Пойдем со мной. Жизнь в рассказах, или Истории о жизни

Зоя с нами не останется

Видя перед собой пустое место Зои, Настя не могла сосредоточиться. Без Зои класс был пуст. Она была их пульсом, тюбиком с радугой красок и никто не хотел замечать тот шлейф темноты, который плелся за ней и окутывал все сильнее. Его чувствовала лишь Настя, которую Зоя затягивала с собой. Ей потребовалось много времени, чтобы окончательно это понять.

– Зоя, стой! Я больше не хочу ходить за башню, – сказала Настя две недели назад и добавила, остановившись, – и тебе не советую.

Они стояли на перекрестке между прямым путем ко входу в школу и полуразрушенной башней в окружении тополей.

– В чем дело? – Зоя нетерпеливо потерла мерзнущие на морозе руки и с раздражением взглянула на подругу. Холодно, черт возьми! Что она тут завыламывалась? И так осталось десять минут до урока.

Настя решительно выдержала холодный взгляд потускневших глаз Зои.

– Мне просто все надоело – этот бесконечный фарс и попытки выставить себя первыми звездами нашего городка. Брат сказал, что на самом деле мы ведем себя, как шлюхи. И, знаешь, он открыл мне глаза. Ведь, правда…

Зоя бессовестно рассмеялась.

– Да твой братец еще с первого класса втюрился в меня и до сих пор не может успокоиться! Передай ему, что я даже во сне им побрезгую!

Настя вздохнула и поправила на плече сумку. Старые посеревшие сугробы за ночь припорошило снегом. Они искрились в свете фонарей под еще спящим январским небом, и Зоя в своей дорогой бело-голубой куртке стояла посреди них, как настоящая Снежная Королева: статная, белая и холодная.

С Зоей они были не разлей вода с глубокого детства: в одном дворе, в одном саду, теперь оканчивают школу… Настя была мягкой и ведомой, а Зоя – глянцевая, самоуверенная, красивая. Она точно знала, как прожить жизнь ярко, без раздумий и сожалений. Когда Настя стала понимать, что им не по пути? Сколько длится эта игра в притворство – год, полтора? Она сыта по горло, хватит.

– Мне нужно готовиться к поступлению. Ты же знаешь, у моей мамы нет денег на платное обучение, как у твоих родителей.

– Ой, да поступишь ты и так! Не понимаю я этой трясучки. Все, что должно произойти – случится. Покорись судьбе и расслабься.

– Зоя, ты хоть понимаешь, что не всегда в жизни все будет получаться по одному твоему щелчку?

– Это мы еще посмотрим! Чао! – бросила ей Зоя и развернулась к башне.

В компании остальных «львиц» Зоя курила без удовольствия. Какая муха укусила Настю? К чему эта философия? Впереди вся жизнь! Да ну ее! Еще сама прибежит назад, долго не протянет в компании этих правильных зануд.

После утренней чистки зубов Зоя до сих пор чувствовала во рту привкус крови. И опять подкатила тошнота. Всю прошедшую неделю она с замиранием сердца делала тесты, хоть и была уверена, что беременность исключена. Она выбросила недокуренную сигарету, и вся компания поспешила на уроки, перебивая запах жвачками и тиктаком.

Какое жалкое создание эта молодая училка английского! Сразу видно, что какая-то заточка, мышка. Ах, посмотрите на меня, я вся такая стеснительная, серенькая, с белым воротничком, наверняка еще и девственница! Зоя представила ее жизнь: книги, книги… С ними она и плачет, и смеется, и спит. Господи… И ее еще поставили к ним в классные руководители! Зоя чувствовала себя лет на 10 старше этой мисс Правильность по имени Лариса Александровна. Девушка смотрела на нее самым презрительным взглядом, на который была способна, и Лариса Александровна робко отводила глаза, не смея ничего спрашивать.

От скуки Зоя придирчиво обследовала свои идеальные ногти. Она увидела свежий синяк на тыльной стороне запястья. Откуда взялось это уродство? Она подняла повыше рукав – еще один ближе к локтю! Зоя отпросилась в туалет. Они были повсюду: на ногах и руках, даже на груди… Она же не падала, не ударялась! И опять эта тошнота… И холодно. Почему ее постоянно знобит?

