Правда о «Титанике». Участники драматических событий о величайшей морской катастрофе

Глава 5
Спасение

Все очевидцы сходятся в том, что «Титаник» затонул около 2:20; вскоре после того, как он скрылся из виду, часы в нашей шлюпке показывали 2:30. Позже мы сверили наши ощущения с пассажирами других шлюпок. Шлюпка № 15 находилась недалеко от нас. Кроме того, мы приближались еще к двум шлюпкам – по-моему, № 9 и № 11, но точно я не знаю. Конечно, мы не общались подробно и не видели лиц друг друга, но время от времени перекрикивались в темноте. Мы могли понять, что какая-то шлюпка приближается к нам или отходит от нас. Мы спрашивали, есть ли офицеры на соседних шлюпках, но их там не оказалось. За неимением какого-либо четкого плана действий мы медленно гребли вперед – точнее, туда, где, как мы считали, находился «перед», потому что именно в ту сторону был развернут нос «Титаника» перед тем, как корабль затонул. Теперь я понимаю, что мы, скорее всего, держали курс на северо-запад, потому что вскоре увидели по правому борту северное сияние. «Карпатия» подошла к нам с юга, мы увидели ее сзади на юго-востоке и, развернувшись, пошли к ней. Отойдя от «Титаника», шлюпки рассредоточились по океану веером; шлюпки с носовой части правого и левого бортов очутились впереди «Карпатии», а шлюпки, которые находились ближе к корме, – за ней. Вот почему шлюпкам с левого борта понадобилось столько времени, чтобы добраться до «Карпатии»: они подошли к кораблю только в 8:30 утра, хотя некоторые шлюпки с правого борта подошли к кораблю уже в 4:10. Некоторым шлюпкам с левого борта, чтобы подойти к «Карпатии», пришлось пересечь то место, где затонул «Титаник»; они пробирались через груды обломков.

Ни на одной из соседних с нами шлюпок не было фонарей; нам очень недоставало света. Мы не видели друг друга в темноте; мы не могли подать сигналы кораблям, которые могли на полной скорости спешить на помощь «Титанику» с любой стороны. Мы столько пережили, что казалось невозможным встретить еще одну угрозу: оказаться на пути судна, которое спешило нас спасать. Мы снова и снова ощупывали дно и борта шлюпки в поисках фонаря. Я нашел рундук под румпельной площадкой и вскрыл его, выломав доску, однако внутри ничего не оказалось, кроме оцинкованного воздухосборника, который поддерживал плавучесть шлюпки. Фонаря мы не нашли. Кроме того, мы искали пищу и воду, но ничего не нашли и пришли к выводу, что их тоже не было, но здесь мы ошибались. У меня есть письмо от второго помощника Лайтоллера, в котором он уверяет, что уже на «Карпатии» они с четвертым помощником Питменом осмотрели каждую шлюпку с «Титаника» и нашли в каждой галеты и воду. Правда, ночью нам не хотелось ни есть, ни пить; мы гадали, сколько времени придется ждать, прежде чем нас подберет «Олимпик». Повторяю, тогда мы решили, что нас спасут ближе к вечеру следующего дня.

