Играя выбери игру

«Любовь нашу —…»

 
Любовь нашу —
Нарядим девкой гулящею,
Выпустим
Запросто в люди.
Пусть думают:
«Она ненастоящая».
А у нас
Только эта,
Другой не будет.
 
 
Любовь наша
Публичная.
Подберем ей одежды
Броские,
Чтобы тянулись к наличным
Невежды.
 
 
Нашей любви отголоски
Дергают чьи-то нервы.
В чьих-то ушах навязчиво всхлипывают.
Наших детей недоноски
Плодятся без меры.
Их сплевывают на тротуар с хрипами.
 
 
Мы любим:
На сцене,
На стадионе,
В книжках,
Как на арене
По кругу кони.
Наша любовь на афишах
Как дрессированный хищник в загоне.
Как фишки
Двигаем себя сами,
Из пешки
Выпестывая ферзя,
Садясь не в свои сани,
Делаем то, что нельзя —
Любим друг друга.
 
 
О постоянстве… не идет даже речи.
Какой еще, к черту, страх!
Просто
Навстречу
Тянемся,
Каждый своею бездною,
Бессмысленно
И бесполезно,
И забываемся
В снах.
 
 
Да так и останемся,
Каждый в своем болоте:
Один – с детьми,
Другой – на работе.
 
 
Оно и понятно,
Ведь жизнь не наркотик:
Чем дольше живешь,
Тем хочется меньше…
 
 
…Ты, что… меня ждешь?
Я? – Тоже… конечно.
И наша любовь
Улыбнется нам вслед.
Она остается,
А нас уже нет.
 

Из цикла «Синяя тетрадь»

«Я люблю…»

 
Я люблю
        Свое одиночество,
Темноту укачав
        На плечах,
И смотрю:
        Вот луна кособочится
Безнадежная,
        Как свеча
В моей комнате
        На рояле,
Освещая
        Хоть что-то едва ли.
 
 
Каждый день
        Как подарок на день рожденья,
Не последний
        Еще,
Но неважно
        Уже:
В бесконечноэтажном
        Своем восхожденьи
На каком наконец-то
        Застрять этаже.
 

«Аккорд…»

 
Аккорд —
Распятие пальцев в черно-белых зубах клавиш.
Рояль, как мухами,
Шальными чихает звуками,
Готовясь к созвучьям пока лишь.
Диссонансами перегружен,
Словно простужен,
Ногами в пол упираясь кривыми,
Из плоскости деки в земную ось,
Швыряет навылет,
Насквозь
Ноты
За горстью горсть.
 
 
Вот он!
Шагами тактов врываясь
В порывы ветра,
Стараясь
Скелетом
Механики за конвульсией рук
Поспеть.
Звук,
Рожденный взлететь,
Пробивает
Гвоздем кисти рук,
Прибивает
Их к небу,
И вдруг…
Исчезает
Бесследно.
 

«Я привыкаю к немоте…»

 
Я привыкаю к немоте,
Которая во тьме, распятой
Гвоздями фонарей, везде.
Невнятный
Гул, уже не рев,
Все тише, тише.
Я привыкаю жить без слов,
И их не слышу.
Я привыкаю к темноте.
Так мало света в зимних сутках,
И кажется, что тьма везде.
А день едва ли в промежутках,
Увы, так быстро устает,
Сменяясь бесконечной ночью.
И я встаю ногой на лед.
И обучаюсь жить на ощупь.
 

Праздник

 
Шумным балом
По́лны залы.
Злы золы служанки в туфлях,
Хрусталем звеня не в лад.
Крысы сдохли.
Тыквы стухли.
Ночь. В разгаре маскарад.
 
 
Фея добрая со скрипкой
Сли́лась. Пилят их смычком
Как пилою накось-сикось
Злая фея со сверчком.
 
 
Заплетая в крендель ножки
Принц танцует краковяк.
По неведомым дорожкам
Ходят пары на бровях.
 
 
Бьют куранты.
Близко полночь.
Пивом пенится бокал.
Заложив ладонь за помочь
На салате рыцарь спал.
 