– Мам, я, кажется, заболела.

– Что там?

Мама Зои не отрывалась от зеркала, пытаясь удержать увядающую красоту кремами, масками и патчами, не говоря уже о бесконечных походах к косметологу.

– Температура 37.5. И тошнит часто.

Мать с грохотом опустила банку с кремом на столик и заорала:

– Ты что, беременная?!

– Нет!

– Точно?

– Да.

Мама резко успокоилась и продолжила заниматься своими делами.

– Ну, полежи немного, пройдет.

И Зоя полежала. А через несколько дней утром упала в обморок, едва успев выйти за порог своей спальни. Обследование подтвердило самые худшие опасения – у Зои был рак.

* * *

«Дышать… дышать! Как же я раньше это делала? Нет, нет, я не хочу туда, за темную пелену звенящего покоя, где нет ни звука, ни шороха, а только мрак и вечный сон. Мне не туда, мне в обратную сторону, где шумят березы, и с неба срывается дождь, а потом непременно показывается солнце и разливается золотом по всему горизонту, озаряя мир улыбкой и оставляя в моей заблудшей душе светлую надежду до самого утра. Вырваться… Я должна вырваться и начать дышать…»

– Есть пульс! Ну, слава богу! Ты напугала нас, детка! – выдохнул реаниматолог.

От сильной слабости Зоя не могла открыть глаз: ее веки лишь слегка затрепетали и сомкнулись опять. Но она здесь, среди людских голосов и стойких больничных запахов, и холодного искусственного света, но все-таки света, а не тьмы.

Они поселились в ее крови. Тысячи клеток, несущих смерть, расползались по юному телу, стремительно размножались и рушили все на своем пути. Она выкарабкалась на этот раз. Еще один этап пройден. Шестой из семи.

– А что ж та девочка из 8 палаты пропала? Неужто выписали?

– Светик которая? Увезли ее, бедняжку, вчера вечером под простыней. Отмучилась.

– А-а-а-а-а-а, – протянула женщина в голубом платке и покачала головой.

Зоя съежилась и ощутила, как от подслушанного разговора сердце взметнулось куда-то к горлу. Света… Они общались временами. У Светы был муж и маленький ребенок. В памяти невольно прокрутился их последний разговор перед зеркалом в туалете.

– Не переживай, потом новые вырастут! – на невзрачном лице Светы появилась улыбка.

Зоя с болью проводила ладонью по виску. Еще недавно там были шикарные волосы в дорогом блонде, а сейчас лишь местами виднелся серый пух. Этого человека в зеркале Зоя не знала и не могла поверить, что это – она.

– Как такое возможно? Мне до сих пор кажется, что это ночной кошмар, что это не со мной…

– Не зацикливайся на плохом. Вот я стараюсь как можно меньше думать о болезни. Я представляю, как буду гонять мяч с сыночком по детской площадке, он у меня ужасный футболист. Ах, как я за ним скучаю! Иногда закрываю глаза и оказываюсь у родителей в деревне, а там малина, клубника… Скорей бы лето – наеди-и-имся!

Зоя сочувственно взглянула на Свету. Оказывается, та вовсе не собиралась умирать, хотя после утренних капельниц была зеленой и едва дотащилась до туалета. И вот ее больше нет.

Между курсами Зоя была дома. Ее комната. Забитый до отказа тряпками шкаф, груда косметики на туалетном столике. В этот приезд все показалось Зое особенно глупым. Она могла и не вернуться сюда больше… В этот хлам, которому она когда-то придавала первостепенное значение.

Вся ее жизнь, все мысли были выстроены на таком хламе. Пни его ногой, и он разлетится во все стороны. А на чем останется стоять она? Не стало ни волос, ни ресниц, которыми она так гордилась, ни к чему красивая одежда. И, оставшись без этой всей мишуры, важная и капризная королева, которой Зоя давно привыкла быть, вдруг сняла корону и принялась вертеть ее в руках, придирчиво разглядывая. Тяжелая и абсолютно бесполезная вещь. Притворство, показуха, убивание времени… Времени, которого, возможно, у Зои осталось совсем мало, чтобы просто жить и замечать этот мир, а не проходить мимо, заглядываясь на химеры и путаясь в чьих-то коварных ловушках. А ведь Настя поняла все раньше.

