Долгий путь любви, или Другая сторона

Глава 3

Это был ее любимый запах – тонкий, неописуемый оттенок упоительной нежности, прозрачным облаком окутывающий волосы дочки – мягкие шелковые колечки, так приятно щекочущие лицо.

– Золотко мое… – притянула к себе на колени, вдыхая родной аромат. Сразу стало легче. Дашка, как маленькое солнышко, всегда разгоняла тьму в ее жизни, стоило лишь взглянуть в драгоценные глазенки, переполненные такой бесхитростной детской любовью. – Как вы добрались домой?

– Хорошо добрались. Только папа сапожки резиновые забыл взять, и я по лужам совсем чуть-чуть походила. А еще мы киндер купили, а там мишутка красивый такой… Я тебе сейчас покажу!

Выудила из кармашка крошечного пластмассового медвежонка, уже далеко не первого в своей огромной коллекции.

– Нравится? Хочешь, тебе подарю?

– Хочу! – сжала в руке теплую от маленькой ладошки фигурку. – Спасибо, Дашунька.

Девочка довольно кивнула и умчалась в детскую: соскучилась за день по своим игрушкам. Саша подняла глаза на мужа: теперь объяснений не избежать.

– Прости, что сорвала твою встречу.

Он покачал головой.

– Терпеть не могу, когда ты извиняешься. Это никому из нас не нужно, Саш. А вот объяснения я бы с удовольствием послушал.

Вздохнула с горечью: если бы сама понимала! Что ему объяснить? Собственный безотчетный страх?

Рассказ вышел путанным, но Павел не слишком удивился: привык. Лишь нахмурился, когда она упомянула о случившемся на кладбище.

– Жаль, что меня не было рядом. Тогда посторонним не пришлось бы тебя утешать.

– Ты же не можешь всегда быть рядом, Паш. Да и я собиралась побыть там одна. Кто же знал, что появятся зрители… Когда мы потом поехали в его офис, хотела поговорить об этом, но так и не смогла…

Муж присел перед ней на колени, заглядывая в лицо.

– Погоди-погоди. ЧТО вы сделали?

– Поехали к нему в офис.

– На чем???

Осознав причину его озадаченности, сползла на пол, вплотную, уткнулась лбом в отчего-то вздымающуюся грудь.

– Нельзя же всю жизнь бояться, Пашка…

– Я говорил тебе об этом семь лет.

Жалобно кивнула.

– Ну вот, до меня дошло… наконец-то. Ты злишься?

Мужчина даже растерялся от такого вопроса.

– С чего мне злиться, Сашунь? Я в шоке, что ты решилась на это. Но рад, очень. Уже отчаялся дождаться подобного.

Немного помолчав, спросил:.

– Все-таки не понимаю, почему ты решила, что этот человек представляет опасность. Тем более для Даши?

Она снова ощутила липкий, удушающий страх.

– Таких совпадений просто не бывает. Сначала оказывается на кладбище, почти рядом со мной, потом – в фирме, где я работаю. Ты веришь, что это случайность?

На этот раз Павел задумался надолго. Молчал, перебирая влажные пряди еще не просохших от дождя волос, потом скользнул костяшками пальцев по щеке, погладил, ободряя.

– Саша, послушай меня. Просто послушай, родная. Какой смысл мстить мертвому?

– Я не понимаю…

Подобрался еще ближе, укутывая ее в плед, пеленая, как маленького ребенка. Склонился к самому уху.

– Все, что случилось тогда… было сделано с намерением наказать его. Уничтожить до того, как это произошло буквально. Зацепить через самое дорогое.

– Я не…

– Дослушай. У них получилось, и ты это прекрасно знаешь. Думаю, он не раз пожалел, что не умер раньше.

– Зачем. Ты. Это. Говоришь… – не спрашивала, просто выбила эти слова из собственного горла, чувствуя как опять щипят глаза.