 
Три невесты царской крови
Будто с це́пи сорвали́^́сь.
Не стесняясь посторонних,
На столе дают стриптиз.
Опрокинули сметану,
Распустили бигуди,
Гнут коленца, вертят станом,
Рвут тельняхи на груди.
 
 
В ратном деле преуспели
Тридцать три богатыря:
Ели-пили-спали-ели…
Не осталось… (ничего).
Черный дядька с бородою,
Что чужих ворует жен,
Знать, рехнулся с перепою —
Лезет в драку, на рожон.
Тычет в грудь костлявым пальцем,
Брызгает слюной, кричит…
Кто-то дал ему по яйцам.
Ну? Не пачкать же мечи!?
 

Зверушка

1

 
Однажды, осенней порою студеной,
Он из лесу вышел.
Он сильно замерз.
Он плакал чуть слышно
Слезою соленой
И лапкой мохнатой придерживал нос.
 
 
Он шел одиноко из сумерек в поле,
Следы оставляя на талом снегу.
Прикрывшись от ветра, что щиплет жестоко,
Сгибаясь, как будто от боли в боку.
 
 
Он был неопрятен,
Невзрачен, мохнат.
Он был неприятен
На вид. Он озяб.
 
 
Зверушка. Без пола, без возраста, с мехом,
Торчащим клочками на теле тщедушном.
Ошибка природы, что служит для смеха
Случайных прохожих.
 
 
Нелепый снаружи,
Прекрасен внутри
Как сказочный принц,
Что чудом спустился к нам с книжных страниц.
 

2

 
Он спит где-то рядом,
Наверно, в подвале
Соседнего дома, что скоро снесут.
Во тьме непроглядной
Согревшись едва ли,
Не выпивши чаю, не съев колбасу.
 
 
И снится ему удивительный сон,
Как будто бы он – это вовсе не он,
А юноша с ослепительным взором,
С пробором в прическе, в туфлях и в трико,
С гитарой в руках, что звучит перебором,
И с песней про счастье,
Что льется легко.
 
 
Он будто на сцене,
И люди вокруг,
В оцепенении слушают. Вдруг
Толпа шевельнулась
И зрительный зал
Стал как бы похож на какой-то вокзал.
 
 
Какой-то вокзал.
И кто-то на нем
Зачем-то сказал:
«Давайте уснем».
 
 
И вот на вокзале
Зал ожиданья.
Там спят, ожидая,
Лишившись сознанья —
Буфетчица спит, опершись о буфет,
Патрульный под вывеской «Выхода нет»,
Уборщица с тряпкой, на швабре качаясь…
 
 
Все спят. Только он, от других отличаясь,
Смущаясь слегка, проходил, наклонясь
Над лицами спящих, на выход стремясь.
И все – как одно,
Вычленяясь из масс —
С разинутым ртом,
Абсолютно без глаз.
 
 
И это лицо напугало его
Нелепостью позы
И чувством беды.
В нем, в общем-то, не было ничего.
Лишь дырки для воздуха и для еды.
И в ужасе он обернулся на свет,
А там – только вывеска: «Выхода нет».
 
 
И вот он проснулся в темном подвале.
В бреду, и в поту, и в сознаньи едва ли.
И слезы в ушах —
Он лежал на спине
До выхода шаг,
Но выхода нет.
 

3

 
Ему не спится.
Сон так зыбок.
Искрится
Снег под фонарем,
Как стайка самых мелких рыбок,
Под пароходовым килём.
 
 
Но, независимо от свойства
Менять местами дни и ночи,
Все как во сне про беспокойство —
И стол накрыт… И гроб сколочен…
 
 
И вурдалаки точат зубы…
Собаки взглядом просят мяса…
И, всех расталкивая грубо,
Шел праздник, плясом распоясан.
 
 
Шел, наступая на столы, переворачивая блюда,
Шел не сюда, а вон отсюда.
 

Омут

 
Беспорядочно пальцы скользят по вискам,
Заплутав в волосах.
Снова жизнь рассыпается по кускам
В пух и прах.
 
 
Бессознательно память мотает круги – лабиринт.
Увлекательно падать в омут реки,
Словно винт.
Выпускать пузыри, наполняя водой
Новый вдох.
И сольется в дали глубина с высотой.
Всех дорог
 
 
Перепутья сойдутся в единый момент,
Став концом.
Это звезды смеются, роняя свой свет
На лицо.
 