Зоя набрала номер подруги:

– Привет, Настен, это Зоя.

– О, Боже, Зоя! Ну, как ты? Я тебе звонила и писала, но, тебе, наверное, было не до этого, я все понимаю!..

– Да, мне было, чем заняться. Я просто захотела тебя услышать.

Зоя спросила ее о школе, и Настя затараторила. Ей так захотелось увидеть ребят, посидеть на уроках. Попросить прощения у всех, кто мог обижаться на нее, и даже захотелось подарить цветов с конфетами милой и скромной Ларисе Александровне и увидеть, как загорятся ее теплые карие глаза, и она прочтет в их взгляде: «Я прощаю тебя, Зоя, я и не думала сердиться».

Из глаз Зои покатились слезы, она не вытирала их, а наслаждалась каждой слезинкой, скользящей по ее бледной щеке. Слезы очищения, слезы радости за других и протяжной грусти – новые и чистые ростки пробивались в ее душе.

– У нас выпускной 20 июня. Может, ты придешь? – спросила Настя. – Все очень хотят тебя увидеть!

О, нет, нет… Ее никто не узнает. Да и притом…

– У меня последний курс химии с 19 июня. Буду мысленно с вами. С тебя фотографии, – ответила Зоя.

Голос Насти, такой родной и близкий, еще долго звучал у нее в голове.

Они ехали на последний курс. Мама, папа и она. Зоя не чувствовала в себе достаточно сил для противостояния новому удару.

– Папа, останови машину у тех берез. Я хочу сходить к ним.

– Зачем тебе туда, что ты придумала? Хочешь в туалет, что ли? – удивилась мама.

– Нет! Мама, отстань! Мне надо.

Отец остановил машину. Светлые березы в посадке шумели тихо и спокойно. Зоя подошла к одной из них и обняла белый девственный ствол, приложив к нему ухо. Послышался едва уловимый гул. Дерево живое. В нем сок земли. «Прошу вас, березки, замолвите за меня слово у небес! Я так хочу еще ходить под солнцем и слушать птиц, так хочу любить и быть, быть, быть здесь, воспарив от счастья над землей, ведь я еще успею, всегда успею прорасти травой!»

* * *

– Это не ты, я тебе не верю.

– Да, Зоя, не обижайся, но на эту девушку ты похожа не больше, чем я на Ким Бейсингер. Может, это твоя сестра?

В ответ Зоя лишь улыбнулась.

– Нет, девочки, это все-таки я.

Одногрупницы восхищенно рассматривали фотографию Зои в компании Насти, сделанную больше двух лет назад. Они видели эффектную блондинку, которая, казалось, только сошла с подиума и еще находится в свете калейдоскопов софитов, и недоверчиво переводили взгляд на темно-русые жидковатые волосы Зои, что едва прикрывали уши и неуклюже обрамляли лицо, всегда пребывающее в состоянии спокойной задумчивости.

– Что с тобой случилось?

Зоя задумалась на мгновение.

– Я просто стала другой.

Здесь, в новой жизни, она не хотела, чтобы люди, смотря на нее, видели печать того страшного недуга. Она – не болезнь. Но и та кукла с фотографии тоже больше не она. Осыпалась чешуя, открошился панцирь с сердца Зои… Она была новой для себя самой, уязвимой без королевской маски… И как никогда живой.

Зое уже девятнадцать, а ее однокурсницы только окончили школу в этом году. Она дала им обещанные конспекты. Ей было скучно в их компании, но только заносчивость с чувством превосходства были уже ни при чем. Два года борьбы, во время которых она никогда не знала, наступит ли завтра, заставили ее повзрослеть. Эта взрослость была молчаливой и вдумчивой, чуткой и не склонной к мятежности по пустякам.

Ветер гнал сухие потемневшие листья по земле. Осень доигрывала последние аккорды: стеклянный воздух и яркое солнце промеж оголившихся ветвей каштанов допевали печальную песнь. Вот единственный еще оранжевый лист в ворохе угасших собратьев… Зоя наклонилась за ним. «Закружилась листва золотая в розоватой воде на пруду…» – зазвучали у Зои в голове стихи Есенина, и вдруг огромное коричневое пятно выплеснулось на ее бежевое пальто.