– Сашка, им больше некому причинять боль. И незачем. Даше ничего не грозит. Я понимаю, что ты боишься, но у этого страха нет оснований. Ты им не нужна, иначе они бы давно тебя достали. Так что просто расслабься. Я знаю, что это звучит по-дурацки, но все-таки… Саш… – он помолчал, а потом тихо-тихо проговорил: – Ты ведь сильная девочка. Ты обязательно сможешь…

Внезапно вышел из комнаты, но уже мгновенье спустя вернулся, протягивая ей толстый блокнот.

– Давно хотел сказать, но все ждал подходящего момента. Я знаю, как тебе больно обо всем вспоминать, но… сделай это. Вот здесь.

Распахнул обложку, указывая на пока еще абсолютно белые страницы.

Саша грустно усмехнулась.

– Хочешь опробовать очередной терапевтический прием? Сколько уже было их, а?

– Тебе нужно ВСЕ рассказать. Не о том, что случилось, – что ты чувствовала. Мысли, ощущения. С самого начала. Выплесни это, Саш, если не на меня, то на бумагу.

– А потом мы ее сожжем и обо всем забудем?

Муж проигнорировал неудачную шутку.

– А потом посмотрим… Сделай так, ладно? Я ведь не часто прошу о чем-то… Не обязательно писать прямо сейчас, но… – он вздохнул, – не откладывай надолго. Время уходит.

Ночью дождь наконец-то стих, но на по-прежнему пасмурном небе не видно было ни одной звезды. Темно-серая мгла слишком сильно напоминала собственную внутренность, словно в зеркале. Спасало лишь теплое дыхание дочки, уткнувшейся ей в плечо. Саша тихонько погладила нежную щечку и осторожно выбралась из постели. Погасила ночник, задвинула шторы, заставляя комнату полностью погрузиться в темноту: Дашка, в отличие от нее, спала без света гораздо крепче.

Блокнот так и лежал в гостиной на журнальном столике, там, где Павел его оставил. Будто ждал. Время на самом деле уходит, и ей нужно справиться. Не ради себя – ради Дащи. И если эта писанина хоть что-то изменит, она готова рискнуть. Как когда-то.

Наша семья была обычной. Банальное такое, сухое слово – среднестатической, но точнее сказать невозможно. Все, как в большинстве таких же семей: переполненные заботами будни, праздники, к которым начинали готовиться задолго, чтобы потом пережить в одно мгновенье. И не сказать вроде, что постоянно ощущали нехватку средств, но всякий раз, прося родителей о новой игрушке, я выслушивала длинную умную лекцию о том, как тяжело жить на свете и как трудно достается заработок. Старалась понять, и чаще всего это выходило: я видела, сколько времени проводит на работе отец, чтобы принести в дом продукты на ужин, как напрягается мама, торгуясь с продавцами на рынке за каждую лишнюю копейку.

Другую жизнь я знала лишь по книгам, которые читала запоем. Тонула в историях о фантастической любви, мечтала, что все описанное случится со мной, что в собственной семье вечерами наспех прикрытые двери будут скрывать жаркий, взволнованный шепот, а не плохо сдерживаемую ругань из-за очередной разбитой чашки.

Мама посмеивалась: наивная вера в то, что где-то есть человек, предназначенный именно для меня, казалась ей нелепой. Она часто повторяла: так бывает только в сказках, красивых лишь на бумаге, а реальная жизнь совсем иная. Надо ценить то, что есть, не мечтая о несбыточном. Удовлетворяться малым, той самой синицей, которая сама просится в руки и не слишком-то торопится улететь. Мои почерпнутые из книг аксиомы вряд ли могли соперничать с этим жизненным опытом. Оставалось лишь смотреть, скрывая непонимание и тоску, как старательно она пытается оттереть след от чужой помады на вороте отцовской рубашки, как улыбается мужу одними губами, отводя в сторону глаза.