Около 3 часов ночи мы заметили впереди справа слабое мерцание на небе и решили, что видим предвестники рассвета. Мы не знали точного времени, и всем не терпелось поскорее избавиться от мрака; нам хотелось поскорее увидеть тех, с кем рядом нам повезло спастись. Кроме того, с рассветом можно было не бояться, что нас переедет крупный корабль, который на всех парах идет нас спасать. Но нас ждало разочарование; слабый свет то усиливался, то снова угасал. Мерцание иногда прекращалось. Вдруг я понял, что мы видим северное сияние. Так оно и оказалось; вскоре вся северная половина неба осветилась наподобие веера; длинные узкие полосы тянулись к Полярной звезде. Я видел северное сияние примерно такой же яркости в Англии несколько лет назад и сразу же узнал его. Вздох разочарования прошел по шлюпке, когда мы поняли, что рассвет еще не наступил; но, хотя мы еще того не знали, день приготовил нам еще кое-что. Всю ночь мы жадно наблюдали за горизонтом, выискивая огни парохода. Кочегар, наш старший – мы называли его «капитаном», – сказал, что вначале покажется одиночный огонь на горизонте, мачтовый огонь, за которым вскоре последует второй, ниже, на палубе; если два огня останутся вертикальными и расстояние между ними будет увеличиваться по мере того, как огни будут приближаться, значит, можно не сомневаться в том, что перед нами пароход. Сколько раз мы видели на горизонте огни! Потом оказывалось, что это звезды восходят над горизонтом. «Огни» появлялись в каждой четверти. За некоторыми приходилось долго наблюдать, прежде чем мы понимали, что зрение нас обманывает. Иногда мы принимали за огни корабля фонари на некоторых шлюпках. Впрочем, фонари мы распознавали без труда, так как они покачивались совсем недалеко от нас. Не раз огни порождали надежду, которая вскоре исчезала. Однажды мы увидели по левому борту два огня, расположенные близко друг к другу, и решили, что наконец-то видим наш двойной свет; но, вглядевшись в разделявшие нас мили, мы заметили, как огни постепенно расходятся. Стало ясно, что мы видим фонари двух шлюпок на разных расстояниях от нас; они стояли рядом, одна за другой. Вероятно, то были шлюпки, спущенные на воду с носовой части по левому борту. На следующее утро им пришлось возвращаться на много миль и проходить место гибели «Титаника».

Невзирая на наши надежды и разочарования, отсутствие света, воды и пищи (как мы считали) и лютый холод, неправильно было бы утверждать, что мы были несчастны в те ранние утренние часы. Единственную угрозу представлял холод, окутавший нас, как одежда, да и его мы могли сдерживать, стараясь не думать о нем. Кроме того, мы прижимались друг к другу и осторожно топали ногами, чтобы согреться. Не знаю случая, чтобы кто-то из нашей шлюпки простудился и заболел – даже тот легко одетый кочегар совсем не пострадал. Считаю, нам было за что благодарить судьбу; поэтому временные неудобства в виде холода, переполненной шлюпки, темноты и еще сотни вещей, которые в обычных условиях мы сочли бы неприятностями, стали несущественными. Спокойное море, красивая ночь (как она отличалась от двух последующих ночей, когда вспышки молний и раскаты грома нарушали сон многих на борту «Карпатии»!). Но главное – мы сознавали, что находимся в шлюпке, в то время как многие наши спутники-пассажиры и члены экипажа остались в ледяной воде. Их крики давно стихли. Тогда нашим главным ощущением была благодарность. Вскоре у нас появилось гораздо больше поводов для того, чтобы испытывать благодарность. Около 3:30 утра кто-то на носу привлек наше внимание к слабому мерцанию на юго-востоке. Все быстро развернулись в ту сторону. На горизонте сверкнула далекая вспышка, похожая на прожектор военного корабля; потом послышался глухой удар, как будто вдали выстрелили из пушек, и свет снова погас. Кочегар, который всю ночь пролежал под румпельной площадкой, вдруг сел, как будто очнулся ото сна; на плечах его висело пальто. Я отчетливо вижу его перед своим мысленным взором. Он смотрел туда, откуда донесся звук, и услышал, как он кричит: «Стреляют из пушки!» Однако это была не пушка; с «Карпатии» запустили ракету, о чем мы, впрочем, узнали лишь позже. Зато мы поняли, что какой-то корабль находится недалеко, спешит к нам на помощь и подает нам сигнал, предупреждая о своем скором прибытии.