– Ой, девушка, простите меня! Я засмотрелся… Вот олух! Сейчас, сейчас!

Худощавый высокий юноша в очках лихорадочно бросил на обочину свой пустой стакан из-под кофе и принялся оттирать рукавом куртки прескверное пятно. Толку не было никакого. Пальто впитало кофе, словно губка.

– Бросьте, молодой человек! Тут уже ничего не поделаешь. Я вернусь домой, это рядом.

Юноша выглядел гораздо более расстроенным, чем Зоя. Собственно, Зоя даже находила это забавным, ее огорчало лишь, что придется оборвать прогулку. Такой погожий денек! Возможно, последний в этом году.

– Еще раз прошу меня извинить!

Наконец, они посмотрели друг другу в глаза.

«О такой милой девушке мне нечего и мечтать», – подумал он.

«Я не могу быть интересна такому юноше», – не усомнилась она.

Каждый из них продолжил свой путь, Зоя свернула налево в сторону дома. Ей хотелось услышать сзади «Подождите!». Вот сейчас она оглянется и увидит, как он спешит за ней… Но она слышала лишь мертвый шорох пожухлых листьев и свои шаги под пронзительным и очень высоким солнцем. Зое ничего не оставалось, как просто оглянуться – хотя бы на тишину, которая повисла в воздухе после их несостоявшегося знакомства.

Девушка увидела, что юноша никуда и не уходил. Его очки блестели на солнце, а черная куртка отливала серебром. «Ну, ты подойдешь ко мне или как?» – подумала Зоя, глядя на него сбоку. Юноша дернулся, но снова застыл на месте, а потом развернулся и с опущенной головой побрел в обратную от Зои сторону.

Прошло два года. Кровь! Кровь из носа закапала на ее раскрытый конспект прямо посреди первой пары. Зоя похолодела. Неужели вернулось?!

Соседка Зои протянула ей влажную салфетку.

– Чего ты так испугалась? – хмыкнула она. – Боишься крови? Ничего страшного, отпросись в туалет!

Глаза Зои забегали от ужаса. «Нет! Нет! Только не это, умоляю тебя, Господи!» Пухлая соседка решила, что Зоя припадочная неженка, и взяла дело в свои руки.

– Константин Дмитриевич, можно я провожу Зою в туалет? У нее кровь носом, – громко заявила она.

– А? Конечно, конечно… – рассеянно проговорил преподаватель и с видом заправского профессора продолжил, – … Итак, вы запомнили, что в конце учебного года все третьекурсники традиционно сдают мне…

Вот уборная. Зеркало, зеркало! Не обращая внимания на провожавшую ее соседку, Зоя убрала салфетку и задрала рукава кофты. Лишь белые руки, все чисто! Она стала снимать узкие джинсы, не заходя в кабинку.

– Что ты делаешь? Спятила, что ли? – отшатнулась от нее девушка.

На ногах тоже ничего нет. И на остальном теле чисто. Просто кровь из носа, не более того… Не более…

– Ты застирал мою кофту? – с утра Зоя увидела на батарее кофту, которую вчера испачкала кровью.

– Да, не пропадать же ей теперь, – Леша обнял ее сзади и поцеловал в висок. – Посмотри, какой сильный ветер. Так гнет деревья.

– Зато солнце яркое, как в тот день, когда мы с тобой познакомились, помнишь?

– Конечно, помню. Ты оглянулась, а я был таким трусом, что бросился в бегство. Я был уверен, что ты отошьешь меня.

– Но ты все-таки догнал меня почти у самого дома, – улыбнулась Зоя. – Как ты решился?

– Понимаешь, чем дальше я отдалялся от тебя, тем сильнее понимал, что буду жалеть всю жизнь о нашем несостоявшемся знакомстве. Я всегда стеснялся девушек, но с тобой…

– Леша! – Зоя прикрыла рот рукой и повернулась к нему в испуге. – Меня тошнит!

Зоя бросилась в ванную. Ее вырвало. Весь мир сузился до размеров ванной комнаты. «Это конец! Я больше не вынесу!» – в панике думала она, и Леша, стоявший за дверью, услышал ее плач навзрыд.