В другую судьбу мама не верила, а я не хотела даже думать о том, что и меня ждет подобное. Выискивала в глади зеркала что-то необычное, пытаясь рассмотреть в собственных чертах хотя бы намек на то, где найти вожделенное счастье. Но в моей внешности не было ничего особенного. Глаза как глаза, нос, губы, вроде бы красивые волосы… Все слишком обыкновенно, а в комплексе с не самой модной и не новой одеждой картинка была так себе. Как раз для той же реальности, в которой жила моя мать и которую прочили для меня.

Но мои глаза и сердце всегда любили спорить. Пусть я ничем не отличаюсь от сотен других девчонок, но вдруг однажды все переменится и птица счастья перестанет быть наивной выдумкой? Особенно, если ей указать дорогу? И я училась, так старательно, как только могла, предпочитая скучные учебники прогулкам с друзьями. В то время как мои одноклассницы изучали заманчивую любовную науку, я пыталась связать в сознании иностранные слова, учась даже думать на других языках. Была более чем прилежной ученицей, понимая, что это – единственный путь в тот мир, который меня привлекал. Нет, не к деньгам, хотя и они не были бы лишними, – к жизни, в которой можно уважать себя, не унижаясь перед окружающими, достойно реализовывать собственные силы. Уставать не от тяжелых сумок, которые некому помочь донести, а от работы, приносящей удовлетворение. И ни о чем не жалеть.

Учеба в школе сменилась университетскими буднями и усилившимся одиночеством. Я не растеряла своих подруг, но наши интересы пересекались все реже. Я продолжала ждать чего-то волшебного, неповторимого, предназначенного для меня одной, в то время как они советовали наслаждаться тем, что предлагал каждый новый день. Стоило ли стремиться к сказке, которая, возможно, и не придет никогда, вместо того чтобы впитать в себя все радости жизни?

Мама всерьез обиделась, когда я отказалась идти работать в тот же магазин, где она уже множество лет занимала место кассира. Директор любезно предложил для меня вакантное место, искренне удивившись возражениям.

Старый друг семьи, он нередко бывал у нас в доме, позволяя самому себе давать мне наставления.

– Переводчик? Заграничные поездки? Сашка, ты в своем уме? Или надеешься подцепить богатого старикана-муженька да остаться его вдовушкой? Такое я еще могу понять… Хотя для этого не обязательно изучать язык… Могу рассказать, какие знания от тебя потребуются…

Мать всегда шикала на него в подобные моменты, но было очевидно, что она в принципе с ним согласна. Мои намерения казались близким чем-то запредельным, совершенно неразумным и нелогичным.

Но я не мечтала о браке… таком. Боялась почти до физической дрожи омертвения в отношениях, равнодушной сытости и неизменно следовавшего за ней опустошения. Вечные ценности, от одного упоминания которых замирало сердце, окружающим казались лишь набором пустых звуков. Физическая нищета странным образом переплеталась с нищетой в разуме и пугала меня безмерно. Хотелось бежать прочь, только бы не уподобиться тому, что обволакивало со всех сторон.

Почему-то казалось, что вожделенная мною жизнь не прячется под прилавком супермаркета, в котором я отказалась работать. И в прокуренной проходной отцовского завода она никак не могла заваляться. Я грезила иным миром, где бы ни было ставшей обыденностью лжи и пустоты, но находился тот, кто любил бы меня. Кого сама могла бы любить до умопомрачения, не боясь, что однажды этот человек окажется способным на предательство. Я бы жила для него, подарила бы все то, что стремилась взрастить в своей душе, умения, способности, все достижения посвятила бы ему. Нам. Нашим детям. Миру, который мы бы разделили друг с другом, даже если бы цена, заплаченная за такую жизнь, оказалась слишком высокой.

Но мои мечты никак не хотели сбываться. Без опыта и рекомендаций даже красный диплом не стал пропуском в мир, к которому я стремилась. На серьезную работу меня не брали, а краткосрочные проекты позволяли зарабатывать только на самое необходимое, всякий раз встречая неодобрительный взгляд родителей, по-прежнему считавших, что мне следует пойти по проторенной ими дорожке, а не пробиваться к непонятно для чего нужной самореализации.