Напрягая зрение, мы не сводили взглядов с горизонта и напряженно вслушивались. Мы ждали в полной тишине. Вскоре вдали, в том месте, где мы видели вспышку, появился одинокий огонь, а вскоре и второй под ним. Через несколько минут оба огня приблизились и оставались рядом! Вспомнив, сколько раз мы обманывались прежде, мы и выждали еще немного, прежде чем позволили себе признать, что мы спасены. Огни стремительно приближались; так быстро, что казалось, прошло лишь несколько минут (хотя на самом деле прошло гораздо больше времени), прежде чем они засияли высоко над горизонтом. Мы не знали, что за судно плывет к нам на помощь, однако сразу поняли, что оно идет быстро. Мы стали искать бумагу, тряпки – что угодно, способное гореть. В случае необходимости мы были готовы поджечь даже наши куртки. Факел поспешно соорудили из писем, найденных в чьем-то кармане; мы зажгли факел, и его высоко держал кочегар, стоявший на рулевой платформе. Искры летели в лица сидевших рядом; факел освещал участки океана, и на фоне черной, маслянистой воды я впервые разглядел айсберг, огромную гору, вроде той, из-за которой случилась страшная катастрофа. Вначале нам попадались небольшие куски льда, размерами не больше кулака. Льдины подскакивали на воде, не причиняя никакого вреда, а затем снова скрывались во тьме, когда кочегар швырял за борт обгоревшие остатки бумаги. Но хотя мы того не знали, опасность того, что корабль нас раздавит, нам уже не грозила. Во-первых, на «Карпатии» издали заметили шлюпку, на которой всю ночь горел зеленый огонь, и поняли, где примерно нас искать. Во-вторых, «Карпатии» пришлось остановиться по очень важной причине, которая приведена в судовом журнале: «Всю ночь шли полным ходом; остановились в 4 утра, так как впереди по курсу находился айсберг».

После того как наш самодельный факел догорел и нас вновь окружила тьма, мы увидели, как судовые огни остановились и то поднимаются, то опускаются. Все вздохнули с облегчением. Стало ясно, что нам не придется поспешно отворачивать от корабля и бояться, что он нас не заметит, переедет нас или нас перевернет от образовавшейся волны. Мы ждали; корабль медленно развернулся, и мы увидели большой пароход с освещенными иллюминаторами. Думаю, увидев яркий свет, мы испытали огромное облегчение – зрелища чудеснее мы никогда не увидим. Оно означало спасение; вот что поразило всех нас. Мы думали, что нас спасут ближе к вечеру, и вот прошло лишь несколько часов после того, как затонул «Титаник», еще не рассвело окончательно – и нас скоро возьмут на борт! Все казалось слишком хорошим для того, чтобы быть правдой; по-моему, глаза наполнились слезами не только у женщин, но и у мужчин, когда они снова увидели над водой ровные ряды освещенных иллюминаторов. В шлюпке послышались прочувствованные восклицания: «Слава Богу!» Гребцы кое-как развернулись, и мы пошли к пароходу; наш капитан велел запевать «Гребите к берегу, ребята!». Экипаж подхватил дрожащими голосами; пассажиры вторили, но я думаю, нам удалось спеть всего один куплет. Было еще слишком рано, от волнения и благодарности у нас срывались голоса. Вскоре, сообразив, что с песней не очень получается, мы попробовали кричать, что пошло лучше. Было гораздо легче выражать свои чувства радостными криками; мотив и слова – необязательные составляющие для приветственного крика.

И сейчас, вспоминая о том, как мы радовались скорому спасению, я хочу назвать имя, достойное высшей признательности: Маркони. Жаль, что его не было с нами и он не слышал, как пассажиры шлюпки благодарили его за чудесное изобретение, сэкономившее нам много часов, а может быть, и много дней блуждания по штормовому, холодному океану. Надеюсь, наша благодарность была достаточно пылкой и яркой, и кое-что передалось изобретателю по открытым им радиоволнам.

Другие шлюпки с «Титаника» тоже направлялись к «Карпатии»; мы слышали их крики и приветствия. Наши гребцы старались изо всех сил. Все шлюпки состязались друг с другом, стараясь первыми прийти к цели. Мы подошли к «Карпатии» восьмыми или девятыми. Во-первых, наша шлюпка была загружена до предела, и, во-вторых, по пути нам пришлось обходить огромный айсберг.