«Испуг сменив на ужас, рушась с ног…»

 
Испуг сменив на ужас, рушась с ног,
Бежал во тьму, бежал как только мог.
Лежал во тьме под комариный вой,
Опять бежал, стряхнув ночной покой
С озябших веток, заставляя их
Трещать, дрожать, ломаться,
Словно стих, случайно выпавший
Из судорожных уст.
Шарахался, запутавшись за куст,
 
 
Смежал глаза, чтоб слушать тишину,
Дыханьем разрывал ее струну,
И, огрызаясь на луну,
Бежал
На страх, на риск, на слух и наугад,
Невовремя, не в тему и не в такт,
Едва-едва улавливая ритм,
Бросал слова под ноги,
Словно им
Отныне с ним совсем не по пути —
Слова для тех, кто предпочел идти.
А для него – лишь стоны или хрипы,
Что глотку рвут, но выплюнуть забыты.
 
 
…А впереди слепая ночь лежит.
Какого черта он туда бежит?!
 

Мне страшно здесь

 
Мне страшно здесь, все эти люди-тени,
Являясь отражением ЕГО,
Плодят слепых страстей переплетенье.
Мне страшно здесь, здесь нету НИЧЕГО.
 
 
Один ли я?
И кто они, другие?
А если, проходя все тот же круг,
Перебывал по разу всеми ими,
И окружаю сам себя вокруг?
 

Как…

1. Как у Чут-Чутчева

…Люблю грозу

 

в начале мая

 
Сарай
Промок! Совсем дрянной сарай!
Пора
Сносить, но кто бы мог подумать?
Был ливень, гром, и молния, и май!
И – вот свезло!
Как раз в сарай и… (долбануло)
 
 
Там, правда,
Был еще велосипед,
Корыто, и дрова и лыжи.
И славно!
Что теперь их больше нет.
И нет проблем и геморроя или грыжи.
 

2. Стихи о советском паспорте
(Как у Мяуковского)

 
Нет, не нашел, широких штанин!
                         В комоде своем,
                                                  Как ни шарил.
Корзинки, коробки,
                         Картонки картин,
                                                  И темно-вишневые шали.
Я волком
                         Метался,
                                                  Вгрызаясь в бельё
И нервно
                         Куря
Сигареты.
                         Да где же он?!
                                                  Где же он??!!
                                                                           Где??!!!
                                                                                                    Ё-моё!!!!!!
Недавно ведь был…
И вот…
…Нету.
 
 
Любую бумажку —
                         Скомкать
                                                  И смять!
В ней
                         Пользы —
                                                  Лишь для туалету!
Любую бумажку…
                         (да где же он,
                                                 … (междометие)!)
Можно терять.
                        …Но Эту?!
 
 
По длинному
                         Фронту
                                                  Очередей
В отдел пропусков
                         И кадров.
В окошки
                         ОВИРов,
                                                  ЖЭКов,
                                                                           Судей,
И всяких там
                         Прочих
                                                  Гадов,
Иду
                         Сторонясь
                                                  Локтей и глаз
Взгляд
                         Опуская
                                                  В пол.
«Я тоже
                         Был бы
                                                  Не хуже вас,
Если б
                         Не паспортный
                                                  Стол».
 
 
Суета
                         По всей
                                                  Великой стране:
…Рассмотрены,
                         Взяты
                                                  И посланы…
…Сдают паспорта,
                         А я в стороне.
Стою в стороне,
                         Как обосранный.
 
 
И не удержать
                         Головы качан,
Распухшей
                         От бед
                                                  И советов.
Голова
                         Норовит
                                                  Скатиться с плеча,
Что б не быть
                         Привлеченной
                                                  К ответу.
 
 
Брожу
                         Как с бомбой
                                                  В иголках ежа:
«А вдруг
                         Остановит
                                                  Милиция?
Опять потащат
                         С собою,
                         Сажать
До выяснениялиция».
 
 
Берут, не моргнув,
                         Не сотню,
                                                  Не две,
Не зная меры
                         И скромности:
Последний раз
                         Было:
                                                  ПЯТЬСОТ РУБЛЕЙ!
Такие
                         Плохие
                         Новости.
 