На бирже труда, куда я устроилась спустя почти год безуспешных попыток найти постоянную работу, тоже не предлагали ничего стоящего. Надменная, сухощавая женщина неопределенного возраста, занимающаяся распределением вакансий, с каждой новой встречей позволяла себе все больше снисходительной дерзости в мой адрес.

– Деточка, ты же должна понимать, что без опыта никому и даром не нужна, будь хоть семи пядей во лбу! Работа переводчика слишком престижна, чтобы брать на это место вчерашнюю школьницу, которая и подать-то себя толком не может.

Она откровенно намекала на несовершенства моей внешности, будто стараясь зацепить побольнее, указывая то на простоту прически, то на недостаточно модную одежду. На языке просто закипали слова в свою защиту, намерения поставить ее на место, но я слишком хорошо понимала, что тогда никаких вакантных предложений не видать. Хотя их и так не было… Все, что дама рекомендовала, выглядело не слишком завуалированной попыткой избавиться от моей настойчивости: заведомо бесперспективные варианты, используемые лишь для отвода глаз.

В тот день все повторилось по уже ставшей привычной схеме: мне выдали несколько адресов, где, скорее всего, переводчик не требовался вообще или был необходим один раз в полгода. Стало обидно почти до слез: ведь пришлось ехать на биржу через весь город после звонка о якобы перспективном варианте. Я уже приготовилась выплеснуть наконец-то накопившееся негодование, но меня опередили.

Дверь распахнулась, пропуская в кабинет человека, которого точно не остановила бы ни очередь в коридоре, ни занятость инспектора. Я никогда не уважала тех, кто не привык считаться с мнением других, но здесь было что-то иное: он имел право войти вот так: без стука и приглашения. Слишком хорошо знал, чего хочет. И ждать не собирался.

В тот момент мне даже стало жаль женщину, сидящую напротив: она как будто сложилась, стала меньше ростом, встречаясь взглядом с вошедшим. А его глаза почти осязаемо метали молнии, хотя прежде это выражение мне казалось лишь красивой метафорой. Но теперь воздух словно наэлектризовался от скопившегося напряжения.

– Тамара Сергеевна, это уже восьмой случай! Восьмой, понимаете?! За то Вы получаете деньги, если не выполняете свою работу?!

Я даже забыла, что сама собиралась с ней ругаться: такой виноватой и жалкой стала женщина.

– Филипп Аланович, но мы же хотели как лучше…

– Лучше? В таком случае объясните мне, что хорошего в том, что Вы регулярно направляете ко мне девиц, годящихся разве что для спальни?

– Ну зачем же так? – она раскраснелась, понижая голос до сиплого шепота. – Мы просто отбирали самых подходящих, самых достойных…

– Достойных ДЛЯ ЧЕГО, позвольте уточнить???? – яростная выразительность его слов пугала и завораживала одновременно.

Я понимала, что неприлично рассматривать человека так пристально. Но он был… каким-то сгустком энергии, неповторимой силы, с которой мне не приходилось прежде встречаться, не говоря уже о внешности, впечатляющей настолько, что в буквальном смысле не удавалось оторвать глаз.

До этого всегда считала неподходящим слово «красивый» по отношению к противоположному полу. Мужчина может быть сильным, решительным, отважным, грозным, привлекательным, в конце концов. Но красивым, да еще настолько, чтобы при одном взгляде на него перехватывало дыхание? Немыслимо! А он оказался именно таким. Как в кино, только не на мертвом экране, а рядом. Живой. Настоящий. И совершенно неотразимый. А его кипящее негодование отчего-то не только не отталкивало, но даже казалось абсолютно уместным, особенно, когда мне удалось вникнуть в суть разговора.

– Вы уверили, что найдете для меня профессионала. Настояли, чтобы наша компания работала именно с вами. Я пошел навстречу, полагаясь на данные обещания. И что в итоге? Прошла ЦЕЛАЯ неделя, а у меня до сих пор нет человека!

