– Бабушка? – Юся отступала, вглядываясь в морщинистое лицо с темно-коричневыми пятнами и пустыми немигающими глазами. Она схватилась за сундук, но рука скользнула по краю. Черт! Кажется, в палец вонзилась заноза, большая и острая, как игла. Боль пронзила до предплечья, но Юся не могла посмотреть на руку, ее взгляд впился в такое знакомое, но страшное лицо. И гроб на чердаке зачем-то вспомнился…

– Что-то зябко мне, вот, за пальтишком пришла, в доме-то не топлено, – фигура, шаркая ногами, двигалась на Юсю, она ощутила холодную волну, запах гнили и резко отскочила в сторону, пытаясь закричать, но не смогла раскрыть рта. Голос застрял в горле и разрывал его изнутри. Юстасия задыхалась.

…Она распахнула глаза и наконец судорожно вдохнула. По стенам комнаты прыгали цветные блики от включенного телевизора, висок щекотала струйка пота. Юся села, сбросила плед. Кажется, она заснула. Конечно! Это во сне бабушка подходит к ней все ближе и ближе. А она так и не может найти свою надпись. Зачем она ее ищет, Юся не понимала. Неужели поверила в эзотерические штучки? А может, надпись уже стерлась? Пожалуй, стоит бросить все дела и все-таки добраться до моря, похоже, душа бабушки тоже туда хочет…

Юстасия потерла виски и обнаружила, что сидит в шапке. Мизинец нещадно заныл. Она внимательно посмотрела на руку и увидела свежую царапину, а в ней – занозу…

Ангелы для писателей

Вечером Юся ждала первого гостя. Интересно, он войдет в дверь? Или постучит в окно? Накануне ей позвонили:

– Здравствуйте! В связи с праздниками вы выиграли подарочный сертификат…

Обычно после этих слов Юся нажимала “отбой”, не утруждая себя объяснениями, что это ей неинтересно. Но сейчас она продолжала слушать, словно там, в мобильном пространстве, звучала песня сладкоголосой Сирены.

– …именно вы удостоились чести принять у себя в гостях трех представителей Международного Убежища Знаменитых Авторов, сокращенно МУЗА.

– Что-что? – переспросила Юся. – Вы, наверное, ошиблись номером.

– Вас зовут Юстасия Бусина?

– Да, – ответила Юся, но…

– Тогда слушайте внимательно, – продолжила Сирена. – Завтра, в 21.00 ждите первого гостя, еду не предлагайте, а вот вопросы приготовьте.

– Какие вопросы?

– О творчестве, конечно, вы же обращались за помощью, радуйтесь, вас услышали!

Юся не помнила, кого и где просила о помощи. Она работала в книжном магазине. Иногда, в свободную минутку, ходила между стеллажами, смотрела на ровные, разноцветные ряды книг и тихо мечтала, чтобы на корешке однажды увидеть и свое имя. Но ей казалось, что это невозможно. Она здесь, а писатели – там… Юся подняла голову, на потолке светились квадратные, треугольные, круглые лампы, взгляд от которых оторвать было невозможно.

– Алё, вы слышите меня? – голос в трубке деловито продолжал раздавать инструкции. – Чтобы не смущать гостя, сразу приготовьте удобное кресло, подушечки всякие, а сами ждите на кухне и только в назначенное время входите в комнату, все понятно?

– А кто, кто придет-то? – Юся послушно уточняла детали, уже не удивляясь.

– Этого сказать не могу, скорее всего те, о ком чаще всего думаете.

Юся начала перебирать в памяти писателей, которыми восхищалась. Их было много – целые книжные полки. И назвать кого-то одного, вот так сразу, она не могла. Другой вопрос – кого она хотела бы увидеть… Пока мысль Юси бродила по книжным полками, в трубке послышались гудки. О, черт! Она не успела спросить, как же подготовить вопросы, если неизвестно, кого ждать.

Целый день она ломала голову над этим, бродила по своей маленькой квартире, а потом по парку. По центральной дорожке ноги сами привели ее к памятнику. Золотые буквы на черном мраморе – Лев Толстой. Конечно же, именно он первый придет к ней в гости! Она единственная в классе прочитала “Войну и мир” до конца, а в институте написала курсовую по мемуарам Татьяны Кузьминской, сестры его жены. Да и небрежное “ну, не Толстой!” не давало ей покоя. С тех пор она свои рассказы никому не показывала.

Юся прибралась в квартире, вымыла полы и даже вытерла пыль. Не дай бог, Лев Николаевич подумает, что она лентяйка. Кресел в комнате не было, их заменял удобный диванчик со множеством подушек. Пусть на нем и располагается. Для себя Юся принесла пуфик и поставила напротив. Погасила верхний свет и оставила только декоративную лампу на журнальном столике. Ближе к девяти вечера она отправилась на кухню и все-таки решила заварить чай, на всякий случай.

В квартире было так тихо, что Юся слышала, о чем разговаривали соседи. Но постепенно их разговор заглушил стук сердца. Волнение нарастало, словно барабанная дробь и вот-вот должно было взорваться и рассыпаться фейерверком. И вдруг опять наступила тишина. Юся услышала легкое покашливание. Схватив поднос с чашками, она вошла в комнату. На диване сидел бородатый мужчина в шляпе, положив нога на ногу.

Даже в тусклом свете его силуэт не вызывал сомнения – Лев Николаевич собственной персоной, с длинной окладистой бородой, в белой рубахе до колена.

– А я вас таким и представляла! – вырвалось у Юси то ли от страха, то ли от радости.

– А как же! Я ведь в каждом учебнике по литературе красуюсь, вот под шляпой решил спрятаться, да не вышло, – сказал великий писатель и снял головной убор с широкими полями и, действительно, как на школьной фотографии из учебника, скрестил руки.

– О, да вы шутить любите, Лев Николаевич! А так и не скажешь, – продолжала нести чушь Юся. Глаза писателя под густыми бровями рассмотреть было трудно, а уж улыбку в бороде – тем более.

– Шутить-то я люблю, да только не в книгах, конечно, там все по-серьезному, – голос Льва Николаевича был таким же густым и объемным, как его борода, – даже трагично, я бы сказал…

– Да уж, Анну-то за что так…

Тут глаза Толстого сверкнули, как сигнальные огни, он аж шляпу на пол бросил.

– Надоела мне эта Анна, как горькая редька! – и потряс кулаком в воздухе.