– Леша, я больна! Я так больна! У меня был лейкоз, я лечилась два года… – рыдала Зоя. – Я скрывала это, я хотела быть в твоих глазах обычным человеком, а не синей пилюлей! А теперь он вернулся, меня в тот раз так же тошнило, и шла кровь… И этот раз я точно не переживу, я знаю…

Леша пришибленно смотрел на Зою. Она упала на холодную плитку пола. Ее спина сотрясалась от плача.

Длинный больничный коридор. Мигает лампочка в конце. Зоя там, в плену. Он бессилен, но будет с ней до конца. А после? А после мятые листья, шум каштанов в стеклянном воздухе и холодное солнце над одной лишь его головой…

Зоя сидела на кончике кровати и ждала его. Родители были в пути. Пришел! Вот он обнимает ее, такой теплый… Как хорошо, что хотя бы он будет еще жить! Зашел пожилой врач с результатами анализов. От увиденной картины он хмыкнул и пригласил обоих присесть.

– Зоя, с вами все хорошо, кроме одного маленького сюрприза – вы беременны, примерно девять недель.

Леша сжал ее ладонь.

– Так, значит…

– Это значит, что у вас скоро будет ребенок, – уточнил доктор.

Зоя заплакала, закрыв руками лицо. Нет, не безмолвный холод и тьма засасывали Зою в свою обитель. Она еще многое успеет повидать: и синь небесную, и гнущиеся ветром травы, и моря легкий бриз, и золото листвы в чуть розовом пруду… «Рождайся, мой малыш, я очень тебя жду».

Старая дева

Мне снились чьи-то руки. Будто кто-то настойчиво гладит меня по спине и подталкивает перевернуться на живот. Я не сопротивлялась, я пассивно ждала следующих действий. Мне хотелось, чтобы эти руки, чьи бы они не были, своим теплом окутали меня всю. Вдруг из внешнего мира раздался звон бьющейся посуды и возглас «Ешкин-матрешкин! Пшел вон!».

Я открыла глаза и, отпуская сладостное наваждение, перевернулась на спину. Кот Борька спрыгнул с кровати и принялся лизать лапу, поглядывая на меня. Вот они, «руки» – это Борька терся об меня, подлец. Мама продолжала причитать над разбившейся чашкой. «Наразводила этих котов, будь они прокляты!» – бухтела она в мой адрес.

Я отдернула шторы. За окном бурлила жизнь. Все кричало о ней – каждая травинка, каждый лист, а в особенности наш петух, обхаживающий рыжую курочку. Но эта курочка была холодна и петух, не унывая, стал наматывать брачные круги перед другой несушкой. Наблюдая за ними, я вспомнила, что сегодня мне исполняется тридцать девять лет.

Я стала одеваться. Фигура у меня была широкая, типичная для деревни. Застегивая халат на груди, я с горечью вспомнила один школьный эпизод. В двенадцать лет у меня быстро начала расти грудь. Мы стояли в коридоре с одноклассницей и в шутку мерялись ими: у меня ого-го, а у нее только-только стали появляться. И тут над нами проскрипела старая химичка:

– Девочки, как не стыдно!

Она брезгливо покосилась на мою грудь и тихо бросила, уходя:

– Потаскуха малолетняя…

В тот период у меня даже мысли ни разу не возникало «об этом», и слова учительницы оставили в душе огромный грязный след на всю жизнь. После я старалась делать все для того, чтоб меня так больше никто не называл.

Мама о моем дне рождения не вспомнила. Да кому оно вообще надо? Управившись с утренними делами, я вышла за двор попасти утят. Бывало, за ними охотился соседский кот, поэтому оставлять их одних было никак нельзя. Я села на лавку, а цыплята желтыми комочками рассыпались по траве. Из-за сливовых веток местами прорывались солнечные лучи и падали на их хрупкие спинки.

По улице шла стайка девочек-подростков. Судя по выступающим завязкам купальников, они держали курс на пляж. Какие они стройные и красивые! Все в шортиках, а ножки длинные и точеные… Я такой никогда не была. Загляденье. Идут, щебечут о чем-то своем, и тут одна из них, рыжеватая, заметила меня за деревьями и говорит:

– Здравствуйте!

В ответ я кивнула и улыбнулась.

– С кем ты там здороваешься? – заозиралась та, что постарше и, увидев меня, спросила у подруг приглушенным голосом: – А это кто?

– Да она старая дева, забей! – ответил ей кто-то.