Инспектор издала какой-то невразумительный возглас.

– Филипп Аланович, Вы же отказали всем кандидаткам, которых направляли…

– Потому что они были кем угодно, но не переводчиками!

Я не могла поверить собственным ушам! Он ищет переводчика, или это нашептала моя разыгравшаяся фантазия?

Женщина за столом бросила недовольный взгляд: мое оживление ей явно не понравилось, – но поспешила вернуться к теме разговора.

– Мы на самом деле выбирали самых лучших девушек. Очаровательных, воспитанных, умеющих правильно себя подать, готовых…

– Я не указывал в заявке ни одно из этих качеств! – отрезал мужчина. – Мне нужен переводчик, хороший, профессиональный ПЕРЕВОДЧИК, и абсолютно неважно, как он выглядит. А все эти девицы даже со словарем работать не умеют!

– Зато каждая из них могла бы доставить эстетическое наслаждение и стала бы украшением Вашей компа…

Мне показалось, что воздух сейчас просто взорвется, разлетится на мелкие кусочки, уничтожая все на своем пути. Тон незнакомца стал пугающе тих. Он приблизился к столу, нависая над перепуганной дамой, и проговорил звенящим от негодования шепотом:

– Наслаждение я привык получать в постели. И эстетическое в том числе. Но уверяю Вас: помощь для этого мне абсолютно не нужна. А вот за то, что Вы не справились со своими обязанностями, столько раз подсовывая совершенно неподходящих для должности людей, придется ответить. Мое время слишком дорого, чтобы я мог напрасно его растрачивать!

Я задохнулась от какого-то неописуемого чувства. Это не могло быть правдой, такое везение происходит только в книгах, но никак не в реальной жизни. И уж точно не со мной. Но упустить шанс, который, скорее всего, больше никогда не представится, тоже не могла. Потому, приподнявшись со стула, проговорила, стараясь не замечать, что от волнения голос больше напоминает писк.

– Я ищу работу переводчика.

Он услышал. Развернулся – и впервые удалось взглянуть в его глаза, очень близко, в упор. И я пропала.

Не знала, куда деться от неловкости и смущения. Мужчина разглядывал меня слишком пристально, и, похоже, увиденное не особенно ему нравилось. Иначе чем было объяснить так очевидно нахмуренные брови?

– Филипп Аланович, она Вам не подойдет… Только после института, опыта ноль, да и выглядит, сами видите, как…

Слова инспектора показались сродни пощечине, но ничего возразить или хоть как-то оправдаться я не успела. Мужчина ответил, даже не глядя на нее, по-прежнему не сводя глаз с моего лица:

– У Вас была возможность показать свои способности в подборе кадров. Теперь я разберусь самостоятельно, – и обратился ко мне, неожиданно переходя на французский:

– C’est bien.  Quelles langues parlez-vous? (Отлично. Какие языки вы знаете?)

Я смутилась. Его тон моментально стал другим: в голосе остыло раздражение, оставляя неподдельный интерес. Не ко мне – к заявлению о поиске работы, которое я только что сделала. Поздно было жалеть, что с утра не уложила волосы, как могла бы, не надела свой лучший костюм, в котором выглядела намного солидней и привлекательней. Но менять что-то уже не было возможности, а мое затянувшееся молчание грозило тем, что и для всего остального могло стать поздно. И я выдавила:

– Je parle  l’anglais, le français et l’ukrainien. (Я знаю английский, французский и украинский).

– Avez-vous de l’expérience? (Вы работали по специальности?)

– J’ai de  l’expérience dans  l’interprétation: aux négotiations, aux expositions, aux rencontres etc. En plus j’ai  traduit beaucoup de textes commerciaux, économiques, médicaux, juridiques, etc. (У меня есть опыт устного перевода: на переговорах, на выставках, встречах и т.д. Кроме того, я много переводила письменно коммерческие, экономические, медицинские, юридические и другие тексты).