Тогда, словно дополняя нашу радость, наступил рассвет. Сначала на востоке появилось красивое, приглушенное мерцание, затем из-за линии горизонта осторожно выплыло мягкое золотистое свечение, как будто старалось, чтобы его не заметили. Постепенно свечение все больше распространялось над морем – так тихо, как будто хотело, чтобы мы поверили, что оно находилось там все время, просто мы его не замечали. Постепенно небо окрасилось в бледно-розовый цвет. Вдали на горизонте и близко к нему появились тончайшие кудрявые облака; с каждой секундой они все больше розовели. Медленно тускнели и гасли звезды – все, кроме одной, которая еще долго оставалась на небе после того, как остальные скрылись за горизонтом. Рядом с нею показался бледный полумесяц; его рожки были повернуты к северу.

С рассветом поднялся легкий западный ветер; первый порыв, какой мы ощутили после того, как на «Титанике» остановились двигатели. Через несколько часов – около 8 утра, когда к «Карпатии» подошли последние шлюпки, – ветер усилился, взбил барашки на волнах. Последней шлюпке, нагруженной людьми, пришлось нелегко, прежде чем она добралась до парохода. Один офицер потом заметил, что еще час – и та шлюпка бы перевернулась. Ветер долго не давал ей подойти к борту парохода.

Мы уже слышали, как капитан громко отдает приказы экипажу. Наши гребцы налегли на весла. Они изо всех сил старались не отстать от других шлюпок. Наш старшина подбадривал их и всех нас:

– Смотрите – молодой месяц! Позвените денежками, ребята, если, конечно, они у вас есть!

Мы добродушно посмеялись над ним за суеверие в такое время – радостно было снова смеяться. Наш старшина, впрочем, тут же показал, что не суеверен, добавив:

– Что ж, я больше никогда не скажу, что тринадцать – несчастливое число. Шлюпка номер тринадцать – наш лучший друг!

В самом деле, если и были среди нас люди, с подозрением относящиеся к числу 13, уверен, что они согласились с нашим старшиной и больше никогда не будут придавать значения таким глупым поверьям. Нельзя забывать, что шлюпка № 13 с «Титаника» увезла с тонущего корабля много народу и всю ночь мы провели в таком удобстве, что на нас не упало ни капли воды. На шлюпке № 13 мы благополучно добрались до «Карпатии», и пассажиры поднялись на борт без единого несчастного случая. После того, что мы пережили, думаю, никто уже не будет бояться садиться тринадцатым за стол или жить в доме № 13, не слушая тех, кто советует «не искушать судьбу».

Когда мы смотрели на «Карпатию» в предрассветные часы, нам показалось, что невдалеке от нее находятся два судна с поднятыми парусами. Мы решили, что видим рыболовецкие суда возле Ньюфаундлендской банки. Они увидели, что «Карпатия» остановилась, и выжидали на тот случай, если «Карпатии» понадобится помощь. Но через несколько минут на них упал свет и мы поняли, что видим огромные айсберги, такие высокие, что напоминали корабли. Взошедшее солнце окрасило их поверхность в розовый цвет. Ужасные великаны, похожие на тот, из-за которого затонул «Титаник», зловеще возвышались над морем, словно зазубренные каменные скалы. Дух захватывало от их дикой, поистине страшной красоты! Позже, когда солнце высоко поднялось над горизонтом, айсберги засверкали и стали переливаться в его лучах; мертвенно-белые, они как будто состояли не из полупрозрачного льда, а из замерзшего снега.

После того как окончательно рассвело, мы увидели еще один айсберг. Он находился почти прямо по курсу между нашей шлюпкой и «Карпатией». Через несколько минут мы увидели еще один, по левому борту корабля, и другие, на юге и западе. Повсюду, куда ни посмотри, высились айсберги. Все они отличались формой, размерами и окраской, в зависимости от того, проходили их солнечные лучи насквозь или преломлялись от их поверхности – прямо или под углом.

