезы. Она хотела подойти ближе, протянуть руку коснуться брата, но нельзя.

– Прости меня, Кори. – Рейчел закусила губу и стерла слезинку рукавом.

Прокручивая одной рукой колесо, Кори подъехал ближе к решетке. Доктор Лоусон в их семье будет только один. Если, конечно, Рейчел удастся справиться с давлением. За три месяца суда над Кори и бесконечных обследований, и экспертиз она не посетила ни одного занятия. Будут ли ей теперь рады на пороге школы?

– Этот город – колыбель безумия. Ты не должна здесь находиться. – тихо, будто их могли подслушивать сказал Кори.

– Мы справимся, Кори. Близнецы Лоусоны! – Рейчел едва смогла произнести эту фразу, после чего разрыдалась.

Лоусон медленно развернулся к стене и провел пальцами по вырезанному на плитке кругу. Сестру выводил Джо, а Шварц вздыхал, будто действительно сожалел. Она улетит первым же рейсом. Она не сдастся, и не смотря на все протесты закончит чертову школу и станет очередным психиатром. Лоусоны не сдаются, если уж начали. Они доводят все до конца, даже если это плохой конец.

Звук шагов стих. Железная дверь закрылась. Санитар Крис стучал шваброй по решеткам. Скоро будет обед, и он снова бросит Кори лоток так, что он перевернется и вся еда окажется на полу. Но ничего.

«Мы еще покажем себя, Виски.» – сказал голос в голове. Этот голос был единственным, что не давало Кори сойти с ума. Или прийти в себя?