Он кивнул, переключаясь теперь уже на английский:

– Sometimes you would have to write the instructions yourself, and other times, you would have to translate the English handbook into French. This task requires you to have a strong command of both French and English. Would you be able to do this? (Иногда вам самой придется писать инструкции, а может, и переводить руководства с английского на французский. Для этого потребуется отличное знание французского и английского. Вы сможете это сделать?)

Мужчина говорил почти без акцента, и я невольно задумалась о том, зачем ему вообще переводчик. С такими-то собственными способностями? Но все же набралась смелости, выдавая ответ:

– I'm confident of my language and writing skills, and of my computing abilities, so, yes! (Я уверена в своих знаниях языка, а также в навыках письма и арифметических способностях, так что да!)

Да, это было самоуверенно, хотя я прежде никогда в жизни не решалась на подобные действия. Даже на улице обратиться к постороннему человеку, мужчине, с каким-то вопросом мне было непросто. Но сейчас словно кто-то руководил мною, вкладывая решительность в дрожащие уста.

– When can you start? (Когда вы сможете начать?)

Не может быть! Это невероятно и мне только снится! Сердце ухнуло, заколотившись с такой силой, что стало страшно: а вдруг он услышит?

– I’m at your service right now (Я к вашим услугам прямо сейчас).

Мужчина улыбнулся, наверняка замечая радость, затопившую мои глаза. Удовлетворенно кивнул, направляясь к двери.

– Тогда не будем терять времени. Идите за мной.

Глава 4

С текстом Саша справилась даже быстрее, чем планировала: уже спустя три дня перевод был готов. Как всегда, пришло удовлетворение: достижений в жизни осталось немного, и каждое из них хотелось оценить сполна. Она не кичилась своим знанием языков, но вполне адекватно оценивала способности, понимая, что в компании мало кто сравнится с ней по уровню мастерства. Небольшой, но все-таки успех. Ее победа, в первую очередь над самой собой.

А вот сообщить о готовности бумаг по телефону оказалось сложнее. Она не любила звонки, прибегая к ним крайне редко, да и то ограничиваясь в основном общением с мужем. Но говорить с незнакомым мужчиной не хотелось слишком сильно, и Саща решила отвезти их лично.

День опять был серым, затянутым в мокрую пелену осени, но без дождя даже дышалось легче. Она улыбнулась бесцветному небу, высматривая в неразличимых облаках подсказки. Силу для очередного вздоха. Опору, которую не может предоставить ни один человек. Жизнь оказалась такой… неожиданной. Можно ли было представить прежде, что она посвятит свои драгоценные будни мертвым бумагам? Ведь заразилась когда-то неповторимой жаждой пить каждое мгновенье, словно оно последнее, впитывать бег времени, наслаждаясь им, а не сокрушаясь об очередном почти бесцельно прожитом дне. Все еще скучала… нет, не по рукам, не думать о которых можно было, лишь забывшись в них, – по неиссякаемой энергии, по яркости глаз, отражающих жизненную мощь, по огню на губах, пылающему независимо от того, что они делают: целуют или обличают.

Сознание прочертило границу между «до» и «после». Оставшийся в прошлый мир напоминал о себе теплом снов, тоскливой жаждой, которую ничто не могло утолить и … Дашкиным смехом. Лучиками солнца в ее глазах, осколками несостоявшегося счастья, тем же самым светом, который заворожил когда-то. И «после» единственной отрадой тоже была она – маленький живой ручеек, какими-то незримыми силами пробившийся сквозь иссохшую действительность.

А еще существовал рубеж… Один короткий осенний день, ставший бесконечным, день, в котором прошлое и будущее навсегда смешались, день, лишивший надежды и заставивший отчаянно желать, чтобы вместе с ней не закончилась жизнь.