Мы подошли ближе и вскоре различили полоски на трубе. По их цвету члены экипажа установили, что пароход принадлежит компании «Кунард». Несколько шлюпок уже подошли к «Карпатии»; мы видели, как пассажиры карабкаются наверх по веревочным лестницам. Нам пришлось обходить айсберг и повернуть на юг; мы понимали, что подводная часть айсберга гораздо больше надводной и, возможно, со всех сторон имеются широкие выступы. Едва ли широкие выступы находились настолько близко к поверхности, чтобы повредить нашу маленькую шлюпку, и все же мы не собирались рисковать ради выигрыша нескольких минут, когда спасение было совсем рядом.

Обойдя айсберг, мы сумели прочесть название парохода – «Карпатия». Оно вечно останется в нашей памяти или в наших сердцах. Встретив когда-нибудь название в отгрузочных ведомостях – как я уже видел, когда «Карпатия» вышла из Генуи, отправляясь в обратный рейс, – мы непременно вспомним, как над горизонтом в темноте показались огни, пароход развернулся и мы увидели ярко освещенные иллюминаторы. Мы вспомним и тот миг, когда прочли название… Каждый из нас будет много раз заново переживать сцену спасения и чувствовать то же волнение и ту же благодарность за все, что «Карпатия» подарила нам в ту ночь.

Мы подошли к «Карпатии» около 4:30 и причалили к левому борту, защищенные от волн корпусом судна. Нам помогли пришвартоваться. Женщины первыми поднялись на борт по веревочным лестницам; им на плечи набрасывали страховочную петлю. За женщинами на борт поднимались пассажиры-мужчины, и последними – члены экипажа. Младенца подняли в мешке с завязанной горловиной; ребенок совсем не пострадал от ночного холода. Нас переполняла невыразимая благодарность, когда мы снова ощутили под ногами прочную палубу корабля.

Глава 6
Погружение «Титаника», как его видели с палубы

Две предыдущих главы в большой степени передают впечатления всего одного очевидца и повествуют о спасении всего одной шлюпки с «Титаника». Возвращаясь к «Титанику», я попробую воссоздать более общий и полный отчет по впечатлениям многих людей, которые находились в разных местах корабля. Значительную часть таких рассказов автор услышал непосредственно от выживших, на борту «Карпатии» и позже, но некоторые воспоминания взяты из других источников, заслуживающих доверия не менее сведений из первых уст. Тщательно изучив многие репортажи, якобы основанные на показаниях очевидцев, я выяснил, что они не являются подлинными. Поэтому мне пришлось их отвергнуть. Даже воспоминания некоторых очевидцев иногда пришлось исключить, так как они не соответствовали словам надежных свидетелей или разумным выводам, которые можно считать доказанными в тех или иных обстоятельствах. К последней категории относятся сообщения о взрывах перед тем, как «Титаник» затонул, о том, что корпус корабля разломился пополам, о самоубийстве офицеров. Кстати, важно отметить, что «Титаник» затонул, направляясь на юг. Его курс был выверен в соответствии с ледовыми предупреждениями и считался безопасным в обычных условиях в такое время года; точнее, лайнер шел в шестнадцати милях южнее обычного летнего маршрута, предписанного всеми судоходными компаниями с января по август.