 
Мой молоткастый!
Серпастый мой!!
Пурпурокнижецеликий!!!
Пошто?
                         Ты оставил меня
                                                  Одного,
В этой стране
                         Полудикой?
Гремучая
                         Очередь
                                                  В двадцать жал,
По четвергам
                         И средам.
И справка
                         Со штемпелем,
                                                  Чтоб не уезжал
К датчанам
                         И прочим
                                                  Шведам.
 
 
Я волком бы
                         Выскочил
                                                  За кордон,
Через цепь
                         Краснофлагих
                                                  Запретов.
Но все
                         Упакованы здесь,
                                                  Как в гондон
В паспорт
                         Страны
                                                  Советов.
 

3. Как у Горикого:…О Буревестнике…И о пи́нгвине

 
Над седой равниной моря
Собралася непогода.
Все попрятались куда-то:
Звери – в камни.
 
 
Рыбы – в воду.
Только бодрый Буревестник,
Между волнами и небом,
Борзо реет и кружится:
 
 
То крылом заденет тучу,
То другим черпнет водицы.
А вокруг мороз трескучий
Щиплет птиц за ягодицы.
 
 
Толстый пи́нгвин глупо прячет
Тело дряблое в утесе,
И бесформенно маячит,
И глазами в небо косит.
 
 
В небе реет буревестник.
В небе скоро грянет буря.
Охнет! Ахнет! Свистнет! Треснет!
И пингвина в море сдует.
 

Александр Шишкин

г. Санкт-Петрербург

То, что пишет Александр, не является рассказами в классическом понимании. Это зарисовки, какая-то разбросанная мозаика. Если постараться все сложить воедино, получается довольно примечательная картинка нашей современной жизни. Порой она веселая, порой грустная.

Из интервью с автором:

Родился 15 сентября 1964 года в Советской Социалистической республике (увы, уже не нашей) Украина. Объездил, облетел и обходил Родину-матушку, от норвежской границы до Находки. Транзитом через Вьетнам добрался до Персидского залива. Образование высшее, военно-морское. Журналистские университеты прошел в Брянске. Учителя были хорошие – повезло. Одиннадцать лет работы в спортивной прессе. Последние годы живу в Санкт-Петербурге. Никакой громкой литературной повестки себе не ставлю, стараюсь лишь замечать жизнь во всем ее многообразии. Нежному любимому моему другу Танюше посвящаются эти литературные упражнения.

© Шишкин А., 2020

Муравейник

В жилых кварталах рабочих окраин Питера есть удивительные места. Называются они иностранным словом «хостел», а попросту говоря – общежитиями. В одном таком богоугодном месте автору этих строк и приходилось проживать. Так складывались обстоятельства…

Общежитие-общага, пристанище для всех обездоленных граждан и некоторых гражданок. Но второй категории мало. Их почти не заметно. Заведение называется – «Муравейник». И бегут, и ползут сюда «муравьи» едва ли не со всего города. К свету и теплу. Хоть уюта в «Муравейнике» не так уж и много. Главное – тепло, и есть где выспаться и приготовить поесть. Если, конечно, у вас имеются в наличии продукты. В общем холодильнике свою снедь оставлять без присмотра не рекомендуется – вмиг «уйдет» в чужую кастрюлю, на сковородку, а затем уже и в совершенно не дружественный вам желудок. Один раз я так опростоволосился. Вечером купил вареников с грибами, луком и картошкой. Думаю, будет мне и завтрак, и обед. Зря я так думал. Искать следы пропавших вареников было делом бесполезным, оставалось лишь предаться сладостным грезам, кои уводили меня в мир гастрономического наслаждения.

Пошел за своими ботинками (поставил у батареи на ночь) – не нашел. Моя обувь каким-то чудесным образом «сама вылетела в окно». Благо что недалеко. Конечно, все это такие смешные мелочи для нашего «Муравейника».

Нас в комнате четверо. Стараемся друг друга поддерживать и продуктами, и деньгами. У кого что есть. Так проще, так можно продержаться определенное время. Правда, деньги, если они появляются, заканчиваются очень быстро.