Мысли отвлекли от дороги, и Саша даже не заметила, как оказалась перед офисом. Вновь будто почувствовала запах детства, едва взглянула на лицо женщины за столом. Сейчас, в спокойном состоянии, не могла не рассмотреть ее более внимательно, чем при первой встрече. Да, первая учительница была именно такой: сдержанное лицо с мелкой сеткой морщинок, едва заметный макияж, элегантная, но немного вычурная прическа, негромкий ровный голос, безупречно правильная речь. И улыбка отнюдь не дежурная – внимательная. Такой человек наверняка помнит все поручения начальника, даже не записывая их, и вкусы посетителей угадывает безошибочно. Если сейчас Саша пожелает чашку кофе со взбитыми сливками, получит ее спустя всего несколько минут, и можно даже не сомневаться в великолепном вкусе напитка.

– Добрый день. Дмитрий Сергеевич у себя?

Женщина улыбалась, но в глазах мелькнуло недоумение: никак не удавалось вспомнить о назначенной встрече.

Саша поспешила ее упокоить.

– Я не договаривалась о визите.

Та заметно расслабилась.

– Он должен скоро подъехать. Если хотите, можете подождать.

Проще было бы оставить бумаги и избежать встречи, которая откровенно напрягала, но Саша лишь кивнула, присаживаясь на указанное секретарем место.

– Чай, кофе?

Интересно, требует ли мужчина от своей секретарши, чтобы клиенты оставались всем довольны после посещения офиса? Их единственная встреча не позволяла сделать необходимый вывод о характере Дмитрия и его манере работать, а Саша внезапно ощутила в этом потребность. Почему-то. И улыбнулась женщине:

– Зеленый чай, если не трудно.

В прошлый раз волнение не позволило ей рассмотреть окружающую обстановку, а сейчас этому ничто не мешало. Только увиденное нисколько не уменьшило количество вопросов. Интерьер ни отражал даже тени начальника. Абсолютная чистота, функциональность практически всех предметов и … полнейшая их безликость. Она вспомнила Пашкин гараж, где характер мужа читался в каждом болтике, случайно забытом на полу. Расположение вещей, их количество, даже запах – все свидетельствовало об уравновешенности хозяина, взвешенности его действий и при этом – некой рассеянности, вызванной, скорее всего, обстоятельствами, чем внутренней сущностью. Они с Дашкой частенько врывались в мужское царство, и после их появления ни о каком порядке уже не могло идти речи.

Директор фирмы, в которой Саша работала, тоже странным образом отражался в каждом брошенном на столе листике бумаги. Его готовность смотреть сквозь пальцы на недостатки работников вплеталась в их расслабленность, даже некоторую развязность на рабочих местах, за которую не ждало никакого наказания.

А здесь все было иначе, правильно и уместно, но при этом жизнь отсутствовала полностью. Никаких следов человека, проводящего в этих стенах большую часть времени. Даже такой нехарактерный образ секретарши подчеркивал то же самое: мужчину словно не касалось все то, что происходило вокруг. Мир существовал параллельно с ним…

Саша невольно подумала о собственной квартире. Даша умудрялась оставлять свои игрушки в самых непредназначенных для этого местах, каждый день старательно наводила порядок, но все равно добиться идеальности не удавалось, и по ночам, выходя на кухню, нередко приходилось спотыкаться о забытый на самом видном месте кукольный замок или недочитанную книжку. Такая детская несобранность была понятной и даже умилительной: представить жизнь без подобных мелочей казалось невозможным. Но что происходило в ее собственном мире? Что говорили о ней одежда или повседневные принадлежности? Да и было ли что сказать? Давно не существовало ЕЕ вещей, приобретенных для собственного удовольствия, для того чтобы отозваться на рожденное в глубине естества желание что-нибудь изменить. Она даже духи сама себе не покупала целую вечность… Что-то дарил Павел, и Саша пользовалась этими подарками, не задумываясь, какое чувство возникает внутри при ощущении подаренного аромата. Ему нравилось, а иное не имело значения. На работе, в обществе она привыкла выглядеть опрятно, модно и даже привлекательно, но самой было совершенно неважно, что именно отражало зеркало. Однако увидеть то же самое в другом человеке оказалось странно. И страшно. На все наверняка существовали причины, но Саша внезапно с ужасающей ясностью поняла, что именно так и проходит мимо жизнь. Течет день за днем равномерной пустотой, мелькает событиями, никак не затрагивающими сердца. Часы сливаются в года, каждый из которых она просто наблюдает со стороны, не участвуя в них.