Может быть, подлинную историю катастрофы следует начать с вечера воскресенья, когда на «Титанике» получили радиограммы («маркониграммы») с шедших впереди судов. «Титаник» предупреждали о наличии айсбергов. В связи с этим стоит отметить значительное понижение температуры. На него, а также на очень низкую температуру воды обратили внимание все вечером того дня. Как правило, подобные явления сигнализируют о приближении к области распространения айсбергов. Сейчас многие осуждают капитана и офицеров «Титаника» за то, что они не уделили должного внимания изменению климатических условий; но в данном вопросе требуется осторожность. Сейчас не приходится сомневаться в том, что наблюдаемая низкая температура почти неизбежно ведет к встрече с айсбергами и ледяными полями, но опытные моряки знают, что температура понижается не только из-за приближения айсбергов. У побережья Ньюфаундленда проходит холодное Лабрадорское течение; отчасти оно пересекается с путями следования трансатлантических лайнеров, но не всегда несет с собой айсберги и ледяные поля. Поэтому понижение температуры морской воды и воздуха вовсе не служат убедительными доказательствами близости айсбергов. Вместе с тем одиночный айсберг, оторвавшийся на много миль от своих собратьев, способен потопить корабль, но явно не вызвал бы резкого понижения температуры воздуха или воды. Далее, когда Лабрадорское течение встречается с теплым Гольфстримом, который проходит от Мексиканского залива до Европы, теплое и холодное течения не всегда смешиваются или текут бок о бок или одно поверх другого, зато часто переплетаются, как пальцы на двух сомкнутых руках. Когда судно проходит этот регион, термометр способен резко менять показания в пределах нескольких миль: 34, 58, 35, 59 градусов по Фаренгейту и т. д.

Нет ничего удивительного в том, что моряки привыкли мало полагаться на температурные условия и не считают их надежным показателем вероятности встречи с айсбергами на своем пути. Один опытный моряк говорил мне: нет ничего труднее, чем определить присутствие айсбергов. Веским подтверждением его слов служат официальные лоции, выпущенные Гидрографическим департаментом Адмиралтейства: «Морякам не следует считать любое понижение температуры морской воды или воздуха предупреждением о приближении айсбергов. Иногда вблизи айсбергов температура действительно падала, но чаще никакого понижения не наблюдалось».

Зато ледовые предупреждения со стороны других судов, в том числе те, где приведены координаты айсбергов, – дело совершенно другое. Помню свое потрясение, когда узнал о таких радиограммах на «Карпатии». Слухи о них поползли с утра среды; во второй половине дня мы услышали официальное подтверждение. О том же сказал один из офицеров «Титаника», отвечая на прямо поставленный вопрос. Никогда не забуду всепоглощающего ощущения безнадежности, которое накрыло некоторых из нас, когда мы узнали о точном содержании радиограмм. Значит, столкновение вовсе не было неизбежным, как мы полагали до того, и «Титаник» не очутился в районе, изобилующем айсбергами, встречи с которыми не способен избежать даже самый опытный моряк, совершенно неожиданно! Великолепный «Титаник», раненный так тяжело, что не сумел оправиться, крики тонущих, которые по-прежнему раздаются в наших ушах, и тысячи домов, в которых оплакивают погибших, – ничего этого могло и не быть!

Думаю, что не преувеличу, сказав: люди, пережившие столкновение, спасшиеся и впоследствии ставшие свидетелями душераздирающих сцен на причале в Нью-Йорке, испытали настоящее потрясение. Мы, в том числе и я, буквально лишились дара речи. Из разговоров с другими выжившими знаю, что известие произвело на них такое же оглушительное впечатление.

Думаю, однако, что позже, подробнее узнав о принципах трансатлантического судоходства, мы изменили свое мнение по данному вопросу. Наверное, вопрос, кто виноват в том, что предупреждения остались без внимания, лучше рассмотреть в следующей главе. Одно из таких предупреждений капитан Смит передал Б. Исмею в 17:00. Позже, в 19:00, Исмей вернул радиограмму капитану и, когда тот спросил, как поступить, ответил, что предупреждение следует передать к сведению офицеров. В результате офицерам приказали следить за айсбергами. Так и поступал второй помощник Лайтоллер, пока его в 22:00 не сменил первый помощник Мэрдок, которому он передал соответствующее распоряжение. Во время вахты Лайтоллера, около 21:00, к нему на мостике присоединился капитан. По словам Лайтоллера, они обсуждали «время, когда мы подойдем в район скопления айсбергов, и как нам разглядеть их; мы вспоминали приметы, которые указывают на приближение айсбергов». Судя по всему, другие офицеры также обсуждали между собой вопрос о близости айсбергов. Лайтоллер заметил, что, по его мнению, они подходят к тому району, где, по сообщениям с других кораблей, во время его вахты замечали айсберги. Соответствующие распоряжения получили и дозорные, но айсберг заметили лишь за несколько минут до столкновения, когда впередсмотрящий трижды позвонил в колокол – обычный сигнал из «вороньего гнезда», когда препятствие находится прямо по курсу.