О себе говорить не стану. Скажу лишь, что возвращение к писательскому труду очень сильно затянулось. А работать на предприятии или в каком-либо супермаркете пока не могу. Боли в позвоночнике и суставах на левой ноге не позволяют мне полноценно трудиться.

Приблизительно такие же проблемы испытывает и мой первый сосед – Виктор. У него проблемы с ногами. Говорит, что анемия, что не чувствует ног. Он постоянно делает какие-то уколы, лишь бы ноги двигались. Витя дважды сходил на работу, и все. Снова никуда не ходит. Второй сосед – Геннадий, мужик серьезный. Вкалывает ежедневно, от зари до зари. Не пьет, не курит, раньше, конечно, он и пил, и курил. Так вот, чуть что не так, можно от Гены и крепко получить. Данное «удовольствие» с завидной регулярностью получал четвертый житель нашей комнатухи Сеня – мужичок невысокого роста с длинной куриной шеей и маленькой головой. Как Семен не пьет, так душа душой. А как выпьет, так тут же ночью и обделается. Мокрота и запахи преследовали нас еженощно. Геннадий сначала Сеньку жалел. Вскоре стал предупреждать:

– Еще раз выпьешь и обоссышься, пойдешь в коридор спать.

Конечно, Сеня не придал значения словам серьезного соседа. И как-то с пятницы на субботу произошел с Семеном очередной конфуз. Скрыть следы виновному не удалось, хотя он очень старался. Проказник получил от Геннадия по лбу, обиделся и отправился искать себе иное место жительства.

Чего греха таить, здесь, в «Муравейнике», большинство жителей прикладывалось к бутылке. Кто меньше, кто больше – зависит от имеющихся средств. Работают, и не просто работают – пашут. Большую часть личных денежных сбережений отправляют семьям. А на сэкономленные по вечерам «квасят». Надо же как-то получать моральную разрядку. Правда, «расслабон» изредка дурно заканчивается. Требования, обиды, споры-раздоры. На тебе по морде! Получи обратно. Ссора с Ильнуром, жителем другой комнаты, получилась весьма тривиальной. Все из-за глупости:

– Ильнур, мы у тебя в холодильнике оставили продукты, надо нам забрать, ужин приготовить.

– Не отдам, пока пиво не принесете. Я что, просто так их хранил?

– Ах ты гад такой, сволочь, – произнес в сердцах Витек.

– Я гад и сволочь?! Пошли выйдем.

– Пошли.

И понеслось. Палкой по голове. Кулаком в лицо. Борьба в партере. Валяние на клумбе. Ильнур потом произнес: «Да ты что, Витек, я же шутил насчет пива». Ничего себе шутил, люди хотели поужинать, а этот стопятидесятикилограммовый слон не хотел возвращать и требовал пиво за хранение.

А в воскресенье двадцать четвертого марта к нам забрел музыкант. Играл в нашей комнате на саксофоне мелодию из кинофильма «Крестный отец». Сидели, общались, выпивали, разговаривали о литературе. Хвалили Эриха Марию Ремарка, вспоминали произведения великого гуманиста. Как-то даже не верится – саксофон, Ремарк, водка…

Да уж. Оплачивать мне нужно за койко-место. Четыре дня просрочки. Могут выгнать на улицу. Деньги на банковскую карточку мне пока не капают. На улице, что ли, буду ночевать? Так не хочется. Никогда такого со мной не было.

Доставка еды – никакой ерунды

Дежурю в закрытом элитном жилом комплексе. Да не пройдет – не проедет на его территорию посторонний, да не потревожит он покой досточтимых граждан! Мониторы, видео- и аудиозапись – все как положено, все в помощь «всевидящему глазу, всеслышащим ушам» охранника.

Вот подозрительного вида гражданин как-то долго прогуливается во дворе да еще глубокой ночью. Выхожу на улицу, обращаюсь к нему:

– Не спится, уважаемый? Тревоги какие? Может, помощь нужна?

Здоровенный детина метра два ростом и весом центнера полтора с окладистой рыжей бородой – эдакий король Ротбарт – отвечает:

– Доставку жду, – и продолжает тревожно вглядываться в туманную даль, как легендарный Фридрих в ожидании воронов.