Чай, впервые за долгое время, показался душистым и вкусным. Саша привыкла к бодрящему аромату кофе по утрам, к свежести соков, которые регулярно делала для дочки, к мягкой пряности трав в вечерних напитках, воспринимая все это лишь с точки зрения функциональности, не задумываясь о вкусах и ощущениях. А сейчас, почти обжигая губы насыщенно-янтарной жидкостью, вдруг вспомнила, как любила когда-то эту терпкость, различая малейшие оттенки в бесчисленных сортах.

– Это ганпаудер? – ответ был не нужен. Узнала и вяжущую язык крепость, и приторно-сладковатый аромат. В проблесках воспоминаний мелькнуло уютное тепло загородного дома, пляшущее пламя камина и … – Очень вкусно, – она улыбнулась женщине. – Чудесный чай, спасибо.

Как странно, до этого дня даже думать о прошлом было больно. А теперь Саша не испытывала почти ничего, кроме легкой, щемящей грусти. Почему все изменилось? Неужели ее молчаливые излияния на бумагу сыграли такую роль? Подаренная мужем тетрадка лежала в сумке, все чаще притягивая, как магнитом. Хотелось писать. Кричать на абсолютно белых листах о том, что прежде даже шепотом боялась озвучить. Каждая буква отражала случившееся с ней прежде и одновременно была шагом в какой-то неизведанный будущий мир, пугающий, но такой необходимый.

– Вы не будете против, если я немного попишу, пока Дмитрий Сергеевич не подошел? Нужно закончить… кое-что.

Женщина понимающе кивнула, указав на отдельно стоящий стол в самом углу комнаты. И склонилась над бумагами, давая понять, что не станет отвлекать ее. Саша благодарна улыбнулась: Макееву явно повезло с секретаршей, молчаливо-сознательная сотрудница – что может быть лучше?

Просто сказать, что от своего нового места работы я была в восторге – слишком мало. Это не отражало даже сотой части тех ощущений, которые нахлынули на меня в первый же день.

– Александра, со мной нелегко работать. На плохую зарплату еще никто не жаловался, но ее нужно заслужить. Признаюсь сразу: я жЕсток, а порой – жестОк, но руководствуюсь не прихотью, а необходимостью. Мне нужны трудолюбивые, надежные люди, которым я могу полностью доверять. Если рабочий день начинается в девять часов, это означает, что ровно в девять Вы должны уже переводить, а не выпрыгивать из маршрутки и даже не бежать по лестнице на нужный этаж. Никаких оправданий типа «проспал», «сломался каблук», «задержался автобус». Мне все равно, во сколько Вы выйдете из дома и какие усилия будете прилагать для того, чтобы быть на работе вовремя, но это требование не обсуждается. Как и то, что я не терплю пустой болтовни, разговоров о личной жизни кого бы то ни было за спиной и прочей ерунды. Всему этому в стенах моей компании просто не место. Как только Вы переступите порог, остается ТОЛЬКО работа. Без вариантов. Нарушителей увольняю без сожаления и второго шанса не даю никому. А тех, кто ведет себя достойно и справляется со своими обязанностями, ценю и уважаю.

Я слегка оторопела от такой впечатляющей тирады. Хотя между нами и проходил десяток лет, Филипп выглядел довольно молодым, а его жизненные принципы вызывали зависть, поскольку сама не могла похвастаться чем-то подобным. Мои представления о том, какой я хочу видеть свою жизнь и что считаю правильным, казались весьма расплывчатыми, а что уж говорить о возможных путях достижения целей? Здесь я попросту потерялась. Хотела жить иначе, чем родители, но не знала нужной дороги, потому и восприняла все сказанное мне тогда почти с благоговением: у нового начальника явно было чему учиться.