Все девочки, кроме рыжеватой, захихикали, отворачивая лица.

Я стала рассматривать свои пальцы: обветренная кожа и грязные неухоженные ногти – обычное дело для деревни. И, действительно, кто я еще? Ведь мама лет до тридцати часто приговаривала: «Засидишься в девках, останешься старой девой!» А потом перестала, видно, поставила на мне крест.

Вы можете себе представить очень стеснительного бегемота? Так вот, это я. За всю жизнь у меня был один поклонник – Димка Котов. Если я была просто широка, то он откровенно толст. Я долго не отвечала на его ухаживания, пряталась, а когда он вдруг стал худеть и наконец приглянулся мне, Димка неожиданно женился на другой.

На душе резко стало паршиво. Даже не столько слова подростков, сколько этот пренебрежительный тон и смех ядом разливались по венам. В их юных головках понятия старая дева и ничтожество стоят бок о бок. Я зашла в дом и стала пристально рассматривать себя в зеркале. Господи, да я уже старая тетка! Паутина морщин на лице, блеклые губы и глаза… Это конец! Моя серая и скучная жизнь, жизнь невидимки, начала отцветать. Передо мной словно рассеялся туман, и я узрела во всей красе полную бессмысленность своего существования. Я упала на кровать и пролежала в ступоре несколько часов.

В порыве отчаяния мне вдруг захотелось все наверстать. Первым делом я решила накраситься. Потом я, как идиотка, стояла возле забора с синими тенями вокруг глаз и улыбалась соседу. Он был сражен. Он смотрел на мои крашенные ярко-розовые губы и думал, что я окончательно спятила на старости лет. Мне хотелось рыдать. Хватит позориться, хватит!..

Сопровождаемая закатными лучами, я пошла к реке. Усталый воздух был наполнен ароматами трав, а пыльный подорожник при дороге совсем поник. На всем виднелась печать уходящего дня. Темно-зеленые воды реки спешили на восток. Сегодня за этой темно-зеленой гладью я незаметно скроюсь от мира.

Я опустила большой палец ноги в воду – теплая. Долго простояла я по колено в мутной воде. В ее отражении, как на экране, я словно со стороны смотрела на свою жизнь немигающим взглядом. Запуганный зверек, не вылезающий из норы. Запуганный сам собой, доверившийся собственному воображению и надуманным страхам. Я сделала шаг вперед. По воде пошла легкая рябь, и какое-то чудовище привиделось мне на поверхности. Меня охватил страх. Казалось, я осталась единственным живым существом в этом моменте постоянно ускользающей грани между жизнью и смертью.

– Не советую вам здесь плавать, там коряги под водой.

Я вздрогнула и оглянулась. Передо мной стояла та самая рыжеволосая девчушка в сопровождении двух собак.

– Там коряги, говорю. Ой… С вами все в порядке?

– Д-да, – выдавила я из себя.

– У вас слезы…

Я провела по щекам. И правда, слезы. Я вышла из воды и вымученно улыбнулась:

– Все в порядке, милая.

Кажется, она мне не поверила – большие голубые глаза отчего-то вмиг тоже наполнились слезами. Она отвернулась, сказав: «Ну, ладно». Не успела я надеть шлепанцы, как она вернулась.

– Простите меня, пожалуйста, за то, что было утром! Мои подруги – дуры!

По ее прекрасным юным щекам покатились крупные слезы.

– Ну, что ты, деточка, я и не думала обижаться…

– И все равно простите! Вы хорошая, я знаю, я это всегда чувствую! Ну и что, что у вас нет мужа. Я вот тоже, наверное, замуж не пойду! Это не главное в жизни.

Сама жизнь давно не вызывала у меня такой искренней улыбки, какую смогла вызвать эта девочка-подросток.

– А что же, по-твоему, главное?

– Пока не знаю. Я ищу… В книгах, которые я люблю читать, пишут об этом только между строк. Истина всегда ускользает…

– Как хорошо ты подметила, молодец.

Мы попрощались. Я чувствовала себя ощипанной птицей, которую освободили от старых больных перьев и дали второй шанс на жизнь. Ах, какой воздух нынче сладостный от трав! Жить… Как же это хорошо – просто жить! Спасибо тебе за этот временный подарок, Земля!