Натура у меня такая, что начинаю ерничать:

– Уже три часа ночи. Наверняка мебель привезут, а то спать не на чем. Так ведь?

Рыжебородый, уловив сарказм, с обидой в голосе отвечает:

– Какую мебель? Кушать хочу!

– Да, – говорю, – кушать хочется всегда, это дело деликатное!

Нынче так заведено: во многих благородных домах завтраки, обеды и ужины люди уже не готовят. Стоит позвонить в соответствующую компанию по доставке еды, и в течение часа, а то и меньше, к вам в дверь постучат, да что там постучат – ломиться будут, дабы вы и ваше семейство голодными не остались! Как заприметите в городе фигуры в нелепых желтых, зеленых, красных плащах с огромными котомками за спиной, пеших ли, верхом ли на разномастных колесных транспортных средствах, согнувшиеся от непосильной ноши, знайте – это доставщики готовой еды. В любую погоду, в любое время суток скромные труженики общепита доставят вам и суп, и борщ, и котлеты, и пиццу, и суши – все что угодно, что душа пожелает. Главное – заплатите!

Красота! Вот жизнь наступила! Не надо по утрам шлепать на кухню, суетиться у плиты, что-то придумывать. Все гораздо проще:

– Дорогой, у нас была удивительная ночь, и я проголодалась. А ты хочешь поесть?

– Даааа! – обессиленно раздается в ответ.

– Тогда я заказываю пиццу и суши!

– Дааааа! – обессиленное вновь.

Доли секунды – звонок, вопрос, ответ, заказ!

– Ну что, дорогой, скоро у нас будет завтрак! А пока пpодолжим наши занятия. На чем мы остановились?

И снова в ответ, но уже бодрое «Даааааааа!»

И надо бы поторопиться исполнить задуманное, так как с минуты на минуту в дверь уже будут скрестись, звонок будет трещать и разрываться: «А вам доставочка!». Тут уж не до личной жизни. Вставай, одевайся, готовь денежку, чтобы рассчитаться и, конечно же, наградить доставщика чаевыми. И он, довольный, быстро исчезнет, торопясь по следующему адресу. Больше доставок – больше заработок!

А хозяева, откушав в удовольствие пиццу и суши, займутся наведением порядка в квартире.

– Дорогой, у нас беспорядок, уберем в квартире?

– А как же! На обед к нам придут друзья. Встретим их, как подобает! Кстати, клиниг (уборку помещений) я уже заказал. Обед пусть доставят немного позже. Удивим-порадуем гостей?

– А что ты собираешься заказывать, милый!?

– Мисо-суп сливочный с лососем, четыре порции!

– Оуууу!

– Роллы!

– Вау!

– Удон с курицей под соусом терияки!

– Еееееууууу! А что в меню детям?

– Дети будут обедать вместе с нами. А на десерт им сладкий попкорн!

– Какой же ты молодец, как ты все предвидел, любимый! А что мы будем пить, дорогой?

– Ты разве забыла? У нас в баре осталось несколько бутылок текилы и бутылочка «Барона Ротшильда» для дам! А детям, конечно, пепси.

– Здорово, здорово! Какой ты у меня классный мужчина! К текиле неплохо бы подать еще салат из креветок с шампиньонами и лимончик. А к вину – сырную нарезку. Включи в заказ.

Так и живем. И радуемся! Ничто нас не потревожит – никаких забот, никаких хлопот. Принесут, подадут, уберут, помогут!

Меняются времена! Вернувшийся с работы муж уж не кряхтит на диване, ловя ноздрями запах жареных домашних котлет, в квартире уж не витает аромат потрясающего борща, дети не забегают на кухню, чтобы стащить очередной горячий оладушек и не лезут в холодильник за вишневым компотом, а мама не ругает их и не просит подождать, когда все это будет подано к столу и семья сядет ужинать.

Сменился уклад, отступил домострой, старые добрые времена вот-вот канут в Лету. Младое будущее наступает на пятки: посторонись, дай дорогу быстрому в целлофане и пластике, сойди с дистанции со своим вареньем и киселем.

Ээх, жаль, конечно, но уходит безвозвратно наше время, да и мы сойдем и со своей уже устаревшей эпохой.