По телефону он сообщил на мостик о близости айсберга, но Мэрдок уже приказал рулевому Хитченсу, стоявшему у штурвала: «Право руля!» Корабль отвернул от айсберга. Но при той скорости, с какой двигался «Титаник», было уже поздно, ведь длина лайнера составляла одну шестую мили! Даже если бы айсберг заметили за полмили, сомнительно, чтобы какая-то часть огромного корпуса была не задета. Кроме того, в высшей степени маловероятно, чтобы впередсмотрящий заметил айсберг в полумиле в тех условиях, какие наблюдались в ту ночь, даже с биноклем. Сама ровная, гладкая поверхность воды затрудняла возможность обнаружения айсберга. В обычных условиях плеск волн об основание айсберга и белая пена были бы видны издалека, задолго до самого айсберга; но в ту ночь спокойное, маслянистое море тихо огибало смертельно опасное чудовище и никак не выдавало его присутствия.

Более того, почти не приходится сомневаться в том, что «воронье гнездо» – не лучшее место для наблюдения за айсбергами. Общеизвестно, что айсберги в большой степени принимают цвет своего окружения; сверху, под большим углом, на фоне черного гладкого моря айсберг оставался практически невидимым, пока «Титаник» не подошел к нему почти вплотную. Большое впечатление на меня произвели слова знаменитого исследователя сэра Эрнеста Шеклтона о его способе обнаружения айсбергов. Он рекомендовал разместить дозорного как можно ниже и ближе к ватерлинии. Я сразу вспомнил, как мы наблюдали за ярко освещенным «Титаником». Он стоял вертикально, напоминая, по словам одного очевидца, «громадный черный палец». Мы видели корабль только потому, что он чернел на фоне неба. Небо – гораздо более удачный фон, чем черная морская вода, в которой трудно разглядеть громадный айсберг. «Титаник» задел айсберг по касательной. Хотя сам удар оказался на удивление легким – настолько легким, что многие пассажиры вообще ничего не заметили, – подводная часть айсберга вспорола правый борт в самой хрупкой части его «анатомии» – ближе к днищу. В самых подробных отчетах говорится, что пробоины шли примерно от области под фок-мачтой и тянулись до самой кормы, причем основная сила удара пришлась на пластины обшивки в носовой части. Во время удара либо пострадали оба днища, либо лишь один слой. Отрываясь, пластины вспарывали внутреннюю «оболочку». Судя по тому, что «Титаник» затонул носом вниз, скорее всего, от удара пострадали лишь оба слоя на носу, а на корме пробоины были лишь во внешнем слое. После столкновения Мэрдок сразу же приказал: «Полный назад!», а потом остановил корабль, и айсберг проплыл к корме. Хотя благодаря огромной массе судна удар почти не ощущался, сила его была такова, что от айсберга откололось огромное количество льда: кусками льда была покрыта носовая часть палубы.

После удара капитан Смит выбежал из своей каюты на мостик; в ответ на его встревоженные расспросы Мэрдок сообщил, что корабль столкнулся с айсбергом. Немедленно закрыли водонепроницаемые перегородки. На палубу вышли офицеры, разбуженные столкновением. Одни поднялись на мостик; другие, не знавшие о масштабе повреждений, не видели необходимости выходить из кают. Капитан Смит сразу же послал вниз плотника, чтобы тот осмотрел корабль. Четвертого помощника Воксхолла он отправил в третий класс, чтобы тот оценил степень ущерба. Последний доложил, что положение очень опасно. Далее Смит отправил Воксхолла в почтовое отделение. Там сразу стало ясно, насколько велика опасность. Мешки с почтой плавали по салону; вода стремительно прибывала. Узнав о происходящем, капитан тут же приказал готовить спасательные шлюпки к спуску. Воксхолл пошел в штурманскую рубку, чтобы определить координаты судна. Их он затем сообщил радистам для передачи всем находящимся поблизости кораблям, способным прийти на помощь.

К тому времени капитан получал сообщения о повреждениях из разных частей лайнера: от старшего механика, от конструктора Эндрюса. Кроме того, на палубу вдруг поднялась группа кочегаров. Они бросились наверх, когда вода хлынула в котельные и угольные бункеры. Им немедленно приказали спускаться и исполнять свой долг. Поняв, что «Титанику» требуется срочная помощь, капитан лично отправился в радиорубку и приказал радистам наладить связь со всеми кораблями, с какими только можно, и передать, чтобы они шли быстрее. Второй радист Брайд спал. О столкновении он узнал от своего напарника, старшего радиста Филлипса. Тот сообщил ему, что «Титаник» ударил айсберг. Радисты вначале рассылали привычный код CQD, что означало: CQ – «внимание всем радиостанциям», a D – «бедствие». Они передавали координаты судна, широту и долготу. Позже они решили рассылать сигнал SOS, новый принятый международный сигнал; он представляет собой случайно выбранное сочетание букв.

Вскоре после столкновения капитан и старший механик доложили о столкновении мистеру Исмею. Одевшись и поднявшись на палубу, он переговорил с некоторыми офицерами, еще не до конца уяснившими тяжелый характер повреждений. К тому времени все имевшие отношение к навигации и командованию уже наверняка понимали, как важно воспользоваться всеми известными им способами спасения, причем безотлагательно. Едва ли они с самого начала считали, что «Титаник» затонет так скоро; но, вероятно, по мере того как поступали новые доклады о состоянии судна, поняли, что лайнер продержится не более нескольких часов. Вместе с тем есть доказательства, что некоторые офицеры, отвечавшие за эвакуацию пассажиров, считали, что посадка в шлюпки – просто мера предосторожности и с рассветом все вернутся на судно. Конечно, едва узнав о столкновении, офицеры не до конца осознавали, что произошло. Один офицер даже вернулся в свою каюту, а еще один в ответ на расспросы стюарда посоветовал тому ложиться спать, так как никакой опасности нет.

Итак, скомандовали: «Всем пассажирам выйти на палубу в спасательных жилетах». Во исполнение приказа толпа поспешно одетых или полуодетых людей начала собираться на палубах соответственно классам билетов (кроме пассажиров третьего класса, которым можно было подниматься на другие палубы). Спасательные жилеты завязывали поверх одежды. В одних частях корабля женщин отделяли от мужчин и провожали к шлюпкам; в других местах мужчины и женщины до посадки находились вместе, мужья помогали посадить в шлюпки своих жен и детей, а затем других женщин и детей. Офицеры рассыпались по палубам; они руководили рассадкой пассажиров и спуском шлюпок на воду. В трех случаях старшие офицеры приказывали своим подчиненным сесть в шлюпки и быть в них за старших. На том этапе труднее всего было заставить женщин покинуть корабль, особенно после того, как прозвучал суровый приказ: «Только женщины и дети!» Во многих случаях женщины отказывались покинуть мужей; их силой отрывали от мужей, поднимали над леерами и бросали в шлюпки. Они спорили с офицерами, не верили, что положение опасное. В некоторых случаях, усаженные в шлюпки, они по-прежнему считали все происходящее шуткой или мерой предосторожности, которая казалась им глупой. Иногда их поддерживали мужчины, которые оставались на корабле; они, тоже пребывая в неведении, весело прощались с друзьями и спускались вниз, добавляя, что увидятся утром, за завтраком. Приведу лишь один пример того, как люди не чувствовали опасности. Когда стало известно, что носовая часть палубы первого класса усыпана кусками льда, пассажиры договаривались наутро поиграть в снежки. Некоторые даже спускались на нижнюю палубу и приносили с собой кусочки льда, которые передавали из рук в руки.